Красно-коричневая спальня встретила меня гостеприимно: на столике примостились тарелка с умопомрачительно пахнувшей едой и открытая бутылка темно-красного, почти рубинового, вина. Камин был включен, и блики, отбрасываемые огнем, придавали комнате таинственный, просто волшебный, вид.
Вик переоделся в разношенные линялые джинсы и белую майку, в которых выглядел в сто крат аппетитнее приготовленного для меня ужина. Я впервые увидела его голые руки, крепкие, рельефные, с выбитыми на бледной коже татуировками — теми же непонятными символами, что и у Анж.
— Глоток вина, моя леди? — улыбнулся Вик, протягивая мне наполненный на треть пузатый бокал. Я молча взяла, пригубила, забыв чокнуться. Выдохнула — вино оказалось крепким — и безжизненным кулем плюхнулась на кровать.
— Эй, что такое? Что-то случилось?
— Да нет, все в порядке. Просто… я очень устала. Все эти события…
— Понимаю. Вот, возьми — Анж кое-что подобрала тебе из своих вещей.
Я бросила взгляд на аккуратную стопку одежды — футболка, достаточно длинная, чтобы в ней спать, и красный спортивный свитер на молнии. Сойдет. Повезло еще, что сестра полукровки не носит все эти кокетливо-розовые рюшечки и кружева, столь любимые девушками. Все правильно — изнеженная кукла и не пришла бы в «Кусаку», не полезла бы на арену против известной своим диким нравом драчуньи — меня.
— Спасибо, — кивнула я. — Это подойдет. Я верну потом.
— Забудь, у сестры куча шмоток. Ты сперва поужинаешь или примешь душ?
— Хочется отмыться от крови, — брезгливо поморщилась я, взглянув на коричневатую корку, въевшуюся в свитер.
— Хорошо. В ванной есть халат и полотенце. Бери все, что понадобится.
Ванная была в конце темного коридора, большая, холодная, с мертвенно-голубыми кафельными стенами. Сама ванна, старинная, на нелепых гнутых ножках, была прикрыта клеенчатой занавеской — единственным ярким здесь пятном. На размывчато-зеленом фоне пестрели морские рыбки, отчего вся квадратная занавеска походила на большой аквариум. Напротив ванны, над раковиной, висело огромное круглое зеркало, полочка под которым была завалена мелочью вроде тюбиков от зубной пасты, зубными щетками, какими-то кремами и склянками с разноцветными жидкостями. М-да… еще более впечатляющий беспорядок можно увидеть разве что у меня дома.
Приблизившись к зеркалу, я заметила одну странность, привлекшую мое внимание: почти в самом центре его прочертила широкая уродливая царапина — вернее, четыре параллельные царапины, словно от чьих-то когтей. Какова же должна быть сила того, кто так изуродовал зеркало! Царапины были очень глубокими, и, судя по расстоянию между ними, когти у их владельца были нешуточного размера. Кто мог такое сделать? И зачем?
Потом я вспомнила, что нахожусь в доме двух вервольфов-полукровок, и на душе сразу стало как-то неуютно. Припадочная Анж вполне могла треснуть по зеркалу в порыве дурного настроения. Надо взять на заметку — и не попадаться ей на пути в такие минуты. А еще лучше — не лезть против нее на арену в следующий раз. Одного вервольфа, уложившего меня в больницу, мне хватит на всю оставшуюся жизнь…
Я снова взглянула в зеркало — из-за царапин мое отражение исказилось, и бледное лицо кривилось, точно от невыносимой боли. Я отвернулась.
Стянув пропахшую кровью одежду, я отшвырнула ее в угол и, отдернув занавеску, шагнула в холодную ванну. Отрегулировала под свой рост ситечко душа и подставила лицо под теплый, ласкающий водопад.
Почему-то я не переставала думать о Фэйте. Хотя вот уже пять лет я запрещала всем говорить о нем, как о своем брате, мысленно я продолжала его так называть. Мой брат. В детстве я любила его какой-то безумной до отчаяния любовью, несмотря на внешнее презрение и постоянные драки. Я всегда гордилась им, старалась заслужить его одобрение. Он был для меня примером во всем, единственным непререкаемым авторитетом. Он часто обижал меня, доводил до слез, жестоко высмеивал — но когда то же самое пытался делать кто-то другой — мальчишки с улицы, одноклассники, кто угодно — горой вставал на мою защиту. Он лез в драку со всяким, кто осмеливался меня тронуть. Мои слезы, пусть и редкие, доводили его до бешенства — он всегда мстил тому, кто был их причиной. Мой старший брат. Защитник и опора. Братишка. Вампир.
Теперь, оглядываясь в прошлое, я понимаю, что у Фэйта всегда были задатки потенциального вампира. Он с малых лет был гордым, как дьявол, смелым, насмешливым, тщеславным и высокомерным. Он презирал человеческую слабость, недостатки, поведение, и людей в целом. Единственными дорогими ему людьми были я и родители — и то любовь эта носила отчетливый оттенок какого-то снисходительного превосходства. Он всегда считал себя выше всех. Он мечтал о силе, власти, могуществе, бессмертии в том возрасте, когда мальчишки обычно не помышляют дальше уличных потасовок, выкуренной тайком сигареты и девчонок-одноклассниц. Фэйт всегда был другим. Особенным. Мама верила, что в будущем он еще удивит нас всех. Бедная мама! Она никогда не узнает, насколько права оказалась. Правда, совсем не так, как она предполагала.
Ну почему ты так поступил со мной, братишка? Почему? Бросил именно тогда, когда я так нуждалась в твоей поддержке! Перешел на сторону тьмы. Стал вампиром. Одной из тех тварей, что сгубили нашу мать. Зачем, Фэйт?..
Я уже никогда не спрошу тебя от этом. А ты и не ответишь. Ты уже давно не мой брат, не тот Фэйт Уайтли, которого я знала и любила. Ты изменился. Все хорошее и светлое, что в тебе было, исчезло. Вампиризм всегда усиливает именно темную суть человеческой души — тайные желания, подавляемые моралью инстинкты, сдерживаемую силу хищника. Ты превратился в демона с лицом и голосом моего брата. Просто оболочка, наделенная памятью о былой, человеческой, жизни. Я — единственная нить, оставшаяся от той жизни, человек, который все еще не дает тебе покоя своим существованием. С моей смертью ты, наконец, успокоишься и целиком погрузишься во тьму. А пока я продолжаю тревожить твою душу, будить болезненные воспоминания, сниться. Ты думаешь обо мне так же часто, как и я о тебе, Фэйт. Ты слышишь мой безмолвный зов даже тогда, когда сама я его не осознаю. Известно, что вампиры способны чуять человека, называющего его имя или часто о нем вспоминающего. Вот почему ни в коем случае нельзя произносить вслух (а лучше — и мысленно тоже) имя своего врага — вампира. Никогда. Ибо рано или поздно он к тебе придет.
Умывшись, я наскоро вытерлась полотенцем, натянула длинную футболку цвета морской волны и кое-как пригладила расческой влажные волосы. Хотелось сна и забвения. Впрочем, это почти одно и то же…
Вик сидел на краешке кровати со страшно удрученным видом и вертел в пальцах пустой бокал. Стоя в дверях, я молча любовалась им — широкими плечами, контрастирующей с ними узкой талией, сильными руками, копной блестящих, иссиня-черных волос… Ощутив мой взгляд, полукровка обернулся, и взгляд его потеплел — потеплел почти ощутимо, так, что и меня бросило в жар.
— Искупалась? — улыбнулся он.
— Да, наконец-то. Непередаваемое ощущение… Ты уже позаботился об Анж?
— Да, она легла спать. — мне показалось, или по лицу Вика скользнула тень беспокойства?
— Она не против, что я переночую тут?
