Не дожидаясь ответа, он уставился на шкаф Ловкача, самый солидный предмет обстановки в грязноватом и убогом логовище Ши Шелама, затерянном среди кривых переулков и тупиков воровской "Пустыньки". Шкаф, в котором Ловкач хранил добычу, и в самом деле казался солидным сооружением – семь локтей в высоте и пять в ширину. Кроме него в каморке Ши Шелама помещались только колченогий стол, два табурета да застланное всяким тряпьем узкое ложе.
– Значит, дюжина… Клянусь Кромом, они еще пожалеют, что со мной связались! – сверкнул глазами варвар. Он снова попытался припомнить все, что знал о кситаре, но решение "пойти и взять!" уже зрело в нем. – Я покажу этим потомкам верблюжьего дерьма, чего стоят бритунцы против киммерийца! Хиджу надо, чтоб я работал на него? Поработаю! Поработаю на его кривой вонючей роже!
– Не спеши, приятель, остановитесь! Не сносить тебе головы, если ты пойдешь к нему. Не сносить, хоть шея бычья… Подумай!
– Что тут думать? Что я – вендийский мудрец? – Конан шарахнул кулаком по колченогому столу, блюдо с костями подскочило и, ударившись о край, улетело в угол каморки. Эта вонючая крысомордая падаль должна узнать, что получит не все желаемое! Он вряд ли ждет меня сегодня, так сегодня я и приду!
– Ты прав, конечно, стоило бы проучить его разок, но вспомни про решетки и бритунцев! Да и заборы у него высокие, ох, какие высокие! И еще, – Ловкач понизил голос, – слышал я, будто двор у Хиджа охраняют какие-то жуткие звери… Но, если ты чего решил, так дело твое, приятель. Иди, но помни: я тебя предупреждал! Можешь не сносить головы! – Ши Шелам сморщился с озабоченным видом.
– Не переживай, коротышка, у меня есть план. Помоги только кое в чем… Нет ли у тебя прочной веревки да гирьки? Не хочу больше появляться в городе, – промолвил Конан, успокаиваясь. Он уже ощущал, как перед опасным делом напрягаются мускулы, как все тело становится упругим, гибким и подвижным, готовым и к бою, и к бегству.
Ловкач исчез на некоторое время и вернулся с мотком отличной веревки, сплетенной из кофской конопли, и с медным толстым кольцом величиной с ладонь.
– Это подойдет?
– Пожалуй, – пробормотал Конан, пробуя веревку на разрыв. Под его могучими пальцами она поддалась немного, но выдержала. – Подойдет! – подтвердил он, обмотал веревку вокруг пояса и привязал кольцо к одному из ее концов.
– Ну, да пошлет тебе Бел второго поросенка, шелудивый заморыш, – попрощался он с Ши Шеламом и, склонив голову в дверном проеме, исчез в чернильной тьме. По ночам Пустынька, само собой, освещена не была: откуда взяться здесь многочисленным слугам, что приставлены следить за светильниками и факелами в богатых кварталах? Да и вряд ли обитателей Пустыньки осчастливило бы изобилие света по ночам.
Конан осторожно продвигался по темным улочкам и, заслышав шаги навстречу, тотчас же либо прятался за стволом тополя или смоковницы, либо приникал к заборам и сливался с густой темнотой от лишних свидетелей, знавших о том, что он направляется к восточным Вратам, которых киммерийцу плодить не хотелось. Обычно попадавшиеся навстречу скользили молча, если это не был кто-то из подвыпивших весельчаков, напевавших свои пьяные песни, но вдруг впереди Конан расслышал чужую речь. Не совсем, однако, чужую он ведь понимал немного по-бритунски, как, впрочем, и на других языках. Несмотря на свою молодость, он уже довольно поскитался по свету, да и народ успел повидать всякий.
Мягкими шагами, как огромная кошка, варвар метнулся к глинобитному забору и, подтянувшись на руках, бесшумно перебросил тело через край. Двое гигантов с короткими зингарскими мечами прошли под ним, почти коснувшись ног перьями, украшавших их немедийские шлемы. Он не разобрал все, о чем шел разговор, но понял, что они торопятся к Ловкачу и что им дали приказ вытряхнуть из Ши Шелама душу, но дознаться, где найти его, Конана.
