Игорь Подколзин
ИНСПЕКТОР ПОЛИЦИИ
У Джона Кребса, инспектора полиции центрального района города, очень болела голова. Он ходил по маленькому, неуютному, пропахшему мастикой для натирки полов кабинету, слегка постанывая, потирая средним и безымянным пальцами ноющие виски.
События последних дней начисто выбили его из привычной, как хорошо наезженная проселочная дорога, колеи. За двадцать пять лет государственной службы он никогда не сталкивался ни с чем подобным.
Время от времени он останавливался у низенького, на круглых растопыренных ножках журнального столика, на котором в беспорядке валялись пухлые, растрепанные пачки газет.
Вчера у инспектора состоялся далеко нелицеприятный и весьма определенный разговор с большим начальством. Нет, на него никто не кричал. Но без обиняков дали понять, что сейчас, когда до выборов всего месяц, его, Кребса, судьба висит на волоске. Оппозиция использует события для захвата голосов обывателей. И если он, инспектор, в округе которого творятся такие неслыханные доныне преступления, через две недели не обнаружит и не передаст суду виновников, его принесут в жертву политике.
Кребс подошел к письменному столу, снял телефонную трубку и срывающимся с диска пальцем набрал номер.
- Контора Грега? - Он переложил трубку, ставшую влажной от потной ладони, в другую руку. - Это инспектор Кребс, здравствуйте. Мне нужен Том. В отпуске? Он мне необходим. Да, да, именно необходим. Найдите его, пожалуйста, и сообщите - он нужен мне, Кребсу, как воздух. Спасибо.
* * *
Здание аэровокзала напоминало огромный голубоватый брусок льда, поставленный на длинные круглые и тонкие колонныподпорки. Тучи сплошь закрывали небо. Еле-еле моросил дождь.
Том Грег благодарно улыбнулся молоденькой стюардессе, поднял короткий воротник плаща, легко сбежал по пологому трапу и по выложенной разноцветной плиткой мокрой дорожке направился к широкой стеклянной двери с яркой неоновой надписью: "Добро пожаловать в наш прекрасный город". Миновав турникет, он пересек холл и, нащупав в кармане десять центов, сунул голову в похожую на приклеенную к стене прозрачную плексигласовую раковину - кабину телефона-автомата. Грег набрал номер и несколько секунд спустя услышал знакомый глуховатый и родной голос:
- Кребс.
- Здравствуйте, это Том. Что тут у вас стряслось? Надеюсь, ничего страшного с семьей? Я звоню с аэродрома. Где мы встретимся?
- Добрый вечер, Том. Очень рад, что ты приехал. Извини, пришлось побеспокоить, дело серьезное, а времени нет.
- Чепуха. Мне уже начинал надоедать отдых, и я, наверное, и так прикатил бы через недельку, а то и раньше. Где и когда мы встретимся? Как дела дома?
Кребс молчал.
- Может быть, у тебя? - неуверенно произнес Кребс.
- Отлично. Я еду домой, буду там минут через тридцать - тридцать пять, вы тоже выезжайте. До свидания. - Грег повесил трубку. Да, случилось действительно что-то из рук вон выходящее, если старик даже не поинтересовался его здоровьем.
Он подхватил мягкий полосатый чемоданчик с "молнией" и втиснулся в говорливый поток выходящих на квадратную, обсаженную серебристыми елями, блестевшую влажным асфальтом площадь.
Он свернул налево и быстрым шагом припустил к стоянке такси.
Машина тронулась, сделала большой круг, выскочила на широкую автостраду и понеслась к сияющему вдали огнями городу.
Через десять минут машина остановилась у небольшого четырехэтажного дома, окрашенного по штукатурке коричневой краской.
Том вылез из такси, расправил помявшийся плащ, расплатился, подхватил чемодан и побежал к подъезду. Он был рад, что сейчас увидит своего названого отца. Том ворвался в квартиру и с восторженным возгласом бросился к сидящему на диване человеку. Тот поднялся навстречу и протянул руки. Грег на миг замер. До чего же изменился Кребс! Голова стала совершенно белой. Он похудел. На лбу резче обозначились складки. Глаза потускнели, он выглядел больным или смертельно усталым.
- Да что с вами? - воскликнул Грег.
- Плохо, мальчик, плохо. - Кребс положил свои большие руки ему на плечи. - Очень плохо, Давай присядем.
- Хорошо. Присаживайтесь. Я приготовлю кофе. Принесу шлепанцы.
Кребс снял мундир, сунул ноги в подставленные Томом тапочки, слегка постукивая горлышком бутылки о край рюмки, налил себе коньяк, выпил, облизнув губы и, отхлебнув из чашки горячий кофе, поставил ее на столик.
- Разговор, как я уже тебе говорил, предстоит долгий. Постарайся не перебивать меня, иначе я собьюсь. Мне понадобилась твоя помощь. Помощь криминалиста, сыщика, детектива и человека, которому я полностью во всем могу доверять. Да, да, не удивляйся, пожалуйста. И если уж я, бывший комиссар, один из лучших когда-то комиссаров, пришел за помощью, значит, действительно дело дрянь. Мне известно - ты с отпуска не читаешь газет, а тем более находясь далеко за океаном. Поэтому слушай.
Все началось дней десять назад, в субботу. Если мне не изменяет память сейчас это бы было неудивительно, - ты как раз только что улетел на Гавайи.
- Совершенно точно, - подтвердил Том. - Я проводил Джин и днем уже порхал в воздухе.
- Так вот. Я сидел, как обычно, дома, когда позвонил дежурный и передал приказ немедленно прибыть к собору Благодарения, ибо там, как он сказал, творится что-то неописуемое.