— Нет, конечно. Честно говоря, ей все равно. У нас такое правило: каждый может приводить…э… гостей когда захочет, лишь бы мы не мешали друг другу. Я не слежу за ее личной жизнью, и она отвечает мне тем же.
При мысли, что прежде Вик приводил сюда каких-то других девушек, ревность впилась в мое сердце острыми зубками. Вот это да! Знакома с парнем всего ничего, а уже предъявляю на него какие-то права. Дура.
— Ужин стынет, — напомнил Вик.
— Знаешь, что-то не хочется. Спасибо за беспокойство, но я бы лучше спать легла, устала.
— Конечно, как хочешь. Можешь ночевать здесь, а я буду спать внизу, на диване.
— Я… э… — замямлила я, чувствуя, что отчаянно краснею. — Короче, тебе необязательно уходить. Я не против, если ты… если мы… ну…
— Я понял. — он опустил голову, словно пряча улыбку. — Нет, малыш, я переночую внизу. Так будет лучше.
— Лучше для кого? — обиженно выпалила я. И почему только слова Вика так меня задели?..
— Для нас обоих. Послушай, Шеба, — он поднялся, неторопливо подошел, опустил ладони мне на плечи. — Ты мне очень нравишься, меня к тебе тянет, и, как мне кажется, это взаимно. Но не стоит торопить события. Ты… я не хочу тебя ничем обидеть. А если я останусь с тобой в одной комнате на ночь, я просто не сумею с собой совладать.
— Ну и что? Что тут такого? Ты мне тоже нравишься, так почему мы не можем…
— Просто не можем. Поверь мне на слово. Не сейчас. Не сегодня.
— Я не понимаю…
— Иногда… во сне… я бываю агрессивен. — помолчав, очень неохотно произнес он. — Понимаешь… волчья кровь… и потом, бывают сны… короче, я не всегда могу вовремя с собой совладать.
— Ну не загрызешь же ты меня? — я засмеялась.
— Нет. — глаза Вика чуть расширились от ужаса — видимо, он представил себе эту картину. — Нет, что ты. Но…
— А еще я слышала, что полукровки очень агрессивны в постели, — хихикнула я. — И многие просто мечтают проверить это на себе. Я никогда раньше не встречалась с вервольфами… но сейчас и я не против убедиться в хваленой страстности полукровок.
— Маленькая негодяйка, вот ты кто. — Вик улыбнулся, притянул меня к себе, поцеловал — но очень нежно и коротко, словно боясь самого себя. Его дыхание заметно участилось, и в глазах, кажется, начали разгораться желтые мерцающие огоньки. Потом он отстранился, тряхнул волосами, словно отгоняя морок, взял поднос с нетронутой едой и тихо вышел. На пороге оглянулся через плечо, как-то криво усмехнулся:
— Спокойной ночи, Шеба.
Я сердито засопела и захлопнула за ним дверь.
… Сон мой был беспокойным — как это всегда бывает, если ночуешь в чужом доме. Даже успокаивающая атмосфера тепла и уюта, царившая в спальне парня-полукровки, не помогла мне полностью расслабиться. Видимо, сказывалось напряжение этого богатого событиями дня — драка Вика с Младшим Лордом, встреча с братцем-кровопийцей, разговор с Лолли… Сам дом, в котором я ночевала, был жутким, таинственным, зловещим. Пустующая лаборатория погибшего ученого-генетика, двое полукровок под одной крышей, темные помещения, полные невидимых человеческому глазу призраков прошлого… Что-то здесь было, страшное, смутное, но явно опасное — какая-то тайна. И я не была уверена, хочу ли ее узнать.
До самого рассвета я проворочалась в большой теплой постели, ощущая липнувшие к взмокшему от пота телу простыни. Меня преследовали видения и образы моего детства, мерещилась кровь, а посреди ночи я проснулась от звука приглушенного, но явственного волчьего воя, исходившего откуда-то снизу. Пару минут я лежала в постели, чутко вслушиваясь в безмолвие дома, мелко дрожа от смутного страха. Вой не повторился. Должно быть, почудилось или приснилось — откуда бы в доме взяться волку? Полукровки не воют, по крайней мере, без причины. Быть может, то был бродячий пес снаружи… или ветер… Так, немного успокоив себя, я вновь провалилась в пучину полусна-полубреда, и спала до самого утра.
Первой мыслью, пришедшей мне в голову сразу после пробуждения, было неприятное осознание того, что сегодня я на занятия точно опоздала. Само по себе это не было бы так страшно, если бы на моем счету уже не числилось великое множество прогулов без особо уважительной причины. Если и в этот раз удастся отделаться лишь выговором, прекрасно — но в противном случае Арк с меня шкуру спустит. При желании мой беловолосый друг мог чертовски убедительно изображать строгого папашу. Ерунда. Мой настоящий отец никогда не был строг со мной. Фэйту он еще мог устроить нагоняй, но мне…
Воспоминания о погибших родителях не прибавили мне бодрости. Чертыхаясь, я кое-как выползла из постели, нащупала брошенные в изножье джинсы, натянула, оставив футболку свободно болтаться поверх. Обулась. Ежась, накинула и свитер — осеннее утро было прохладным не только снаружи. А уж в этом заброшенном и не слишком уютном доме и вовсе царил жуткий холод.
Умывшись, я спустилась по лестнице в холл, куда выходила дверь кухни — это я запомнила со вчерашнего вечера. В холле у стены примостился небольшой выцветший диван с горкой пестрых подушек и пледом — здесь, видно, и ночевал Вик. Сейчас диван пустовал. Из кухни доносились приглушенные голоса и веяло аппетитным ароматом свежих гренок — наверняка с джемом или медом… Я сглотнула. Есть хотелось до одури.
У вервольфов, даже у полукровок, необычайно острый слух. Я всегда считала, что умею двигаться совершенно бесшумно — и ошиблась. Быть может, на людей мои способности и действовали, но только не на оборотней. Еще до того, как я пересекла холл и коснулась дверной ручки, входя в кухню, голоса брата и сестры смолкли. Мне показалось, или они тихо переругивались? Тогда понятно, почему они так резко замолчали при моем приближении. Не хотели втягивать меня в домашнюю ссору.
Анж, хмурая и растрепанная, сидела за столом на табурете, поджав под себя одну ногу. Она была в серой майке на голое тело и пижамных шортах, подчеркивавших белизну ее длинных ног. В руках она сжимала чашку с какао — судя по сладкому аромату. Вик стоял у плиты, скрестив руки на груди, и неодобрительно смотрел сестре в затылок. Похоже, она его чем-то вывела из себя.
— Доброе утро, — в один голос поздоровались они со мной. Вик улыбнулся, и эта теплая улыбка немного скрасила выражение досады на его красивом, пусть и излишне бледном, лице.
— Привет. — я кивнула и присела на кожаный угловой диванчик, примыкавший к столу со стороны окна.
— Гренки с какао? — предложил Вик все с той же мягкой улыбкой.
— Да, было бы здорово.
— Как тебе спалось?
— Отлично, — соврала я. — Правда, мне почудилось, будто ночью во дворе выла собака. А может, мне просто приснилось…
Анж и Вик быстро переглянулись, но я не поняла значения этого немого диалога. Отхлебнув из чашки, девушка преувеличенно равнодушно пожала плечами:
— Тут много бродячих псов. Иногда они мешают спать.
Глядя на нее, я была готова охотно поверить в то, что этой ночью ей не спалось. Глаза ее, все того же холодного голубого цвета, запали и покраснели, и без того резкие скулы заострились, а кожа приобрела болезненный желтоватый оттенок. С этими своими неестественно светлыми глазами и металлическими волосами она напоминала бестелесное привидение. Я перевела взгляд на Вика. Никогда еще не встречала настолько непохожих брата с сестрой. И не скажешь, что у них одни родители.
