— Гарантия дается на год.
Сиалох пошел дальше, и Романович с трудом поспевал за длинноногим марсианином.
— Вы думаете, Картер мог спрятать ящичек в баллоне с краской? — спросил он.
— Нет. Отверстие слишком мало. И Картер был тщательно обыскан. — Сиалох прервал сам себя и поклонился. — Вы были очень любезны и терпеливы, мистер Романович. Я больше не хочу вас утруждать, я сам найду инспектора.
— И что вы ему скажете?
— Что он может снять эмбарго, конечно. А затем я хочу успеть на ближайший корабль на Марс. Если я поспешу, то успею на концерт в Сабею. — Голос его стая мечтательным. — Сегодня впервые играют «Вариации на темы Мендельсона» Ханиеша, переработанные в тональностях Шланнаха. Несомненно, очень интересно.
Через три дня пришло письмо. Сиалох, извинившись перед сидевшим у него клиентом, прочитал его и сказал:
— Вам будет интересно знать, что знаменитые Диадемы находятся на пути домой.
Клиент, министр из Палаты Деятелей, моргнул.
— Извините, Сиалох, но какое это имеет отношение к вам?
— Шеф полиции бесперых — мой друг. Он подумал, что мне будет приятно знать о ходе событий.
— Храа. Вы недавно были на Фобосе.
— Маловажное дело. — Сыщик аккуратно сложил письмо, посыпал его солью и съел. Бумага для марсиан- большое лакомство, особенно бумага официальных документов.
— Итак, вы сказали, мистер?..
Парламентарий отвечал рассеянно. Он ни за что на свете не захотел бы выглядеть нескромным… но если бы он умел видеть насквозь, он не преминул бы заглянуть в желудок Сиалоха. И вот что он прочел бы:
«Дорогой Сиалох!
Вы были абсолютно правы. Проблема запертой комнаты решена. Тот корабль, который доставит Вам письмо, везет и драгоценности. Очень жаль, что публике не придется узнать эту историю. Вам обязаны две планеты — и я благодарю Вас от имени обеих и прошу прислать счет, который будет оплачен, даже если Ассамблее придется вотировать специальный кредит, что, как я опасаюсь, и придется сделать.
Я признаю, что Ваше предложение снять эмбарго поначалу показалось мне весьма неразумным, но оно принесло плоды. Я хотел заставить моих людей пройти Фобос со счетчиками Гейгера, но Холлидей нашел чемоданчик раньше, что избавило нас от многих хлопот.
Я задержал Холлидея в тот момент, когда он возвращался на станцию; ящичек был среди образцов урановых руд. Холлидей сознался. Вы оказались правы во всех деталях.
Помните, Вы привели цитату — слова человека с Земли, которого Вы весьма уважаете? «Когда вы исключили невозможное, то, что останется, каким бы невероятным оно ни казалось, будет правдой». Что-то в этом духе. Цитата прекрасно подошла к нашему случаю.
Как Вы и предполагали, чемоданчик был доставлен на корабль на станции «Земля» и оставлен там-других возможностей просто не было. Картер разработал свой план в одну минуту, в тот момент, когда ему приказали взять драгоценности, чтобы снести их на борт «Джейн».
Картер действительно вошел на корабль, но когда вышел оттуда — чемоданчик был при нем. В неверном освещении никто не заметил, как он пристроил чемоданчик между четырьмя элементами внешней структуры, рядом с люком. Как Вы заметили, если драгоценности не внутри корабля, и если их не вынесли из корабля, они должны быть на корабле. Тяготение удерживало их на месте. Когда «Джейн» стартовала, инерция должна была толкнуть чемоданчик назад, но конструкция корабля, его форма складчатой раковины не дала ему сдвинуться далеко. Чемоданчик прижался к стенке элемента и оставался там — на всем пути от Земли до Марса! Притяжение корабля удержало его и в свободном полете, поскольку корабль и чемоданчик были на одной орбите.
