За окном снова тишина. Как же она непривычна. Уже которое утро начинается с тишины, а я все не могу привыкнуть к этому почти паранормальному явлению. Здесь, на Киевской, и тихо? Не давят на клаксоны нетерпеливые владельцы джипов сонным дачникам, чтоб свалили к бордюру? Не гудят, набирая разгон, троллейбусы? Не гундосят динамики на светофорах о том, что переход через Первомайскую разрешен?
А еще ведь на позапрошлой неделе приходилось прятать голову под подушкой от неугомонного воя сирен. О, до чего же он мне за последние месяцы осточертел! Нигде не было от него покоя. Целыми днями. Бесконечно. Туда-назад, туда-назад. Менты-медики-пожарные, менты-медики-пожарные. Долбаный аттракцион! Все ночи в сине-бело-красных сполохах на потолке, от воя в ушах звенело.
Впрочем, так всегда: кажется, что именно сейчас с тобой происходит самое худшее. Когда за окном орали сирены, я молил о том, чтобы они заглохли. А когда они прекратили вой, винницкие улицы затряслись от лязга танков и разнобойного стука армейских сапог. Знаешь, в такие минуты очень хорошо начинаешь понимать, насколько безобиден был предыдущий период твоей жизни. Ведь если "зарвавшиеся" менты до этого просто пугали выживших, пользуя, преимущественно, дубинаторы или запирая в обезьянниках, то беспредельное воячье за попытку отказа подчиниться, могли запросто открыть огонь на поражение. И им было все равно, кто ты: священник, беременная женщина или дряхлый старик. Не вышел из гастронома или аптечного склада с поднятыми руками, не сложил награбленное - уложат без разговоров. В лучшем случае изобьют до полусмерти. Неподчинившийся приказу - потенциальный преступник. И по болту, что приказы отдает бывшая городская шелупонь, а в "преступника" стреляет отмороженный на всю бошку урка. Мир в котел катится, чему вы удивляетесь?
"Чрезвычайку" же недавно ввели. Как там? В связи с неспособностью структур охраны правопорядка обеспечить этот самый общественный правопорядок, подавить мятежные вспышки среди гражданского населения и остановить возросший в десятки раз уровень преступности. Типа того. Только забыли, наверное, уведомить "призовников", что чрезвычайное положение - это не лицензия на отстрел. А раз забыли, то и спросу нет.
С тех пор как "доги" в городе обосновались редко когда по улице машина проедет. Даже днем. С машиной теперь хлопоту много - легче на разбросанные по городу блокпосты нарваться. А там уж мозг на совесть вынут, не говоря уже что багажник от всего добра почистят.
Верняк, говорю, к чертям мир полетел. Хотелось бы увидеть ту кудрявую идиотку, что пела об отмене конца света на пару со своим бездарным репером. Как там? "Мы наложили свое вето на все проблемы и все запреты"? Отменила? - спросить бы. - Или валяешься где-нибудь в канаве, предоставив червям свое лощеное тело?
Телефонная связь по-прежнему не работает, даже диспетчерша своим непроницаемым голосом не сообщает, что связь временно недоступна. Временно... Да безвременно, пожалуй, и не надо было скромничать. Небрежно бросаю дорогую финскую цацку обратно на журнальный столик. Не выключаю больше, не щажу батарею. Скоро этот девайс вообще станет ненужным - зарядку-то не за ким хреном больше в розетку тыкать. Как и большинство других вещей, работающих от сети.
Просто мусор.
Возле кровати стоит на четверть заполненная бутылка "Джек Дениэлс", вчера прихватил в одном элитненьком погребке. Ох, ну и ссаки это ваше виски! Чего там от него так америкосы тащатся? Дерьмо на спирту настоянное. Вот что значит захотеть почувствовать себя ковбоем за полмира от Техаса - чувствуешь себя толчком, в который вылили помои.
Подхожу к окну, открываю правую половину. Что там у нас там на улице? Ох, прекрасная воскресная погодка. На небе ясно солнышко и ни единой тучки, даже самой прозрачной на цельном светло-синем полотне. Отличный денек чтобы рвануть прочь от городской суеты. Как никогда подходящий чтобы выбраться с компанией куда-нибудь поближе к реке, устроить небольшой пикничок. Да, друзья мои, сочный шашлык, да под перцовую настойку, а после устроенное разгоряченными девушками шоу мокрых маек - что может быть лучше? Что еще так заряжает позитивными эмоциями перед кажущейся бесконечно длинной рабочей неделей? Так что в путь, господа, и поспешите, у вас мало времени, как говорил Грув в "Достучаться до небес". Кто знает, выпадет ли еще когда-нибудь такая возможность? Только не забудьте масками запастись, и полоскать их хлортетрациклином, как показывал тот идиот по телевизору. Разумеется, будет неудобно в респираторе есть шашлык, но что поделаешь - эпидемия страной ходит. Поберечься надо. Слыхали, что с людьми хренов "африканец" творит? Так что лучше в намордниках ходите. И перемещайтесь как на войне, встреча с вояками ничего хорошего не предвещает...
Да, блин. Несет меня, однако. Хотя, чему тут удивляться? Все, что происходит сейчас за стенами моей квартиры, не испрашивая разрешения, превращает кого угодно - неважно, инфицированного или нет - в психического калеку. Выламывает стопоры, которые всю сознательную жизнь сдерживали рефлексы спрятанной глубоко внутри звериной сущности. А сама сущность, что досталась стаду хомо сапиенса от прародителя почти не изменившись, прорывается к свету. Вместе со всем тем, что хранилось на дне очернелого нутра в глубокой генетической закупорке.
У меня, наверное, тоже хлынуло. Просто стопоры еще не окончательно слетели, кое-что сдерживают, и это не дает мне окончательно потерять голову. И хоть я прохожу мимо осевших у стен трупов уже с некоторым безразличием, мой уровень озверелости еще не позволяет вырвать у ребенка банку украденных консервов. Я еще не стану душить старушку за очерствелый кусень ржаного хлеба. Хотя знаю, да куда там знаю - уверен, - в совсем скором времени это будет неизбежно.
Главное, чтобы не сейчас. Чтобы как можно дольше оставаться человеком.
Один мой знакомый, у которого подхватили африканца сначала сын, а потом жена, умершая двумя неделями позже, вчера убил девушку прямо перед кассами в супермаркете. В напрочь вычищенном магазине ей удалось наскрести полсумки испорченных продуктов - скудную добычу, которую она, разумеется, не захотела отдавать по первому же требованию очкастому, лысоватому менеджеру. В ходе возникшей ссоры она ему щеку расцарапала, а он ее припасенным молотком меж глаз ударил.
