– Начни с этого, если смелый, – хмыкнули за спиной Вадима, и над толпой вдруг зависло молчание – стало быть, общее внимание переключилось на него. Действительно: надо было ему соваться?
Ощутив, что вокруг стало свободней, Вадим развернулся и окинул отстраняющихся людей внимательным взглядом. Ухмылялись они пока без особой злобности. Чёрт знает, что бередит в тёмных душах такое зрелище – возможно, желание приобщиться к насилию, оправдываясь «справедливым возмездием»? Или это сродни зависти шакала к свирепости и мощи тигра? А может, дело в слепом и безнадёжном страхе, для ублажения которого необходимо расправиться хоть с кем-нибудь? Ведь следующим вполне можешь стать ты… либо кто-то из близких.
Под вопрошающим взглядом Вадима тускнели усмешки зрителей и лица ожесточались, будто бедняг заводило его спокойствие. А на взводе они могли убедить себя в чём угодно, словно та же Лариса. Конечно, вряд ли кто из них сумел прикопить бойцовских навыков, то есть вооружиться хотя бы по первому слою. Любой настоящий крутарь прошёл бы через эту рыхлую массу, как нож сквозь масло, даже и с голыми руками. Её словно выводили как раз для такой растительной дрёмы по тесным клетушкам и однообразного труда, почти не задействующего мозги. Однако в гуртах даже овцы бывают опасны, а тут, похоже, формировалась стихийная стая. Медлить в такой ситуации не стоило – как и отступать. Вадим повернулся и уставился на говорившего, предупреждая тяжёлым взглядом, что в случае заварушки первым пострадает зачинщик.
– Ты чего вякнул, гнида? – спросил он грубым, рыкающим басом, в котором «бряцал металл». – Я не расслышал – повтори!.. Или помочь?
Всё же насколько меняет людей голос! В фильмах актёры иногда заимствуют голоса у других – эффект бывает неслабый. Даже внутренне Вадим преобразился. Не слишком напрягаясь, он уже почувствовал себя крутарём – правда, одетым и стриженным не по форме, небрежно маскированным под спеца. Как ни странно, остальные тоже это ощутили, сразу утратив к нему интерес. Овцы не воюют с волками. Одно дело – скопом навалиться на одиночку, сколь угодно здоровенного. Совсем другое – замахнуться на представителя высшей касты, за которым чудится такая сила!.. Собственно, какая?
Презрительно пожав плечами, Вадим двинулся на толпу, глядя поверх голов, – в полной уверенности, что никто не посмеет его задержать. И в самом деле: тропинка пустела перед ним даже быстрей, чем он наступал. Волк покидал стадо, не пожелав никого прирезать, – и слава всемилостивым Главам!..
Уже загружаясь в транспорт, Вадим увидел, как к месту трагедии подкатили несколько блюстительских патрулей. И перед ними крепостные расступились с той же поспешностью, похоже, признавая за овчарок. Хотя для овчарок блюстители были не слишком поворотливы. Конечно, гонять овечек куда проще, нежели защищать.
На службу Вадим всё же поспел вовремя. И слава богу, потому что надсмотрщики затеяли там очередную массированную поверку и все кабэшные управители, вплоть до последней мелкоты, с самого утра стояли на ушах. А с ними не скучали и остальные.
Вообще, в подобных заведениях спецов (не путать со спецзаведениями) службы надзора пользовались особым почётом. Как правило, в них подвизались те же спецы, ничем не проявившие себя на прежних местах, но тем с большей охотой поучавшие других, как надо работать и чего, собственно, ожидает от них Семья. Помимо почёта надсмотрщикам перепадал усиленный паёк, не говоря об удовольствии поставить на место зарвавшихся умников, бывших своих сотрудников. Справедливости ради следовало заметить, что среди надзирателей (пардон, надсмотрщиков – пока) попадались одарённые организаторы, честно пытавшиеся наладить дела. Но в большинстве туда стремились именно бездари, озлобленные и завистливые, не годные ни на что, – такие, как Оросьев. И недостатка в них не ощущалось, так что Системе было из кого выбирать.
