Ночное происшествие все же привело к неприятным последствиям — я заболела. По телу разлилась страшная слабость, даже руку поднять и то было трудно. Семейный доктор, прибывший к полудню, констатировал пониженную температуру и слабый пульс, после чего вздохнул и проникновенно спросил:
— Скажите, леди Виржиния, вы в последние дни, гм, обедали?
— Кажется, да, — рассеянно откликнулась я, кутаясь в любимую шаль леди Милдред. — Я, признаться, не всегда обращаю внимание на такие мелочи.
— Понимаю, — сказал доктор Хэмптон, и глаза у него стали добрые-добрые, как у святых на картинках в житиях. Седые волосы сияли в тусклом дневном свете старым серебром, еще больше усугубляя впечатление. — А ужинали?
— Разумеется. Вечером я работаю с документами и всегда прошу Магду сделать мне чаю или кофе.
— Чаю — с чем…? Не откажите в любезности уточнить, — все так же ласково и понимающе улыбался Хэмптон.
Я задумалась. Неужели это так важно для диагноза?
— Обычно с молоком и сахаром… — доктор нахмурился, и я наконец сообразила: — О, вы не это имели в виду, да? Нет, обычно к чаю ничего не подается. Изредка — фрукты в шоколаде, например, апельсиновые дольки. Но обычно я предпочитаю не есть ничего, когда работаю с бумагами — своего рода «деловая аккуратность», — пошутила я, но доктора это нисколько не обрадовало.
— Нижайше прошу прощения за дерзость советовать вам, но если бы вы с такой же аккуратностью, леди Виржиния, относились к своему здоровью, то в моем визите не было бы никакой нужды, — в обычной своей церемонно-вежливой манере отчитал меня Хэмптон. Я ответила фамильным ледяным взглядом Валтеров, но доктор и бровью не повел: он заботился о здоровье вот уже второго поколения нашей семьи и насмотрелся на грозные взгляды во всех возможных вариациях. А мне в этом смысле было ох как далеко и до леди Милдред, и до собственного отца, еще в детстве наводившего страх и ужас на всю прислугу и случайно попавших под руку гостей. — Осмелюсь предположить также, что от вреднейшей привычки засиживаться допоздна за работой и уделять сну неприлично мало времени вы до сих пор не избавились. Ваш организм, леди Виржиния, ослаблен до крайности, в таком состоянии хватит и небольшого нервного потрясения, чтобы слабость обернулась болезнью. Вам нужно больше заботиться о себе. С вашего позволения, леди Виржиния, я составлю подходящую диету и режим дня. Не откажите в любезности следовать им хотя бы неделю, а еще лучше — поезжайте из Бромли в загородный особняк. Воздух на природе куда лучше столичного.
Исписав лист с двух сторон ценными указаниями, доктор распрощался и удалился, пожелав мне напоследок крепчайшего здоровья — и поменьше работы.
Прочитав рекомендации семейного врача, я приуныла: мне надлежало спать, питаться лечебными бульонами и запеканками да дышать свежим воздухом. Всевозможные повседневные занятия, начиная с ответов на деловые письма и заканчивая даже чтением, были строго противопоказаны. И, верно, я бы не смогла следовать предписанному режиму даже до вечера, если бы днем, почти одновременно, в особняк не пришли Магда и Мэдди — у одной кончился выходной, а другая прослышала о моей болезни.
— Ай-ай, леди Виржиния, как же я виновата, — тихо причитала Магда, суетясь вокруг. — Как же я так ушла, когда вам-то нужна была… Если б знала — ни за что б выходной не просила, ей-ей!
— Полно вам, Магда, — вздохнула я, прерывая бесконечный поток бормотания.
Почему-то ощущать себя в центре забот большого дома было очень приятно. Я знала, что повар очень постарался, чтобы приготовить некий особый «лечебный бульон» с пряностями и зеленью, рецепт которого передавался из поколения в поколение; что мальчишки, помощники садовника, самовольно нарезали в зимней оранжерее цветов, которые теперь наполняли благоуханием мою комнату; что Магда осталась со мною, хотя намеревалась взять еще один выходной, а Мадлен и вовсе закрыла кофейню с позволения Георга и пришла, чтобы позаботиться обо мне.
— Нет, нет, вы даже не говорите такого, леди Виржиния, — вздохнула Магда и потупилась огорченно. — Видно, я старая стала, да и мало вам одной горничной-то. Может, возьмете кого еще, помоложе?
На лице у Мэдди было ясно написано, как борется в ее душе ревность с чувством ответственности, но в конце концов победило второе, и Мэдди кивнула, поддержав Магду.
— Горничную, говорите, — я невольно задумалась.
