Я слышал много рассказов о браконьерах, и читал о них, и кинофильмы видел, но рассказ крепыша с талисманами действовал куда сильнее. Может, оттого, что гималайские браконьеры, по крайней мере те, что убили патрульных, никому на глаза на попадались? Хочешь не хочешь, а появлялись мысли о потусторонних враждебных силах.
В следах я немного разбирался. Мы с Говиндом и его подручными обшарили окрестности вырубки, но ничего не нашли. Я сел на низкий, под самые корни, пень, который все еще испускал пряный аромат сандала. Хотя бы один след! Тогда бы мы его упрятали в память Установки. На всякий случай.
- Ты что-нибудь понял? - спросил я Говинда. - По чему они не оставляют следов? Ведь невозможно бродить по джунглям неделями, не оставляя никаких следов!
Начальник охраны лишь развел руками.
Тем временем были натянуты палатки цвета подсушенной зелени, установлены алтари и очаги для приготовления пищи. Монахи сели на поляне между пнями и затеяли громыхающую музыку. Молодой долговязый монах, загримировавшись у походного зеркала на треноге, начал какой-то ритуальный танец. Его движения были плавны и изящны. Почему-то врезалась в память его неестественная поза со слегка поднятой ногой и отведенными назад руками. Он фиксировал ее очень долго, превратившись в бронзовое изваяние, только что побывавшее под дождем. Я, кажется, понял глубинный смысл этого танца и этой позы: люди жаждали покоя. Им не хотелось гоняться за невидимками и проливать кровь, ни свою, ни чужую. Они были готовы заплатить любую цену за мир и покой, как они платили на протяжении своей истории...
После молитвы, обеда и краткого отдыха охранники и монахи разбились на отряды, и командиры начали инструктаж. А самое высокое начальство, Бовин и Духовный Палач, совещались у карты. Удивительно! Последнее слово было за немощным старичком, страдающим от укусов комарья и мошек, которых он боялся побеспокоить, хотя они облепили открытые места его тела. Правда, он пытался защитить свою сверкающую лысину оранжевым монашеским колпаком, но колпак то и дело сваливался с его головенки. Старичок показал тонким неработающим пальчиком на крохотное озерко среди джунглей, которое называлось Утренний Лотос, Радующий Взоры Паломников. Когда-то здесь проходила тропа из Индии к даньчжинским святыням, но после того как появились более удобные дороги, она заросла напрочь.
Сначала будем искать здесь, - сказал старичок уверенно. - Всеми отрядами сразу. Обязательно что-нибудь найдем.
Извините, - сказал я, - не лучше ли будет, если каждый из отрядов отправится в свою зону? Так мы скорее отыщем следы тигров и браконьеров.
Не надо мешать, Пхунг, - с укоризной произнес добрый старик. Другой на его месте стукнул бы, наверное, кулаком по походному столику. - Надо учиться не мешать людям.
Все разошлись и разъехались. В лагере осталось совсем мало людей. И если бы сюда нагрянули браконьеры, нам бы пришел конец. Идиотизм какой-то! Мне не советовали брать в руки огнестрельное оружие. Сделать лук или копье? Джузеппе пояснил: лук и копье тоже нельзя, ибо прикосновение к любому оружию заметно осложнит духовное возрождение индивидуума, особенно когда он чужеземец и на нем деревянный воротник.
Я сильно вымотался за эти дни, хотя только тем и занимался, что ехал на муле и воспитывал в себе новые рефлексы. Так как меня оставили в покое до обнаружения следов, я устроился под роскошным кустом рододендрона (в это время года он не цвел) и собрался поспать, но добрый старичок выкроил время для очередной духовной беседы.
- Ты плохо стараешься, Пхунг, - произнес он с глубоким участием. Везде лезешь, мешаешь. А должен сидеть возле порученных тебе ящиков, чтобы тэураны не причинили им вреда.
Было заметно несоответствие этих духовных речей с мудрыми решениями возле карты. Опять-таки на ум приходило, что эти совершенные старцы способны видеть то, чего не видим мы, простые грешники.
- Надо стараться, Пхунг. Этот поход - тоже ступень самосовершенствования, маленькая, но ступень. А все большое состоит из малого. Все великое состоит из каждодневного следования по пути, указанному Небесным Учителем...
Он замолчал, так как увидел волосатую жирную гусеницу черно-фиолетового цвета, которая нагло объедала травинку, не обращая на нас никакого внимания.
- Сколько их развелось в этом году! - Он сокрушенно покачал головой. И вон на цветке сидит, и на папоротнике...
Он снял гусеницу с травинки и осторожно пересадил на сочный листок рододендрона.
В той стороне, куда ушли поисковые группы, послышались резкие крики - я уже знал: так кричат обезьяны, когда хотят привлечь к себе внимание людей.
В сердце ни с того ни с сего кольнуло. Я принялся вспоминать замечательные мгновения своей жизни.
- Ты опять бледный, Пхунг. Это говорит о том, что ты не правильно продвигаешься по дороге, указанной Высшим Наставником...
Старик был ко мне расположен, и я, воспользовавшись моментом, начал расспрашивать его о монстрах и тэуранах.
