Дядя Лью курил трубку и, морща коричневую кожу под глазами, смотрел на дядю Берта, который, прикусив губу, долго колебался, прежде чем начать действия. Но дядя Лью все равно выиграл партию в шахматы. Дядя Джеймс подмигнул тете Гертруде и сказал, что ему бы хотелось пройтись, и что не составила бы она ему компанию. Она согласилась.
После их ухода тетя Бетти подняла голову и презрительно фыркнула.
— Когда они вернутся, мы посмотрим, как от них будет пахнуть. И зачем только ты это допускаешь?
Бабушка Китон лишь усмехнулась и потрепала Бобби по волосам. Он уснул у нее на коленях, сжав руки в кулачки. Щеки его зарумянились.
У окна горбилась тощая фигура дяди Симона.
Он смотрел в окно и молчал.
— Если мы едем завтра утром в Санта-Барбару, дети, — сказала тетя Бетти, — нужно сегодня пораньше лечь спать.
Так они и сделали.
К утру у Бобби поднялась температура, и бабушка Китон отказалась рисковать его жизнью ради поездки в Санта-Барбару. Это ввергло Бобби в состояние угрюмости, но послужило решением проблемы, многие часы не дававшей детям покоя. Потом раздался телефонный звонок, и отец Джейн сообщил, что сегодня приедет за ней, и что у нее появился маленький братик. Джейн, не имевшая на этот счет иллюзий, была довольна и надеялась, что теперь ее мама перестанет болеть.
Совещание состоялось перед завтраком в комнате Бобби.
— Ты знаешь, что делать, Бобби? — спросила Беатрис. — Обещаешь, что сделаешь?
— Угу. Обещаю.
— Ты сможешь сделать это сегодня, Дженни, до того, как приедет твой папа? Тебе лучше купить побольше мяса и оставить его Бобби.
— Я не могу купить мясо без денег, — сказал Бобби.
Как-то неохотно Беатрис пересчитала то, что осталось от маленького капитала Джейн, и вручила ему. Бобби спрятал деньги под подушку и поправил красную фланелевую повязку, обматывающую его шею.
— Кусается, — сказал он. — Все равно я не болен.
— Это все от тех зеленых груш, которые ты вчера ел, — язвительно сказала Эмилия. — Думаешь, никто тебя не видел?
Вбежал Чарльз, который был внизу. Он шумно дышал.
— Эй, знаете, что случилось? — проговорил он. — ОН ушиб ногу. Теперь ОН не может ехать в Санта-Барбару. Держу пари, ОН нарочно это сделал.
— Черт возьми! — сказала Джейн. — Как?
— ОН сказал, что подвернул ее на лестнице. Держу пари, что ОН врет. Просто ОН не хочет ехать.
— Может быть, ОН не может, — сказала Беатрис.
Она руководствовалась своей интуицией. Больше они об этом не говорили. Но, в общем-то, Беатрис, Эмилия и Чарльз были довольны, что ОН не поедет с ними в Санта-Барбару.
Чтобы разместить всех и уложить багаж, понадобилось два такси. Бабушка Китон, неверный дядя и Джейн стояли на крыльце и махали отъезжающим. Автомобили исчезли в облаке пыли. Джейн решительно взяла у Бобби часть денег и пошла к мяснику. Вернулась она тяжело нагруженная.
Неверный дядя приковылял, опираясь на палку, на террасу и сел на солнце. Бабушка Китон приготовила для Бобби омерзительное, но полезное питье, а Джейн решила не делать того, что ей предстояло сделать, до дневных часов. Бобби читал «Джунгли», спотыкаясь на трудных словах.
На некоторое время установилось перемирие.
Джейн долго не могла забыть этот день.
Все запахи были особенно отчетливыми: запах пекущегося хлеба с кухни, густой аромат цветов, слегка отдающий пылью густо-коричневый запах, источаемый нагретыми солнцем коврами и мебелью. Бабушка Китон поднялась к себе в спальню намазать питательным кремом руки и лицо. Джейн примостилась у ворот и наблюдала.
Это была уютная комнатка, милая на свой, особый лад. Занавески были так туго накрахмалены, что сверкали какой-то особой белизной, а стол был уставлен всякими завораживающими взор предметами — подушечками для булавок, сделанными в форме куколок, крошечными китайскими красными башмачками, еще более крошечной серой китайской мышкой, брошью-камеей с портретом бабушки в детстве.
Медленно, но настойчиво биение пульса усиливалось и здесь, в этой спальне, где никакое вмешательство было невозможно.
Сразу после ленча зазвонил звонок.
Оказалось, что это отец Джейн, приехавший за ней из Сан-Франциско. Он торопился на поезд, такси ждало у дома, и оставалось лишь время для короткого разговора. Но все же Джейн улучила минутку и побежала наверх попрощаться с Бобби и сказать ему, где спрятано мясо.
— Хорошо, Джейн, — сказал Бобби. — До свидания.
Она знала, что ей не следовало бы оставлять это дело на Бобби. Чувство ответственности мучило ее всю дорогу до станции.
Как сквозь какую-то дымку до нее доносились голоса взрослых, обсуждающих задержку поезда. Говорили, что он будет очень поздно.
Отец сказал, что в город приехал цирк…
Цирк был хорош. Она почти забыла о Бобби и о том, что может произойти, если он не выполнит своего обещания. Голубел ранний вечер, когда они вместе с другими людьми выходили из-под тента. А потом сквозь просветы в толпе Джейн увидела маленькую знакомую фигурку, и внутри у нее все оборвалось. Она знала — мистер Ларкин увидел Бобби почти в то же мгновение. Он громко окликнул его, и через мгновение дети смотрели друг на друга.
Пухлое лицо Бобби было угрюмым.
— Твоя бабушка знает о том, что ты здесь? — спросил мистер Ларкин.
— Думаю, что нет, — ответил Бобби.
— Тебя следовало бы отшлепать, молодой человек. А ну-ка, идемте. Нужно немедленно ей позвонить. Она будет смертельно беспокоиться.
В аптеке, когда он звонил, Джейн смотрела на своего двоюродного брата. Она страдала от гнета первой тяжкой ноши зрелости, сознавая свою ответственность.
— Бобби, — спросила она тихо, — ты сделал?
— Ты оставила меня одного, — мрачно ответил Бобби.
Наступило молчание.
Мистер Ларкин вернулся.
— Никто не отвечает. Я вызвал такси. Мы как раз успеем завезти Бобби домой до отхода поезда.
Почти всю дорогу они молчали. Что бы ни случилось в доме, Джейн не думала об этом — такова была автоматическая защитная реакция мозга. Как бы там ни было, теперь было слишком поздно что-либо предпринимать.
Когда такси подъехало к дому, тот оказался ярко освещенным. На крыльце стояли люди. Свет блистал на значке полицейского офицера.