Сангре стоял у плиты, поглощенный приготовлением отбивных, а я сидела на табурете и морщилась: теперь запах прожаренного мяса был мне неприятен. И, хотя я не была голодна, ноздри жаждали ощутить аромат свежей, теплой, густой крови. Помимо воли я пристально разглядывала молодого оборотня — слушала громкое и ровное биение его сердца, наблюдала пульсацию вены на шее, вдыхала запах сильного здорового тела… Хотелось встать, подойти к парню сзади, схватить руками за горло, наклонить к себе, и…
Я тряхнула волосами, отгоняя наваждение. Что за чушь! Неужели теперь так будет всегда? Кошмар.
— У тебя как-то нехорошо глаза светятся, — невозмутимо заметил Сангре, покосившись в мою сторону. — Проголодалась?
— Да нет, я в норме. Никак не могу понять, чем ты пахнешь.
— Чего?
— Ну, вроде бы лесом и чем-то таким, что чувствовалось и в Вике… и в то же время ты какой-то… не такой. Необычный оборотень. Может, ты другой волчьей породы? — я хихикнула.
— С чего ты взяла, что я — вервольф? Мой зверь — вовсе не волк, — пожал он могучими плечами. Задумчиво ковырнул отбивную когтем и облизнулся.
— А разве… я думала… а что, бывают иные виды оборотней, помимо вервольфов? — удивилась я.
— Само собой. Правда, подвидов этих очень мало. Волки, рыси, тигры… медведи. Я, например, — медведь.
— Охотно верю, — проворчала я, окинув многозначительным взглядом его фигуру.
— Да уж не чета всяким тощим облезлым кошкам, — парировал он с ухмылкой.
Вместо ответа я лишь беззлобно оскалила клыки.
Шмякнув на тарелку штук пять сочных отбивных с жареной картошкой и щедро полив все кетчупом, Сангре приземлился напротив меня, заставив вздрогнуть стол и посуду в шкафу. Я с отвращением взглянула на тарелку.
— Знавала я одного Медведя… хороший был боец. Джоем звали. Гора мышц, как ты.
— Да? И что с ним стало?
— Я его убила.
— Гм… Не повезло бедняге. Ну, со мной этот фокус не пройдет, — пробурчал парень с набитым ртом. — Кстати… Вик сказал, у тебя вроде как днюха завтра, а? Совершеннолетие?
Я смотрела непонимающе.
— У меня?…
— Ну не у меня же. Ты что, про собственный день рождения забыла?
— Забыла…
Оборотень-медведь фыркнул и сунул в рот очередной громадный кусок мяса. В уголке его полных губ застыла алая капелька кетчупа, так похожая на кровь. Мне страшно захотелось ее слизнуть…
— Да, выходит, завтра мне стукнет восемнадцать, — с трудом проговорила я. — Вик помнит… А вот Арк и Рэй, кажется, забыли. Я беловолосому только что звонила — он и не заикнулся про мой день рождения! Оно и понятно — столько всего случилось за эти дни…
— Так ты и Вик собираетесь пожениться? — поинтересовался Сангре. Видимо, он понятия не имел о том, что такое чувство такта.
— Разве он меня не ненавидит? — тихо спросила я.
Сангре на пару мгновений перестал жевать и недоуменно уставился на меня.
— С чего бы?
— Ну… Его сестру убил вампир, который и спас меня от нее. Вампир, которого Вик давно ненавидит… и не без причины.
— Вот так дела! Так это он… тот кровосос… тебя обратил?
— Да. Но у него не было другого выхода. Анж меня заразила, а сыворотка не помогла. Я могла умереть.
— А вместо этого обрела бессмертие, да?
— Думаешь, меня это радует? Человеческая жизнь меня вполне устраивала.
— Значит, Вик не знает, что ты теперь — вампирша?