Вик поставил передо мной тарелку с горкой гренок, баночку с клубничным джемом, большую чашку с дымящимся какао, и вернулся к плите, вновь заняв прежнее положение — спиной прижался к навесному шкафчику, а руки скрестил на груди. Точно высеченная в камне статуя. Красивая и внушающая внутренний трепет. Сейчас в его взгляде, устремленном на меня, сквозила нежность, но она больше не могла меня обмануть: я видела выражение его лица, когда он дрался с Люцием. Да, полукровка мог быть опасен. Чертовски опасен.
— Кто тебя тренировал? — вдруг спросила Анж, рассматривавшая меня из-под растрепанной челки. — У тебя крепкое тело, выносливое. Очень неплохо для твоего роста и комплекции.
— То же самое могу сказать и о тебе, — усмехнулась я с набитым ртом. — Драться меня учил мой опекун, Каратель. А еще — улица. Это лучший учитель.
— Верно. — она чуть склонила изящную голову, полные губы дрогнули в ответной улыбке. Глаза при этом по-прежнему оставались двумя равнодушными льдинками. — А меня учил брат. Он, знаешь ли, здорово дерется.
— Охотно верю. — я посмотрела в спокойные глаза Вика, такие добрые… такие опасные.
— Тебе повезло, что на арене была я, а не он. — продолжала девушка. — Впрочем, думаю, я тебя сильнее.
— Разве сила решает исход схватки? Я считала, дело в ловкости и опыте.
— Отчасти, Шеба, отчасти. Уж ловкости во мне побольше твоего, как ты думаешь?
— Ты полукровка. — я пожала плечами.
— Точно. Мне повезло.
— Это как посмотреть.
Анж фыркнула, но промолчала, снова уткнувшись в чашку.
— Мне пора домой. — я отложила надкушенную гренку. — Вик, отвези меня, пожалуйста. Быть может, я еще успею на последнюю лекцию.
— Конечно, как скажешь. Тебе сильно влетит за прогул?
— Одним больше, одним меньше, — хмыкнула я, хотя настроена была далеко не так оптимистично.
Оставаться в одной комнате с Анж почему-то было очень неприятно. Я не могла объяснить этого чувства, но рядом с ней было даже труднее дышать. В компании с Виком было тепло и спокойно. От его сестры исходил холод открытой настежь морозильной камеры. Еще одно необъяснимое различие между двумя полукровками-родичами…
— Доешь, пожалуйста, — Вик кивнул на почти нетронутый мной завтрак, — а я пока выведу машину из гаража.
— Мы поедем не на байке? — удивилась я.
— Слишком холодно для байка. Думаю, пойдет дождь. Ты легко одета.
— Как он печется о твоем здоровье! — фыркнула Анж, едва Вик вышел. В ее голосе не было ни намека на ревность или злость, но я все равно поежилась. Общение с вампирами плохо сказывается на моих нервах. Везде мерещится угроза…
Допив какао — гренки не лезли в горло — я поспешно поднялась из-за стола.
— Спасибо за свитер, — сказала я, задержавшись в дверях. Анж смотрела на меня усталым, равнодушным взглядом.
— Не за что. Красный тебе к лицу, ты знаешь?
— Ненавижу этот цвет. — прошептала я и тихо прикрыла за собой дверь.
Вик оказался прав — едва я забралась на переднее сиденье старенького джипа, как по капоту забарабанили первые капли дождя. В футболке и свитере даже такой мелкий дождик промочил бы меня до нитки.
Вик молча сел за руль, повернул ключ зажигания. Через ослепшее от дождя окно я наблюдала за проносящимся мимо пейзажем унылых городских окраин с приземистыми серыми коробками домов и огороженными сеткой двориками. Все здесь было этого мерзкого серого цвета — тротуар, дорога, здания, лица редких прохожих. Даже небо. Только кроны раскиданных вдоль улиц деревьев радовали глаз пестрой осенней окраской — золотой, багряной, рыжей. Так, бездумно вглядываясь в улицы утреннего города, я прильнула щекой к мягкой обивке сиденья и сама не заметила, как задремала.
От мягкого прикосновения к своему плечу я подскочила, как ужаленная. Мне снилась ночь, плывущие в полумраке улиц тени, телефонная будка и два ярко-зеленых светлячка глаз вампира, пытавшегося выпить мою кровь.
— Нет, Фэйт! — вскрикнула я, упираясь ладонями в нависшую надо мной грудь.
— Шеба, проснись. — Вик осторожно перехватил мои руки, разжал пальцы, судорожно вцепившиеся ему в куртку. — Это был сон, просто сон.
— Прости, — я смущенно отдернула руки. — Я уснула?
— Да, и я не стал бы тебя будить, но мы приехали. Машина стоит у ворот кампуса.
— Вижу.
— Кто такой Фэйт? — поколебавшись, спросил он.
Я отвернулась, нервно обхватив себя руками.
— Лучше не спрашивай меня о нем. Никогда. Это больная для меня тема, Вик.
— Хорошо, прости. Больше не буду. Просто если тебе снятся кошмары, связанные с реальностью… если тебя кто-то обижает… я хочу знать об этом, Шеба.
— Нет. Нет. Ты не должен в это вмешиваться. Это мое дело.
— Шеба, — он протянул руку и ласково коснулся пальцами моей щеки. Я с трудом поборола желание потереться о его ладонь, как жаждущий ласки котенок. От его руки исходило приятное, умиротворяющее тепло. — Шеба, я же вижу, что у тебя неприятности. Что связывает тебя с Младшим Лордом? Ведь вы знакомы — это понятно. Отчего он так на тебя взъелся? Если ты в беде, я должен знать. Я хочу помочь.
— Нет. — я упрямо покачала головой. — Тут никто не поможет. И с ним я уже рассчиталась. Я десять дней провалялась на больничной койке со сломанной рукой и распоротым боком, и сполна заплатила ему за нанесенное оскорбление. Если он еще что-то имеет против меня, это его проблемы.
— Это он уложил тебя на больничную койку? — брови полукровки сошлись на переносице. Взгляд стал очень нехорошим. Ну очень.
— Нет. Я дралась с его прихвостнем, полукровкой, как ты. Я победила. Но тебе не нужно знать подробностей, Вик. Все позади. Рано или поздно он от меня отстанет.
— Предположим. Но тебя окружает слишком много загадок.
— Тебя тоже, Вик. Тебя тоже. — я наконец-то повернула к нему голову и взглянула прямо в его темные азиатские глаза. Пару мгновений он молча смотрел на меня, потом моргнул и отвел взгляд — кажется, смутился.
— Да. У каждого есть свой скелет в шкафу. Прости, я больше не буду лезть в твою жизнь. Ты должна понять, что я просто хочу тебя защитить, не больше.
— Я понимаю. То есть, я это вижу, но не могу понять, зачем тебе это. Не из одной же симпатии?
— Нет. Это больше, чем симпатия, малыш.
— Не преувеличивай.
— Но это так. Меня к тебе влечет, и влечет неудержимо. Неужели ты не испытываешь того же?
— Скажи мне. Ты же наполовину вервольф, должен чувствовать такие вещи. Разве нет?
— Я бы хотел услышать это от тебя, Шеба.
— До скорого, Вик.
Я открыла дверцу и выскользнула в прохладу осеннего утра прежде, чем он успел что-нибудь сказать. Запахнув на груди свитер, я пригнула голову от моросящего дождя и бегом припустила к воротам. Меня подмывало оглянуться, но не хотелось увидеть огорченное лицо Вика. А мне почему-то казалось, что он огорчен.
По квартире гулял сквозняк. В сумрачной прихожей в ноги мне радостно ткнулся серый пушистый комок — Лу. Я подхватила котенка на руки, прижала к груди. Два больших голубых глаза смотрели с жалобным упреком.
— Ну ладно, признаю, я — порядочная свинья, — вздохнула я. — Но ведь Рэй тебя кормила в мое отсутствие, да?
Лу неопределенно мяукнул и ткнулся холодным носом мне в ладонь. Кажется, он действительно по мне соскучился. Маленький подлиза.