Вообще прислуги у меня было неприлично мало; такой штат мог устроить разве что какого-нибудь провинциального баронета, но не графиню, у которой во владении был один из самых лучших особняков в Бромли. Но так уж повелось с того времени, когда леди Милдред взяла на себя управление состоянием Эверсанов и Валтеров — и мое воспитание. После того ужасного пожара, унесшего жизни родителей, мы лишились и большей части прислуги — кто-то уволился, кто-то попросту сбежал… а некоторые погибли. И, когда Милдред решила переехать в старый особняк Валтеров на Спэрроу-плейс, мы взяли поначалу только самых преданных людей. А потом я привыкла обходиться малым, да и нравы в отношении количества слуг, подобающих тому или иному статусу или дому, были сейчас не столь строги, как лет двадцать назад.
Но в словах Магды было рациональное зерно. Мне не помещала бы… личная парикмахерша. После смерти Эвани я и подумать не могла о том, чтобы нанять кого-то еще, это казалось почти предательством. Но сейчас у меня не было столько времени, чтобы постоянно ездить в тот же «Локон Акваны», дабы поддерживать прическу. Да и в ситуациях, вроде вчерашней, лучше бы мне на помощь приходила горничная, а не лукавый гипси со всякими там «ловцами снов»…
При воспоминании о том, как повел себя Лайзо ночью, я почувствовала странную нежность… и смущение, но быстро отогнала от себя эту мысль. Да, похоже, чувство приличия у гипси отсутствовало напрочь, как и приверженность этикету и нормам поведения в обществе.
Зато он очень хорошо чувствовал, когда люди нуждаются в его поддержке.
— Горничная… — задумчиво повторила я вслух. — Что ж, вполне разумно. Пожалуй, спрошу у леди Вайтберри — у нее всегда наготове хорошие рекомендации… К слову, Магда, у тебя же есть сестра, верно?
— Да, и как раз горничной работает, — подтвердила Магда и вздохнула: — Так она сама немолодая — у нее уже и младшей-то дочке вот-вот только пятнадцать исполнилось… Юджи дочку звать, Юджиния Смолл. Она тоже сызмальства матери помогала, ну, как горничная, грамоте обучена — в воскресную школу ходила… Ой, леди Виржиния, а может, вам Юджи взять в горничные? — лицо у Магды просветлело. — У ней рекомендаций нету, но я за нее поручиться могу! Умная девочка и работать будет хорошо, вот клянусь!
Выбирать прислугу по рекомендации прислуги было странно… Но тут я вспомнила о том, что среди моих знакомых, возможно, завелся шпион, работающий на газетчика, и решилась.
В конце концов, в Магде я уверена, как ни в ком другом. И плохого она точно не посоветует.
— Хорошо. Пускай мисс Юджиния Смолл приедет в особняк, я с ней побеседую. Если мне она понравится — отправлю ее учиться на парикмахера в «Локон Акваны». И тогда уже с середины апреля она сможет приступить к работе.
— Ой, как здорово! — неподдельно обрадовалась Магда и, смутившись, присела в неловком реверансе. — Простите меня, леди. Вы, это, не думайте, что я, мол, хочу свою племянницу пристроить. Она правда девочка ловкая, пальцы у нее хорошие, да и глаза — как вышивает, загляденье просто, а какие кружева плетет! За волосами в один миг научится ухаживать, вот ей-ей!
Звучало это забавно, и я улыбнулась.
— Что ж, быть посему. Мэдди, ты не против?
Она всерьез задумалась, а потом двинула ладонью над полом, на уровне груди, будто бы показывая на маленький рост, похлопала снисходительно воображаемую визави по плечу и сделала вид, будто пишет что-то.
— Станешь ее учить? — предположила я, и Мэдди радостно закивала, а затем сцепила руки словно бы в дружеском рукопожатии. — И дружить будете, да? Вот и хорошо. А теперь… Магда, сходи на кухню, пусть мне сделают кофе. Крепкий, с сахаром и имбирем. Можно и корицу положить. А ты, Мэдди, принеси деловую почту из кабинета. Те письма, что лежат на красном подносе — это срочные. Кажется, я уже чувствую себя достаточно сносно, чтобы заняться работой…
Магда тут же побежала выполнять поручение, а Мэдди театрально развела руками, глядя на меня, и вздохнула, как будто говоря: вы неисправимы, леди.
Я улыбнулась. Меня собственная неисправимость более чем устраивала.
Следующий день я провела дома, отдыхая. Чтение писем и работа над сметой много сил не отнимали, а самая кропотливая работа временно целиком легла на плечи мистера Спенсера и его помощников. Впрочем, главное решение по новой фабрике мы уже приняли, а остальное больше касалось деталей и подробностей, так что я могла позволить себе немного расслабиться…
…и это было весьма кстати, так как еще через день меня навестили сразу обе близкие подруги — леди Вайтберри и леди Клэймор. А пребывание в одном помещении сразу и первой модницы и кокетки Бромли, и первой умницы было сродни маленькому землетрясению или средней мощности тропическому шторму.
Впрочем, скоро мы нашли тему для разговора, одинаково устраивающую нас всех.
Разумеется, это были великосветские сплетни.