С недавних пор среди надсмотрщиков у Вадима завёлся персональный злопыхатель, чтобы не сказать мучитель. Или, ещё вернее, мучительница. Эта невзрачная тощенькая девица, Руфь, острая на язык и весьма неглупая, принадлежала именно к категории фанатиков дела, отдаваясь спускаемым сверху заданиям с избыточной страстью, наверное, нигде больше не востребованной. Вадима она невзлюбила с первой встречи, накрепко занеся в разряд бездельников, от которых следовало оберегать истинных работяг, – поскольку навязываемые ему ОКР-ы Вадим игнорировал с тем же упорством, с которым бедняжка Руфь за ними надзирала. А может, она вообще не выносила атлетичных смазливцев, питая к ним застарелую обиду либо подозревая в скудоумии. Или девушку раздражала вызывающая внепородистость Вадима – в то время как она бережно культивировала в себе национальные признаки, вплоть до шестиугольной звёздочки на шее (что, кстати, требовало немалой смелости – по нынешним временам).
Интересно, иногда прикидывал он, а как Руфь повела бы себя, отпади надобность в надсмотрщиках? С той же страстью переключилась бы на другое занятие или разобиделась бы на новые порядки, попытавшись вернуть прежние? Наверно, у неё-то хватило бы ума приспособиться – в отличие от большинства других, бесполезных в системе, где работать выгоднее, чем отлынивать.
В любом случае Вадим относился к ней даже с симпатией, однако побаивался её набегов, чреватых очередным ворохом претензий – вполне справедливых, с точки зрения Руфи. К тому же она не стеснялась жаловаться управителю, а Вадиму вовсе не хотелось вываливать на голову Толяна новые проблемы. В результате приходилось идти на компромисс и кое-что всё же подбрасывать в Крепостную копилку, откуда с охотой черпали разнообразные Оросьевы.
– Хочу представить тебя новому под-управителю, – объявила Руфь на этот раз, оживлённо поблёскивая тёмными глазищами. – По-моему, вам найдётся о чём потолковать.
– Ты уверена?
– Я – что, – хихикнула надсмотрщица. – Он уверен!
Наверное, радость девушки сильно бы поблёкла, прознай она о давнем знакомстве под-управителя с Вадимом. Посему он решил промолчать и смирно направился следом за Руфью по опустелому коридору, опекаемому надсмотрщиками так же строго, как улицы – блюстителями. Правда, толку от всего этого было чуть – как и от облав на проходных. Который раз подтверждалась давняя истина: подневольный труд не бывает эффективным. В принципе никто её не оспаривал, однако поверить в иное хотелось настолько, что правители раз за разом влетали в ту же лужу, каждый раз придумывая для неё новое имя. И сколько ещё будем заниматься шаманством?
В свежевыкрашенном предбаннике властвовала новая секретарка, элегантная как топ-модель и столь же неприступная. Однако заявившейся Руфи она без промедления указала на охраняемый вход, словно уже получила инструкции. А вот Вадима небрежным кивком отправила к гостевой лавке – подождать: видимо, чтобы не слишком задавался. Без возражений он расселся, привалившись спиной к стене, и сквозь ресницы стал разглядывать красавицу – тем более что прочее здесь не стоило внимания.
Не глядя на Вадима, секретарка, однако, ощущала его взгляд, судя по надменно поджатым губам. Конечно, можно спорить о вкусах, но на внешность Вадима женщины реагировали почти всегда, хотя иной раз реакция была парадоксальной – как у Руфи. А вот для этой юной девицы он явно представлял интерес не больший, чем беспородный, хотя эффектный пёс для ревнителя чистых кровей. Разумеется, все здесь братья, но какой прок от младшеньких: ведь они почти всегда дурни, как следует из сказок, и в наследство получают лишь котов. Вообще никому не заказано любить женщин, только дорогое это удовольствие, а если захочешь на дармовщинку, то и получишь «бесплатное», которое «ничего не стоит». Самое забавное, что для немалого числа красоток как раз цена составляет главный предмет гордости. А если они «очень дорого стоят», то как бы и не продаются.