Я двинулась было в свою комнату, но мое внимание привлекла полоска света из-под двери в спальню Рэй. Странно. Разве она не должна быть на занятиях?
Я толкнула дверь. Шторы на окне были плотно задернуты, и электрический свет отражался от стен жизнерадостного персикового цвета. Рэй, одетая в спортивные штаны и длинный разношенный свитер, лежала на кровати поверх покрывала, поджав ноги и тупо глядя перед собой. Кажется, она даже не причесывалась с утра. Да и косметики, насколько я могла судить, на ее лице не было ни грамма. Плохой признак.
— Эй, в чем дело? — я прошла в комнату, осторожно опустилась на краешек кровати. Лу серым мячиком скатился с моих колен и ткнулся носом Рэй в живот. Она вздрогнула, словно только сейчас нас заметила, как-то рассеянно потрепала котенка по голове.
— Что-то случилось? — настойчиво продолжала я. Рэй повернула голову и взглянула на меня страдающим взглядом. Синеву ее глаз еще больше подчеркивали покрасневшие веки. Она что, плакала?
— Да нет, все нормально. — ее голос был глухим и хриплым, из чего я заключила, что догадка моя верна. Рэй плакала, и, судя по ее виду, не один час.
— Послушай, скажи, кто это, и я отрежу ему уши.
— Что?
— Кто тот козел, из-за которого ты ревела?
Рэй опустила глаза.
— Ты знаешь, что я могу плакать только из-за одного… — она хотела сказать: «человека», но запнулась и сказала: — парня.
— Люций.
Я помрачнела. Чем этот зубастый выродок ее огорчил?
— Он тебя тронул?
— Господи, нет!
— Тогда что же?
— Мне… я узнала… короче, его видели в компании другого вампира.
— Линна?
— Да нет же. Другого… какого-то юноши. И… они вроде как… любовники.
— Так, ясно. — теперь мне действительно все стало понятно. — Это Лолли. Я тоже видела их вместе.
— Что? Когда?
— Вчера вечером. В парке аттракционов. Они выглядели, как два голубка. Потом Вик и Люций сцепились, а я отключилась. Вику пришлось тащить меня к себе домой на ночлег.
— Постой… они подрались? Из-за чего? И кто такой Лолли? — Рэй приподнялась на локте, слишком озадаченная, чтобы снова расплакаться, услышав об измене ненаглядного Лю.
Я нетерпеливо повела плечом.
— Лолли — мальчишка-кровосос, мы с ним недавно познакомились, не спрашивай, как. Он в принципе неплохой паренек, только, пардон, трахнутый на всю голову. Ведь только последний кретин станет встречаться с Люцием.
— Ну спасибо, — проворчала она, и я поспешно добавила:
— Я не тебя имела в виду. Ты все же девушка, и это выглядело не так… извращенно. А подрались мальчики из-за меня. Люций снова обгадил меня с ног до головы, а Вику это почему-то не понравилось. Когда они сцепились, там был такой всплеск ментальной силы, что я просто вырубилась.
— Ты серьезно пострадала?
— Нет, конечно, нет. Немного полежала в отключке, и все.
— Значит, это правда. — обреченно прошептала девушка, и прекрасные синие глаза наполнились слезами. — У него другое увлечение. Он не звонит с того вечера в ресторане, сбрасывает мои звонки на мобильник, избегает меня. Теперь все ясно. Какая же я дура!
— Ну, это не я сказала, — сказала я как можно тактичнее, но Рэй обозлилась и лягнула меня пяткой в бок.
— Эй! — я поймала ее ногу и прижала к кровати. — Прекрати. Ты знала, что это ни к чему хорошему не приведет. У этих отношений не было будущего. На что ты надеялась — на чудо?
— Похоже, что так.
Ее губы кривились, и я поспешно сказала:
— Только не вздумай реветь. Я этого не выношу, ты же знаешь. Возьми себя в руки, черт возьми!
— Тебе легко, — огрызнулась она дрожащим от слез голосом, — не тебя бросил любимый человек!
— Он не человек.
— Не придирайся к словам!
— Человек бы тебя не бросил, Рэй. Вся мужская половина нашего факультета готова ползать за тобой на коленках, а ты хнычешь, потому что какой-то парень с гнилыми клыками и нечесаной башкой изменяет тебе с несовершеннолетним пацаном!
— У него не гнилые клыки, — возразила она, но плакать передумала: в глубине ее глаз уже заплясали искры смеха. Черт, кажется, все-таки удалось ее немного растормошить.
— Тебе лучше знать, — хихикнула я. — Меня он не удостоил великой чести быть укушенной своими аккуратными зубками.
— Вампирофобка несчастная.
— Не обзывайся, не то у меня появится соблазн тебе нагрубить, а я в этом смыслю побольше твоего, папенькина дочка.
— Иди в задницу, — беззлобно посоветовала Рэй и спихнула меня с кровати ногами. — Пойди, сделай нам какао. Расскажешь, как прошла ночь в постели с прекрасным принцем.
— Он не прекрасный принц. — я вздохнула. — И в постель свою он меня не пустил. К сожалению.
Пока Рэй приводила себя в порядок, закрывшись в ванной, я вскипятила молоко и принялась рыться в кухонных шкафчиках, разбрасывая баночки с пряностями и перетряхивая жестянки из-под круп. Наконец, мне повезло — в старой сахарнице обнаружилась припрятанная от себя самой же полупустая пачка сигарет. Предполагалась, что курить я бросила, но после всех пережитых неприятностей организм просто вопил, требуя дозу никотина. Я не собиралась противиться. Кофе, алкоголь и сигареты — вот что еще помогало мне держаться на плаву. Чертовы вампиры когда-нибудь сведут меня с ума!
Рэй вошла в кухню — свеженькая, причесанная, слегка подкрашенная — и замахала руками, разгоняя густой сигаретный дым.
— Что, так плохо? — спросила она сочувственно, глядя, как я прикуриваю вторую сигарету, с ногами забравшись на свой любимый подоконник. — Обычно ты хватаешься за сигарету, когда уже совсем невмоготу.
— Терпимо. — я выдохнула облачко сизого дыма, закашлялась. — Какао на столе.
— Спасибо. Прости… я что-то и правда разнюнилась сегодня.
— Не за что просить прощения, Рэй. Я — твоя подруга и все понимаю.
— Уж ты бы не стала лить слезы, если бы тебе изменил парень.
— Ага. Я бы просто взяла меч и посекла бы гада в капусту. А заодно и его подружку, — я хихикнула.
— Охотно верю. Надеюсь, Вику хватит мозгов хранить тебе верность, — она улыбнулась, садясь за стол.
— До этого уровня наши отношения еще не дошли. Мне кажется, он хочет быть со мной и в то же время страшно этого боится.
— С чего бы это?
— Быть может, с того, что он — полукровка?
— Вик — вервольф?!
— Его отец был полукровкой. То есть, часть крови оборотня передалась Вику и его сестре. Волчьи гены. Правильнее было бы называть его «на четверть вервольфом», но мы зовем полукровками всех, кто хоть в какой-то степени унаследовал волчьи гены.
— Да, знаю. Но, послушай… по нему и не скажешь. Помнишь громилу Джоя? Вот это был всем полукровкам полукровка! Кстати, пропал он куда-то. Преподаватели его обыскались. Сообщили в полицию, но там считают, что Джой просто сбежал. Он всегда водился с шантрапой.
— Знаю. — кивнула я, борясь с подступившим к горлу комком. Печаль коснулась сердца холодными пальцами. Рэй не знала, что я убила Джоя. Я так и не рассказала ей о драке на Стене. Ни к чему. Пусть думает, что меня так отделали в очередной уличной потасовке. Будет крепче спать. Не всякий человек сможет спокойно жить с мыслью, что твоя лучшая подруга — убийца.
