— И это совсем не то же, что рыть могилу обычного размера, — проворчал Грейл.
Так или иначе, они все согласились, что особой разницы не будет. На земле или под землей, тело Борща после вирусной бомбардировки все равно превратится в жидкость, станет слизистой протоплазмой. И, в конце концов, последнее, чего ожидал любой гвардеец на войне — это приличные похороны; каждый знал, что его останки, скорее всего, будут просто втоптаны в грязь поля боя.
Они собрались вокруг погибшего товарища, и Гавотский прочитал короткую молитву за его душу — вот и весь обряд. Хотя Анакора настаивала, чтобы Борща занесли в «Аквилу» и закрыли в трюме — по крайней мере, тогда его тело не осквернили бы хищники.
— Если бы он лучше стрелял… — сказал Баррески, покачав головой, — если бы не спешил так броситься в рукопашную с этой тварью…
— Тогда бы вместо него здесь лежал Пожар, — решительно возразила Анакора. — Ты видел, как устойчивы эти мутанты к лазерному огню.
За исключением смерти Борща, потери были неожиданно легкими. Палинева слегка оглушил удар, когда последний мутант отшвырнул его, Гавотский получил пару ожогов второй степени. И правую руку Пожара пришлось подвесить на повязку, что очень огорчало молодого солдата.
Штель снова был на ногах, но выглядел очень уставшим — и, хотя никто не сказал бы это ему — даже слегка контуженным. Гавотский продолжал заменять его, командуя отделением. Сержант послал Анакору, Баррески и Грейла в челнок, чтобы убедиться, что никто не прячется внутри. Кроме того, Грейл должен был осмотреть двигатели и доложить об их состоянии. Двое культистов были взяты живыми, и Блонский с Михалевым связывали их веревками из рюкзаков.
Штель осматривал труп одного из мутантов.
— Он похож на того, — сказал полковник Гавотскому. Когда сержант удивленно посмотрел на него, Штель объяснил: — На тварь, которую я видел в лесу. У нее была серая шерсть, как и у этой. Адаптация к холоду, наверное. Но если тварь, которую я видел — такой же мутант, то куда он ушел? Эти культисты не знали, что мы идем, пока я… пока они не услышали нас.
— И кому он пошел доложить? — закончил мысль Гавотский. — Кто знает, что мы здесь? И сколько еще мутантов, подобных этому, мы встретим?
ШТЕЛЮ НЕ НУЖНО было спрашивать, что произошло, пока он был без сознания с того момента, как упал в озеро. Его бионический глаз записал все подробности — по крайней мере, все визуальные подробности — и сохранил их для дальнейшего просмотра.
И увиденное вызвало у него тревогу. Органические — настоящие — части его мозга отключились в ледяной воде, но аугметические части продолжали функционировать, поддерживая в нем жизнь. Конечно, он был рад, что остался жив — но мысль о том, что его аугметика может функционировать без него, заставила Штеля содрогнуться.
Двое пленников начали приходить в себя. Михалев и Блонский подтащили их к костру и встали над ними, охраняя. Несмотря на страшную усталость, Штель решил сам вести допрос. Он намеренно начал с того еретика, который выглядел более крепким, и сломить которого казалось труднее. Культист был коренастым, с татуированным лицом и сломанной рукой — результат схватки с Блонским — и смотрел на полковника с безмолвным вызовом.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Штель. — Ты думаешь, что ничего не выиграешь, отвечая на мои вопросы, потому что в любом случае я не оставлю тебя в живых. Ты прав. Но ты можешь умереть быстро и легко — или я заставлю тебя страдать.
Культист плюнул ему в лицо.
Штель кивнул Блонскому, который взял сломанную руку еретика и снова выкрутил ее, заставляя переломанные кости тереться одна о другую. Культист сдерживал крик почти целую секунду. Когда Ледяной воин закончил с ним, из глаза еретика лились слезы.
И все-таки он не сказал ни слова.
Однако допрос возымел эффект — не на этого культиста, но на его товарища. Второй пленник был меньше ростом, моложе, и явно был в ужасе от того, что видел.
— Хорошо, — сказал Штель спокойно, — похоже, этот сделал свой выбор. Можешь избавиться от него, Блонский. Поговорим с его приятелем.
Блонский знал, что от него требовалось. Он поставил ногу на спину старшего культиста и толкнул его лицом в костер. Еретик снова завопил и попытался встать, но нога Блонского неумолимо толкала его обратно в огонь.
Культист умирал долго, и когда он, наконец, умер, воздух был наполнен зловонием его сгоревшей плоти. Его младший товарищ был так напуган, что трясся от ужаса, и его стошнило прямо себе на колени. Казалось, его стошнит еще раз, когда Штель с волчьей улыбкой повернулся к нему.
— Я… я не хотел присоединяться к ним, — проблеял культист. — Просто… когда это только началось, и стало распространяться, и…
— Мангеллан? — напомнил Блонский.
Культист кивнул, казалось, он был рад, что Ледяной воин уже знает это имя, и ему не нужно выдавать его.
— Никто не знает, откуда он появился, он просто… внезапно его сторонники оказались везде, на всех улицах, и никто не мог остановить его, и моя семья, мои друзья… они все говорили, что Мангеллан прав, что мы ничего не должны Императору, что Он не может защитить нас… Они ворвались в наш дом, выволокли нас на улицу и под угрозой оружия заставили поклясться в верности Мангеллану… и у нас не было выбора.