Я видел эту сцену своими глазами. И знаете, что было в ней сквернее всего? Нет, не само убийство, даже беря во внимание тот факт, что совершено оно было с крайней и совсем неоправданной жестокостью. А то, что в глазах людей, как крысы шнырявших по залу супермаркета и хапавших все, что было в спешке оставлено хозяевами, эпизод убийства почти не отражался. А едва лишь отразившись, тут же исчезал. Меркантильная, призрачная возможность отыскать в бескрайнем море картонных ящиков пачку "мивины" их интересовала больше. Девушку убивают? Не наши это проблемы. Для этого есть "вованы", "спецназовцы", "менты"... Наши начнутся завтра, когда детям жрать будет дать нечего. А сегодня - пусть делают, что хотят. Главное, чтоб нас очкарик херов не трогал, если не хочет лечь рядом со своей непокорной жертвой. И вовсе не воротит нас от вида разлитой по кафелю, разбавленной сгустками мозгов, крови. Привыкаем, малыш, привыкаем. Скоро еще не такое видеть будем. Скоро покажут люди, на что способны и как далеко ушли от неандертальца.
Наглотавшись утреннего воздуха, тщательно перемешанного со смогом и трупной вонью, наслышавшись тишины, разбавленной отдаленными криками людей, и навидевшись черных столбов, там и тут поднимающихся в небо, закрываю окно. Не без дерзости в этом коротком движении, подхватываю двумя пальцами "Джека". Умышленно взбалтываю содержимое. Тащусь на кухню. Знаю, но все же пробую - а, вдруг? Хрена. Газа нет. Воды?.. Даже не приближаюсь к крану - барашек отверчен на всю. Была бы, уже текла. Делаю пару больших глотков из бутылки. Горькое дерьмо огненным водопадом стекает в желудок. Так вродь думается легче, когда спирт в мозг попадает.
Соседи сверху орут. Как всегда, по утрам. Муж с женой ссорятся, над заболевшими родственниками плачут, из-за умерших с ума сходят. Мне, эгоисту законченному, их вроде как не понять. У меня-то детей нет. И жены, к счастью, тоже. Вона как тетя Вера своего мужа пилит - разве тут решишься жениться когда-нибудь? Что главное, оба с иммунитетом. Но тетя Вера считает, что дядя Леня редкий болван, потому что еще в июне нужно было в Россию ехать, когда кордоны еще не были закрыты. А он, помнится, еще донедавна убеждал ее, что все это - мыльный пузырь, и что правительство снова собирается поиметь нас, как в две тысячи девятом Мисс Говорящая Плетенка, впарившая спасительное "Тамифлю" больным на "смертельно" опасный а-аш-один-эн-один по заломистой цене.
Теперь уже дядя Леня, преимущественно, молчит. Изредка огрызается. Да я все его контраргументы наизусть выучил. Слышал их пьесу вчера. Да и позавчера ее транслировали. Ох, сирены за окном были лучшим им аккомпаниатором...
И вас с добрым утречком, шановни соседи.
Уж не знаю, спирт ли подействовал или так я поумнел, но кое-что вдруг сразу же прояснилось. С квартиры надо сваливать - вот до чего я додумался. Да, ремонта я не закончил и кредит еще не полностью выплатил, но, верняк, гостей мне больше не принимать. И коллекторы вряд ли названивать станут. Если не совсем мозгами повредились.
Надо уходить. Брать то, что может пригодиться при теперешних условиях и - айда, в сказочные места, где после себя можно смыть (или зарыть, на крайняк, а то выбрасывать в окно как-то надоело) и до воды недалеко будет. Эвакуация? Думаете, нужно было все-таки попытаться свалить вместе с остальными, у кого "отрицательная реакция"? Не смешите. Вы видели, что творилось на тех пунктах санконтроля, что устроили русские? Хотите, чтобы я в десятикилометровой очереди тоже стоял? Чтоб кашлянул неаккуратно, и бабы ногами запинали, как пса поганого? А даже, скажем, повезло - прошел контроль. Вывезли. И что? Думаете, в квартиры городские подселят? С зараженных зон - да в Москву сразу? Или Питер? Курс реабилитации назначат, социальными выплатами обеспечат, работу дадут? Как же, держи карман шире. А к бурым медведям не хочешь? Чтобы загнали, как стадо маралов, куда-нибудь в непролазную тайгу, шалаши разбили - типа стана обустроили, - и провианта на пару месяцев оставили. А дальше как хочешь, так и живи. Хоть вообще в яму ложись и смерти жди. Думал, ты нужен там кому? Хрен угадал. До ближайшего населенного пункта верст двести, но и туда коли сунешься - сразу без головы оставят. Если не спецы, которые следить за неподвижностью "эвакуированных" будут, то местные, которым даже столь отдаленное соседство с лихорадочными хохлами вообще не всласть.
Вот тебе и вся эвакуация.
Так что спасибо за предложение, но я уж как-нибудь здесь пересижу. А подхвачу "африканца"... Что ж, видать судьба такая. Знаю, что нужно сделать тогда. Уже давно решил. Чтоб быстро и безболезненно... Но об этом давайте как-нибудь потом, когда потребность возникнет.
Поразмыслив, что мне может пригодиться, кидаю в рюкзак жмут сменного белья с мыльно-брильными принадлежностями, затем беру со стола охотничий нож, который мне подарил на далекое двадцатилетие, так уж случилось, мой враг. Что-то он там, смуглолицый сын гор, смыслил в уважении к недругу и умении проявлять учтивость даже во время раздора, но мне на все эти понятия было наплевать. Я принял подарок и, как теперь выяснилось, не прогадал. Нацепив ножны на пояс джинсов, его можно было таскать под рубашкой почти что без палева.
Все остальное, что оставалось в моей двухкомнатке, было совершенно бесполезно: еды там не сыщешь даже на зуб, а на все эти ноуты, плазмы и прочее барахло можно смело махнуть рукой, нынче им грош цена в базарный день.
Мысленно прощаюсь со своим диваном, помимо воли вспомнив некоторых самых ярких цыпочек, с которыми на нем приходилось развлекаться. Ну и сволочь же я. Мог бы хоть к одной позвонить (еще когда телефон работал), спросить как дела, может, если с иммунитетом норма, то как-нибудь...
Да ладно, что упущено, то упущено.
Напялив на лицо пропитанный спиртом белый "намордник", выхожу на площадку и захлопываю за собой дверь. Ох, ну и вонища в подъезде! Никакой респиратор не спасает. Живые в этом доме делят жилплощадь наряду с мертвыми, и число последних, запертых в своих квартирах, с каждым днем только увеличивается. Я жил на седьмом, у меня были хорошо задраены двери и окна, и только это меня спасало.
