И тогда открылись старые шахты гномов, и стали появляться пони. Всегда поговаривали, что здесь повсюду были гномьи туннели, и не только туннели; потайные подгорные каналы, доки, шлюзы, которые могли поднять баржу на целую милю вверх в шумной темноте, вдалеке от ветров, дующих на вершинах гор.
Они везли капусту и картофель, корнеплоды, яблоки, боченки с жиром, все то, что могло долго храниться. Зима была побеждена, и в долинах заревел растаявший снег, и Нек начала царапать своими волнами илистую долину.
Они вернулись домой, и Полли все спрашивала себя, уходили ли они вообще. Были ли они солдатами? Их приветствовали по дороге к КнязьМармэдьюкПетрАльбертХансДжозефБернхардВильгельмсбергу, а обращались с ними куда лучше, чем было положено по чину, и даже изготовили специальное обмундирование. Но она постоянно вспоминала Липкого Аббенса…
Мы не были солдатами, решила она. Мы были девчонками в форме. Мы были счастливым амулетом. Мы были талисманом. Мы не были настоящими, мы всегда оставались символом чего-то. Мы отлично справились, для женщин. И мы были лишь на время.
Тонк и Лофти никогда больше не заберут в школу, и они пойдут своей дорогой. Уоззи пошла в служанки к генералу, и теперь у нее своя комната, тишина и никаких побоев. Она написала Полли, крошечными, острыми буковками. Она казалась счастливой; мир без побоев был раем. Нефрития и ее парень ушли за чем-то, более интересным, что делали тролли. У Шафти… были собственные дела. Маледикта исчезла. А Игорина осталась в столице разбираться с женскими проблемами, ну, по крайней мере, с теми, которые не касались мужчин. А офицеры дали им медали, и смотрели, как они шли с застывшими, бесцветными улыбками. Поцелуи не вечны.
И это все вовсе не значило, что все стало лучше. Просто перестало быть плохо. Старые женщины все так же ворчали, но их оставили в покое. Ни у кого не было никаких указаний, никаких карт, никто не знал, кто же теперь главный. На каждом углу шли споры. Все это пугало и волновало. Каждый день происходило что-то новое. Подметая пол огромного бара, Полли надевала старые штаны Пола, и никто не говорил ей даже простого «гхм». А, и еще сгорела Рабочая Школа для девочек, и в тот же день два худых человека в масках ограбили банк. Полли ухмыльнулась, когда услышала об этом. Шафти переехала в «Герцогиню». Ее ребенка назвали Джеком. Пол в нем души не чает. А сейчас…
Кто-то опять рисовал в мужской уборной. Полли не смогла это оттереть, так что она удовлетворилась лишь исправлением анатомических подробностей. Потом она ополоснула все — по крайней мере, согласно стандартам мужского туалета — парой ведер воды и проверила, все ли сделано по дому, как повторялось по утрам изо дня в день. Когда она вернулась в бар, с ее отцом разговаривали несколько встревоженных мужчин. Она вошла, и они выглядели слегка испуганно.
— Что происходит? — спросила она.
Ее отец кивнул Липкому Аббенсу, и все немного отступили. Учитывая плохое дыхание и способность плеваться при разговоре, никому не хотелось стоять к нему слишком близко.
— Б’юквоеды опять взялись за свое! — произнес он. — Они собираются напасть, п’тому что князь считает, что мы теперь принадлежим ему!
— Все из-за того, что он дальний родственник герцогини, — добавил ее отец.
— Но я слышала, что все это еще не улажено! — возмутилась Полли. — Во всяком случае, есть же ведь перемирие!
— Кажетщя, он это улаживает, — ответил Липкий.
Весь оставшийся день прошел в ускоренном темпе. На улицах собирались люди, у входа в городскую ратушу стояла целая толпа. Время от времени выходил клерк и вешал на воротах новое коммюнике; толпа сжималась возле него, точно ладонь, и потом раскрывалась вновь, подобно цветку. Полли, не обращая внимания на бормотания вокруг, протиснулась вперед и просмотрела листки.
Все та же старая чушь. Они снова набирали добровольцев. Те же слова. Все те же хрипы давно умерших солдат, приглашавших живых присоединиться к ним. Генерал Фрок могла быть женщиной, но, как сказал бы Блуз, в ней было «что-то от старой женщины». Либо это, либо тяжесть эполет перевесила ее.
Поцелуи не вечны. О, герцогиня предстала перед ними во плоти и ненадолго перевернула мир вверх ногами, и, может, они решили стать немного лучше, и вернулись из забвения, чтобы дышать.
Но потом… было ли это? Даже Полли иногда сомневалась, а ведь она была там. Может, этот голос звучал лишь в их головах, некая галлюцинация? Ведь известны случаи, когда отчаявшиеся солдаты видели богов и ангелов? И где-то, этой долгой зимой, чудо растворилось, и люди сказали себе «Да, но мы должны быть практичнее».
У нас был только шанс, подумала Полли. Никакого чуда, никакого спасения, никакого волшебства. Просто шанс.
Она пошла обратно в таверну, ее мысли звенели. Когда она пришла, ее ждала посылка. Она была довольно длинной и тяжелой.
— Ее везли из самого Скритца на тележке, — взволновано сообщила Шафти. Она работала на кухне. Теперь, это была ее кухня. — Интересно, что там? — язвительно добавила она.