— Получается, что так… Даже не представляю, как он отреагирует…
Сангре промолчал, но в серо-зеленых глазах на миг отразилось что-то вроде сочувствия. Вот только в чей адрес — мой или Вика?..
— Сегодня полнолуние, — как-то задумчиво отметил он, глядя на темный квадрат окна.
— Это что-то меняет?
— Надеюсь, нет, — неопределенно ответил он и поднялся из-за стола. — Если хочешь, посмотри ящик, мне нужно вколоть одну дрянь.
— Лекарство? Анж и Вик на таких сидели…
— Именно. Ты же не хочешь, чтобы ночью в твою спальню вломился оголодавший медведь? — он коротко хохотнул и вышел, видимо, довольный собой. Ну и шутки…
Последовав совету оборотня, я потащилась в гостиную, упала на низкий диван и включила телевизор. Берлога у Сангре оказалась премиленькая: небольшая, но очень уютная, несмотря на очевидность проживания в ней молодого холостяка. Две комнаты — гостиная и спальня, кухня, прихожая, коридорчик, ванная, застекленная терраса… Район — почти центральный, но улочка «с секретом» — чтобы попасть в подъезд старомодного пятиэтажного дома, нужно долго петлять хитрыми переходами. Насколько я поняла из скупых пояснений парня, квартиры на всех пяти этажах занимали полукровки и парочка истинных вервольфов. Правда, это я и без его рассказа быстро выяснила — спасибо вампирскому чутью. Я просто нюхом чувствовала присутствие соседей-перевертышей. И что-то еще… вроде ауры или ментальной силы нелюдей, отчего дрожь пробегала по хребту и волоски на коже вставали дыбом, как шерсть на загривке у дикого зверя. Это не была опасная, враждебная сила, но, тем не менее, она была чужой — ведь хищники, обладая, по сути, схожей природой, разительно отличаются друг от друга.
Вскоре Сангре вернулся из ванной, шлепнулся рядом на диван, отчего меня подбросило в воздух на добрый метр. Я сердито ткнула парня пяткой в бок.
— Слушай, а для чего вы встречаетесь с Виком? Почему он сразу не остался у тебя? За ним следили?
— Не уверен, но он опасался слежки, не хотел подставлять меня. Да и потом, ему есть где пересидеть эту заварушку. Завтра вечером он будет ждать нас на Мосту Ангелов, том, что в заброшенных кварталах. Там тихо и безлюдно…
— Это точно. Ни один человек в своем уме не сунется в эти развалины. Говорят, там юнцы-кровососы пошаливают, оргии всякие устраивают… даже бомжи оттуда бегут.
— Нам это лишь на руку. Никто не помешает, да и Каратели туда не суются.
— А что будет потом, после встречи? Почему бы Вику просто не прийти к нам, сюда?
— Пока он не может. Мы встретимся, он передаст мне диск, повидает тебя, после чего мы с тобой уедем из города. Точнее, улетим. Позже Вик присоединится к нам.
— Постой… куда улетим, зачем?
Сангре шумно вздохнул и поскреб в затылке лапищей.
— Ты, наверное, слышала о том, что кое-кто из правительства пытается провести законопроект о ликвидации Пустоши как места заключения изгнанных оборотней и о переселении их на один из островов-колоний, подобно остальным? Помнишь, год назад самолет потерпел крушение и рухнул прямо на Пустошь, повредив заграждения? Город оказался под угрозой освобождения сотен вервольфов. Тогда все обошлось, войска вовремя среагировали, но политики тут же завопили о небезопасности устройства Пустоши, мол, где это видано — селить тварей под стенами города…
— И что?