– Ну держись, бритунская падаль! – прошипел варвар, приподнявшись на одно колено. Раскрученная мощной рукой веревка взвилась, тяжелое кольцо описало заблестевший в лучах восходящей луны полукруг; с легким свистом шнур охватил шею правого бритунца и натянулся. Конан резко дернул, раздался хрип, и еще одна душа опустилась в объятия Нергала. Второй гигант даже и не сообразил, что произошло, а времени на размышления ему не осталось: клинок Конана нашел щель в пластинах его лат, и бритунец присоединился к своему товарищу. Конан осмотрел их мечи, выбрал тот, который показался ему лучшим, а трупы оттащил в сторону и, сорвав пару веток с ближайшего тополя, прикрыл их так, чтобы блеск лат в лунном свете не сразу привлек внимание посторонних глаз.
Луна вообще была некстати в эту ночь, но летом почти всегда ночи в Шадизаре ясные, и с этим пришлось смириться. Конан продолжал свой путь в лунном свете, по-прежнему вслушиваясь в шаги прохожих и стараясь никому не попадаться на глаза. Вообще-то большинство обитателей Пустыньки либо отправились уже на свою работу в базарные лавки, либо выжидали подходящую добычу где-нибудь вдали от города, а те, что сидели по своим дворам да лачугам, опасности не представляли.
Еще пара-другая кривых и пыльных улочек, и Конан вышел к Большому Каналу. Дальше надо было двигаться еще осторожней, и Конан пожалел, что не взял доспехи одного из бритунских наемников – в них он мог свободно пройти по улицам у Восточных Врат, не вызывая особых подозрений. Но что сделано, то сделано! Он не собирался переходить Канал по мосту, а, отойдя подальше, перебрался в мелком месте вброд и пошел вдоль забора, направляясь к дому Кривого Хиджа. Ему приходилось, хоть и не часто, бывать здесь, он знал, где собиралась стража и примерно помнил, когда воины обходили улицы, да и звон доспехов мог предупредить об их приближении. С этой стороны опасность ему не грозила, но она могла прийти с каждого двора. Каждый из местных богатеев держал свою охрану, и хотя люди эти не представляли опасности сами по себе, так как Конан легко мог отправить на тот свет трех-четырех сразу, но шум схватки поднял бы остальных. Это вряд ли могло поспособствовать успеху задуманного им дела.
Поэтому Конан старался идти как можно бесшумнее, и, если позволял путь, шагал то маленькими улочками, то между дворов, а иногда и через дворы особо беспечных хозяев. Бывало, охрана так увлекалась игрой в кости либо выпивкой, что целая ватага таких молодцов, как он, могла пройти у них за спиной незамеченными. Еще не все спали, и у многих шадизарских богатеев во внутренних двориках, при свете факелов или медных светильников, под звуки свирелей и мерный удары барабанов нагие смуглые танцовщицы услаждали взор хозяев и гостей. Жирные, украшенные кольцами руки лениво тянулись к подносам со сластями и фруктами, а сальные взгляды с вожделением скользили по молодым гибким телам, в сладкой истоме извивавшимся под заунывные звуки флейты. Конан против воли задерживался у таких мест, но, стряхивая наваждение, заставлял себя вновь бесшумно скользить вдоль глинобитных или каменных изгородей, скрываясь в тени больших деревьев и обходя подальше улочки, где ему слышались мерные шаги стражников и звон их доспехов.
Вот показался храм с колоннами из белого камня; Конан знал, что дом Кривого Хиджа находится в двух шагах отсюда, на улице, вдоль которой росли огромные старые смоковницы с ветвями толщиной в три его руки. "Густая листва этих деревьев послужит хорошим прикрытием", – мелькнуло у него в голове. В том и состоял его план! Кривой Хидж ждет, что он заявится к нему в ворота, а он прилетит по воздуху! А там… Там один Бел, покровитель воров, ведает, что будет дальше!
Каждым мускулом, каждой частицей кожи киммериец ощущал малейшее движение ночного воздуха. Знакомое возбуждение, предчувствие боя овладело им; как зверь, собранный и упругий, он плавной поступью ног, обутых в кожаные сандалии, не перешел, а как бы переплыл площадь перед храмом и, обогнув угол здания, приготовился к прыжку. Ряд могучих деревьев своими кронами накрывал половину ближних дворов и как бы широкой стенок продолжался до самого конца улицы. Дом Хиджа был третьим от храма, и варвар видел отражавшиеся в густой листве отблески огня. Судя по всему, охранники уже запалили факелы.