Спускаюсь, прикрывая выпяченную свою белую мордашку ладонью. По пути начинаю оценивать все преимущества владения бутылкой "Джека Дэниелса". Забыл, дырявая моя башка. И хоть в приметы не верю, а возвращаться за пойлом не буду.
Слава Богу, я покидаю этот морг.
... а покидаю ли?
Снаружи послышался гул приближающихся машин. Они въезжали во двор с западной стороны. Четырьмя грузовыми машинами протолкались напрямик по детской площадке. Через песочницы, по скамейкам - типичная демонстрация того, как сброд, одетый в армейскую одежду, собирается поддерживать порядок.
"Доги", ясный перец.
Остановившись на площадке между вторым и третьим этажами, выглядываю через окно. Итак, две труподавилки - в прошлом обычные мусоровозы, два армейских "урала", наверняка с солдатней и санитарами, командирский "уаз". Твою!.. Разворачиваются, стают прямо перед подъездом. Вяло выгружаются солдаты Анархии. Санитары в латексных костюмах, вояки в белых респираторах. Рыл тридцать, целый батальон, мать его. Прочешут обе девятиэтажки. Санитары-то понятно, чистку проведут, трупотню вынесут, живых в журналы свои запишут, а солдатье пока в каждую квартиру не заглянет и по кухне-кладовке не пошнарит, не уйдет. Крысачи сраные. Нас еще щемить будут.
Может, в подвале пересидеть? Знаю местечко куда точно не заглянут. Да не, блин, там же бомжи последнее время тусили. И что-то не помню, чтобы выходили оттуда. А что лихорадило ими - это как пить дать.
Запираюсь в своей двухкомнатке, стягиваю на шею "намордник", хватаю бутылку вискаря и делаю несколько больших глотков. Придут? Или, может, обойдется? Есть вариант спрятаться на балконе, после ремонта там черт голову сломит, можно и затихариться. Но я тут же его отбрасываю. С хера это мне прятаться? Еще чего? Может, раздеться догола и статую Аполлона изобразить? Уж будь что будет, а в своей квартире я ныкаться от этих уродов не собираюсь.
Снаружи сигналят машины. Старшой в мегафон уже раз третий повторяет, что это облава и от жильцов дома номер сто тридцать и сто тридцать два требуется открыть двери, приготовить документы и четко отвечать на поставленные вопросы. В противном случае... Да знаем мы об этих противных случаях. От ваших же противных вояк, которые на той неделе чистили дома двумя кварталами ниже. Хвастались как двери выбивали и прятавшихся людей утюжными шнурами душили.
На улице слышны чьи-то крики. Подхожу к окну. Вот они, первые неугодники. Ярик со своей девушкой, с соседнего подъезда. Вроде Светкой ее зовут. Сожительствовали вместе, а теперь с сумками вона, небось тоже решили жилье сменить? Ярик, хакер бывший, он и без того последнее время ходил что поднявшийся с могилы мертвец, а сейчас и вовсе стоял перед тремя "догами" белый как смерть. Но подчиняться не собирался. Размахивал руками, кричал им что-то. Ох, зря ты это, Ярик, зря. Не маши руками, стоя перед ульем, не дразни пчел.
Один из "догов", как оказалось очень даже еще терпеливый, пару раз повторил ему, чтобы он заткнулся. А потом тыкнул прикладом в солнечное сплетение. Ярик отскочил назад, согнулся, руки на груди, что молящийся монах, скрестил. Девушка вскрикнула, к нему ринулась. Двое остальных "псяр" сумки их открыли, с любопытством начали перебирать поклажу. Цветными попугаями из клетчатых "барыжек" выпорхнули вещи женского туалета, вслед бумажки какие-то, на справки похожие, что-то в коробочках. Ничего полезного. А Ярик выровнялся, девушку отстранил, и на обидчика своего, между прочим, с голыми кулаками. Тот явно не рассчитывал на подобную реакцию захудалого хакера, а потому, если у меня не оптический обман, даже разок получил по физиономии. А потом... ну ясно, что потом. Врезали Ярику прикладом по лицу. В этот раз сильно, с размаху. Двое других "барыжки" оставили, на землю парня швырнули. Синхронно так ногами заработали.
Ну все, Ярик, до скорого.
Девушка кричит, хватает их за плечи, оттащить пытается. Но без толку. А когда истерить начинает, один из громил бьет ее наотмашь и, не давая придти в себя, хватает за волосы. Удар... Отлетела, что кукла. На землю шлепнулась. Кровь из носа хлещет, со слезами перемешивается.
Командир всей этой шоблы возле "уаза" без респиратора стоит, курит, лениво поглядывает на трудящихся ребят. Поднимает мегафон и повторяет то же самое, скользя цепким взглядом по окнам стоящих рядом домов. Наглядный пример, что случается с неповиновенными, ему явно на руку. Поэтому он даже не думает их останавливать. Пускай пример будет ярче.
Ярик не поднимется, лежит, голова вся в крови. "Доги", закончив дело, все еще пораженные невиданной наглостью сурка-хакера, отходят, дают возможность Светке подползти к телу сожителя. Затем кто-то из троицы спускает курок. Коротко стрекочет АК, пули прошибают оба тела, отбрасывают девушку на спину. Тот "дог", что получил по морде от Ярика, обозленно поднимает ногой на воздух сумки беженцев.
Командир курит, как ни в чем не бывало. Твою мать, сорок первый год, немцы в городе.
Настойчивый стук в дверь, подергали за ручку. А вот и по мою душу. Делаю еще один глоток. Иду в коридор.
- Кто? - по привычке.
- В пальто. Открывай, давай! Ктокаешь там.
- Что нужно?
- Ты че тупой ля?! - заорали с той стороны. - Открывай двери, сука, а то взорвем ща нахер вместе с тобой!
Дом загудел. Там, тут с улицы доносились крики: требовательные мужские басы и женский визг. Работают парни, "порядок" наводят.
Что поделать, открываю. На площадке стоят два рослых гоблина в черной форме: сержант и рядовой, годков по двадцать с лишним. У старшего по званию автомат за спиной, у младшего - на груди болтается, а-ля подставка для рук. На белом респираторе у сержанта клыки вампирские нарисованы, у обоих краповые береты на затылке держатся. Наемнички, блин. Когда призыв был наверняка на матрасы ссали чтоб отмазаться, а сейчас резко на службу подались, где автоматы дают и кашей обеспечивают. Крутота епт.
- Ну и чо втыкаем? - выкатив глаза, резко спрашивает сержант. - Сказано же было: открыть гребаные двери и документы предъявить! Где твои документы, обезьяна?!
