99372.fb2
Гинта хотела рассказать свой чудесный сон деду, но он целый день был занят в дворцовой лечебнице, а вечером уехал в Лаутаму. Зато в этот вечер Гинте удалось осуществить задуманное. Она почему-то верила, что у неё получится. И получилось. Сперва она заставила пройтись по комнате свою любимицу, куклу Амниту. Потом зашагали и другие. Гинта была вне себя от гордости. Заставить куклу шагать трудней, чем просто сдвинуть её с места. Ведь тут надо воздействовать не на весь предмет, а на его части, в данном случае — на ноги. Гинта поставила рядом Амниту и куклу-валлонку, последнюю завела, и когда она пошла, произнесла заклинание. Дед говорил на занятия: принцип подражания и уподобления хорошо срабатывает, даже если имеешь дело с тем, что не имеет нафф.
Вообще-то ей было немного страшно — ведь она делала то, что ей пока делать не дозволено. В Сантаре ходило выражение "заниматься недозволенным колдовством". Впрочем, это говорили не про маленьких девочек, которым не терпится поскорее научиться колдовать.
"Я же никому не причиняю зла, — думала Гинта. — Я просто играю".
— Какая ты бледная, детка, — заохала однажды вечером Таома, укладывая Гинту в постель. — По-моему, ты заболела…
— Да ничего я не заболела, — сердито сказала девочка. — Тебе вечно кажется, что я заболела.
Однако старая Таома никогда не тревожилась понапрасну. Гинта и сама чувствовала, что в последнее время её часто клонит в сон. Она совсем перестала гулять в саду и даже не выглядывала, когда подружки звали её под окнами замка. Она с утра до вечера сидела в своих покоях, забавляясь тем даром, которым забавляться нельзя. Внучка нумада знала это, но ведь ей было всего шесть лет…
Гинта заставила двигаться даже игрушечную повозку. Сначала пустую. Потом посадила в неё куклу. Потом ещё одну… А в тот злополучный вечер она затеяла игру в гости. «Гостей» было так много, что они еле уместились в повозке, и сдвинуть её с места оказалось делом нелёгким. И когда наконец нарядная повозка с разодетыми куклами тронулась в путь, Гинта почувствовала, что пол у неё под ногами тоже куда-то поехал. А в следующее мгновение её как будто бросили в холодную воду. Вокруг потемнело. Она тонула в этой темноте и мечтала только об одном: скорее бы дно. Нельзя же вот так тонуть до бесконечности… Она слышала какие-то голоса. Испуганные… Или весёлые? Потом стало светлее. Красивые белокожие мальчики с серебряными волосами резвились в голубой воде. Они смеялись и манили Гинту за собой. Наверное, там дно. Как хорошо, а то она ужасно устала…
Таома и сама не могла объяснить, зачем она вдруг заспешила в покои аттаны. Не иначе как Великая Мать надоумила. Или ещё кто-нибудь из богов. На крик няньки прибежали двое мангартов и слуга. Они так и обмерли на пороге. Маленькая аттана без чувств лежала на ковре, а мимо неё игрушечные хорты катили игрушечную повозку с куклами. Мангарты, конечно, сразу поняли, в чём дело.
Когда Гинта очнулась, возле её кровати сидел дед Аххан. Девочка приготовилась к выговору, но дед и не думал её ругать. Он смотрел на неё внимательно и немного печально.
— Я вечно занят то больными, то учениками и не знаю, что творится с моей собственной внучкой. Но с этого дня ты моя ученица. Ты больше не должна пользоваться своей силой без моего разрешения, пока полностью не осознаешь, что это за сила. Ты ведь уже убедилась, как она опасна.
— Я буду твоей ученицей? — обрадовалась Гинта. — Выходит, моё анх опережает мой возраст?
— Выходит, что так, — ответил дед. — Только это ещё не повод для гордости. Тебе предстоит многому научиться. Обещай впредь вести себя благоразумно.
Гинта пообещала, но через несколько дней после этого разговора ей пришлось нарушить запрет. Не могла же она допустить, чтобы её двоюродный брат скончался у неё на глазах!
Зимир, Тамах и Суран были сыновьями аттана Сахима и Зиллы, родной сестры покойного минаттана Ранха. Все трое часто гостили в Радужном замке и дружили с местными ребятишками. Старший, Зимир, был совершенно несносным существом. Он вечно ко всем задирался и обожал дразнить девчонок, не делая исключения и для Гинты. В тот день он чуть не довёл её до слёз.
