- Надо было промыть рану, милочка, - сказала она. - Я как раз говорила мисс Коллис... - Она сквозь очки уставилась на повязку. - Вы перевязали не по правилам, - заметила она неодобрительно. - Вам следовало бы прослушать курс первой помощи. Но, видно, Придется обойтись этим. Вам очень больно?
- Ни капельки, - ответил Киппс и улыбнулся им всем, точно бывалый солдат в госпитале.
- Ну, конечно, это очень больно, - сказала мисс Уолшингем.
- Во всяком случае, вы очень терпеливый пациент, - сказала девица в веснушках.
Мистер Киппс зарделся.
- Одно нехорошо - окно я разбил, - сказал он. - Да кто ж его знал, что оно так разобьется!
Наступило молчание.
- Боюсь, вы сегодня уже не сможете резать, - нарушила его мисс Уолшингем.
- Я попробую, - сказал Киппс. - Мне правда не больно, тут и толковать не о чем.
Рукой, перевязанной платком мисс Уолшингем, Киппс героически резал по дереву. Немного погодя она подошла к нему. Впервые она смотрела на него с интересом.
- Боюсь, сегодня дело у вас подвигается медленно, - сказала она.
Девица в веснушках подняла глаза от своей работы и внимательно посмотрела на мисс Уолшингем.
- А все-таки помаленьку движется, - сказал Киппс. - Мне нельзя терять время. У нашего брата свободного времени в обрез.
В этом "у нашего брата" молодые особы почувствовали истинную скромность. Им открылось что-то новое и неожиданное в этом тихом пареньке; мисс Уолшингем рискнула похвалить его работу и спросила, думает ли он продолжать занятия в дальнейшем. Киппс сам еще толком не знал, мало ли как все обернется, но если на будущую зиму он останется в Фолкстоне, он непременно будет продолжать. В ту минуту мисс Уолшингем не пришло в голову спросить, почему его занятия искусством зависят от пребывания в Фолкстоне. Так они говорили, и беседа оборвалась не сразу, даже когда в класс вошел мистер Честер Филин. И лишь когда она наконец иссякла, Киппс понял, какую неоценимую услугу оказала ему порезанная рука...
В ту ночь он снова и снова перебирал в уме весь разговор, смаковал одни слова, по двадцать раз мысленно возвращался к другим, сочинял фразы, которые мог бы сказать мисс Уолшингем, фразы, в которых более или менее ясно мог бы выразить, как он ею восхищается. Пожалуй, пусть бы даже его рука немножко омертвела - может быть, тогда мисс Уолшингем им заинтересуется, или уж пускай рана поскорей заживет - тогда сразу станет видно, какое у него отличное здоровье...
Окно было разбито в конце апреля, а занятия кончались в мае. За этот короткий срок ничего существенного не произошло, зато бурно расцветали чувства. Будет несправедливо, если я позволю читателю думать, что лицо Киппса лишено приятности. Как выразилась веснушчатая подружка Элен Уолшингем, он был "интересный" юноша - теперь его нелепая прическа и красные уши почему-то уже не так бросались в глаза.
Подружки обсудили его со всех сторон, и девица в веснушках обнаружила в нем какую-то особую задумчивость. Они нашли в нем "прирожденную деликатность", и девица в веснушках решила его опекать. Эта девятнадцатилетняя, умненькая, доброжелательная особа, движимая материнским инстинктом, опекала Киппса с куда большей охотой, нежели резала по дереву. От нее не укрылось, что Киппс влюблен в Элен Уолшингем, и эта любовь показалась ей необыкновенно романтичной и трогательной, и ведь подумайте, как интересно! Элен просто прелесть, ну можно ли не посодействовать Киппсу, который готов беззаветно предаться ей во власть!
Она разговаривала с Киппсом, расспрашивала его и вскоре уяснила и себе и ему, как обстоит дело. Он тяготится своим положением, его не понимают. Он признался ей, что "не больно умеет приноравливаться" к покупателям, она же сразу поняла, что он "слишком щепетилен для своей профессии". Недовольство своим местом в жизни, мучительное ощущение, что образование от него ускользает, боль, которая уже стала привычной и немного притупилась, - теперь он вновь ощутил все это с прежней остротой, но уже без прежней безнадежности. Теперь все это стало отчасти даже приятно: ведь ему сочувствуют.
Однажды за обедом Каршот и Баггинс затеяли разговор про "этих самых писателей": Диккенс - да он наклеивал этикетки на банки с ваксой, а Теккерей - тот картины рисовал, и никто не желал покупать его "мазню", а Сэмюэл Джонсон пришел в Лондон без сапог, "из гордости" выбросил свою единственную пару.
- Тут главное - удача, - сказал Баггинс. - Вытащил счастливый билет вот ты и на коне!
- И ведь не жизнь - малина, - сказала мисс Мергл. - Попишут час-другой в день - и гуляй себе. Ни дать ни взять аристократы.
- Не такое уж это легкое дело, как вам кажется, - сказал Каршот, наклоняясь за очередным куском.
- Хорошо бы с ними сменяться, - сказал Баггинс. - Вот бы поглядеть, как какой-нибудь писака станет сортировать с Джимми.
- Небось, они все списывают друг у дружки без зазрения совести, сказала мисс Мергл.
- А хоть бы и так, - громко чавкая, сказал Каршот. - Переписать-то все своей рукой тоже не шутка.
Они продолжали рассуждать о жизни писателей - какая она легкая да почетная, и все тебя уважают.
- Всюду их портреты да фотографии... Только наденет новый костюм, и уже: щелк! Прямо как коронованные особы, - сказала мисс Мергл.