— А то, что сейчас этот законопроект, скорее всего, утвердят. Вик хочет остаться в городе на какое-то время и проследить за этим. У нас свои связи в правительстве… Но ты спросишь, зачем это нам, — чтобы всех оборотней вывезли из Пустоши на остров? А затем, что этот самый остров — лишь видимость тюрьмы. Тюремщики, надзиратели, врачи и охрана — это все наши люди. На самом деле на этом острове — Зэт-3 — устроен тайный лабораторный комплекс, где проводятся генетические и прочие исследования. Наши специалисты пытаются создать то самое лекарство, над которым работал и Вик. Нам выгодно, чтобы остальных вервольфов перевезли на остров. Мы уже близки к завершению исследований, и скоро будем готовы доказать властям всего мира, что оборотни могут быть полноправными членами общества. Мне нужно доставить диск с последними данными на остров и не допустить утечки информации. Вик хотел, чтобы я забрал туда и тебя. Теперь, когда его разоблачили, он не может оставаться здесь, с тобой. А там вы сможете быть вместе, и никто никогда не узнает о вашем местоположении… Что думаешь?
— Я… это так неожиданно… Но, знаешь, мне тоже нельзя тут оставаться. Видел эту ораву из Ночного города? Все они жаждут моей головы. Я — нелегально обращенный вампир, без документов и прав на существование…
— Ну, бумажки мы тебе выправим, не вопрос. Главное, что ты согласна улететь на Зэт-3…
— Еще как согласна! Тем более, там я смогу быть с Виком… А ни у кого не возникнет вопроса, зачем юной вампирше понадобилось лететь на остров-тюрьму для оборотней?
— Не беспокойся об этом. Сделаем тебе карточку медсотрудника. У нас в персонале имеется пара-тройка кровососов, это допускается. Главное — что ты скажешь друзьям… Надо придумать более-менее внятную легенду — а еще лучше, вообще ничего не говорить. Просто исчезнуть. На острове тебя никто не найдет — состряпаем тебе новое имя и биографические данные. Пойми, Кошка — как бы ни был предан тебе твой Каратель, наступит день, когда он захочет отыскать тебя — и отправится на Зэт-3. Этого допускать нельзя.
— Да понимаю я. Нет, Арку лучше ничего не знать. Во-первых, он сразу просечет, что на остров этот ко мне прилетит Вик — а чувство долга перед законом у Арка развито куда больше, чем симпатия к парню, с которым я помолвлена. Он, конечно, начнет гоняться за Виком, и покоя нам не будет… Да и не отпустит он меня никуда, а уж тем более — на остров-тюрьму. Скорее поступится принципами и достанет мне поддельные документы.
Я задумалась, неосознанно вертя на пальце серебряное кольцо. Сангре следил за мной ленивым взглядом своих необыкновенных серо-зеленых глаз, в глубине которых нет-нет да и проскальзывали хищные искорки.
— Незачем мне тут оставаться, — наконец, твердо сказала я. — У Арка с Рэй, похоже, все на мази, я им ни к чему. Уеду тихо, никого не предупредив. Может, записку оставлю… Не хочу, чтобы они переживали, думая, что со мной что-то произошло. Из универа меня наверняка попрут, так что ловить в этом городе мне больше нечего…
— Вот и славно. Завтра обсудим все с Виком, а сейчас — извини, у меня дела. Мы, оборотни, как и вы, вампиры, активную жизнь ведем чаще по ночам, — он улыбнулся, обнажив крупные, белые, очень острые зубы. — Я ненадолго, нужно успеть уладить кое-какие дела. Принести тебе крови?
— Как ты ее добудешь? Ее только вампирам выдают, — фыркнула я.
— Это уже моя забота. Ладно, я пошел. В шкафу, на нижней полке есть запасная пушка и пара ножей — если что. Из дома не выходи, никому не открывай, на звонки не отвечай. Впрочем, чужой сюда так просто не проберется — наши его в момент засекут. Тебе нечего бояться.
— Вот я и не боюсь, — зевнула я. — Иди, иди, медведь. И, это… поосторожнее там.
— Кто бы говорил, — проворчал он и, накинув куртку, выскользнул в прихожую. Через секунду тихо скрипнула входная дверь, и я осталась в квартире одна.