"Ладно, — подумала Гинта. — Когда-нибудь я тебе всё припомню".
Её злость мгновенно улетучилась, едва она увидела Зимира лежащим на земле с распоротым животом. Он полез на акаву, оступился и налетел на сук. Когда мальчишки сняли его с дерева, он был бледен, как мертвец, из глубокой раны текла кровь. Все перепугались. До ближайшего селения полтора скантия, до замка ещё больше. Сын колдуна Тиоль, конечно, послал сообщение своему отцу, но успеет ли тот доехать… И угораздило же их убежать так далеко. Теперь взрослые об этом узнают, и всем попадёт. А главное — что делать с Зимиром?!
Если бы не Гинта, Зимир бы попросту истёк кровью. Она сумела не только остановить кровотечение, но и частично затянуть рану. Лечебные заклинания в Сантаре знали все, даже дети. Их можно было произносить и на танумане, и на всеобщем языке. Но ведь дело не столько в заклинании, сколько в силе того, кто лечит. Слово лишь помогает концентрировать анх. Кто бы мог подумать, что у шестилетнего ребёнка хватит силы справиться с такой тяжёлой раной!
Потом Гинте было плохо — тошнило, лихорадило, кружилась голова. Дед напоил её каким-то настоем и велел уложить в постель. Упрекать он её, разумеется, не стал. На этот раз она не забавлялась, а спасала человеческую жизнь. А от Зимира она с тех пор не слышала ни одного ехидного слова.
— Мне, конечно, ещё рано клясться тебе в верности, — сказал он, когда, оправившись от раны, снова появился в Ингатаме. — Но придёт время, и ты будешь править всей Ингамарной, а я её небольшой частью — Хаюганной. Помни, я и мои люди последуем за тобой куда угодно. Хоть в царство каменного бога.
Произнося эти слова, одиннадцатилетний Зимир и не предполагал, что он сдержит своё обещание гораздо раньше, чем его двоюродная сестра станет правительницей Ингамарны.
Гинта продолжала ходить в храмовую школу, главным образом на уроки письма, которые ей нравились, но появлялась она там всё реже и реже. В школе нумадов было интереснее. Она быстрее всех усваивала тануман и вообще легко справлялась с любым заданием. А спустя год уже умела управлять нигмой. Теперь она сама выращивала цветы в своём собственном цветнике, который находился во внутреннем дворике под окном её спальни.
Рост культурных растений ускоряли за счёт сорняков. Дед говорил:
— Бесплодные растения тянутся быстро, у них сильная нигма. Им ничего не стоит поделиться ею с другими, но злоупотреблять этим нельзя. Занимаясь перекачкой нигмы, надо знать меру. Гина не любит, когда обижают её детей. Сорняки тоже её дети, и они ей так же дороги, как и прекраснейшие из земных цветов. Одно дело, когда твоего ребёнка просят поделиться с кем-то избытком пищи, совсем другое — когда у него отнимают необходимое. В борьбе син-тубан есть недозволенные приёмы, и того, кто их использует, никогда не признают победителем. В таннуме запрещённых приёмов гораздо больше. Мы, люди, конечно, вправе что-то изменять в этом мире по своему разумению, но мы не вправе пытаться изменить порядок, установленный богами. Это ещё никогда не приводило к добру. Ты можешь разогнать тучи так, чтобы дождь равномерно прошёл и здесь, в Ингамарне, и, допустим, в соседней Лаутаме, но ты не должна перегонять весь дождь сюда, иначе там начнётся засуха. Ты можешь со спокойной совестью забрать часть нигмы у харвы, которая растёт на холовых полях, чтобы плоды холы были более крупными и сочными, но нельзя отнимать у харвы всю нигму и тем самым губить её. Ведь её корни разрыхляют землю, к тому же она хорошо сохраняет влагу и отдаёт её земле, а значит, и другим растениям, если долго нет дождя. Будешь постоянно забирать нигму у хамьяны — лишишь питания личинок хиннуфара…
— И мы не увидим таких красивых бабочек! — воскликнула Гинта.
