Водворив коробку на место и подобрав рассыпанные по полу монеты, я подошел к сундуку и слегка приоткрыл крышку. И тотчас же в образовавшуюся щель шмыгнуло серое существо и проворно скрылось в углу кладовки.
«Интересно, — подумал я, — как сюда ухитрилась забраться мышь? А может это вовсе и не мышь!?»
Конкурс нечистых
Вторично со сказкой я столкнулся на исходе лета. Встреча произошла, как и в прошлый раз, на деревне у бабушки.
Признаться честно, ехать к ней я не собирался, а о тех странствиях, что случились со мной в прошлый приезд. Но не поехать я не мог. Бабка написала в письме, что серьезно больна и мое присутствие у нее просто необходимо.
Каким-то образом я сразу почувствовал, что дело не в бабкиной болезни, а в чем-то другом. Как показало время, я оказался прав. Бабуля и в самом деле немножко прихворала, но это была обычная для ее возраста хворь. В ее движениях, словах, жестах сквозила какая-то недосказанность, и я напрямик спросил бабку о цели моего приглашения.
И она поведала мне о своей печали. Пошла вот уже вторая неделя, как исчез Нафаня, неизвестно куда и зачем, и старушка опасалась всерьез, уж не случилось ли с ним худого.
Ее просьба сводилась к следующему: мне необходимо пойти по указанной ею дороге и там, куда она меня приведет, поискать, поспрашивать про Нафаню, тем более что я единственный, кроме нее, человек, кто знает его.
Бабкина просьба привела меня в легкое недоумение. По правде говоря, я начал серьезно сомневаться в существовании Нафани, — смешного маленького домового, и давнишняя с ним история казалась далеким и нелепым сном. Но обижать бабулю отказом не хотелось. Наскоро перекусив, я направился по указанному пути…
Дорога петляла по лесу в направлении деревушки Н., и я не сомневался, что она приведет меня прямиком к дому какой-нибудь древней, как и моя бабка, старухи.
Возле здоровенного, лежащего впереди камня дорога раздваивалась, превращаясь в две захудалые тропки. Выбирать из них не пришлось, дорога сама распорядилась, куда мне идти. Не дойдя до развилки нескольких шагов, я провалился в пустоту. В глазах потемнело. На краткий миг. Я не успел толком испугаться, как вновь увидел свет, и понял, что нахожусь в совершенно ином месте. Удивления не было. Я узнал это место. Я был в сказке.
Прямо передо мной находился здоровенный валун с выбитыми на нем словами и стрелками-указателями. Как и положено в сказке, от него отходило три тропки-дорожки. Я выбрал дорогу, ведущую в тридевятое царство, и зашагал по ней в поисках Нафани.
Дорога привела к берегу озера, где я встретил первого сказочного жителя тридевятого царства. Им оказался работник Балда. Сидя возле кромки воды, он с самым унылым видом предавался созерцанию собственных грязных ногтей. Прут, которым он должен мутить воду, вызывая раздражение и досаду чертовской братии, валялся неподалеку и, по-видимому, уже давненько не пускался в ход.
Это было что-то новое. Такого во время предыдущего путешествия в сказку я не видел.
Балда оказался словоохотливым хлопцем и охотно поведал свою историю. Сидит он на берегу озера вот уже вторую неделю. Первое время он пытался, как положено, раздражать чертей и на славу замутил им воду, но на все его старания никто не реагировал. Складывалось впечатление, что озеро необитаемо, хотя он знал точно, что всегда в нем водились черти, которых он нервировал.
Я предложил Балде не томиться напрасно в ожидании, а вместе со мной отправляться на поиски. Балда согласился и, попросив его немного обождать, умчался в направлении своего жилища. Вскоре он вернулся со здоровенным мешком и мотком веревок, предназначенных для пленения чертей и последующего водворения их к месту исконного обитания.
Спустя еще минуту, насвистывая, мы отправились в путь.
Дорога пролегала через лес, местами приближаясь к бегущей через лес речушке, несмотря на позднее время, в лесу было полно мужиков и баб, собирающих хворост, ягоды и грибы.
Этого не должно было быть, и я потребовал объяснений.
Один шустрый мужичонка поведал нам свою историю.
— Прежде, — сказал он, — мы бы ни в жисть не пошли в лес в такую пору. Раньше здесь было полным-полно всякой нечисти. Были тут и водяные с русалками, и утопленники, и кикиморы. Но сейчас их не стало, и куда запропастилась вся эта нежить, — одному Богу ведомо. Исчезли даже вездесущие обитатели леса — лешаки, не кому стало пугать по ночам одиноких путников.
В этом мы убедились сами. Проплутав по лесу несколько часов, ни разу не услыхали характерного лешачьего уханья.
Мужичок с радостью составил нам компанию. Таким образом, наш небольшой отряд состоял уже из трех человек, когда мы наткнулись на ведьмину избушку, где и решили заночевать, испросив у Бабы-Яги позволения. Но чем ближе была избушка, тем сильнее крепла во мне уверенность, что спрашивать разрешения на ночлег будет не у кого. Старая ведьма наверняка там же, где и прочая нечисть. Я чувствовал, что все это неспроста и каким-то образом связано с исчезновением Нафани.
Мои опасения подтвердились. В ответ на стук дверь послушно отворилась. На пороге стоял добрый молодец, вот уже который день, тщетно ожидающий ведьминого гостеприимства.
Утром мы отправились в путь вчетвером, а когда миновали лесную полосу, наш отряд вырос до дюжины. За исключением меня, Балды и говорливого мужичка, остальная наша группа состояла исключительно из добрых молодцев, тщетно карауливших в избушках «своих» ведьм.