- Это покойники, живущие среди людей как люди, - разоткровенничался он, хотя даньчжины о таких неприятностях не любят говорить. - И не мертвые, и не живые. Их души улетели и уже переродились, а они, ставшие тэуранами, ходят по земле, разговаривают, стреляют, ищут женщин, поедают много пищи - больше, чем может съесть нормальный человек. Они ругаются и кричат ужасными голосами, когда им хорошо. Они любят вино и опиум, их песни опасны для слуха детей, женщин и слабых духом мужчин.
По оранжевой чистой тоге рывками ползла фиолетовая гусеница. Старичок зачарованно смотрел на нее.
- Она услышала, что мы о ней говорим... В такие вот гусеницы уходят души плохих людей... когда они становятся тэу... Вот и твоя душа в какой-то из этих тварей. Может быть, в этой. - Он благоговейно двумя пальчика ми снял с подола гусеницу и пересадил ее на куст. - А деревянная колода, что на тебе, помогает душе очиститься и вернуться. Она сделана из очень хорошего дерева. Над ней прочитано много святых молитв, пролито много слез, в нее впиталось много страданий разных колодников, истязавших себя болью. Эта замечательная доска - магнит для души.
Я ударил каблуком в землю, стараясь пробить дерн.
- Вот, смотрите, я оставляю след. А те, которые в лесу, не оставляют. Что из этого выходит?
Он погрозил мне пальцем.
- В старых книгах ничего не сказано про следы тэуранов. Но в них сказано, что князь тэуранов Пу Чжал не виден ни сверху, ни снизу, ни со священной восточной стороны. Если бы он оставлял след, то был бы виден. В книгах Высшей Мудрости Даньчжинов еще записано, что с ПуЧжалом могут справиться только самые совершенные люди.
- Поэтому вы здесь с экспедицией, уважаемый наставник?
- Я не самый совершенный. Таких, как я, - семь. - Он перечислил руководителей монастыря и произнес с сожалением:
- А самый совершенный - это не просто восьмая ступень совершенства. Это восьмая ступень с какой-то тайной добавкой, которую мы не знаем.
Странным образом меня волновали эти мифы, я почуял в них аромат каких-то великих истин.
На нос старичка села полосатая тигровая муха - очень неприятная кусачая пакость. Я сказал ему о мухе, он ответил:
- Я знаю, - и очень вежливо помахал ладошкой возле лица.
Муха нехотя улетела, а его нос раздулся в одну сторону. Удивительные люди, удивительный мир, и я постепенно становился его частицей. По крайней мере, мне уже были понятны лечебные методы Духовного Палача. Разобравшись в моих доминантах, они поймали меня на ту наживку, которую я проглочу в любом случае. И вообще, их принцип: дать человеку то, чего он желает, даже если это крамольные с их точки зрения истины. Истины в роли наживки на крючке религии. Потрясающе!
За мной приехали охранники: найден след тигра! Они были так рады, что мне стало грустно, - след тигра становился уже редкостью в тигровом заповеднике.
Когда я на муле добрался до поисковой группы, люди сидели и лежали в траве, а Говинд смотрел в бинокль куда-то вверх. Тигр на дереве? Оказалось, нет. Начальник охраны, затаив дыхание, разглядывал птичек.
Говинд передал мне бинокль. С трудом приспособившись к нему, я увидел черных скворцов. Они прилетали и улетали, оставляя что-то в гнезде.
- Они приносят в клювах муравьев, чтобы избавиться от перьевых клещей, - пояснил Говинд. - И от пухоедов.
- Это к вопросу о разуме птиц и животных?
Он сразу сел на своего любимого конька и начал рассказывать о птицах, выколупывающих из глубоких щелей добычу, пользуясь прутиками, которые обламывают до нужной величины, об удивительной иерархии в стаях серых ворон. И незаметно перешел на тигров.
- На этой охотничьей территории размером в тридцать пять квадратных миль охотится Одноглазый Князь - у него на лбу рисунок полос похож на китайский иероглиф "ван" - "князь"... Этот Одноглазый умеет считать, я установил точно! До четырех - бесспорно, до пяти-шести - не совсем установлено.
- Да ну! - поразился я.
- Я столько еще о них расскажу, Пхунг, что ты заболеешь от удивления. И мне смешны слова больших авторитетов о том, что у животных возможен только рефлекс или звериный инстинкт на опасность. Есть еще инсайт. Рефлекс - это затвердевший опыт, стереотип. Шаблон...
- А вдруг у них есть какой-нибудь инстинкт нешаблонных действий? А, Говинд? Ты об этом думал?
- Конечно, Пхунг! Думал! Может быть, он существует - инстинкт нешаблонных действий. И этот инстинкт, тренируемый интенсивно, возможно, и есть разум, интеллект? Пхунг! В таком случае, в животных бездна разума. А в зачаточном состоянии он везде, где есть хоть капля мозга.
Мы идентифицировали следы на влажном песке возле озера наисвежайшие! - и на экране дисплея задергалась надпись: "Желтый Раджа"!
- Может, он сломался, Пхунг?! - воскликнул испуганно Говинд.
Я тоже начал сомневаться в исправности Установки. Надо как-то проверить. Где раздобыть контрольный след другого тигра? Хотя бы старый? Охранники разбрелись по берегам озерка в поисках прежних мест водопоя.