Даже мысль об этом казалась ей ужасной. Ночные бабочки хиннуфары были размером с ладонь взрослого человека. Они обладали способностью светиться в темноте. Как часто, гуляя поздним вечером в саду, Гинта любовалась яркими разноцветными огоньками, вспыхивающими в сумерках среди кустов и деревьев. Два года назад Таома говорила ей, что это цветы, которые ночью тайком покидают уснувшую мать-землю и, попросив у звёзд — своих небесных сестёр, немного света, резвятся на воле, пока не настанет утро. Недаром в древнем языке слово амнита имело два значения — «звезда» и «цветок». Правда, второе значение сейчас почти никто не знал. Оно сохранилось только в танумане. Цветы амниты и впрямь были похожи на звёздочки. Они росли всюду и почти круглый цикл — с ранней весны до поздней осени. Первые цветы, которые выткала на своём покрывале Гина-земля, подражая небесному узору.
— Мы не только бабочек таких не увидим, — сказал дед. — Мы и хины не увидим. И нечем будет солить пищу. У соляных камней слишком резкий привкус, да они и животным нужны. Занги и гараны без них просто не могут.
В начале каждого года, кроме последнего осеннего и зимнего, на ветвях деревьев появлялись лиловато-белые коконы длиной с указательный палец взрослого человека. Когда бабочка хиннуфара покидает кокон, он становится ярко-фиолетовым. Вот тут-то и начинается пора сбора хины. Каждый кокон на треть или даже наполовину заполнен светло-серым солёным порошком. Собирают хину в основном дети. Для них полазить по деревьям — не работа, а развлечение. Личинки хиннуфара особенно любят устраиваться на лаках. В периоды сбора хины лаковые рощи звенят от детских голосов и весёлого смеха.
— Хамьяна высасывает из земли много влаги, — говорил дед. — Поэтому на турмовых полях надо забирать у неё нигму и отдавать турме. Но больше хамьяну нигде нельзя трогать. Её листья — корм для личинок хиннуфара. Наевшись, гусеницы заползают на деревья и плетут коконы. Ты ведь заметила, что больше всего хамьяны в лаковых рощах и возле них. А вообще-то она растёт везде, где есть деревья. Её и должно быть много — людям же постоянно нужен солёный порошок. В нашем мире всё взаимосвязано и все друг от друга зависят. И нумады должны помогать богам поддерживать порядок. Божество потому и наделяет человека частицей своей силы. Чем сильнее ты, тем строже с тебя спрос. А когда люди ставят божественный дар на службу своему тщеславию, не считаясь с другими… Однажды это уже привело к большой трагедии.
— Ты имеешь в виду Великую Войну, которая была три тысячи лет назад? — спросила Гинта.
— Не только. Война между гиннарами и валларами1 — лишь часть этой трагедии. Вернее, её завершение. Когда-то вся Сантара была подобна цветущему саду. Пустыня занимала гораздо меньшую территорию. Леса простирались на запад чуть ли не до самого каменного царства Маррона. Говорят, причиной всего, что случилось, была злая воля каменного бога, который хотел расширить границы своих владений. Он мечтал всю Эрсу сделать каменистой и бесплодной. Ему было выгодно соперничество нумадов. Но это не снимает с людей ответственности. Большинство из них становится орудием чьей-то злой воли только по собственной вине. Боги могущественны, но разве не нашими руками они творят на земле зло?
Когда-то на западе красовались величественные города, а между ними зеленели леса и поля, цвели сады. Теперь только мангуры, слуги Маррона, бродят среди развалин, которые постепенно заносит песком. Столицей Сантары считался город Сингатама, где жил верховный правитель. Его называли царём. Страна делилась на шесть минов, правители которых подчинялись царю. У валлонов тогда тоже была царская власть. А горный хребет ещё не отделял наши земли от валлонских. Точнее, хребет не был сплошным. Гиннары и валлары ездили друг к другу, торговали. Сначала они просто соперничали, и никто не помнил, когда соперничество перешло во вражду. Но ещё до этого вражда поселилась в обеих странах. И там, и там кипела борьба за власть.
Среди валларов мало кто изучал таннум. Они не владели нигмой, не знали языка птиц и зверей, не дружили с духами стихий. Они занимались расчётами и строили железных чудовищ. А наши нумады в те времена обладали поистине огромным могуществом. Они даже могли летать. Тогда вообще многие из детей земли умели колдовать, просто в разной степени. Боги надеялись, что люди будут разумно распоряжаться их даром. Сначала так и было, а потом… Некоторые, желая сделать свою скотину более тучной и побыстрее вырастить урожай, отнимал нигму у леса, у диких зверей, а иногда и у растений в чужих садах, у соседского скота. И даже у соседских детей! Тот, у кого было более сильное анх, притеснял других. Слабые искали защиты у могущественных колдунов и соглашались им служить. А те, одержимые жаждой власти, стремились привлечь на свою сторону как можно больше народу. Правители минов не хотели подчиняться царю. Кстати, тогда правителями были в основном самые искусные из нумадов. Война — ужасная вещь, даже когда она ведётся только с помощью стрел, копий и лансы, но что может быть страшней войны колдунов! Они выращивали гигантских зверей, чудовищ, делали великанами своих воинов. Естественно, для этого они забирали нигму у людей, животных и растений. Гигантов надо было кормить. Они пожирали целые стада, для них забивали столько дичи, что леса пустели. Растительность, лишённая нигмы, чахла.