Первый час ушел у меня на обдумывание деталей побега: нужно было улучить момент и забрать из общаги свои вещи, оставшееся оружие… Или бросить все и купить все необходимое потом? Блин, придется где-то раздобыть денег…
Грустно будет уезжать из города, в котором прошла вся моя никчемная жизнь. Жаль, я не смогу взять с собой крошку Лу — но Рэй о нем позаботится. А Арк позаботится о Рэй. Он давно по ней с ума сходит… Непонятно только, как эту бунтарку и аристократку угораздило влюбиться в ярого блюстителя закона с внешностью байкера-одиночки… Хороша парочка, одним словом.
Потом от нечего делать я разделась, бросила запачканную кровью одежду в стиралку, приняла душ, покопалась в шкафу Сангре, отыскала более-менее нормальную рубашку — сидела она на мне, как небольшой парашют — высушила волосы, побродила по квартире… Немного постояла на террасе — порочный Нью-Эдем сиял миллионами огней, мерцал и переливался, как праздничная игрушка, так, что звезд в небе совсем было не различить. Высоко-высоко над суетой ночной жизни города людей и нечисти висела ярким шаром луна, и мертвенный свет струился по крышам домов. Шум транспортного движения, далекий человеческий смех, торопливые шаги, хлопанье дверей в забегаловках… Обострившийся слух улавливал все, и расстояние почти не было помехой. Я «принюхалась» — кажется, соседи по дому, те, что были полукровками, спали, — а «истинные» излучали ощутимые волны настороженности и тревоги. Видимо, сказалось влияние последних событий, затронувших сообщество вервольфов…
Я вернулась в комнату, оставив дверь на террасу приоткрытой — теперь холодный воздух был мне даже приятен. Полупрозрачные анемоново-желтые занавески трепетали и вздувались пузырем на ветру, в котором уже чувствовалось дыхание близкой зимы. Снегу давно уже полагалось укрыть дома и улицы, но он все не приходил — словно боялся запачкаться о грязь и серость застывшего в осени города.
Я свернулась калачиком на диване, глядя в экран телевизора. Шел какой-то скучный старый фильм, и совсем скоро я начала клевать носом, хотя вампирам вроде как ночью спать не положено. Наверное, сказалась усталость — уже не чувство, а состояние моей души в последние пару недель. И я уснула.
Мне снился серебряный диск луны в темной синеве ночного неба, вересковая пустошь, источавшая голубоватое мерцание, мягкие склоны холмов… Я стояла на большом плоском камне у какого-то странного сооружения наподобие древнего дольмена, и летний ветер трепал полы моего длинного платья. Оно было алым, как свежепролитая кровь… Неосознанным движением я коснулась головы — вместо пышной гривы волос во сне у меня была короткая непокорная стрижка.
— Мэб? — послышался мягкий вкрадчивый голос за спиной.
— Люций. — я повернулась, взглянула в мертвенно-белое от лунного света любимое лицо. Вампир стоял в каком-то метре от меня, скрестив руки на груди — одет он был в старинного покроя белоснежную рубаху с пеной кружев, кожаные бриджи и высокие сапоги. Смолянистые волосы были по-прежнему растрепаны, губы кривила ироничная усмешка. И только глаза, эти прекрасные говорящие глаза, излучали странную смесь нежности и печали.
— Я не Мэб, — сказала я резко, вздернув подбородок. — Кого ты любишь, Лорд? Меня или память о ней?
— Конечно, ты не Мэб. — теперь он не улыбался, лицо было серьезным и грустным. — Ты — Шеба, единственная женщина в этом и других мирах, которую я могу любить. Я люблю тебя, моя кошка…
Теплая и властная ладонь легла мне на затылок, по коже пробежал легкий заряд прохладной озоновой силы. Вторая рука Люция обвила мою талию, лишая меня пути к бегству. А хотелось ли мне бежать?.. Нет, черт возьми. Нет.