Приближаясь к собору, я увидел огромную возбужденную толпу. Нет, это не была демонстрация, сборище хулиганов или чтолибо подобное. Никаких флагов, плакатов, камней и пустых бутылок. Толпа зевак - лучше не назовешь. У подъезда впритык стояли полицейские и санитарные машины. Повсюду масса наших ребят - в форме и штатском. Как только я выскочил из автомобиля, ко мне подбежал младший инспектор Брайс. Если бы ты его видел! Этот безусловно храбрый человек был бел как молоко, трясся и заикался. Да, да, заикался. Ты только представь - заикающийся гигант Брайс. Он, сбиваясь, доложил мне следующее: в церкви состоялось бракосочетание известного мультимиллионера, короля химической промышленности, знаменитого Дика Робинсона и Кристины Хупер. Все было подготовлено по самому высшему классу. Среди друзей и знакомых, почтивших своим присутствием столь важную церемонию, находилось много весьма влиятельных особ нашего города, десятки журналистов, фото-, кино-, радио - и телерепортеров. И вот, когда наступил самый торжественный момент, в храме погас свет. Правда, он почти тотчас вспыхнул снова. Но по мне лучше бы он и не зажигался вовсе. - Кребс взял бутылку и налил коньяк, опять горлышко, предательски выдавая дрожь пальцев, стучало по рюмке. - Как только стало светло, ты даже не можешь вообразить, что там творилось. Боже мой!
- И что же там было? - спросил Том.
- Ни-че-го, - отчеканил Кребс и прикрыл на миг веки.
- То есть как ничего?
- Представь себе: на них ничего не было. На женихе, невесте, гостях и прочих. Они стояли, вернее метались, голые, в чем мать родила. Кто-то раздел их за те мгновения, покуда было темно.
В церкви началась паника, некоторых в суматохе изрядно помяли, а иных и совсем задавили. Это был настоящий бедлам. Орали люди, орали полицейские, орали журналисты. Кто-то истерично хохотал, кто-то выл, кто-то исступленно чихал. Занимались своим делом фотографы и операторы телевидения, уж они-то погрели на этом руки. С огромным трудом удалось навести относительный порядок.
На следующий день газеты пестрели броскими заголовками и пикантными, если можно так сказать, снимками. Разразился скандал, какого еще не видывал город. Оппозиция захлебнулась от восторга - уж такой шанс перед баллотировкой упустить нельзя.
Они несколько минут сидели молча. Затем Кребс опять потянулся к бутылке и тихо, почти шепотом произнес:
- Но на этом не кончилось. Как бы не так. Спустя два дня то же повторилось на выставке декоративных цветов, организованной этой самой Хупер, теперь уже миссис Робинсон. В павильоне экзотических растений одиннадцать человек - среди них восемь женщин - снова расстались со своей одеждой.
Пресса визжала от восторга, заполняя прилавки киоскеров специальными выпусками и фотоприложениями. Оппозиция, наверное, ставила сотни свечей этим гангстерам, столь удачно и своевременно пришедшим им на помощь.
- Подождите, а не могли они это подстроить сами, кто-то из их рядов? Из тех, кто претендует па посты в новом правительстве?
- Я тоже сначала подумал так, - ответил Кребс. - Это было бы вполне закономерно. Но одно обстоятельство смешало мне все карты. Если о двух предыдущих происшествиях я информирован через других лиц, то третьему был свидетелем сам.
Да, да, настоящим свидетелем с начала и до конца. - Он осушил одним махом рюмку и, вытерев губы ладонью, сказал: - Позавчера. В театре-варьете "Голубые тени". Излишне напоминать - всю полицию после этих событий поставили на ноги, шпиков, филеров. Даже вызвали несколько воинских подразделений. Всех инспекторов разослали в наиболее оживленные места, где обычно коротают досуг сливки общества и богатеи. Я очутился в варьете. Был в штатском, сидел в ложе осветителей, справа от сцены. Представление шло как обычно - все было нормально. На сцене три десятка девчонок исполняли бойкий танец. Опять погас свет. Правда, это никого не встревожило и не насторожило - все так и должно было следовать по ходу действия.
Вспыхнул свет.
- Я смотрел на сцену - ты знаешь, я не одобряю подобных зрелищ, но по долгу службы наблюдаю. Музыка гремела, а девахи не плясали. Да, мой милый. Они подошли к самой рампе и захлебывались от смеха. Гоготали во всю глотку, буквально ломались пополам и тыкали пальчиками в зал. Я взглянул туда и тоже захохотал, хотя, поверь, уж мне-то было никак не до смеха. Все смахивало на то, что зрители и актеры поменялись ролями. Первые два ряда - самые дорогие места - были сплошь заполнены голыми людьми. Они дергались, визжали, лезли под кресла, пытались чем возможна прикрыться. Эта, я тебе скажу, была небывалая картина. Джаз наигрывал что-то очень быстрое, на сцене ржали артистки, а в партере мельтешили, не зная куда податься, обнаженные люди.
- Но почему же именно этот случай смешал все ваши карты и отвел обвинение от оппозиции? - спросил Том. - Мне думается, он их только укрепил.
- Да потому, что среди пострадавших находилась половина тех самых оппозиционеров и даже их лидер. Извини меня, конечно, в политике для достижения цели и все средства сойдут, однако выставлять себя на всеобщее обозрение в таком непотребном виде, тем более на смех, вряд ли решится даже самый оголтелый карьерист.
Вот такие дела. - Он потер ладони и взглянул на Тома. - Что ты мне ответишь?