На выходе из леса мы столкнулись с Ильей Муромцем, который, сидя на придорожном камне, чистил меч. Весь вид его выражал величайшую обиду. А обида действительно была огромной. Соловей-разбойник после третьего бандитского посвиста исчез, и это было величайшим нарушением правил.
— Так, — жаловался Илья, — поступать нельзя. Уж теперь-то я намылю как следует разбойнику шею, едва он объявится здесь снова.
Вместе с нами Илья пересек Калинов мост. Дальнейший наш путь пролегал через просторные поля, где к нам присоединилось с полдюжины грустных богатырей, растерявших своих Змеев-Горынычей, с коими в этих краях у них назначены были схватки.
Нечисть сгинула бесследно и никто не мог с уверенностью сказать, в какой стороне она теперь обретается…
Спустя пару дней небольшой отряд добрался до древней, полуразвалившейся и погруженной в сон деревушки. Ее обитатели дрыхли, махнув рукой на дела, пришедшие в крайнее запустение. И это было неудивительно. Из деревни исчезли домовые, и некому стало понукать не шибко работящих людишек.
Но нам повезло. Из деревни ушли не все. В отдалении мы услышали тюканье топора, столь неуместное в сонном царстве. Старый домовой Трифон не подался в бега с прочей братией. Он был слишком стар и умен для того, чтобы участвовать во всяких сомнительных конкурсах. Он-то и указал нам место, где должно произойти интересующее нас действо.
Когда наш отряд перевалил через последующий бугор на пути к указанной долине, глазам предстало невероятное зрелище. В долине кипело сражение. Нечисть грудь в грудь билась с нечистью, змеи бились со змеями, дрались ведьмы с ведьмами. Вцепившись друг в друга, поднимая тучи пыли, катались по земле грязно-серые комочки, — домовые. Отчаянно волтузя друг друга, нащелкивая собратьям копытами по рогам, яростно бились черти.
Повсюду валялись в пыли затоптанные сражающимися некогда алые ленты, на которых еще можно было прочесть надписи: «Мистер Черт», «Мисс Ведьма», «Фотомодель Домовой», «Супер-Змей» и прочие.
Все стало на свои места. Несомненно, такой переполох в тридевятом царстве вызвал Нафаня, насмотревшийся по телевизору всевозможных конкурсов и решивший совершить в сказке культурную революцию. Что из этого вышло — я видел.
По моей команде отряд набросился на нечисть. Нужно было видеть радостную физиономию Балды, волокущего в огромном мешке до сих пор колошматящих друг друга чертей; нежную улыбку, коей награждал потрепанного в битве Соловья- разбойника Илья Муромец; с какой отеческой заботой уводили с собой богатыри взнузданных Змеев-Горынычей. Словоохотливый мужичок помахал мне на прощание рукой, гоня хворостиной перед собой целый выводок утопленников и водяных.
Вскоре я нашел Нафаню. Вид его был жалок и смешон. Правое ухо распухло, под левым глазом красовался здоровенный синяк, а сам он с ног до головы был покрыт грязью. Домовенок смотрел на меня, своего спасителя, как на заклятого врага.
Уже перед самым возвращением домой, выкупав его в озере, где работник Балда самозабвенно дразнил прутом чертей, я не удержался и спросил Нафаню о том, кто же все-таки стал победителем конкурса нечистых?
Он, презрительно хмыкнув, прошипел:
— Кто, кто… Конечно же, я!!!
Именины
Отправной точкой следующего приключения вновь стало бабкино письмо. В нем она просила срочно приехать. Она писала, что с нетерпением ожидать моего приезда будет и наш общий знакомый. О цели вызова бабка умалчивала, но я догадывался, что здесь замешан Нафаня, дувшийся на меня до сегодняшнего дня и, похоже, решивший помириться.
Вечером я стоял на небольшом полустанке, куда доставила меня электричка. Предстоял не очень далекий, но и не близкий путь. Километра два с половиной, если идти, как все нормальные люди, по дороге. Но раз я верил в домовых, и не только верил, но и общался с ними, то я не мог причислить себя к разряду нормальных и поэтому направился к бабке напрямик через замерзший пруд.
Насвистывая, я зашагал по льду, довольный выдумкой, позволившей ощутимо сократить дорогу. Но наступившие сумерки испортили настроение. Возле самого берега лед предательски хрустнул, и я оказался по горло в ледяной воде.
К счастью, купание было непродолжительным, и вскоре я стоял на берегу, дрожа на морозе как осиновый лист. А тут еще так некстати подул ветер!
Слава Богу, что от места купания до бабкиного жилья было рукой подать, и вскоре я, покрытый тоненькой ледяной корочкой, стоял на пороге ее большого и теплого дома.
Выпив горячего молока с медом, я согрелся и перестал клацать зубами. Расположившись поудобнее у пышущего жаром камина, приятно расслабил тело, всецело отдаваясь теплу. Тишина и покой сделали свое дело, и вскоре я задремал, развалившись в мягком кресле.
Разбудили меня волнующие запахи, щекочущие нос и слабый шум, доносящийся с кухни.
Поборов лень и сонливость, я направился к источнику дразнящих ароматов. На кухне царила бабуля. Пребывая в непрестанном движении, помогал ей плут Нафаня, чистый как никогда, с ярким бантом, чудом державшемся на шее. Не обращая на меня внимания, они занимались сервировкой огромного стола.
Чего здесь только не было! Поджаристая курица, румяные пироги, пельмени, черная икра, море импортных напитков, гора всевозможной снеди, невесть откуда добытая в наше голодное время.