Все эти разговоры воспламенили воображение Киппса. Вот мост через пропасть. Люди из самых низов, а вступили на это чудесное поприще - и возвысились в обществе до степеней, к которым стремится каждый истый англичанин; достигнув этих высот, можно давать чаевые лакею, презирать портного и даже общаться с полководцами.
"Вот это жизнь! Ни дать ни взять аристократы". Весь день этот разговор не шел у Киппса из головы, он стал грезить наяву. А вдруг он возьмет да и напишет книгу под вымышленным именем, и она наделает шуму, а он пока что будет все равно продавать мануфактуру... Нет, это невозможно. Ну, а вдруг все-таки?.. Прекрасная мечта, он никак не мог с ней расстаться.
И в следующий же раз на уроке резьбы он не скрыл, признался, что хотел бы стать сочинителем, "только ведь не каждому такая удача".
С этих пор Киппс время от времени испытывал приятное ощущение человека, на которого смотрят с интересом. Он молчаливый, никому не ведомый Диккенс или на крайний случай что-то в этом роде; все окружающие так и думают. В нем что-то есть, но только жестокая судьба не дала ему расцвести. И вот это-то таинственное нечто помогло перекинуть мост через пропасть, отделявшую его от мисс Уолшингем. Он, конечно, неудачник, серый и необразованный, но в нем что-то есть. И, быть может, если ему помочь?.. Обе девушки, в особенности обладательница веснушек, старались подбодрить его, может, он еще сделает героическое усилие и не даст пропасть втуне своим талантам (а что талант есть, эти добрые души не сомневались). Они были еще очень молоды и верили, что для милых и премилых молодых людей, особенно под женским влиянием, нет ничего невозможного.
Как я уже сказал, дирижировала всем этим девица в веснушках, но божеством была мисс Уолшингем. Иной раз, когда она глядела на Киппса, в ее глазах загорался огонек собственницы. Сомнений нет - он принадлежит ей безраздельно.
С ней самой Киппс почти не разговаривал. Все те смелые речи, которые он постоянно сочинял для нее, либо оставались невысказанными, либо в измененном виде обращались к девице с веснушками. А она однажды поразила его до глубины души. Глядя в другой конец класса, где ее подружка доставала с полки какой-то слепок, она сказала ему:
- По-моему, в иные минуты Элен Уолшингем красивее всех красавиц на свете. Смотрите, до чего она сейчас хороша!
Киппс задохнулся и не мог перевести дух, а она смотрела на него, точно подающий надежды молодой хирург на больного, оперируемого без наркоза.
- Да, верно, - сказал наконец Киппс и поднял на нее глаза, в которых можно было прочесть все его чувства.
Его молчаливое признание заставило девушку с веснушками покраснеть, и сам он тоже весь залился краской.
- Я с вами согласен, - хрипло прибавил он, кашлянул, задумался было, потом продолжал священнодействовать - резать по дереву.
- Ты прелесть, - ни с того ни с сего сказала девица с веснушками, когда они с мисс Уолшингем возвращались в этот день домой. - Он тебя просто обожает.
- Но, дорогая, чем же я виновата? - спросила Элен.
- Так в этом же вся соль, - сказала девица в веснушках. - Чем же ты виновата?
А потом - Киппс оглянуться не успел - настал последний день занятий, день, который должен был оборвать их знакомство. Киппс совсем забыл о времени, и роковая дата застала его врасплох. Только-только он начал делать успехи и вырезать лепестки покрасивее - и вдруг все кончилось.
Но лишь возвратясь в магазин, он по-настоящему понял, что это и в самом деле конец, конец окончательный и бесповоротный.
В сущности, это началось на последнем уроке, когда о конце заговорила девица в веснушках. Она спросила, что станет делать Киппс, когда курсы закроются на каникулы. И высказала надежду, что он, как и собирался, займется самообразованием. Она честно и прямо сказала, что его долг перед самим собой - развить свой талант. Да, непременно, сказал Киппс, но на пути встает немало препятствий. У него нет книг. Она объяснила ему, как записаться в городскую библиотеку. Чтобы получить библиотечную карточку, нужно подать заявление и чтоб за вас поручился какой-нибудь состоятельный человек, сказала она, ваш мистер Шелфорд, конечно же, не откажется подписать... И Киппс поддакнул, хотя прекрасно понимал, что обращаться к мистеру Шелфорду с подобной просьбой нечего и думать. Потом она сказала, что уезжает на лето в Северный Уэллс, - это ничуть не огорчило Киппса. Он, в свою очередь, сообщил, что после каникул непременно хочет продолжать заниматься резанием по дереву и прибавил: "...если только...".
Она проявила величайшую, на ее взгляд, деликатность - не стала спрашивать, что скрывается за этим "...если только...".
Потом он некоторое время молча работал резцом, то и дело поглядывая на мисс Уолшингем.
А потом поднялась суматоха с упаковкой, начали прощаться - мисс Коллис и девица в летах жали руки всем подряд, и вдруг Киппс очутился на площадке лестницы и с ним - обе его приятельницы. Кажется, только тут он понял, что это кончился самый последний урок. Все трое молчали, - и неожиданно девица в веснушках ушла обратно в класс, и Киппс впервые за все время остался наедине с мисс Уолшингем. У него тотчас захватило дух. Она поглядела на него в упор то ли сочувственно, то ли с любопытством и протянула руку.
- Ну что ж, до свидания, мистер Киппс, - сказала она.
Он держал эту беленькую ручку в своей и никак не мог выпустить.