– Сестра, – тихонько позвал Вадим, – вы-то, небось, не гуляете ночами?
Изломив брови, секретарка глянула на него, как на придурка, и, в общем, не слишком промахнулась, если принять её логику.
– И правильно, – прибавил он. – К чему разбрасываться? Цель должна быть простой, ясной, а главное – единственной. Тогда и результат гарантирован. А любить цель следует как раз за результат, верно?
Конечно, девушка не ответила. Вряд ли она вообще разбирала слова, будто Вадим говорил не по-русски, даже не по-людски (если говорил). Мало ли что бормочут телки в подчинённом гурте? К рассмотрению принимаются лишь команды пастухов, на крайний случай – лай прочих овчарок.
– «Не ложися на краю», – посоветовал Вадим, наглея: всё равно ж не слышат? – А то ведь в самом деле может припереться «волчок» – и уж он ухватит так ухватит!..
В этот миг с секретарского пульта раздался другой голос, на который девица была настроена каждой фиброй, и с поспешностью загнала разболтавшуюся скотинку в заветные воротца.
После недавнего ремонта под-управительский кабинет выглядел впечатляюще, но и странно. Прежняя российская безалаберность уступила место почти готической строгости. Даже широкое, на полстены, окно теперь заменили несколько узких щелей, похожих на бойницы, – да и те прикрылись плотными шторами. Недостаток наружного света компенсировался искусственным: экономным и довольно-таки мрачным, исходившим чуть ли не от уровня пола. Напротив бойниц, в довершение впечатления, помещалась гипсовая копия мумии Основателя, в полный рост. А в глубине кабинета, под громоздким мрачным распятием, отгороженный от посетителей неподъёмным столом, восседал новый хозяин: «его преподобие отец» Марк. В таком оформлении и сам он выглядел представительным и суровым, словно первосвященник, – хотя причёской, бледным лицом и форменным одеянием больше походил на баптиста или вампира. А его тесный сюртук со стоячим, наглухо застёгнутым воротником и вовсе смахивал на знаменитый китель генералиссимуса.
– Ну-с, сударь мой, – зловеще произнёс он, легонько подмигивая Вадиму: мол, мы не знакомы с тобой – понял? – Как мне донесли, вы отказались и от этой темы. Не соблаговолите объяснить, почему?
– Может, сперва мне объяснят, зачем это понадобилось? – откликнулся Вадим, неуклюже пытаясь ему подыграть. – Ведь такая штуковина попросту опасна!
Он ещё озирался, проникаясь здешней атмосферой, изумлённо покачивая головой. Вот так-так: оказывается, Максик не просто подстраховывал старого управителя – он его контролировал! Похоже, попы снова заступают на место комиссаров – с той же лёгкостью, с какой те в своё время сменили попов. «Свято место» не пустует? А прославляемые прежде коммуны теперь переименовывают в общины и начинают восхвалять столь же рьяно, ссылаясь на вековые традиции. Нарекли бы тогда просто: «стадом». Тем более, пастыри уже есть (либо «святые отцы», либо «батюшки»), как и паства, – в христианстве на сей счёт никогда особенно не церемонились.
– Слушайте, Смирнов, – проникновенно заговорил под-управитель, – по моим сведениям, в нашем КБ вы – первый конструктор. (Руфь покосилась на Вадима с изумлением.) Конечно, здесь нужнее организаторы, поскольку идей в Крепости хватает: для того и существует Институт. Однако вам пошли навстречу и выдали задачку по способностям. Чего же вы опять нос воротите?
– Это всё равно что будущему висельнику поручить плести верёвки, – усмехнулся Вадим. – Разве трудно представить, на что можно нацелить этот генератор, если к нему добавить излучатель? Такие сигналы, да ещё в этом диапазоне, из человека за минуты сделают дебила либо вовсе исполосуют мозги!