— Выбор есть всегда, — прорычал Блонский.
— Когда этот корабль приземлился здесь, — сказал Штель, указывая на «Аквилу», — на его борту был важный иерарх Адептус Министорум. Он мог помочь вашему народу, мог вернуть их на путь праведности.
Культист кивнул.
— Я слышал, что нашли кого-то… исповедника… Поэтому вы здесь? Вы его ищете?
— Ты знаешь, где он? — спросил Штель.
— Он… он мертв, — сказал культист.
Штель видел, как Блонский и Михалев обменялись взглядами, но сам не отрывал пристального взгляда от пленника. Если бы бионический глаз Штеля сейчас функционировал нормально, он зафиксировал бы малейшие изменения в поведении культиста, вплоть до капель пота на его лице и руках, а акустические устройства услышали бы биение его сердца, и Штель мог бы определить, лжет культист или нет. Сейчас, когда глаз не действовал, решить это было труднее. Но, несмотря на это неудобство, Штель чувствовал себя странно свободным.
— Ты видел, как он умер? — спросил полковник.
— Я… я просто подумал… — сказал культист, — то есть, сейчас он уже, наверное, мертв. Исповедника привели в Улей Йота три дня назад. Я видел, как его вели по ступеням Ледяного Дворца. Мангеллан забрал его…
— Где он? — спросил Штель, — этот Ледяной Дворец? Можешь привести нас туда?
При этих словах пленник побледнел.
— Пожалуйста, — всхлипнул он, — Я сказал вам все, что знал. Не заставляйте меня… Я не могу идти против него, он слишком… слишком силен. Вы не сможете победить его. Мангеллану понадобилось меньше месяца, чтобы выбить Имперскую Гвардию из Улья Йота. Сотни тысяч… сотни тысяч погибли… а вы… вас всего горстка…
Штель принял решение, но посмотрел на Блонского и Михалева, желая знать их мнение.
— Вы верите ему? — спросил он, и солдаты подтвердили.
— Хорошо, — сказал Штель. — Я тоже.
Он достал лазерный пистолет и выстрелил молодому культисту в голову.
«АКВИЛА» БЫЛА выпотрошена. Даже роскошные кресла, предназначенные для перевозки сановников Министорума, были выдраны, и все испачкано слюной мутантов. Но когда в пассажирском отсеке было немного убрано, и расстелены одеяла, он показался подходящим убежищем для девяти смертельно усталых солдат.
Больше никакой пользы корабль принести не мог. Грейлу не удалось запустить двигатели, и это ни для кого не стало неожиданностью. Связь тоже не работала. Однако Баррески нашел переносную вокс-станцию, на вид не поврежденную. Единственное, чего ей не хватало для работы — энергии, но несколько часов под солнечным светом, несмотря на серые тучи, покрывавшие небо Крессиды, должны были это исправить. Баррески надеялся, что утром сможет привести вокс-станцию в рабочее состояние. Тогда Штель сможет связаться с кораблями флота, сообщить о потере «Термита» и запросить воздушную эвакуацию после того, как они найдут Воллькендена.
Впервые за все это время Грейл видел возможность спастись с обреченной планеты, и эта перспектива воодушевила его — почти достаточно, чтобы забыть, что между Ледяными воинами и их целью находится вся армия Хаоса. Он и Баррески вызвались первыми нести караул этой ночью — они были в лучшем состоянии, чем остальные. Грейл сидел у входного люка «Аквилы», готовый поднять тревогу при первых признаках появления противника, но слышал только глубокое дыхание спящих товарищей. Баррески остался снаружи, разложив в свете потухающего костра разбитые части оборудования «Аквилы». Едва ли здесь можно было найти что-то полезное, но он хотел убедиться наверняка.
Однако первым заметил опасность Грейл: движение за холмом, на котором сражались Ледяные воины и культисты. Он лишь краем глаза увидел, как что-то мелькнуло, и не был уверен, что там вообще что-то есть. Но Баррески заметил его настороженность и перестал возиться с запчастями.
Некоторое время они наблюдали за темным силуэтом холма, но не увидели и не услышали ничего. В конце концов, Грейл жестами просигналил товарищу-танкисту, что собирается подойти и взглянуть поближе.
Грейл начал осторожно продвигаться вперед, а Баррески прикрывал его, держа лазган наизготовку. Когда Грейл поднялся на холм, то упал на живот и последние несколько метров преодолел ползком. Несколько минут он неподвижно лежал на вершине холма, оглядывая поле, по которому сюда шло его отделение, чувствуя, как мокрый снег попадает под шинель. Глаза валхалльца всматривались в каждую тень во тьме, пока он не убеждался, что это не угроза.
И оно появилось снова!
И опять исчезло: существо, покрытое серой шерстью, передвигавшееся странной волочащейся походкой. Грейл быстро обдумал варианты действий. Если это мутант, и он здесь один, тогда Грейл и Баррески с ним справятся. Будить остальных нет необходимости — да и пока они вернутся к челноку, мутант может уйти и привести других. Но если он не один? Если он здесь, чтобы заманить их в засаду?