- А вы чего, пацаны, пиццу разносите? - зная, чем рискую, все же изобразил на лице недоумение я. - Так ошиблись, наверное, дверью, я не заказывал...
Набросились оба, с ног свалили, разыграли киношную сценку задержания. Я не то чтобы не предусмотрел такой реакции - знал ведь, что им только спичку поднеси чтоб рвануло, - но иначе не мог. Пусть возьму по морде, но подчиняться как бздычный душара я им не буду. Оказал бы сопротивление, как говорится, сразу, если б не автомат в руках у салабона. Ну ничего, будет время еще. А пока пусть почувствуют себя хозяевами положения.
- Фамилия-возраст! - рявкнул сержант, заломив мне руки за спиной и грохнувшись на меня сверху.
- С какой целью интересуешься, служивый? - придавленный к полу коридора, все еще дурю я. - Познакомиться хочешь? Дык я нормальной ориентации...
Пара резких пинков ботинком под ребра от рядового вынудил меня притормозить. От, зараза, еще и сержант нож мой подарочный узрел. Из ножен вытащил, в руке поподбрасывал.
- Шутник, говоришь?! Башку, может, тебе сейчас отрезать? Станет еще веселее. Кто кроме тебя в квартире живет, спрашиваю? Где остальные?
Он с силой воткнул нож в пол прямо у меня перед носом. Ох, как он это сделал! Что в кино. Даже на какой-то миг не совсем приятный холодок в области копчика возник.
Рядовой тем временем, вскинув автомат к плечу, начал обход моего жилища, громко хлопая всеми дверьми. Издал презренное мычание, когда зашел в туалет.
- Да как-то неудобно отвечать лежа мордой в пол, - говорю. - Слезь с меня, объясню.
- Перебьешься. Отвечай, падла. На промыслах остальные? С кем живешь?
- Чисто, - крикнул с кухни рядовой. - Походу он сам тут обитает. И пожрать нет у него ни хера, - добавляет. - В ведре консервные жестянки, пакет с макарон.
Обычная процедура у них по мусоркам лазить.
- Магазины, знач, бомбишь, да? - ехидничает сержант. - Мародерствуешь по тихоне? Да? Отвечай, сука! Откуда жрачку берешь?! Или по хатам ходишь?
Можно подумать, вы не ходите. Тут еще разобраться нужно, кто из нас больше мародерствует. Мне-то себя прокормить, а у вас сколько рыл трижды в день строем в столовку чешут? Но вслух, конечно, этого не говорю.
- Да чего ж сразу "по хатам"? В гараже еще запасы были, - лгу, бесспорно, я уже давно все запасы оприходовал. - Купил все за кровно заработанные. Отпусти, а? Руки затекли. Никуда же я не денусь.
Когда рядовой вернулся в коридор, сержант вытянул застрявший в ламинате нож и позволил мне подняться.
- Дернешься - жопа тебе, - кивнул на сослуживца, который держал автомат нацеленным мне в грудь. - Руки по швам! На ком хата? Руки, я сказал!
- На меня. Сам я живу. Документы на тумбочке, возле кровати, - киваю в спальню. - Хочешь, посмотри.
- Фамилия?
- Салманов. Двадцать девять. Что еще?
Хоть и виду не подали, но задумались оба. Сами ведь толком не знают, какого лысого они тут делают. Трупы нужно вывезти, это правильно, ибо задохнемся скоро - вся Винница уже смердит как задворки бойни. Но для этого санитары есть. Они сами справляются. А эти чего? Ну хавку ищут - понятно. Не нашли, и что? Типа учет ведут, чтоб знать, где и с кем потенциальный мародер обитает? Так глупо это. И понимают ведь наемнички, отлично понимают. В отличие от сути отданного им приказа, потому на гражданских и отрываются. Злость сгоняют.
Сержант смотрит на меня оценивающе, словно приобрести собирается. В какой-то миг мне даже начало казаться, что все может закончиться мирным путем... Да вот незадача. Только я так подумал, как в его взгляде что-то незримым образом переменилось. Нет сомнений, он заметил край выглядывающей татуировки у меня на груди: арконский орел на фоне трехконечной свастики - бич бурной молодости, лишавший меня в последние годы возможности расстегнуть верхние три пуговицы на рубашке.
Отодвинув отворот рубашки с таким презренно-брезгливым выражением лица будто там его ждал взорвавшийся гнойник, сержант словно сам себя спросил:
- Это то, что я думаю? - Он связывает чернильный рисунок на груди с моей бритой головой и результат короткого сочетания приводит его в бешенство. - Так ты, выходит, у нас еще и тварь нацистская?! Гребаный скин?
- Да не бери в голову, сержант. - Одну руку я успокаивающе выставил перед собой, вторую приложил к груди. - Сложный подростковый период. Давно уже об этом забыл. Замазать орла все никак руки не доходят.
- Замажешь, сука, - прошипел яростно. - Как раз сейчас и замажешь! - Бряцая железом, он перетащил автомат на грудь. - В две тысячи пятом возле ставки* такие уроды как ты убили моего брата. А у нас только дед был евреем. Бабка, отец - хохлы. Да только вам же по херу, да? Вам бы козла найти, отпущения, на котором бы злость выместить! (*Имеется ввиду ставка Гитлера под Винницей, известной как "Вервольф" (волчье логово).
Во, блин! Яркий пример как юношеская легковесность может сыграть злую шутку в зрелом возрасте! Немного неожиданно, если честно.
Тем не менее, похоже не шутит сержант - полная готовность пустить мне в лоб пулю. И в общем-то, я его понимаю. Если убили брата, то тут не до наведения порядка во время карантина. Тут есть за что мстить случайно подвернувшемуся представителю нацистской артели. Но, блин, не лезть же мне из-за этого под пули добровольно!
- Эй, да ладно тебе. Это ошибка молодости. - Я заговорил быстро, мне нужно было максимум затянуть время. - Все мы ошибаемся в таком возрасте. Херней страдаем. Сейчас уже забыл, а тогда, после интерната, со старшими из фа-банды свелся, дурак. Я же детдомовский, кто мне что объяснил бы? Хочешь брить голову - какие проблемы? Но я никогда никого не убивал, клянусь. Просто попал под волну, думал это круто. В пятнадцать лет очень хочется выделиться из толпы, протестовать да хоть против чего-нибудь. Это было очень давно, и я уже об этом забыл. В армии моим другом был еврей Фельдман, а подружка, с которой мутил вот донедавна - Олька Шустер, еще та "славянка". Клянусь...
Но вместо ответа: щелк! - предохранитель ушел.