— Я люблю тебя, Люций ле Флам, — прошептала я в ответ, и мои ладони сами собой легли ему на грудь.
И тогда он наклонил голову и поцеловал меня — очень нежно, осторожно, трепетно, стараясь не оцарапать мои губы клыками. Неужели я могла когда-то жить без этих поцелуев? Сердце ухнуло куда-то вниз, словно невидимые качели подбросили меня к небу, и задрожали коленки, и кровь ударила в голову. В такую минуту не жаль и умереть… Забывается все — кто ты, зачем живешь, от чего бежишь — и лишь одно имеет значение: эти теплые мягкие губы, эти руки на твоем теле, этот свежий и горький запах озона, сводящий с ума…
Моя сила мгновенно «проснулась», потянулась к силе Люция, словно стремясь переплестись с ней так же тесно, как и наши тела. Жар и холод вновь схлестнулись, перетекая друг в друга, и слияние это было подобно взрыву сверхновой — словно ты умер и родился в одно мгновение.
— Люций… — прошептала я, отрываясь от его губ… и проснулась.
Он сидел на полу у дивана, склонившись надо мной, и мои руки покоились у него на плечах. Вскрикнув, я отпрянула, оттолкнула его — он покорно отпустил меня, поднялся и отошел на середину комнаты. Порыв залетевшего с террасы ветра всколыхнул полы его длинного кожаного плаща, запутался в волосах.
— Я не хотел пугать тебя, Шеба. Ты спала, и я не посмел тебя будить…
— Зачем ты пришел? Как нашел меня? — глухо спросила я и сердито одернула на себе задравшуюся рубашку.
— Прошу, давай выйдем на террасу. Не хочу, чтобы тут остался мой запах.
— Какая разница? Волки все равно тебя уже почуяли. Ощутили твою силу…
— Не думаю. Я умею скрывать свое присутствие, когда захочу…
— Не от меня.
— Нет, не от тебя. Мы с тобой теперь — одно целое. Ты почувствовала мое приближение и позвала меня в свой сон… точнее, в видение… Я скучал по тебе, котенок.
— Я смотрю, ты жив и невредим, — заметила я спокойно, хотя внутри все сжалось. Не от ненависти и гнева, нет. От облегчения… и радости. — Неужто всемогущий папочка замял дело с нелегальным обращением, а?
— Не вполне. — усмехнулся он невесело. — Но наказание куда мягче, чем могло бы быть, если бы не влияние моего отца. Так ты выйдешь со мной на террасу, упрямая кошка, или мне силком тебя выволакивать?
— А ты попробуй, — с вызовом бросила я, вздернув подбородок.
Он пару мгновений молча смотрел на меня, потом тяжело вздохнул, и плечи его опустились.
— Прошу тебя, Шеба, удели мне минутку-другую. Потом я уйду и больше тебя не потревожу, обещаю. По крайней мере, лет пять…
— Какая точность, — буркнула я, но ноги с дивана спустила. Странное и какое-то обреченное поведение Младшего Лорда Ночного Города обескураживало и пугало. Я не привыкла его таким видеть… В левой части груди вдруг разлилась тупая ноющая боль, я поморщилась. Черт, неужто и у бессмертных болит сердце…
— Чья это рубашка? — поинтересовался вампир первым делом, когда мы вышли на террасу.
— Если ты нашел меня и знаешь, чья это квартира, должен знать и ответ на свой вопрос, — огрызнулась я.
— Я выследил тебя, «включив» телепатическую связь, установившуюся между нами после того, как я тебя обратил, — пожал он плечами. — По ощущениям могу сказать, что тут живут оборотни… Впрочем, этот факт мне и так известен — как и факт существования тайной организации вервольфов. Все мы — нелюди; секретов в обществе ночных обитателей практически нет… Значит, тебя приютил один из приятелей твоего мохнатого бойфренда?
— Не говори о нем так, — холодно ответила я. — Да, Вик попросил своего друга позаботиться обо мне. Тебя это как-то напрягает?