— Думаешь, он опасен? — тихо спросила Рэй.
— Кто?
— Вик. С виду он добрый и пушистый, но… мелькает у него в глазах что-то такое… темное. Не могу объяснить толком, что именно.
— Я понимаю, о чем ты. Он может быть очень опасным, если захочет. Но не со мной.
— Ты уверена?
— Да. Это единственное, в чем я еще хоть немного уверена.
— Ну, если ты так говоришь…
— Послушай, кто из нас двоих встречался с вампиром? — не выдержала я. — Твой крошка Лю вряд ли безобиднее какого-то полукровки, тебе не кажется? По крайней мере, мой парень не станет пробовать на вкус мою кровь!
— А что в этом такого? — с вызовом спросила Рэй. — Я же тебе объясняла, это было абсолютно добровольно. Кроме того, ранка быстро затянулась…
— Вот только ты целый день после этого провалялась в постели, бледная, как поганка. Я действительно не понимаю, Рэй — как можно причинить вред человеку, которого любишь? Как можно желать ему боли?
— Ты не понимаешь. Шеба, ты просто не понимаешь. — она вздохнула и расчесала пальцами непослушные короткие вихры. — Рядом с Люцием возникает чувство, что ты был бы безумно счастлив даже принять смерть от его руки.
— Ты в точности повторяешь слова Лолли, — с горечью заметила я. — Это глупо. И это не любовь. Гипноз, внушение, что угодно — но не любовь.
— Откуда ты знаешь? Ты никого не любила.
— Я уйду от Вика, если он будет со мной так обращаться.
— Посмотрим, Шеба. Посмотрим.
Какое-то время мы молча отхлебывали остывшее какао из чашек, потом Рэй, не глядя на меня, хмуро спросила:
— Он что, так хорош?
— Кто?
— Этот Лолли. Что он вообще из себя представляет?
— Тебя это волнует? Не на другую же девушку Люций тебя променял.
— Тем более. Он хорош собой?
— Ему нет и шестнадцати, так что вопрос о внешности отпадает. Закон о совращении несовершеннолетних распространяется и на вампиров.
— Возможно, он только выглядит на шестнадцать, Шеба. Ты же знаешь, как обманчива бывает юность вампира…
— Нет, Рэй. Тут я права. Он сам мне сказал. Он еще ходит в школу, а твой Лю с ним спит!
— Он больше не мой. И с кем ему спать, решать не тебе.
— Правильно. Ты ведь тоже несовершеннолетняя.
— Была ею еще пару дней назад. В Нью-Эдеме совершеннолетием считается достижение восемнадцати лет, а не двадцати одного года, ты забыла?
Черт возьми, я и правда забыла. Нью-Эдем — город-государство, которым управляют человек и вампир, контролируемые Городским Советом. Многие законы здесь трактуются слишком вольно. Взять ту же Пустошь: сколько скандалов было вокруг этого решения! Держать оборотней практически у себя под боком, за городской стеной! В остальных странах вервольфов вылавливали и вывозили на отдаленные, тщательно охраняемые острова. Жить там можно было. Точнее, существовать. Зато не страдали невинные граждане. На мой взгляд, подход жестокий, но разумный и более чем оправданный. Куда большей жестокостью было выселить оборотней Нью-Эдема за Стену, в безжизненную Пустошь, отгородив их от внешнего мира лазерными сетками и заборами, к которым подавался ток убийственного напряжения, и периодически устраивать их отстрел. Забава для любителей острых ощущений и экзальтированной молодежи. Тьфу! И мало кто помнил — или хотел помнить — о том, что монстрами эти изгои становились только ночью. Днем они по-прежнему были людьми — с такими же точно чувствами, мыслями, желаниями. Кошмар.
Но больше всего мне не нравился закон, допускавший свободу передвижения вампиров по территории Города Смертных. Да, ворота открывались лишь в дневное время, когда две трети упырей смотрели свои кровавые сны, но оставшаяся треть беспрепятственно гуляла по нашим улицам! Впрочем, при желании они могли делать это и ночью, и подловить их было почти невозможно. Убийства продолжались — только на законных основаниях. И все старательно делали вид, что ничего не происходит.
— Так каков он с виду? — не отставала Рэй. Она что, мазохистка? Что ж, если ей нравится расковыривать кровоточащую рану, это не мое дело. Надоело учить людей уму-разуму.
— Он довольно мил, если тебе интересно.
— Мил? Хочешь сказать, он симпатичный?
— Даже очень. Я бы сказала — очаровательный. Большие синие глаза, невинное личико. Стройняшка-милашка. Теперь ты довольна?
Губы ее скривились, но в глазах загорелся гнев. Такой она мне больше нравилась. Уж лучше злость, чем боль.
— Красивее меня?
Я против воли расхохоталась.
— О чем ты? Как можно сравнивать парня с девушкой? Он хорош, и ты хороша, но вы разные, совсем разные, Рэй! Кроме того… Люцию явно не одна сотня лет, а ты все еще наивно веришь, что он способен на вечную любовь? Он не может быть с кем-то слишком долго. Особенно — со смертной.
— Ты права, я знаю. Я веду себя глупо. Но я так надеялась… так верила, что…
Она замолчала, спрятав лицо в ладонях. Мне хотелось протянуть руку и погладить ее по плечу, но я удержалась — Рэй все-таки была крепким орешком и не любила, когда ее жалели. Даже близкие люди.
— Ладно, — сказала она, отнимая ладони от лица и глядя на меня странно сухими, ничего не выражавшими глазами, — хватит ныть. Сегодня мы обе прогуляли пары. Надо срочно наверстывать упущенное, или нас пинками погонят из Университета.
— Ну, тебе это вряд ли грозит, а вот мне… У некоторых преподавателей давно пятки чешутся навешать мне пинков.
Рэй фыркнула.
— Сильно сомневаюсь, что кто-то на это отважится.
… Пара недель пролетела без происшествий. Убийства сбесившегося оборотня прекратились, и комендантский час было решено отменить (не без участия возмущенной молодежи, тягу к развлечениям которой не сумела бы отбить и стая вервольфов). Тем не менее, я почти не покидала кампус после наступления темноты. Не потому, что опасалась вновь столкнуться с Фэйтом или, того хуже, Люцием, — просто учеба отнимала все мое время. Я решила всерьез взяться за ум. Долгими октябрьскими вечерами мы с Рэй сидели на полу, обложившись учебниками, справочниками, тетрадями и пухлыми томами энциклопедий, потягивали какао и лениво переговаривались о всяких пустяках. Рэй за эти пару недель заметно осунулась и похудела, и в синих глазах больше не было того задорного огонька, который меня так в ней притягивал, но, кажется, она пошла на поправку. Один раз даже сходила на свидание с капитаном университетской футбольной команды. Я ее понимаю — высоченный накачанный блондин, не лишенный, как ни странно, зачатков интеллекта, был причиной бессонницы половины наших однокурсниц.
С Виком мы встречались регулярно, пару раз в будни и обязательно — по выходным. Дома у него я больше не бывала — из кинотеатра или кафе он подвозил меня в кампус, провожал до двери и чуть ли не целомудренно целовал в щеку (или в губы, если я была достаточно настойчивой). Он обращался со мной, как с маленькой девочкой, и это меня просто бесило. Но порой мне казалось, что он почему-то боится продолжения наших отношений, боится, что они могут привести к чему-то серьезному. Я видела и чувствовала, что его влечет ко мне, и с каждым днем все сильнее, и что ему все труднее с этим бороться, но не понимала, зачем он так себя сдерживает. Словно боясь самого себя.
Что ж, его дело. Я не собиралась облегчать ему работу. Наоборот, поддразнивала его при всяком удобном случае. Даже купила пару откровенных кофточек, что раньше бы и в голову мне не пришло. Мне нравилось наблюдать, как разгораются мерцающими золотистыми огоньками его темные глаза, теплыми, но опасными, как напрягаются все мышцы его сильного тела, такого родного, такого желанного. Пусть сопротивляется сколько угодно, все равно победа будет за мной — это вопрос времени. И моего терпения. Это было даже забавно.