В общем, моя брехня не прокатила. Осталось лишь мгновенье на раздумья.
Густобровый рядовой, немного косящий на левый глаз, непрестанно метает взгляд то на меня, то на старшего по званию. Безынициативный лошок. Будет делать все то, что делает серж.
Спасчай себя, Салман. Спасай сам, больше этого сделать некому.
В голове, как это часто бывало в подобные моменты, у меня запустился секундомер.
Я ныряю под ствол сержанту как раз в тот миг, когда он сдавливает курок. Громыхает АК, стучат по полу гильзы, в воздухе появляется привкус порохового дыма, в ушах - звон. А руки сами знают что делать. Хватаю сержанта пониже колен, резко дергаю на себя, отрывая от земли. Он что-то выкрикивает, падая. У него выбор: отпустить оружие и схватить меня за шею, чтобы если валиться то вместе, либо же держаться за автомат и свалиться мешком. Он выбрал, как я и предполагал, второй вариант и у меня оказалась секунда форы, которую нужно было израсходовать на бровастого.
Изобразив на лице демона из преисподней и издав жуткий рык, я бросаюсь на него. Такое дезорганизовывающее поведение жертвы зачастую вынуждает противника шарахнуться и на какое-то время (в зависимости от бойцовской подготовленности) впасть в ступор. Но у рядового случился даже не ступор, а какое-то последствие цыганского гипноза. Его не надо было даже бить, чтобы отобрать оружие. Тем не менее, нога уже выполнила лоу-кик, а рука пошла по контуру радуги, снизу вверх и вниз. Приняв по носу и пропитав респиратор красным, рядовой потерял берет, отлетел назад и ударился спиной в стену узкого коридора. Висевший на шее "калаш" он выпустил из рук, но я на месте. Подхватил, рванул на себя вместе с солдатом, и, став за спиной парня, выставил автомат у него на плече.
Сержант к тому времени уже шмякнулся на ламинат. Направили мы стволы друг на друга одновременно. Одновременно и спустили курки... Запульсировали короткие огневые вспышки внутри направленного на меня ствола, толчками вырвался дым из отверстий пламегасителя.
Разумеется, человеческое тело никчемный щит против "калаша" да еще и с такого малого расстояния. Поэтому, сдавив курок, я толкнул заложника на сослуживца, а сам круто развернулся и бросился на пол, словно там должна была взорваться граната.
Никто из них даже не закричал, что меня даже почему-то совсем не удивило. Тело моего "щита", принявшее добрый десяток пуль, сползло по стене. Одежда на груди сержанта вздыбилась, словно пули не влетали туда, а вылетали, обезумевшие глаза его остановили взор в окне. На небо засмотрелся, добродетель.
Лихо.
Действовать теперь нужно очень-очень быстро. Сейчас на шум сбегутся братаны, не до вздохов будет. Сдернув ремень с шеи рядового, я набрасываю автомат через голову на спину. Влетаю в спальню, хватаю документы. Если захотят, то, конечно, узнают кто я такой, допросив моих соседей. Но не нужно им облегчать задачу. Тонкую стопочку документов запихиваю в рюкзак, туда же отправляю паспорт, пару фоток из рамок, где возле улыбающихся девчонок можно разглядеть мой сверкающий черепок.
И прожогом обратно в коридор. Выхватываю свой нож из-за пояса у сержанта.
- Выходной, обрезаний не делаем....
Выбегаю на площадку. В голове еще нет четко просматриваемого плана дальнейших действий, но есть главная задача - покинуть квартиру. Бахнув дверью, я поворачиваюсь чтобы бежать к ступеням ... и тут же застываю, как тюремный беглец, на которого со всех сторон пали широкие лучи прожекторов.
Метрах в трех от меня, на уходящих вниз ступенях, стоят три санитара. В латексных костюмах, на лице маски через которые только глаза видно, в руках держат рулоны черных мешков. Представляемая от них опасность могла бы быть низкой, так как лишние железки навроде стволов комфорта в работе не добавляют, но... Так ведь всегда, да? У одного кобура болтается на поясе, а у второго - рация. И оба девайса сейчас весьма некстати.
Заминка длится не больше секунды. А потом как механизм заработал: средний санитар резко отводит руку к кобуре, доставая ПМ, крайний слева хватается за рацию, а правый во все горло, так чтобы было слышно через маску кричит: "Нападение!!!"
Видимо, снизу еще есть отряды. О-о, блин, сейчас, чувствую, начнется развлекуха.
Тик-так, секундомер в голове, тик-так.
В данной ситуации моя позиция была проигрышной: автомат за спиной, достать не успею, а рука занята ножом, который я вовремя не пихнул в ножны. Но мозг в такие минуты почему-то со мной не советуется. Я бы, может, обратно в квартиру - хоть уже и второй, черта мать, раз! - а ноги сами, выполнив на ходу сбивающий с толку футболистский зигзаг, бросили меня прямиком на санитаров.
Ох ты ж! Средний выстрелил, пуля прожурчала чуть повыше левого уха, шлепнулась в стену.
- Н-на! - кричу.
На лету ударяя стреляющего прямой ногой в живот, я полосую его ножом по руке. Вторая выпущенная из "макарова" пуля стукнулась в дверь к Ивановым. Но пистолет уже в свободном падении. Ох, ну и нерасторопа! Не поймал - ствол перелетел через поручень. Ничего, поднимем позже. От удара в брюхо безоружный санитар сложился вдвое, шлепнулся задницей на ступени и кубарем покатился вниз.
Тик-так, миг продолжается. Теперь просто необходимо было заставить умолкнуть его орущего коллегу, иначе на его крик сбежится весь батальон.
- Заткнись, ур-род!..
Я ухожу от захвата здоровилы с рацией, с рыком попытавшегося объять меня своими мясницкими руками. Хозяин ПМа еще катился к площадке между седьмым и шестым этажами, когда я ударил крикуна кулаком в скулу, затем схватил за голову и шмякнул лицом о пролет ступеней с верхнего этажа. Ножом мог бы еще пырнуть, но, блин, понимаю - не сволочи же они, как "доги". Делом все-таки занимаются. Да ему бы и этого хватило, но респиратор смягчил удар, брызнув деталями фильтров. Резвым тушканчиком санитар спрыгнул по ступеням ниже, вытаращил на меня расплывчато-обезумевшие глаза.
- Заткнись! - шиплю сквозь зубы.
Но парень, похоже, и не собирался повиноваться. Молниеносно оклемавшись от удара, он сложил руки рупором.
- Нападение же, мать вашу! - закричал. Без фильтров его стало слышно куда громче.
От сука, не ценим, значит, доброты моей?..