— Нет, я рад этому. Я… я волновался о тебе. Не следовало тебе убегать. Я бы тебя защитил… Лолли рассказал мне о произошедшем на кладбище. Ты могла пострадать…
— Лолли в порядке? — обеспокоенно перебила его я. Он взглянул на меня со странной горечью:
— Ты так о нем печешься…
— Он — мой друг.
— Он — вампир, как и я. Как твой брат, Линн, Урсула…
— Я в курсе. Вампир вампиру рознь, знаешь ли. Лолли — неплохой парнишка, хоть и безмозглый; из него еще будет толк. У него доброе сердце. А вы все — жестокие твари!
— Жестокая тварь, как ты изволила выразиться, спасла тебе жизнь, между прочим, — сухо заметил Люций.
— Да, верно. А стоило ли оно того? Теперь мне вечно будет восемнадцать, и я буду пить кровь…
— Это не так уж плохо, котенок. Ты не состаришься, не заболеешь, не подурнеешь. К тому же, меняться с годами ты все же будешь — очень постепенно, едва уловимо, но будешь. Нет, твое лицо не избороздят морщины, волосы не поседеют, а тело не утратит силы и ловкости. Просто течение времени оставляет свой отпечаток даже на лицах бессмертных… Ведь и сам я — далеко не тот молодой мужчина, каким кажусь, и ты это знаешь.
— У тебя глаза многосотлетнего убийцы, — прошептала я, отворачиваясь.
— Они не всегда бывают такими, — мягко возразил он. Его ладони очень осторожно легли мне на плечи. Прохладные, сильные, узкие ладони с холеными длинными пальцами. Родные до боли. — Когда они смотрят на тебя, в них не остается ни капли жестокости. Разве это не так?
— Так. И я не понимаю, почему. Не верю, что такие, как ты, способны любить по-настоящему… по-людски.
— Неужели та ночь в горах тебе это не доказала, Шеба? Ты по-прежнему считаешь меня врагом? Ведь ты меня любишь, я это чувствую!
— Можно влюбиться и во врага, — ответила я задумчиво.
— Значит, ты все-таки в меня влюблена, — в его голосе прозвучало удовлетворение сытого, избалованного кота. Он прижался щекой к моей макушке, шумно и глубоко вздохнул.
— Все-таки ты моя, — пробормотал он уже тише. — И мне не нравится, когда на тебе рубашки чужих мужчин. Ты должна носить только мои рубашки и только в моем доме…
— Еще чего, — фыркнула я, но уже без иронии.
— Пока у меня еще есть время, я обязан решить, как мне защитить тебя, — продолжил он серьезно. — Пять лет — большой срок, если речь идет об угрозе твоей жизни. Ты в опасности, а я с завтрашнего дня не смогу быть рядом и присматривать за тобой…
— Так-так, — я резко вырвалась из его рук, подбоченилась. — Ничего не понимаю! Куда это ты собрался на ближайшие пять лет и что мне угрожает? Преследование твоего Клана, желающего убрать меня?
— Нет, у Клана к тебе больше нет претензий, Шеба. Я об этом позаботился. Мое наказание в какой-то мере станет и твоим… Не хмурься, я сейчас все объясню. Понимаешь, я — сын Лорда, и казнить меня за столь незначительный в глобальных масштабах проступок, естественно, никто не станет. Но кара — обязательна, пусть и символическая. Таковы наши законы. Старейшины сошлись на том, что ближайшие пять лет я проведу в заточении, лежа в каменном саркофаге в подвале отцовского замка, без пищи и права на общение с другими вампирами, даже с родственниками. Среди Кланов такое наказание называется Тихим Безумием. Многие заточенные сходят с ума, не выдерживая многолетнего одиночества, голода, телесных и душевных мук… Нет, заживо погребенные вампиры не умирают, но со временем тела их высыхают, а разум впадает в подобие забытья — и при этом пленники невыносимо страдают… Я рассказываю тебе об этом не для того, чтобы вызвать твою жалость, нет — но ты должна быть готова к тому, что может с тобой произойти. Видишь ли, котенок… поскольку теперь мы телепатически связаны и контакт усиливается в ночное время, ты будешь испытывать часть моих страданий, чувствовать меня на любом расстоянии. У нас будут общие сны, мысли, ощущения. Не всегда и не так сильно, как если бы ты испытывала муки заточения на себе, но и это будет далеко не приятно. Я хочу, чтобы ты постепенно научилась «закрываться» от меня, гнать прочь мысленный зов. Старейшины знали, что делали, объявляя свое решение. Знали, что и ты будешь страдать… Я настаивал на том, чтобы тебе оставили жизнь, и добился согласия. Между прочим, твой брат тоже просил за тебя.