Арк настоял, чтобы я познакомила его со своим «ухажером». Я не стала утаивать от друга тот факт, что Вик — полукровка. Это, конечно, не изменило отношения к нему Карателя в лучшую сторону, но я не привыкла лгать Арку ни в чем. Пусть между этими двумя и не было взаимной симпатии, но и вражды, по крайней мере, открытой, не наблюдалось. Они просто терпели существование друг друга в моей жизни. Арк был вынужден признать, что Вик — надежный парень: привозил меня в кампус не позднее одиннадцати вечера, вел себя примерно, обращался бережно. С таким парнем нечего было бояться. Впрочем, для меня это не играло такой большой роли — я и сама могла (и умела) за себя постоять. И все же — надо это признать — было приятно иметь такого заботливого и нежного защитника.
Я все реже порывалась нацепить ножны с мечом на наши свидания и вообще куда бы то ни было. Ограничивалась спрятанным под рукавом или штаниной кинжалом. Огнестрельным оружием я никогда не пользовалась, не умела, да и не имела права. Надо будет подумать об этом по достижении совершеннолетия. Осталось не так уж долго ждать — какой-то месяц. Повезло, что особого разрешения на ношение холодного оружия в Нью-Эдеме не требовалось. Единственное условие — возраст не менее шестнадцати лет. В этом городе быть безоружным — значит быть мертвым.
Я сильно скучала по «Кусаке», но, во-первых, никак не хватало времени туда заглянуть, а, во-вторых, Вик ясно дал мне понять свое негативное отношение к визитам в подобные заведения. Нет, он не запрещал мне ходить туда (посмел бы!), но его точка зрения была ясна. «Хватит с меня сестры-оторвы», — как-то раз сказал он с таким мрачным выражением лица, что у меня пропало всякое желание его огорчать. Я привязывалась к нему все больше, и иногда меня это всерьез беспокоило. Я привыкла к тому, что дорогие мне люди либо гибнут, либо предают меня. Даже не знаю, что из этого хуже…
Было воскресенье. Прохладный, но ясный октябрьский день, располагающий к долгим прогулкам по паркам и чистым городским улицам. В воздухе носился запах дыма и увядания, грядущих холодов — но дышать им было приятно. Солнце было какое-то блеклое, негреющее, но после долгих дней унылого дождя и оно радовало глаз.
Я неторопливо шагала по тротуару, кутаясь в «дутую» спортивную куртку. Она была слишком коротка, чтобы согревать тело ниже пояса, а широкие джинсы не спасали от ветра. Из-под куртки свисал длиннющий, полностью закрывавший бедра, зеленый свитер грубой вязки. Завершали наряд высокие ботинки на шнуровке с рифленой толстой подошвой. Должно быть, со стороны я выглядела этакой уличной оборванкой, потому что все прохожие старше тридцати задерживали на мне взгляд дольше, чем положено, и вряд ли из-за восхищения моим видом. Учитывая то, что мои рыжие космы были заплетены в причудливую крученую косу, толстой змеей струившейся по моей спине, а одно ухо украшали серьги-колечки самой фантастической раскраски, повышенное внимание к моей персоне было понятно. Ну и плевать. С Виком я встречаюсь только вечером, успею переодеться во что-нибудь поприличнее. Хотя Вик никогда не говорил этого вслух, но я-то знаю, что нравлюсь ему гораздо больше в платьях и юбках, чем драных джинсах и растянутых свитерах.
Рэй куда-то укатила со своим белокурым воздыхателем, а торчать дома в компании крошки Лу в воскресный день не хотелось. Я села в автобус и добралась до центра города, оживленного и веселого, помогающего на время отвлечься от собственного одиночества.
Слопав хот-дог, два мороженых и клок сахарной ваты, я отправилась бесцельно шататься по Бульварам Грез — элитному району, сплошь забитому всевозможными развлекательными заведениями: кинотеатрами, клубами, ресторанчиками, казино. Улицы богатеньких подростков. Зря, конечно, я сюда завернула в таком вызывающем наряде — можно было и на драку напороться. Прилизанные девочки-блондинки на шпильках, глянцевые мальчики, элитная молодежь — основной контингент Бульваров Грез. Попадались подростки, одетые так же, как я, но таких было совсем мало. «Грезы» не каждый мог себе позволить. Неудивительно, что на меня косились — ишь, плебейка нашлась!
Бульвары Грез плавно заканчивались узкими кривыми переулками, где публика была попроще — здесь в основном теснились недорогие отели, кафешки, бары, прочие забегаловки. Мое внимание привлекла кроваво-яркая неоновая вывеска на стене порядком обшарпанного дома: «ТАТУ-САЛОН «ВАМП». Вся стена была разрисована гротескными летучими мышами и какими-то клыкастыми и грудастыми тетками. Я хмыкнула. У молодежи считалось особым шиком сделать тату у мастера-кровососа. Своеобразная проверка на вшивость. Кроме того, вампиры делали ни на что не похожие, оригинальные татуировки, и это было правдой. Сама не проверяла — не собиралась и сейчас. Черт возьми, я не доверила бы вампиру даже подтереть мне задницу!
Я уже было двинулась дальше по тротуару, но тут до слуха моего долетел тихий, приглушенный всхлип из подворотни, где, скорее всего, располагался черный вход в здание. Поколебавшись, я вернулась и осторожно заглянула за угол — все эта проклятая слабость, не позволявшая мне пройти мимо плачущего человека. Арк говорил, эта черта присуща стражам порядка, в том числе, Карателям. И называлась она — сострадание. Сострадание и сильное желание помогать слабым и беззащитным…
Я не ошиблась — в грязный сумрачный переулок выходила дверь черного хода. У крыльца, привалившись спиной к стене дома, прямо на заплеванной и пестревшей окурками земле сидел паренек в кожанке и рваных джинсах — голова уткнулась в сложенные на коленях руки, худенькие плечи едва заметно вздрагивали. Красные вихры мальчишки и золотая серьга-крестик в ухе были до боли знакомы…
— Лолли? — неуверенно позвала его я.
Паренек вскинул голову, и я увидела, что нос и верхняя губа у него разбиты, и кровь мешалась с дорожками слез, прочертившими щеки. Глаза его удивленно расширились.
— Ты? Что ты тут делаешь?
— Шла мимо. — я неторопливо приблизилась, осторожно, стараясь не коснуться коленом земли, присела рядом. — Кто это тебя так?
Пошарив в кармане, я выудила мятый, но относительно чистый носовой платок, сунула ему в руку. Все еще глядя на меня своими невинно-синими глазами, Лолли благодарно кивнул и принялся размазывать кровь и слезы по своей заметно вспухшей мордахе.
— Ну, ты ответишь на вопрос? Кто тебя поколотил?
— Тебе какое дело? — буркнул он сердито.
— Слушай, если это дело рук Люция…
— Нет. — он качнул головой, пожалуй, слишком поспешно, чтобы это было ложью. — Это не он. Он меня не бьет.
— Тогда кто?
— Линн.
— Что?!
— Линн, его кузен. Это он сделал.
— За что?
— Он был мной недоволен. Этот тату-салон принадлежит ему, и я тут вроде подмастерья. Мастер — неплохой парень, мы с ним ладим, но Линн недоволен тем, что я медленно учусь. Он вообще редко мной доволен.
— Какое, на хрен, право он имеет тебя лупцевать? Разве ты не слуга… то есть, друг Люция?
— Да. Но Линн — его кузен, его правая рука, и… ну, и они раньше…э…
— Я поняла, — проворчала я, чувствуя, что краснею. — Продолжай.
— Линн сильно ревнует ко мне господина. Люций бывает со мной ласков, а к нему охладел.