Киммериец плавно раскрутил веревку с кольцом, которая уже сослужила ему хорошую службу, и забросил ее на ближайшую древесную ветвь. Проверив прочность цепки, он подтянулся и двумя мощными движениями взлетел под защиту пышной и ветвистой кроны старого дерева. Вполне вовремя, потому что через несколько мгновений на улицу с ближайшего двора вышла группа вооруженных людей и, мрачно о чем-то переругиваясь, бренча оружием, прошла через площадь. Воины скрылись за тем поворотом, откуда недавно появился Конан.
Варвар подождал несколько мгновений, затем поднялся на пару веток повыше и постарался с этой высоты определить, что происходит в первом из дворов Кривого Хиджа. Хотя листва и мешала подробно рассмотреть все, своим зорким взглядом Конан разглядел, что в освещенном факелами круге сидят четыре человека. Больше никакого движения там не было. Стараясь не производить ни малейшего шума, киммериец медленно перебирался с дерева на дерево, приближаясь все ближе и ближе к тому месту, где четверо охранников одноглазого резались в кости. Они, видать, были опытными людьми: играли тихо, без воплей, какие обычно сопутствуют такой игре. Даже переругивались они шепотом, а если кто забывался и чуть повышал голос, то старший молчал поднимал руку, и увесистый тумак напоминал стражу о необходимости сидеть тихо. Все это очень походило на засаду, однако азарт игры все же притупил бдительность воинов; они не замечали киммерийца, который находился теперь чуть ли не над их головами.
Конан осторожно открутил висевший прямо перед ним еще не созревший зеленовато-фиолетовый плод смоквы и, резко размахнувшись, бросил его в дальний угол дворика. От неожиданности охранники подскочили, и старший скрипучим голосом приказал:
– Махад! Ну-ка проверь, в чем там дело?
Тот, кого назвали Махадом, нехотя поднялся и шагнул из светлого круга, который отбрасывали языки пламени. Конан взял в правую руку кольцо, и как только различил чуть освещенную луной голову наемника на фоне стены, резко бросил тяжелое медное кольцо. И глаз, и рука его не подвели: раздался глухой стук, и Махад, как подрубленный, рухнул на землю.
– Что ты там возишься, сын крысы? – заорал старший, но тут же, вспомнив, что надо говорить тихо, зашипел на ближайшего к нему низкорослого и кривоногого наемника с большим, не по росту, мечом: – Чего сидишь, шакал? Иди посмотри, что там!
Кривоногий, повинуясь приказу, проворно встал и двинулся в темный угол, где исчез Махад. Конан тихо, как летучая мышь, спрыгнул с дерева и очутился лицом к лицу с оцепеневшими от неожиданности охранниками. Два молниеносных удара мечом – и две снесенные головы покатились по пыльному двору. Киммериец стремительным прыжком метнулся за ствол ближайшего дерева. Когда кривоногий, наконец, сделал два последних шага, едва не наступив на покойного Махада, Конан оказался за его спиной. Теперь лишь хруст сломанных шейных позвонков нарушил тишину. После этого снова все замерло, только чуть потрескивали догорающие факелы.
Еще пару секунд Конан размышлял, где же могут быть остальные охранники этой одноглазой падали. Его интересовали, конечно, недавно нанятые бритунцы, потому как заморанцев, мелких телом и не слишком искусных в бою, на него можно было напускать десятками. Он огляделся и увидел в глубине двора калитку, выходившую, видимо, во внутренний дворик. Калитка выглядела, конечно, не так, как у Ловкача; ту соорудили из пары гнилых досок, подобранных на базаре, а здесь была кованная железная дверь и забор высотой в два человеческих роста. Конечно, для Конана это не являлось непреодолимым препятствием, но важно было соблюдать тишину. Он не хотел очутиться лицом к лицу с пятью-шестью бритунцами прежде, чем наступит решительный момент. Он их не боялся, отнюдь не боялся, но сейчас его задачей было сделать дело, добыть кситар и унести свою голову в целости. А еще уж очень хотелось ему разделаться с Хиджем, паршивым кривым ублюдком, пожалуй, еще больше, чем раздобыть кситар.
Киммериец огляделся. Ветви деревьев здесь были слишком высоко, чтобы попытаться повторить фокус, сделанный им раньше. Нет, он не мог перебраться по ветвям в следующий двор: ветви не доставали до внутренней изгороди, а лишь слегка касались ее, и тонкие их концы не выдержали бы веса человеческого тела. Конан уже приготовился к тому, что придется с грохотом выбивать эту проклятую дверь или долго возиться с засовом, но тут во внутреннем дворе послышались шаги, заскрипело железо, дверь отворилась и сквозь приоткрытую щель высунулась голова бритунца.