— Не может быть! — воскликнула я с горькой иронией. — А ведь еще сегодня он был готов выпустить мне кишки — в угоду ненаглядной Урсуле! Семейка клыкастых уродцев, пиявки недоделанные…
Губы Люция тронула легкая усмешка. Он склонил голову, и глаза его мягко замерцали — словно лунный свет отразился в черной воде.
— Вижу, тебя ничто не способно изменить, котенок. Даже став одной из нас, ты по-прежнему ненавидишь вампиров…
— Люций, многие люди ненавидят друг друга, хотя они — одной расы. Почему такого не может быть и между кровососами? Принадлежность к тому или иному биологическому виду не избавляет нас от законов морали, не так ли? И я никогда не протяну руки помощи вампиру, который этого не заслужил — будь он трижды моим собратом по крови! Помнится, когда я еще была человеком, я пыталась спасти крошку Лолли — наплевав на то, кто он такой. Черт, да я даже шею ему подставила!
— Ты и себя тогда спасала, — заметил вампир. — Но ты права: никогда не понимал твоей странной привязанности к Лолиту…
— …Как и я — твоей привязанности к Рэй, — буркнула я и прикусила язык: не хватало еще, чтобы этот надменный кровопийца убедился в моей ревности и окончательно распоясался. — Короче, оставим это. Если моя безопасность — единственное, что тебя сейчас волнует, можешь успокоиться — на днях я улетаю туда, где мы с Виком сможем быть вместе… Это один из островов-колоний для вервольфов. Там меня искать не будут. Ты доволен?
— Что ж, примерно такого поворота событий я и ожидал, — помолчав, сухо ответил он. — Ты вернешься к Виктору… Да, он и его друзья сумеют тебя защитить. Но ты уверена в своих к нему чувствах, котенок? Ты любишь его? Любишь так же, как меня, всем сердцем, без памяти, до потери пульса? Сумеешь ли ты забыть меня, будешь ли счастлива в его объятиях?
— А это уже не твое дело, — вызверилась я мгновенно. — Оставь эту лирику про поцелуи и объятия для втюханных в тебя дурочек! Если ты подзабыл, я помолвлена — и та ночь в твоем доме — самая крупная ошибка в моей жизни! Спать с вампиром, с заклятым врагом, убийцей, больным извращенцем, нелюдем — как я, я, Шеба Дикая Кошка могла до такого докатиться!
— Девчонка! — прорычал Младший Лорд с такой яростью, что волосы на моей голове дружно встали дыбом. Ледяная волна озона хлестнула меня по щекам, и уже в следующее мгновение я оказалась прижата к стене — в стальных тисках рук вампира.
— Следи за словами, маленькая дрянь, — прошипел он прямо в мои широко распахнутые глаза. — Помнишь, как говорят — от любви до ненависти…
— У нас, по-моему, все как раз таки с ненависти и началось, — стараясь казаться невозмутимой, заметила я холодно. — Сделай одолжение, отпусти меня, у тебя жутко костлявые пальцы… Вику вряд ли понравятся синяки на моем теле.