— И поэтому Линн вымещает не тебе злобу каждый раз, как подвернется возможность?
— Да.
— А Люций? Он тебя не защищает?
— Нет. Он не вмешивается. Все это не так серьезно, чтобы он мог запретить Линну ко мне прикасаться…
— А когда будет серьезно? Когда он тебя прибьет, что ли?
— Поверь, побои — не самое страшное, что может сделать со мной Линн. — мальчик поднял на меня все еще красные от слез, не по-детски печальные, глаза. — Ему лучше не перечить. Несколько дней назад он нарочно толкнул меня, а когда я выронил и разбил чашку с кофе, которую ему нес, он избил меня плетьми и бросил в подвал на всю ночь. Связанным. Меня чуть не сожрали крысы…
— Боже мой. — я ошарашенно смотрела на него, едва веря в услышанное.
— Ничего, рубцы быстро заживают, я же вампир. — он невесело усмехнулся, и из ранки на губе скатилась капелька крови. Он нервно ее слизнул. — Гораздо хуже другое.
— Что может быть хуже этого?!
Прежде чем ответить, он посмотрел по сторонам, словно желая убедиться, что никто нас не подслушивает. Лицо у него стало невероятно серьезным.
— Понимаешь, я еще ни разу не пробовал живой крови.
— И что? — недоуменно спросила я. — Насколько мне известно, вам по закону положена только синтетическая кровь. Не считая этого долбанного Права Смерти.
— Это по закону. — он смотрел мне в глаза, не отрываясь.
— Э… не хочешь же ты сказать…
— Да, Шеба. Старшие вампиры часто организовывают охоту за человеком для молодых учеников. Таков закон стаи. Древняя традиция, которой мы не перестали следовать и после принятия всех этих официальных законов. Просто теперь нам приходится быть осторожнее, и только.
— Значит, тебе предстоит участие в охоте на человека?
— Да. Я не хочу, но Линн настаивает. И Люций не возражает. Он говорит, для вампира из Клана Скользящих Теней я слишком мягкотелый. А я не хочу убивать, Шеба! Я боюсь… и я не должен был тебе это рассказывать… но больше некому…
— Черт возьми.
Не обращая больше внимания на грязь вокруг, я плюхнулась рядом с пареньком и тупо уставилась в пространство. Бред какой-то!
— Вряд ли это можно предотвратить, — пробормотала я себе под нос. — Их так-то просто не подловишь. И улики они прячут ловко, уж я-то знаю.
— Ты не должна никому об этом рассказывать, Шеба. — теперь в голосе Лолли отчетливо звучал страх. — Особенно своему приятелю, Карателю. Этим ты ничего не добьешься, но мне не жить. И, думаю, тебе тоже.
— Это точно, зубастик. Ну и влип же ты… Да и я вместе с тобой.
— Ты-то почему?
— Да потому, что не могу я вот так просто бросить тебя в беде, в лапах этих…этих монстров. Кроме того, погибнет какой-нибудь человек, наверняка парень вроде тебя или девчонка — вампиры обожают молодую кровь.
— Стариками они брезгуют, — кивнул Лолли, едва не рассмешив меня этим своим «они», словно отделяя себя от сородичей-кровососов. Что ж, родственников не выбирают, к сожалению. Почему-то мне казалось, что Лолли не так уж безнадежен, и оттого мне было его еще больше жаль. Стоит ему раз убить, и он уже не остановится. Будут ли эти огромные синие глаза такими же невинно-доверчивыми после кровавой охоты на человека? Вряд ли.
— А что твои родители? — тихо спросила я. — Они не пытаются тебя защитить?
— У меня только отец. Мать была смертной и умерла при родах.
Я изумленно уставилась на него.
— Э… то есть как это? И твой отец жил со смертной женщиной, не обратив ее? Разве законы вампиров это позволяют?
— Нет. Они не были женаты. Это была… случайная связь. Отец не знал, что она беременна. Кто-то рассказал ему обо мне… когда мать умерла, а меня отдали в детский дом. Он меня отыскал и взял к себе.
— Удивительно сентиментальный вампир — твой папаша.
— Он бы не признал меня, если бы я родился человеком. Но я унаследовал гены вампира.
— Вампиризм — чертовски заразная штука, — мрачно пошутила я.
— Ага. Я, конечно, считаюсь полукровкой, и многие меня за это презирают, но на самом деле я очень силен для полу-человека.
— И все же ты не бессмертен.
— Да, я буду жить долго, может быть, пять-шесть столетий, но все же состарюсь и умру.
— И тебе нужно пить кровь, как другим вампирам? Неужели нет никаких лекарств, вроде тех, что сдерживают волчьи гены у оборотней-полукровок?
— Не знаю. Среди вампиров крайне мало полукровок. Такие дети обычно не выживают.
Он был прав. Необъяснимо — но плод любви вампира и человека редко бывал удачным. Не то, что у оборотней. Возможно, это было вызвано тем, что вервольфы зачинали детей в человеческом обличье, а вампиры всегда оставались вампирами и не могли хотя бы на время становиться людьми. Не знаю.
— Но, может, стоит попробовать…
— Теперь уже поздно. Я с детства питаюсь синтетической или животной кровью. Лекарства мне уже не помогут, да и человеческая пища меня убьет. Шеба, я вампир. У меня есть клыки, я силен, вынослив, нечеловечески быстр. Я не умею улавливать мысли людей, как другие вампиры-телепаты, не могу левитировать и не владею телекинезом. Зато дневной свет переношу намного легче. Но все же я вампир. Я даже немного гипнотизировать могу!
— Хочешь сказать, что кровососы умеют все, что ты перечислил? — снова вытаращилась на него я.
Он хихикнул, шмыгнув окровавленным носом.
— Ты не знала? Обычно мы скрываем свои способности, чтобы люди не сильно пугались. Ну… и чтобы они нас слегка недооценивали. Это полезно.
— Не сомневаюсь. И что, все «ваши» это могут?
— Ну, нет. В большинстве случаев вампиры владеют той или иной способностью, и очень редко — всеми сразу. Но очень старые это могут, да.
— Например, Люций?
— Может быть. — он перестал улыбаться, глядя на меня встревоженно.
— Мог он внушить кому-нибудь любовь к себе?
— Любовь? Не думаю. Гипнотическое влияние вампира на сознание человека действует лишь при условии непосредственного контакта, понимаешь?
— То есть, он не может заморочить кому-то голову, не находясь рядом?
— Вроде того. А что?
— Да так… Думала, а не запудрил ли он этими своими штучками мозги моей подруге, — буркнула я неохотно.
— Зачем ему это? Его и так все любят.
— Я — нет!
— Только потому, что твой брат ушел к вампирам, — выпалил он и мгновенно прикусил язык. Наверное, взгляд мой в тот момент был очень красноречив, потому что и без того бледное лицо Лолли стало мертвенно-белым.
— Никогда больше не говори о Фэйте в моем присутствии. Хорошо? — обманчиво спокойным голосом сказала я, предварительно сделав пару глубоких вдохов. — Кое-кто лишился двух зубов только за то, что назвал его имя в моем присутствии. Договорились?
— Д-да, — поспешно кивнул он и на всякий случай немного от меня отодвинулся. Мне стало смешно.
— Ну ладно. И что, твой отец одобряет действия Линна и Люция?
— Конечно. Как можно не одобрять Младшего Лорда?
— Прекрати пороть чушь. Ну… а если я поговорю с Линном?
У него отвисла челюсть. Пару мгновений он не мог вымолвить ни слова, потом сдавленно произнес:
— Ты спятила! Поговорить с Линном? Не всякий вампир осмелится напрямую к нему обратиться, а ты вот так запросто хочешь с ним поговорить! Ну и что ты ему скажешь? Он же и тебя, и меня на куски порвет! Или… или еще что похуже… — голос его задрожал.
— Что может быть хуже?