Громила тяжко стучит ботинками вслед за мной, но я быстрей. Рацию бы у него забрать, да на всех не разорвешься. Нужно догнать крикуна.
Тот, что в меня стрелял, уже поднялся на ноги. Я ему: "Лежать!". А он: "Саня! - настигающему меня здоровяку. - Саня, забери его! Забери! Уйди на х..!" - а это, понятное дело, уже мне.
Коршуном на него налетев, я ударяю его сзади ногой ниже колен, а когда он начинает складываться что твой трансформер, добавляю локтем по респиратору. Трещит пластмасса, трещат кости. Должно в этот раз подействовать эффективнее. Когда он с закатившимися под лоб глазами рухнул на кафель, крикун уже был на площадке шестого этажа.
Если бы он продолжил бег, мне бы его не догнать. Но соблазнился, сволоченок, нагнулся, чтобы пистолет поднять. А вот и зря. Не успеешь же. Наклонившись, он словно специально подставился под удар. Прыгнув к нему, я с разгону толкнул его ногой в ребра. Выронив пистолет так, чтобы он продолжил свое путешествие этажами моего подъезда, он громко "хекнул", упал на спину, перекувыркнулся и ударился о дальнюю стену квадратной площадки. По разбитому лицу пронеслась волна боли. Я думал поднять его еще с ноги, но он неожиданно быстро принял вертикальное положение. Во, живчик, блин. И хоть драться со мной ему явно не позволяла толщина кишки, все же позорно валяться он, по всей видимости, не собирался.
Даже когда я схватил его, вжавшегося в стену, за латексный воротник, он только громко засопел и впился в меня одичалым взглядом. Как кот, который понимает, что его собираются бросить в ванную. Даже и не сразу решишь, что с ним делать. А в общем, что рассуждать? Кончать его надо.
- Я ж тебе сказал закрыть гребаный хавальник... - говорю, приложив ему лезвие к глотке.
И тут же ощущаю удар по голове чем-то увесистым. В последний миг процессор в мозгу выдал догадку о том, что это было, но осознание того, что я попался как последний лошара, проехалось танком по этой догадке. Воспользовавшись моей кратковременной растерянностью, здоровяк врезал еще и кулаком по печени. А затем одна его тяжелая рука обвила мне шею, а вторая словно в тиски зажала запястье той руки, в которой я держал нож. Мою глотку затиснуло в правой подмышке здоровяка, а я оказался в самой что ни есть неудобной для защиты позе.
Санитар Саня шею мне сдавил так, что затрещали кости, а перед глазами все залило молоком.
- Брось нож, сука! - зашипел сверху.
Я пару раз попытался освободить руку, но в итоге едва не потерял единственный имеющийся у меня козырь. Крикун (надо было тебя таки убить, сучару!) в этот же миг попытался сдернуть с меня "калаш", да только ж он через голову продет, дурачина!
Понимая, что если и действовать, то только сейчас, я делаю нечто вроде шага на стену, что позади меня, сначала одной ногой, а затем второй. И отталкиваюсь что было сил. Не понимая, как такое произошло, что я вдруг стал спайдерменом, здоровяк отшатнулся назад и, абы удержать равновесие, рефлекторно взмахнул рукой. Именно этого я и ожидал. Шестнадцать сантиметров стали легко пробивают латекс и проникают в печень по самую рукоять. Верзила взвизгнул, выпятился на сторону, будто собирался за угол посмотреть, но хрен он ощутил этот удар, если сдавил мне шею еще сильнее. По ощущению, так кадык он мне просто сплющил. Легкие распирает от нехватки кислорода. А верзила заматерился лишь хрипло, коллеге что-то приказал. Даже когда я повертел ножом у него внутри, на нем это никак не сказалось. Я попытался рвануть его на себя, чтобы свалиться на пол, но тоже ничего не вышло - он словно врос в бетон, танком не сдвинешь.
Вытащив нож, я ударяю его повыше, наугад целясь в подмышку. Это несложно, ведь целиться нужно почти себе в голову. Вороненая сталь скользнула по моему бритому затылку, угодила в цель. Есть. Ослабла хватка, вскрикнул как-то по-цаплиному здоровяк, ноги его тут же подкосились. Используя миг, я вырываюсь из капкана. Громко затягиваю в мешки воздух, но глаза мои мало что видят. В белом тумане весь подъезд, и звуки через него словно из-под земли пробиваются.
Сквозь пульсирующие зеркальные круги вижу лежащее на боку тело, красные струи, брызгающие на стену.
"Нападе-е..." - лишь слышно, как с другого краю леса. Эк, задрал он, крикун этот!
Оборачиваюсь, выбрасывая руки вперед, как старый слепец. Но пальцы хватают пустоту. Только сейчас я понимаю, что крикуна здесь нет, он действительно на этаже четвертом, а вот первый... Первый, сволочь, на ступенях к пятому этажу, уже поднял уроненный "макаров".
- Та ну нах...
В первый же миг мне хочется бросить в него нож, но я не уверен, что в нужный момент он повернется к нему острием - увесист все-таки подарочек. Тогда я поднимаю первое, что попадает на глаза - рацию, которой и меня долбанули, - и запускаю в санитара. Тот инстинктивно отворачивается, но все же получает тяжеловатым девайсом по голове.
У меня есть секунда, не больше.
Как кольцо парашюта я дергаю автомат за ремень. Он запутывается в рюкзаке, но в итоге все же оказывается у меня в руках. К этому моменту мое зрение полностью восстанавливается, я достаточно четко вижу грудь владельца ПМа и понимаю, что не попасть в него просто не могу. Мне до жути хочется в этот миг сказать что-то навроде "Заходи как-нибудь еще!", но я понимаю, что на это нет времени.
Снизу слышен спешный топот сапог.
Спускаю курок... щелчок и тишина.
- Обломись, с-сучара.
Из-за маски я не вижу лица истекающего кровью верзилы Сани, зато мне хорошо видны его хоть и потускневшие, но полные злорадства глаза.
Спускаю курок еще раз, надеясь, что это просто недоразумение. Но снова ничего не происходит. Щелчок. Рывком я переворачиваю автомат, и тут до меня доходит. Словно явление из сна вспоминаю, что крикун, который уже ведет сюда подкрепление, пытался стащить с меня этот автомат. Во, дурила, а? Не автомат он ведь хотел с меня стащить, как же я этого не понял-то?
Он просто отсоединил чертов магазин!
Выстрел... Словно раскаленную арматурину к щеке приложили. Стою, как от розетки отсоединенный. Зацепил же, сволочь! Почти попал.
А топот десятков пар сапог уже на пятом. Бряцают оружием, кроют матом, кричат. Принимай, Салман, это к тебе наемнички на after party прибыли.