– Эй, фонючка! Хосяин зофет!
Так как старший охраны, видно, по прозвищу Вонючка, не спешил откликаться, бритунец открыл дверь полностью и ступил во двор. Конан молниеносно возник перед ним, взмахнул мечом, но опытный воин каким-то стремительным звериным движением уклонился от удара, и его меч уже был готов отбить атаку. Варвар обманным выпадом вынудил бритунца податься влево и нанес коротким разящий укол. Однако лезвие меча лишь скользнуло по налокотнику, не причинив бритунцу никакого вреда.
Видно, противник на сей раз попался непростой, под стать Конану! Он был даже покрупнее киммерийца, не выше, а именно крупней; этакий здоровенный муж в расцвете лет, когда сил в избытке, а быстрота движений еще не утрачена. Недаром бритунцев везде нанимали для опасных и ответственных дел, где вряд ли могли справится другие воины! Схватка предстояла опасная, но это только подстегивало варвара. Тем более, что бритунец имел преимущество: он был в латах и сапогах, а Конан только в сандалиях, просторных шароварах да безрукавке.
Сообразив это, бритунец сделал молниеносный выпад и только блестящая реакция и быстрота варвара спасли его от лезвия меча, мелькнувшего у левой щеки. В свою очередь Конан сделал движение вперед, бритунец отбил удар, мечи звякнули, и варвар даже в пылу борьбы понял, что его присутствие тут, пожалуй, уже не является неожиданностью. Злость придала ему дополнительные силы; он резким замахом рубанул воздух, враг отскочил назад и, коснувшись открытой двери, на мгновение потерял ориентировку. На очень короткий миг, которого и мухе не хватило бы взмахнуть крыльями, но Конан шанса не упустил. Лезвие меча метнулось к шее бритунца, и резким ударом варвар снес ему голову. Потом, прислушавшись и не заметив ничего подозрительного, он прошел во внутренний дворик, прикрыв за собой тяжелую дверь.
Этот двор был обширнее предыдущего и вымощен камнем. Вдоль противоположной от входа стены стояла тяжелые деревянные кресла, покрытые ковровыми накидками, а в левом от входа углу были врыты деревянные столбы с поперечной перекладиной на высоте человеческого роста. Разумеется, роста заморанца, Конану это сооружение приходилось на уровне плеча. Двор был не квадратный, а имел несколько выступов каменной стены; за ней уже была видна крыша довольно высокого строения. Два дорогих медных светильника горели ровно и освещали почти что все пространство двора.
За стеной послышался какой-то шум, женский плач, глухая ругань. Конан отступил чуть в сторону и спрятался за выступом стены. Дверь справа от него распахнулась, и двое заморанцев, одетых в зеленые блузы и такие же шаровары, выволокли во двор черноволосую молодую женщину, которая плакала и пыталась вырваться из цепких рук слуг Кривого Хиджа.
– Сейчас мы тебя успокоим, милашка, – злобно пообещал один из облаченных в зеленое, продолжая выкручивать женщине руки.
Вся группа направилась к врытым в землю столбам с перекладиной, и слуги, натренированным движением развернув девушку лицом к углу, где прятался Конан, приподняли ее и продели запястья в кольца, которых Конан вначале не заметил. Кольца щелкнули; руки девушки уже не могли вырваться оттуда. Довольные своей работой, оба зеленых отступили на шаг, разглядывая женщину. Они стояли спиной к киммерийцу и не видели его, как и девушка, продолжавшая биться в ужасе, прикованная к перекладине. Конан находился в десяти шагах от нее.
Один из палачей достал длинную треххвостную плеть на короткой ручке.
"Пора вмешаться", – промелькнуло у Конана в голове. В два гигантских прыжка он преодолел расстояние до одного из слуг и сильным движением свернул ему шею. Второй, на мгновение оцепенев, закричал что ему, конечно, не помогло: Конан вырвал у зеленого кнут и страшным ударом в челюсть отбросил его на землю. Затем он разрезал ремни на ногах девушки. С кольцами пришлось повозиться дольше, но его сильные пальцы сумели разогнуть их. Теперь женщина была свободна, но киммериец едва успел подхватить ее на руки и опустить на землю – несчастная лишилась чувств. Конан замер, разглядывая ее, ощущая, как это прекрасное тело помимо воли вызывает волну желания. Стиснув челюсти, он осторожно похлопал девушку по щеке. Она очнулась, открыла глаза.