— Шеба, — он придвинулся ближе, так, что его длинная челка защекотала мне лоб, — ты слышала, что случается с теми людьми, которых обращают после их смерти?
— То есть, как это — после смерти? Такое возможно?
— Их называют ходячими трупами, зомби, иногда — упырями и вурдалаками, но это уже не совсем верно. Зомби — более уместное слово. Это люди, которых выпил вампир, а потом обратил. То есть, сперва дал человеку умереть, и лишь потом влил ему в горло своей крови. Это делается в первый час после смерти жертвы. Ясно тебе?
— Не очень…
— Такие «обращенные» не становятся полноценными вампирами. К примеру, твоего брата обратили при жизни… — он виновато покосился на меня, — прости, что снова о нем упоминаю, просто ты должна понять. Он стал вампиром. А те, кого обращают в мертвом состоянии — в не слишком мертвом — восстают в виде живых мертвецов, зомби. Они почти не соображают, у них заторможенные реакции, и они разлагаются столь же быстро, как обычные трупы, но продолжают функционировать до конца. Они подчиняются приказам того, кто их обратил, и ничьим больше. Если ими вообще не управлять, они начинают жрать все живое на своем пути, и их чертовски трудно убить. Убить по-настоящему.
— Господи, я думала, это все байки! — потрясенно выдохнула я. — Жуть какая…
— Ага. Ты-то хоть ее не видела, этой жути. А я — да. У Линна несколько подвалов с такими слугами-зомби. Его излюбленное наказание для провинившегося ученика — бросить его на пару деньков в такой подвал к зомби и посмотреть, кто кого. Иногда зомби побеждает… А иногда выживший вампир сходит с ума.
— Ты серьезно?! Боже мой… мерзость какая! Но… неужели даже вампира может сожрать восставший труп?
— Еще как может. Особенно если труп еще свежий, а вампир — молодой и неопытный. Теперь ты понимаешь, почему я так боюсь прогневить Линна?
— Но Лолли… и Люций вот так запросто отдаст ему тебя на растерзание?
— Не знаю. — он опустил голову. — Раньше я был уверен, что нет. Но Люций быстро остывает к своим любимчикам. У него куча игрушек.
— Бесчувственная мразь, — сплюнула я, охваченная дрожью ярости. — Его бы самого в такой подвальчик… уж я бы с радостью понаблюдала, как перемалывают его изящные косточки!
— А ты не боишься, что он сам в любой момент может проделать то же самое с тобой? Как я понял, вы друг друга ненавидите…
— Зато ты по уши влюблен в этого монстра. Как ты можешь?
— Слушай, ты тоже встречаешься с нелюдем, разве нет? — вспылил он.
— Это… это обычный полукровка. Вик — добрейшая душа.
— Чужая душа — потемки. Так, кажется, вы говорите? — очень неприятно усмехнулся парнишка, и из-под разбитой губы блеснули маленькие острые клыки. Мне показалось, он хотел еще что-то добавить, но тут землю между нами прочертила длинная тень — кто-то вышел из дома и остановился на крыльце. Мы дружно повернули головы.
На верхней ступеньке, щурясь от яркого дневного света, стоял самый необычный вампир из всех, когда-либо мною виденных. Высокий по людским меркам — но ниже Фэйта или Люция — очень худощавый, даже тонкий. Стройность длинных ног подчеркивали черные кожаные штаны в облипку, заправленные в высокие кожаные же сапоги до колен с серебряными наклепками. Темно-зеленая шелковая рубашка на шнуровке свободно облегала тело, позволяя видеть верхнюю часть груди — гладкой, белой, точно алебастр. Мой взгляд скользнул выше и уже не отрывался от удивительного лица вампира. Таких тонких, изящных, почти кукольных черт я еще ни у кого не видела. Слишком большие для человека глаза должны были отталкивать, но они были прекрасны. Продолговатые, чуть раскосые, невообразимого бирюзового цвета. Бледные лучи солнца преломлялись в этих глазах и плавали в их глубине, точно золотистые рыбки в сине-зеленой морской воде. Кожа у незнакомца была белой, но словно светилась изнутри, как поймавшая солнце перламутровая ракушка. Волосы были прямые, совершенно белые, как у Арка, но с виду мягкие и тонкие, переливчатые, как жемчуг. Они мягким водопадом обрамляли узкое лицо, едва достигая плеч, и не скрывали странных ушей вампира — аккуратных, но заметно заостренных на кончиках, точно у классического фэнтезийного эльфа. Вот это тип!
— Лолит, — обратился к мальчишке незнакомец, и голос его обволакивал, как шелковое покрывало, — вот ты где. Я тебя искал.
Он вдруг нахмурился — Лолли поднялся, и стали видны следы побоев на его лице.
— Линн? — мрачно спросил вампир, кажется, уже зная ответ. Лолли понуро кивнул. Взгляд незнакомца обратился ко мне. Я уже была на ногах, отодвинувшись к противоположной стене подворотни. Не доверяла я незнакомым вампирам, и точка. Бледно-розовые, четко очерченные губы беловолосого дрогнули в легкой улыбке.
— Здравствуйте, мадемуазель. Лолит, ты не представишь нас друг другу?
— Это Эльф, — буркнул тот и снова замолчал. Беловолосый укоризненно покачал головой и в следующую секунду оказался прямо передо мной, точно переместился в пространстве, а не сбежал по ступеням вниз. Я ошарашенно уставилась в прищуренные бирюзовые глаза, чувствуя, как волоски на руках встали дыбом. Черт возьми, это еще что за фокусы такие?
— Эльфом меня называют близкие друзья, — тихо сказал вампир и нарочито медленным движением протянул мне руку — понял, что мне не понравились его трюки с перемещением. — Меня зовут Эжен, мадемуазель.
Эжен. Имя такое же легкое, воздушно-кружевное, как и он сам. Поколебавшись, я все же вложила свои пальцы в его прохладную ладонь.
— Шеба.
— Рад знакомству, Шеба. — прежде чем я успела ему помешать, он наклонил голову и коснулся губами моей ладони. Настоящий джентльмен, чтоб его! Я поспешно отдернула руку, борясь с желанием потереть кожу, горевшую в месте поцелуя. Этот жест меня на самом деле испугал.
Бирюзовые глаза смеялись. Кажется, мой испуг позабавил Эжена.
— Не делайте так больше. — холодно посоветовала ему я и внутренне удивилась тому, что обратилась к вампиру на «вы». Язык почему-то не поворачивался ляпнуть что-нибудь колкое. Эжен выглядел и вел себя как истинный джентльмен, и меня даже не интересовало, было ли то искусно замаскированное притворство. В конце концов, все мы выбираем себе те или иные маски.
— Это мастер «Вампа», — пояснил Лолли, и я отметила, что рядом с Эженом он держится просто и непринужденно. Это говорило в пользу белокурого красавчика.
— Ясно.
— У вас изумительный цвет волос, Шеба. — Эжен протянул было руку, словно намереваясь коснуться моей косы, но я нахмурилась, и рука немедленно убралась. — Золото и осенний багрянец. Очень удачное сочетание цвета волос и глаз, надо отметить. Потрясающе! Я бы хотел нарисовать ваш портрет…
— О чем это он? — я посмотрела мимо Эжена на Лолли. Тот пожал плечами:
— Эльф — художник, и очень хороший. Его картины висят в «Двух Городах» и многих музеях.
Я вспомнила мастерски выполненный портрет Лорда Ночного Города. Да, таланта беловолосому вампиру явно не занимать.
— Я не хочу, чтобы вы меня рисовали. Лолли, — я повернулась к мальчишке, кивнула: — Мы позже продолжим наш разговор. До скорого.
Я развернулась и быстрым шагом двинулась из переулка, но успела услышать тихий голос Эжена, ласковым ветерком погладившим меня по спине:
— Воистину кошачья грация…
И дьявол меня побери, если я не покраснела.