— Мой последний и самый преданный пока поклонник — альбийский поэт, — томно созналась Эмбер Великолепнейшая. Сегодня на ней было немыслимое платье — короткое, всего до середины икры, с нежно-сиреневой юбкой-тюльпаном, а дополнялось оно темно-лиловым жакетом в восточном стиле. — Честное слово, он просто обворожителен. Когда он уехал к себе в Альбу, мой ненаглядный даже на радостях подарил мне это, — Эмбер, лукаво улыбаясь, коснулась сложенным веером своей броши в виде цветка лилии из аметиста в серебре. — Но Уильям Гейнс, так зовут того поэта, продолжает мне писать. И вот вчера он прислал мне письмо, касающееся самой Рыжей Герцогини. Вы просто не представляете, что случилось недавно в герцогстве Альбийском!
— Вы переписываетесь с самим Уильямом Гейнсом! — Глэдис хищно подалась вперед, разглядывая Эмбер через лорнет. — Дорогая, вы просто обязаны нас познакомить. Этот человек должен непременно стать украшением одного из моих вечеров искусства. Виржиния, а как вы считаете?
— Я? О, простите, кажется, я несколько растерялась, — поспешила я отговориться, и это было правдой: все мои мысли на секунду устремились к Рыжей Герцогине — и к недавней поездке дяди Рэйвена в Альбу. Интересно, истории Эмбер и дяди Рэйвена как-то связаны? — Да, разумеется, вы правы. Может, этот Гейнс и поклонник вашей красоты, дорогая Эмбер, но Глэдис, без всякого сомнения, поклонница его таланта. Так что вы просто обязаны поспособствовать их воссоединению. Так что там с историей? Вы знаете, я без ума от всяких интересных рассказов.
Подруги обменялись многозначительными взглядами. Затем Эмбер осмотрелась по сторонам с видом бывалой заговорщицы, раскрыла веер и, загадочно и томно вздохнув, начала рассказ.
Как у нее водилось, с конца.
— Лорд Томас Эрл Палмер, граф Палмерский и двоюродный брат герцогини Виолетты Альбийской, на прошлой неделе взорвался прямо в своем автомобиле!
Глэдис, только-только пригубившая сладчайший «кофе для леди» закашлялась.
— О, святые небеса! Я знала лорда Палмера, не то чтобы близко, но все же. Они с моим Сеймуром прежде состояли в одном шахматном клубе, и я подумать не могла, что… Святые небеса! — Глэдис, побледнев, схватила свой веер и принялась лихорадочно обмахиваться. — Подумать только, какой удар для его матери… Бедная леди Палмер! И бедная Виолетта Альбийская, она ведь выросла вместе с Эрлом… Как печально!
— Увы, это так, — с мрачной торжественностью подтвердила леди Вайтберри. — Но похороны лорда Палмера продут тихо и быстро, потому как обстоятельства его смерти крайне загадочны. Дело в том, что незадолго до смерти лорд Палмер без памяти влюбился в некую актриску без роду без племени. Ее звали Мэлоди, и, говорят, она была необыкновенно красива. Впрочем, свои отношения они не афишировали. Так вот, с тех самых пор лорд Палмер стал себя странно вести, а в последний месяц он и вовсе впал в черную меланхолию. И вот представьте себе, не так давно леди Виолетте были подброшены любовные письма, якобы от ее лица, направленные одному марсовийскому дипломату. Причем обнаружили их при весьма пикантных обстоятельствах и так, что скрыть содержание писем было невозможно. И разразился бы страшный скандал, ведь леди Виолетта — невеста Его величества, но кто-то из прислуги, как выяснилось, видел, что лорд Палмер незадолго до обнаружения писем навещал ту комнату, где они были найдены. Вошел он со свертком, а вышел — с пустыми руками.
— Неужели он подкинул компрометирующую корреспонденцию? — ахнула Глэдис. Веер ее замер. — Быть того не может. Он бы в жизни не сделал ничего, что могло бы кинуть тень на репутацию его обожаемой сестры. Только не Эрл!
— Тем не менее, были свидетели, — Эмбер отвела взгляд. — И уже пошли нехорошие слухи о лорде Палмере — когда он погиб. Причем в том автомобиле должна была находиться и герцогиня Альбийская. Она нашла записку, в которой брат приглашал ее прокатиться на автомобиле и обсудить нечто важное. И вот около шести вечера лорд Палмер сел в подогнанный к воротам автомобиль. А через полчаса… Да примут его на Небесах! — Эмбер осенила себя святым кругом. — А леди Виолетта нашла записку брата лишь около семи, когда тот уже погиб. Говорят, что покушались именно на герцогиню, а ее брат стал случайно жертвой. Герцогиня сейчас очень подавлена.
— Ужасная история, — тихо выдохнула Глэдис. На глазах у нее блестели слезы. — Бедная, бедная леди Виолетта… Потерять брата, да еще и увидеть, как имя его опозорено… Надеюсь, газетчики об этом ничего не узнают.