Холлидей признался, что Картер посвятил его в тайну. Картер не мог сам отправиться на Фобос, не возбудив подозрений, и оказался бы под наблюдением с момента обнаружения кражи. Он нуждался в сообщнике.
Холлидей прибыл на Фобос и стал разыгрывать изыскателя, чтобы морочить всех, пока он будет охотиться за драгоценностями. Как мне разъяснили, когда корабль подходит ближе чем на тысячу километров к спутнику, его притяжение становится слабее, чем притяжение Фобоса. Любой человек из технического персонала знает, что корабли-роботы начинают тормозить лишь вблизи от места посадки, и тогда они находятся прямо над поверхностью, а сторона, на которой расположены антенна и люк — та сторона, на которой Картер поместил ящичек- поворачивается к космопорту.
Картер знал, что центробежная сила отбросит чемоданчик от корабля к Фобосу, но этой силы недостаточно, чтобы драгоценности ушли в пространство; а поскольку стания «Фобос» расположена иа противоположной от Марса стороне спутника, то можно было не бояться и того, что чемоданчик упадет на Марс.
Так что драгоценности короны упали на Фобос, как Вы и предполагали. Картер обрызгал чемоданчик радиоактивной жидкостью перед тем, как запрятать, и Холлндей отыскал eго с помощью счетчика Гейгера.
Драгоценности нашлись всего в десяти километрах от станцни.
Штейнман не дает мне покоя — хочет узнать, почему Вы его расспрашивали об увлечениях. Вы мне этого не говорили, но я Понял: либо он, либо Холлидей были обязательно замешаны, потому что никто, кроме них, не знал о грузе. А сообщник должен иметь предлог для того, чтобы выходить на поиски ящичка. У шахматиста же нет повода к длительным прогулкам. Прав ли я? Во всяком случае мне кажется, что я не чужд Вашим принциггам расследования.
Кстати, Штейнман спрашивает, не хотите ли Вы еыграть с ним партию, когда будете свободны.
Холлидей знает, где прячется Картер, и мы уже сообщили об этом иа Землю. К несчастью, мы не можем передать преступников в руки правосудия без того, чтобы дело получило огласку. Ну, неважно, их все равно внесут в черные списки.
Я заканчиваю, чтобы письмо ушло с ближайшим рейсом. Хотелось бы поскорее встретиться с Вами — только не по служебным делам.
Со всей возможной благодарностью.»
Но министр не умел видеть насквозь. Он попытался угадать, что же случилось на Фобосе, — но, быстро пoняв бесплодность этого занятия, перешел к собственной проблеме. Кто-то в Сабее собирался фарнакировать крафы, и беспокоящая закнаутра появилась среди Гюйocoв…
Сиалох нашел дело весьма интересным.
У каждой планеты собственная атмосфера. Не та, ко, торой мы дышим, но та, которую мы ощущаем. Рвущиеся ввысь, изрезанные волнами бурных морей горы Кальтурии; исполинские откосы, голые и бесплодные, отражают багровый свет зловещего солнца на небе столь низком и хмуром, что человек чувствует себя букашкой на ладони, мироздания. Локраш, теплый и ласковый, покрытый лесами и иологими холмами; Ароматный ветерок раскачивает, цветы, красный и зелецый свет двойного солнца сливается и переливается бесконечным, переменчивым, мерцающим чудом. Снега, льды и непрекращающиеся электрические бури Рагнарока; а по ночам ослепительной красоты сияние заполняет небо лентами и полотнищами разноцветного огня. Поющие колокольчики Ахерона.