Секунда. У меня есть всего лишь секунда!
Втянув голову в шею, я отбросил ненужный "калаш" и наобум ринулся к ближайшей квартире. Еще одна пуля вошла в стену, но уже без всякого шанса достать мое бренное тело. Вломился в дверь к тете Вере, которая к моему дикому счастью, в последнее время не запиралась. Замком изнутри крутанул. Ага, поможет.
Бегом!
Планировка ее квартиры мне доподлинно была неизвестна, но с какой стороны был балкон я знал точно. Мельком заглядываю в зеркало в прихожей. Так и есть, пуля разрезала щеку и ухо, рана кровит. Не больно, боли не ощущаю - палево, емае.
В большой комнате, в постели лежит сама хозяйка. Уже добрых две недели рои мух и их ползающих потомков кормит. Лекарства на журнальном столике, в руке что-то на письмо похожее. Вонь здесь жутчайшая, но я ее просто не ощущал.
- Здрасьте, теть Вер, - бросаю через плечо, пересекая комнату. - Простите, я без стука.
Знаю, что глупо, а по-другому не могу.
На балконе у нее все аккуратно сложено, в отличие от моего, но порядок меня здесь мало интересует. В дверь уже гулко загромыхали. Ногами выбивают. Сейчас кто-то умный найдется и замок прострелит. Тут же раздается очередь. Ну вот, я же говорил.
Противопожарный люк в полу привален ящиками с пустыми банками, но это не помеха. Под звяканье стеклотары отбрасываю картонные коробки. Эвакуационной лестницы, разумеется, к соседям ниже нет, их ныне многие поубирали из-за неэстетичности вида. Пришлось прыгать как в прорубь. Трехколесный велосипед подо мной сминается будто на него упал астероид, падают на пол и разбиваются растущие в горшках вазоны на подоконнике. Что-то еще звенит под ногами.
А наемники уже вовсю топчутся в квартире тети Веры. Вынюхивают гончие, куда лис девался. Надеюсь, они не сразу догадаются, что я воспользовался балконным лазом, и поначалу - как они умеют! - перевернут все в комнатах вверх дном. Но особо на это полагаться не приходится, если парней десяток, то обрыщут комнату в шесть секунд.
- Сера, на балкон! - уже слышно сверху. - Он сюда пошел!
Епта, быстрее, чем я думал, парни сработали.
- Сука, стой! Голову отрежу, чмырота!
Грохот, звон бьющейся тары - полетели банки тети Веры. Вояки уже надо мной. Отбросив трехколесный велик, я срываю расстеленную на полу дорожку, дергаю на себя люк...
Т-тв-в-в-ою ММММММ!.. Да ну на хер!!! Неужели вот так все и кончится?!!
Черно-белыми вспышками вспоминается лицо директора известной сети закусочных "Вериго" Олега Андреевича Ковалева. Богатенький Буратино. Его же грабили раза три. Поэтому он установил еще одну крышку люка в потолке со своей стороны балкона и, естественно, намертво его задраил. Открыв крышку с этой стороны, я наткнулся на непробиваемый кусок металла, закрывавший лаз с той.
Тик-так... Тик-...
В люк сверху уже сунули пару стволов. Орут "псы", что сумасшедшие. В унисон стрекотнули "калаши". Пули градом пронеслись мимо, разнесли в щепки старый шифанер у стены, разорвали в клочья цветы в горшках, брызнули содержимым соленья под стулом. Псы не видели, куда стреляли, они дырявили все подряд, но в основном, люк. Они думали, я спрыгнул на четвертый и закрылся изнутри.
Но мне не повезло. Сучий люк сыграл против меня. Мне пришлось влезть на подоконник и забиться в дальний угол, чтобы не попасть под пули. К сожалению, отсюда было лишь два пути: прыгнуть с пятого этажа и распластаться кровавой лепешкой у черного входа или шмыгнуть в квартиру и открыть дверь гончим добровольно. Не сложно представить, что меня ждет в таком случае. Поэтому эти оба варианта так же быстро исчезают, как и появляются. А заместо них появляется третий...
Дождавшись антракта, я дотянулся до лежащей на шифанере ржавой гантели, и разбил ею боковое стекло.
...-так...
И прежде чем доги понимают, что я все еще здесь, бросаю четырехкилограммовый снаряд в стекло балкона соседнего подъезда. Гантель пробивает застекленную часть и падает внутрь, но стекло на мою беду не осыпается полностью. Острые края витиеватыми горными пиками продолжают торчать из нижней кромки рамы.
Тем не менее, это единственный мой шанс. Расстояние между рядами балконов первого и второго подъездов - метра полтора. Чепуха, если идти по земле. И почти верная смерть, если прыгать без разгону. Но я прыгаю, не раздумывая. Острые края прорезают рубашку, рассекают плечи. Я чувствую как клоки рубахи неприятно прилипли к телу. Не от пота - это кровь враз пропитала ткань.
Полет длился вечность. Прыжок казался настолько бессильным, что полутораметровый разрыв растянулся в расстояние меж высоковольтными столбами. Поэтому я и не долетел, фарт мой иссяк. И лишь чудом мне удалось зацепиться руками за край заветного, чужого балкона. Но подтянуться было не сила. Острая боль от порезанных ладоней пронизывала все тело, окровавленные осколки кастетом торчат меж пальцев. Кровь стекает ручейками вниз по предплечьям, капает мне на голову.
Я отчетливо понимал, что не продержусь так и нескольких секунд. Мышцы завяли, в них стало пусто, как в гидравлике, с которой слили масло.
Тем не менее, звон битого стекла сработал как будильник. Это доги выбили боковое окно на балконе тети Веры. Я уже слышу, как клацают их автоматы, направленные стволами вниз. Чует моя задница, продырявят как подвешенную на крюк свиную тушку.
От осознания того, что я могу утонуть в шаге от спасительной кочки, силы хлынули, словно кто открыл дополнительный резервуар. Не в мышцы хлынули - мы не в кино, где полумертвый герой внезапно из ниоткуда обретает мощь, - в голову. Я вдруг четко понял, что подняться не смогу, а вот опуститься должен. Ногами я ударяю в стекла балкона на четвертом этаже. Ох, сегодня праздник битого стекла. Качнув ногами, отпускаю руки и забрасываю себя на балкон ниже. Вовремя я схватился за деревянную поперечину, а не то бы запросто мог к полному комплекту сломать еще позвоночник. Но фарт снова со мной, видать благополучный все-таки сегодня день по гороскопу.
Вваливаюсь в пустой балкон под хор автоматных очередей с этажа повыше. Но он меня не волнует. Даже рикошетом. Не достанут, сучьи выродки.