– Странно, что вас это заботит, сын мой, – молвил Марк. – Слишком вы разборчивы, вам не кажется? Копировщиком быть не желаете, а когда предлагают работу по силам, принимаетесь молоть ерунду. В самом деле, родной, даже обсуждать это смешно! Ну что вам до конечных целей разработки? Вас это совершенно не касается.
– Во-первых, вполне может коснуться, – возразил Вадим. – И кого тогда винить? Во-вторых, это наверняка коснётся других.
– А кого в наше время волнуют другие? – светло улыбаясь, спросил Марк. – Конечно, если исключить близких. Скромные труженики клепают по всему миру разнообразное оружие, вплоть до самого смертоносного, и с чистой совестью получают за это плату. А попробуй её отнять – такое начнётся!.. Разве их заботит, в кого полетят сделанные ими пули и на кого упадут бомбы? Они производят изделия, кормятся на этом и кормят детей – всё! Да и цель, если вдуматься, самая святая – оборона державы.
– Или Крепости? – спросил Вадим. – Или нападение – как лучший способ защиты? Или оборона от своих же подданных? – Он покачал головой: – А если б ваши «труженики» производили, скажем, наркотики?
– «А если б он вёз патроны!» – с той же улыбкой парировал Марк. – Не слишком ли много вопросов? Право же, сын мой, к чему забивать головы себе и другим такой ересью! Это ведь смахивает на саботаж, вам не кажется?
– «Дело шьёшь, начальничек?» – Теперь Руфь поглядела на Вадима с испугом, но ему уже наскучила конспирация. – Ярлыки клеишь? Ну да, ты ведь прошёл такую школу!.. Первый ученик, да?
– Хорошо, братец, возьмём эту девочку, – тоже отбрасывая лишние формальности, Марк кивнул на Руфь. – Смышлёная, ответственная, работает «не за страх» – так вот её такие проблемы не колышат! Ты что, полагаешь себя лучше «нашей славной молодёжи»?
– Есть такая штука, как круг подобия, – нехотя пояснил Вадим. – Когда он предельно широк, в человеке присутствует совесть – как обширная сеть подсознательных связей со всем человечеством. Круг сужается до нации, племени, рода, сословия – соответственно, совесть съёживается в честь. А ещё есть долг – когда круг подобия ограничен самым ближним окружением: семьёй, сослуживцами, начальством. Лучше чем ничего, однако не совесть – даже и близко нет. И есть ещё сплочённость толпы, когда любое несогласие принимается за предательство: «кто не с нами – тот против». Может, дело в отсутствии воображения? Если человек не способен представить себя на месте других…
– Понятно, – хмыкнул Марк. – Ты один у нас совестливый?
– По крайней мере, для меня оружие – не абстракция. А если я замаран в его производстве, то хотя бы сознаю, что за мой хлеб кому-то придётся платить кровью. И не хочу, чтоб её оказалось на мне слишком много.
– А в чём измеряешь её – в галлонах? – полюбопытствовал Марк. – Не всё ли равно, насколько ты туда втюхался – по локти или с головой? Если уж замарался…
– Мог я раскаяться? Кстати, и в Сахарове, говорят, совесть прорезалась не сразу: сначала он поработал на разрушение.
– А-а, уже и этот причислен к святым! – неприязненно протянул Марк. – «Чур меня, чур…» Намекаешь, наша маленькая Руфь тоже не потеряна для человечества и с возрастом прозреет?
– Или не прозреет, – сказал Вадим, – последние горизонтальные связи разменяв на вертикальные. Тут уж что перетянет: долг или совесть.
С отеческой усмешкой Марк поглядел на раскрасневшуюся девушку, нежданно угодившую в перекрестье обоюдной пальбы.
– Доченька, у вас, наверно, дела? – спросил он ласково. – Уж идите – дальше мы сами…
Поспешно Руфь выскочила из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь. Марк негромко рассмеялся, с облегчением откинулся в кресле.
– А любопытно было б разложить эту мышку на столе, – заметил он. – Ну и что ж, что плоскодонка? Иногда в таких кроется столько пыла!..
– Подкрепляешь служебную преданность личной? – поинтересовался Вадим. – А начал, видимо, с секретарши?