Мы заходили на эти планеты во время Большого путешествия, приземлялись на день-два, пассажиры глазели и восхищались, затем снова вверх, гравитационные двигатели гудели, поднимая нас в космос, кружение гиперпрыжка, бросающего нас от звезды к звезде, и снова посадка, и снова чудеса природы, поражающие и ошеломляющие. Могло бы и надоесть, но никогда не надоедало. Вселенная слишком велика, слишком много в ней миров, чтобы оставалось место для скуки. Поэтому экипаж ждал посадки не меньше, чем пассажиры, а потом нам так же не хотелось взлетать, а взлетев, мы с нетерпением ждали посадки на новой диковинной планете.
У каждого из нас были любимые миры. Я знал, что Капитану нравились живые кристаллы Альмури, за главным инженером надо было приглядывать, когда мы высаживались на Хоумлайне, где в удивительных морях плавали не менее удивительные рыбы, а для меня ничто не могло сравниться с поющими колокольчиками Ахерона.
Хольман рассказывал о них, когда я вошел в каюткомпанию. У него вошло в привычку говорить о мирах, которые нам предстояло посетить, с научной точки зрения объяснять явления природы и, в некоторой степени, подготавливать пассажиров к чудесам, которые они увидят, хотя это и не входило в его обязанности. Несчастных случаев было мало, болели редко, а гиперпрыжок занимал иногда несколько дней. Для доктора, как и для всех нас, время от звезды до звезды тянулось медленно.
Я тихо двигался по кают-компании, собирая пустые стаканы, вытряхивая пепельницы, прибирая разбросанные книги и журналы — превосходный стюард, как всегда; Хоть эта работа и была лакейской, меня она устраивала, жалованья хватало, иногда перепадали щедрые чаевые, служба не утомляла, она помогала скоротать время, и, пока мы заходили на Ахерон, я был доволен.
— Удивительный мир, — рассказывал Хольман. — По ряду причин животная жизнь так никогда и не возникла на Ахероне. Это — царство флоры. Там нет даже насекомых.
— Нет насекомых? — Кляйнман нахмурился. Этот маленький лысый человечек много читал, но знал мало. А как же тогда происходит опыление?
— Растения двуполые, — объяснил доктор. — Они самоопыляются. Семена же разносит ветер.
— Колокольчики, — сказал Кляйнман. — Что это такое?
— Знаменитые колокольчики. — Хольман замолчал и взглянул на слушателей. Они все были в кают-компании, все тридцать пассажиров, которых мы везли на этот раз. Пожилые люди в основном, Потому что Большое путешествие стоит недешево. Парочка молодых вЛюбленныx, проводивших свой медовый месяц, перешептывалась, держась за руки. Толстая матрона с брилЛИантами на жирной шее следила за своим сыном, долговязый нелепый юнец не сводил щенячьих глаз с привлекательной пепельноволосой женщины. Я был знаком е ней — Лора Амхерст, молчаливая и сдержанная блондинка, она редка говорила, а улыбалась еще реже.
— Поющие колокольчики Ахерона, — продолжал Хольман, и я осторожно подошёл ближе. — На самом деле никакие это не колокольчики. Просто каприз эволюйни. Преобладающая растительная форма представляeт собoй кустарник, достигающий высоты в два человеческих роста. Он плодоносит круглый год, и обычно пoкрыт стручками разной степени зрелости. Стручки сферической фермы, около дюйма в диаметре, и в каждом полдюжины семян.
— А я-то думал! — потрепанный фат разочарованно надул тубы движением, которое было в моде, когда я родился. — Я воображал, что это нястоящие колокольчики.
— Стручки, — недовольно фыркнул Кляйнман. Только и всего?
— Только и всего. — Хольман бросил быстрый взгляд на меня. — Просто каприз природы. — Он улыбнулся пассажирам. — Но есть в них все же нечто особенное. Видите ли, в почве Ахерона содержится очень много кремния. Так много, что ни одно земное растение здесь бы не выжило.
— Ничего удивительного, — Казалось, Кляйнман нарочно действовал всем на нервы. — Во многих мирах земная растительность не смогла бы развиваться.