— К дьяволу Вика! — рявкнул он и для пущей убедительности хорошенько меня встряхнул. Взбешенно зашипев, я вскинула руку — удлинившиеся за какие-то доли секунды когти полоснули Люция по бледной холеной щеке. Банальной пощечиной это было трудно назвать — из страшных глубоких порезов мгновенно хлынула яркая, алая кровь. Вампир рассмеялся — зло, коротко — и небрежно вытер ее рукавом. Края ран срастались на глазах, и выглядело это жутко…
— И что мне с тобой такой делать, а? — выдохнул он в мое ухо и скользнул ладонью по моей щеке. — То ли убить, то ли любить…
Я не успела ответить — теплые шершавые губы зажали мне рот, и все колкости разом выветрились из моей головы. Не осознавая толком, что делаю, я подпрыгнула, по-обезьяньи обхватив Люция всеми четырьмя конечностями, и, глухо застонав, яростно ответила на его поцелуй. Рубашка снова задралась, но теперь на нее было плевать — я целовала любимого вампира, как в последний раз. Впрочем, в этом была доля истины…
Одной рукой придерживая меня, второй он забрался под мою рубашку, заскользил прохладными пальцами по спине. Я замурлыкала от удовольствия.
— Моя дикая рыжая кошка, — со смешком пробормотал он и легонько куснул меня за шею. Потом отстранился и осторожно опустил меня на пол — боясь, что ноги подведут меня, я бессильно привалилась к стене.
— Мне нужно идти, — произнес Люций. Лицо его стало напоминать маску, высеченную из ледяной глыбы, но в глазах полыхало черное пламя.
— Мы… мы еще увидимся? — сглотнув, как-то жалобно спросила я. Он невесело усмехнулся.
— Не знаю, котенок. Пять лет… За это время многое может случиться. Возможно, в твоей жизни все изменится настолько, что ты забудешь меня, не захочешь вновь видеть…
— Это невозможно, — качнула я головой и закусила губу. Чтобы не зареветь от отчаяния и боли…
— Значит, надежда остается. После освобождения я непременно отыщу тебя, мой рыжий дьяволенок, — он шагнул навстречу, раскрыв объятия, и я покорно спрятала лицо у него на груди. Его сердце колотилось, как сумасшедшее. Я вдруг почувствовала, как по щеке побежал горячий ручеек.
— Я не хочу, чтобы ты уходил. Не хочу, чтобы тебя наказывали так страшно! Слышишь?
— Предлагаешь сбежать? — хмыкнул он. — Бросишь Виктора и уедешь со мной на край света? Сделаешь это ради меня?
— Я не могу оставить Вика, — твердо ответила я, подняв на него глаза. — Никогда. Я его не предам!
— Так я и думал… Что ж… мне пора. Все будет так, как и должно быть. Об одном прошу — забудь о мести Урсуле, выкини из головы саму мысль о ней. Я тебя знаю — ты не успокоишься, пока не покараешь того, кто обратил твоего брата… Улетай, котенок, улетай подальше от Нью-Эдема и Кланов — и будь счастлива со своими волками. Я не прощаюсь… до свидания, моя девочка.
Я было открыла рот, чтобы что-то сказать, но Люций обхватил ладонями мое лицо, поцеловал меня — крепко, жадно, с какой-то обреченностью, — и, уже отстраняясь, шепнул на ухо:
— С днем рождения, Шеба…
Юркая тень мелькнула перед глазами, исчезая за распахнутым окном террасы, и уже через мгновение растворилась в серебре лунного света. Я не успела даже глазом моргнуть. Люций ушел, и я знала, что он не вернется.
Мне стало так больно — физически больно — что захотелось кричать и выть от безысходности, тоски, одиночества.
Прижавшись лбом к ледяному стеклу, я зарыдала навзрыд, а волчий глаз луны равнодушно плыл высоко в ночном небе, и никому не было дела до горя рыжей восемнадцатилетней девчонки.