Полли сняла крышку с грубого деревянного ящика, который оказался заполнен соломой. Наверху лежал конверт. Она открыла его.
Внутри была иконография. Это был дорогой семейный портрет, занавески и пальма в горшке на заднем фоне придавали стиль. Слева стоял гордый мужчина средних лет; справа — женщина того же возраста, несколько озадаченная, но все равно довольная, потому как ее муж был счастлив; здесь и там, уставясь на зрителя, с интересом или неожиданным пониманием, что стоило бы сходить в туалет перед съемкой, улыбались и щурились дети, от высоких и долговязых, до маленьких и самодовольно милых.
А в кресле посередине сидел старший сержант Джекрам, сияя, точно солнце.
Полли долго смотрела на картинку и потом перевернула ее. На обратной стороне большими буквами было написано: «Последний Выход старшего сержанта Джекрама!», а ниже — «Больше не нужны».
Она улыбнулась и отбросила солому. В центре коробки, замотанные в тряпку, лежала пара абордажных сабель.
— Это старик Джекрам? — спросила Шафти, беря картинку.
— Да. Он нашел своего сына, — кивнула Полли, обнажая клинок. Шафти вздрогнула, увидев его.
— Ужасные штуки, — сказала она.
— Просто вещи, — ответила Полли. Она положила обе сабли на стол и уже собиралась убрать ящик, как вдруг в соломе на самом дне заметила что-то еще. Это был сверток, завернутый в тонкую кожу.
Блокнот. В дешевом переплете и с затхлыми желтеющими страницами.
— Что это? — спросила Шафти.
— Думаю… да, это адресная книга, — отозвалась Полли, листая страницы.
Вот оно, подумала она. Все здесь. Генералы, и майоры, и капитаны, о боже. Здесь, должно быть… сотни. Может, тысячи! Имена, настоящие имена, звания, даты… все…
Она достала белую картонку, которая служила закладкой. На ней красовался цветастый герб и напечатанная визитка:
Вильям де Слов
РЕДАКТОР, ВЕСТИ АНК-МОРПОРКА
Правда Сделает Вас Свабодным
Лучистая Улица, Анк-Морпорк щелк-мэйл: ВДС@Вести. АМ
Кто-то зачеркнул «а» в слове «свабодный» и карандашом поставил сверху «о».
Странная прихоть…
Как много есть способов вести войну? думала Полли. Теперь у нас есть щелкающие башни. Я знаю человека, который записывает все. Мир движется. Мужественные маленькие страны, ищущие самоутверждения… могут быть полезны большим странам с их собственными планами.
Пора забирать сыр.
Она смотрела на стену, но выражение ее лица могло бы напугать некоторых очень важных людей. Они могли бы быть даже более чем уверены, что следующие несколько часов она проведет, записывая кое-что, потому как Полли понимала, что генерал Фрок оказалась на своем месте вовсе не потому, что была глупой, и поэтому она могла лишь последовать ее примеру. Она переписала весь блокнот, закрыла его в старой банке из-под варенья, которую и спрятала в крыше на конюшне. Она написала несколько писем. Потом Полли достала из шкафа свою форму и критикующе осмотрела ее.
В униформу, сделанную специально для них, была добавлена одна черта, которую можно было назвать лишь… девчачьей. Было больше лент, они были лучше пришиты, а сзади к длинным юбкам прибавили турнюр.[21] На киверах тоже был плюмаж. На ее мундире красовались нашивки сержанта. Это была шутка. Сержант женщин. Ведь мир был перевернут вверх ногами.
Они были талисманами, амулетами, приносящими удачу… И, возможно, во время похода на КнязьМармэдьюкПетрАльбертХансДжозефБернхардВильгельмсберг им всем больше всего нужна была шутка. Но, может, когда мир переворачивается вверх ногами, шутку тоже можно перевернуть. Спасибо, Липкий, хотя ты даже и не знаешь, чему ты меня научил. Пока они смеются над тобой, они не слишком-то следят за происходящим. А пока они не следят, ты можешь нанести удар.
Она посмотрелась в зеркало. Сейчас ее волосы были достаточно длинными, чтобы вызывать досаду, но не достаточно, чтобы выглядеть привлекательно, и потому она расчесала их и оставила, как есть. Затем Полли надела форму, оставив юбку поверх брюк, и попыталась избавиться от неприятного чувства, что она одевается, как женщина.
Вот. Она выглядела абсолютно безвредно. Это впечатление слегка меняли обе сабли и один из арбалетов за ее спиной, особенно, если вы знали, что после ее тренировок в яблочках мишеней для дротиков теперь красовались глубокие дырки.
Она прокралась по коридору к окну, выходящему во двор таверны. Пол стоял на лестнице и перекрашивал вывеску. Отец придерживал лестницу и выкрикивал указания в своей обычной манере, то есть, отдавал их через секунду или две, после того, как ты уже начал это делать. А Шафти, хотя только Полли звала ее так и знала, почему, смотрела на них, держа в руках Джека. Это была замечательная картинка. На мгновение ей захотелось, чтобы у нее был медальон.
«Герцогиня» была меньше, чем она считала раньше. Но если хочешь защищать ее, стоя с мечом в дверях, то уже слишком поздно. Забота о малом начинается с заботы о большом, и, возможно, даже весь мир недостаточно велик.