— Значит, тогда все нумады были злые? — спросила Гинта.
— Ну почему же… Некоторые пытались призвать других к благоразумию. Например, основатель нашей династии Диннувир. Он был побочным сыном последнего сантарийского царя Таункара и ещё в раннем детстве обнаружил задатки великого нумада. Законные сыновья Таункара невзлюбили его. Испугались, что его способности позволят ему занять трон. Но Диннувир не рвался к власти. Лет двадцати от роду они уехал из столицы сюда — а Ингамарна тогда была диким и почти безлюдным краем — и занялся выращиванием новых плодовых культур. То, что творилось в стране, внушало ему ужас. Он тщетно пытался образумить враждующих. Как раз назрел конфликт с валларами, и все, кто занимался запрещённым колдовством, говорили, что готовятся к войне с захватчиками, которые вот-вот придут сюда из-за гор. Наверное, то же самое говорили и там, в стране валларов. До сих пор неизвестно, кто начал первый. Война была короткой, но, когда она закончилась, обе страны лежали в руинах.
— А кто победил?
— Да в общем-то никто. И у тех, и у других было страшное оружие. У нас маррунги — неуязвимые каменные чудовища, которые разрушали целые города, ханги — мертвецы, временно оживлённые силой колдунов, огромные звери. Нумады использовали силы всех стихий. Об оружии валларов я знаю мало. Знаю только, что у них были железные чудовища, почти такие же опасные, как наши маррунги… Они стреляли. Там, где они проходили, оставались дымящиеся развалины и ужасная болезнь.
— Болезнь?
— Да. Люди умирали или теряли рассудок. У них вылезали волосы. У тех, кто оставался жив, рождались уроды. Не у всех, конечно, но… Говорят, это творится до сих пор. Прошло три тысячи лет, а в пустыне, на западе, как раз там, где валлары применили это оружие, до сих пор живёт племя уродов.
— Это их называют маркангами?
— Маркангами или марвидами… Правда, некоторые считают, что это не одно и то же. Мы ведь почти ничего не знаем о жителях пустыни. Может, там и не одно племя. После того, как война закончилась, в Сантаре, да и в стране валларов, ещё долго царил хаос. Кругом бродили страшные звери и лишённые разума великаны, живые мертвецы и призраки преследовали людей, от оружия валларов, вернее, от последствий его применения, продолжали гибнуть леса, а полчища маррунгов продолжали уничтожать всё на своём пути. Только вмешательство богов помогло прекратить этот ужас. Но вражда двух племён не прекратилась. И тогда боги изменили облик гор. Бог Хонтор зарастил диурином проходы, по которым можно было ездить из одной страны в другую. С тех пор их разделяет сплошной, неприступный хребет.
— И всё-таки они пришли сюда…
— Пришли. Наверное, в этом тоже есть воля богов, но мне неведомы их цели. После Великой Войны боги отняли у людей письмо. Были уничтожены все записи, и знания передаются только устно. И только среди избранных. Слишком опасно делать знания доступными большинству.
— Но у валлонов до сих пор всё самое важное записывают…
— Их нынешние знания — детский лепет по сравнению с теми, что были у их предков. Да и наши нумады умеют меньше, чем нумады древности.
— А это правда, что нумады древности умели вселять нафф в камень и освобождать её оттуда?
— Вселять умели. А освобождать… Говорят, это мог только один. Его звали Тунгар. Он мог сам вселять свою нафф в камень и выходить из него. А как он это делал, не знает никто.
— А валлоны умели входить в камень?
— Нет, что ты. Из детей воды мало кто изучал таннум. Разве что служители бледной луны да бога тьмы. Среди них были неплохие предсказатели и даже целители.
— Но в песне о битве гигантов говорится, что великан Тунгар сражался с великаном Вальгамом, а этот Вальгам был валларом…