– Не бойся, красотка, – шепнул киммериец. – Не бойся! Сейчас я уведу тебя отсюда.
Лицо девушки исказилось от страха.
– Вот радость так радость, потомок суки и осла! Не ждал я тебя так скоро! – раздался жирный густой голос. Так вещала бы навозная куча, если бы могла говорить, промелькнуло в голове Конана. В следующий миг все покрылось мраком.
Очнувшись через некоторое время, он понял, что руки его привязаны к двум столбикам, похожим на те, что он видел во дворе, но гораздо короче, примерно до колена. Конан опирался на локти, так предплечья были прикручены ремнями к этим столбам. В голове у него еще стоял гул от удара дубиной. Кривой Хидж располагался в трех шагах на покрытом дорогим ковром возвышении, за ним высились три здоровенных бритунцев, злобно поглядывавших на распростертого перед ним варвара.
– Дай-ка ему еще воды, чтоб очухался, – приказал Хидж охраннику. Тот, ухватив кувшин с водой, плеснул в лицо Конану. Это помогло: в голове прояснилось, гул постепенно стих.
Помещение, в котором его привязали, гляделось просторным, с высоким потолком; стены были завешаны дорогими коврами, пять светильников освещали расписные своды, в нишах вдоль стен поблескивали дорогие вазы и кувшины. Такой роскоши Конану, пожалуй, еще не доводилось видеть! Перед Хиджем, на подставке из белого камня, сиял богато инкрустированный ларец. Такие сундучки искусной шангарской работы Конану попадались, но этот был особенно красив, с тонкой резьбой, богато изукрашенный самоцветами.
– Что, падаль, не ожидал? – захохотал одноглазый. – Ну, теперь от меня не уйдешь! Ты убил семерых моих людей, – продолжал он, – но, я, пожалуй, мог бы даровать тебе прощение… Да, мог бы, если ты согласишься работать на меня. Соображай быстрей, ибо, клянусь хитроумием Бела, время твое истекает! Если не согласен, я тебя повешу на перекладине вместе с той шлюхой и полюбуюсь, кто из вас раньше сдохнет под плетью. Ставлю двух баранов против шелудивой кошки, что ты не сможешь продержаться дольше ее! – И, довольный своей шуткой, Хидж снова захохотал. Смеялся он долго, пока из его единственного глаза не покатились слезы. Бритунцы басовито подхихикивали, хотя смысл сказанного вряд ли был им понятен.
– Видишь ли, киммерийский козел, – произнес Кривой Хидж – отсмеявшись, я могу сделать с тобой все, что захочу… Ну, например, брошу на съедение своим псам… Джор, покажи-ка ему собачку, – приказал он одному из бритунцев. Тот послушно кивнул и вышел, а когда вернулся, на его мускулистой руке была намотана цепь, на которой бился в наморднике зверь, похожий то ли на пятнистого волка, то ли на барса. Конан инстинктивно дернул головой.
– Что, не нравится? – снова захохотал Хидж. – таких у меня пять штук – один купец привез из Шандарата. Сожрут в один момент, только косточки захрустят! Кое-кого они уже попробовали на вкус, вон там остатки догнивают в яме! – Довольный собой, Хидж опять залился хриплым смехом. – Ну, ладно! Убери его, Джор. Воняет, и нашему гостю, наверно, неприятно.
Бритунец убрался вместе со зверем и немного погодя вернулся, опять встав рядом с хозяином. Видать, Хидж все-таки опасался Конана, хоть и привязанного, и чувствовал себя спокойнее, когда рядом были дюжие бритунцы. Размерами, они и в самом деле не уступали шкафу в каморке Ши Шелама.
– Не хочешь ли узнать, что здесь находится, отродье киммерийской шлюхи? – спросил одноглазый, любовно поглаживая ларец. Когда толстые руки Хиджа поворачивали его, камни переливались и сияли в лучах светильников фантастическими цветами, порождая в воздухе крохотную радугу. Хидж открыл ларец. Внутри он был обит черным бархатом, на фоне которого сосуд с кситаром как бы светился неземным голубоватым светом. Конан, несмотря на неудобную позу, так и впился глазами в сокровище.
Вот он какой, кситар! Неужели волшебное снадобье действительно существует, и это не сказки базарных мудрецов и заезжих караванщиков? И подобная драгоценность досталась крысомордому ублюдку! Поистине все боги, и Митра, и Бел, и Кром, сошли с ума, если допустили такое!