В полу балкона люка, к превеликому сожалению, уже нет - четвертый этаж крайний для этого вида противопожарных средств. Поэтому я вбегаю в комнату. Спальня. На кровати никого нет, хотя на серванте рядами выставлен стандартный набор для подхватившего лихорадку: таблетки, капли, ингаляции. Продвигаясь в коридор, втягиваю воздух - не врет нос, где-то есть хозяин квартиры.
На полу валяется аптечка. Ну прям тебе Квейк. У меня есть не больше одной минуты, прежде чем доги вынесут дверь. Я срываю с себя липкую побагровевшую рубашку, выливаю на раны зеленку. Выпучив глаза, раскрыв рот вовсю, кричу... но не издаю при этом и звука. Крик весь в голове. Затем поливаю себя йодом, хлорофилиптом, корвалдином - всем, что было спиртосодержащим. Ведь хорошо понимаю: поликлиника не работает. Выходной до никогда. Спасай себя сам или умри. Кровь нужно остановить любой ценой.
Отрезвев от выжигающего нервные окончания болевого шока, кое-как протерев спиртом лицо и наскоро перебинтовав раны, я сдергиваю со спинки стула синюю рубашку с длинным рукавом. Под ней обнаруживаю выутюженные как лезвия темные брюки. То, что надо. В темпе молнии меняю прикид. О рюкзаке придется забыть, но это терпимая утрата.
Выбравшись в узкий коридор, и увидев в прямоугольном проеме сине-голубую окраску площадки, я застываю в полушаге. Нет, меня не поражает лежащее на ковре, в тумане мух, раздувшееся тело дяди Володи. Ни видом, ни запахом. Меня поражает то, что все это время входная дверь была распахнута настежь. А на площадке - тишина.
Похоже ль это на то, что подоспели "доги", пока я отмывался и бинтовался? Похоже, очень похоже. Доложили по рации другому отряду? Наверняка доложили. Парни, небось, уже здесь, проем на мушке держат.
В квартиру за мной может и не пойдут - зачем рисковать? - я ведь двоих дружков уже на тот свет отправил. А вот дождаться пока я сам выйду, зная, что нужно делать ноги, могут. И как только выбегу на площадку, возьмут живым. О-о, как они тогда на мне оторвутся. Лучше и не думать.
Тик-так... Тик-так...
В наскоро перебинтованной руке у меня поскрипывает рукоять ножа. Я делаю шаг вперед. В любом случае, выбора у меня нет. Другой раз побывать паркурщиком не выйдет, под подъездом уже наверняка кто-то есть. Подстрелят и полюбуются как я падаю. Так что - только в дверь. И если будут шмалять, то черт с ними. Пускай шмаляют. Если удастся, воткну кому-нибудь на прощанье нож в глаз, а нет, то и так сойдет. Немал запас грехов, есть с чем в пекло податься.
Подзадоренный этими мыслями, готовый к любой развязке, даже самой печальной, я шагаю ко входу. Нож на всякий случай держу за спиной. Переступаю порог, взглядом как ударом лазера окидываю залитую солнечным светом площадку. Не подвела интуиция, не пусто здесь. Но с другой стороны - подвела же, зараза. Или "доги" подвели? Через раз такие проворные, что ли?
Частью на площадке, а частью на ступенях в черном мешке лежит труп. Ручки по бокам мешка вытянуты, значит, сносят с этажа восьмого. Возле него стоит санитар. Самый обычный, в грязном латексе, безоружный, на меня смотрит, и вид у него почему-то такой необычный, словно сочуствующе-извиняющийся. Мол, прости, браток, сопровождение наше совсем безбашно, звери свихнутые, вот и творят. Он будто бы сочувствует мне.
Внизу слышен настойчивый стук в дверь подъезда. Случайно захлопнулась. Или нет? Дверь на кодовом замке, но вскроют быстро. Нужно действовать быстрее.
И тут до меня доходит: санитар ни хрена не понимает. Он привык, что это мудачье постоянно в кого-то стреляет, но совершенно не предполагает, что стреляли именно в меня, ведь я в другом подъезде! Забинтованные руки у меня спрятаны за спиной, кровь еще не проступила через бинты на новую рубашку, а порезанное лицо сейчас у каждого второго. Чтоб мне провалиться, он принимает меня за случайную жертву дожьего беспредела.
Как я могу не воспользоваться таким случаем? Это же завернутый в бантик подарок судьбы. Чертов дирижабль посреди пустыни. Можно наброситься на него просто сейчас и продырявить ему шею. А можно... Слышите, крики внизу? Это кто-то из соседей сопротивляться пробует. И знаете, что это значит? Это значит, действуй, д'Артаньян, я их задержу.
- Ты чего, сам? - изобразив едва стоящего на ногах человека, спрашиваю я. Впрочем, особо и играть не пришлось, мой естественный вид был куда лучше театрального грима: лицо бледное, вспотевшее, дышу как от смерти сбежал, и голос как шелестение банкнот.
- Напарник наверху, - глухо отвечает он, поднимая большой палец. - Воду в квартире забыли.
- Слышь, у меня тут это, отец лежит. - Незаметно я убираю нож за пояс, невзначай демонстрирую перебинтованные, пустые руки. - Может, тоже заберете?
- Вообще-то мы на свалку трупы вывозим, - качнув головой, объяснил он. - Их там тракторами...
- Знаю, - опустив голову, я кашляю, изображая из себя инфицированного. - Но я уже тоже не гробокопатель. Не удержу лопату, сам понимаешь. - Опять нарочито громко кашляю. - С вами батяня поедет, все ж хоть в землю положите, а со мной так и будет на бетоне валяться. Он же человек, не собака. Заберите, а?
- Ладно, - парень пожимает плечами, - заберем.
- Давай я помогу тебе упаковать. Мешки у тебя еще есть?
Парень стопорнулся, посмотрел на меня уже другими глазами. Вроде как тревожные огоньки за стеклами маски мигнули.
- Мы сами заберем, не беспокойтесь. Сейчас напарник вот мой спустится. Или другие подойдут.
- Да чего время терять? Завернем, я тебе и снести помогу. Это же отец мой, я бы хотел его сам. Последний путь как-никак.
Внизу уже послышались крики и шум возни. Сопротивление соседей сметено, женщина кричит как сумасшедшая. Запищали поручни, завибрировал под ногами пол. Припозднилось "дожье", но мчит по ступеням на всех парах, каждый хочет быть первым, заветным счастливчиком, что до меня доберется. Злости у каждого через край, возьмут если - порвут как газету. Но виду, будто меня это как-то беспокоит, я не подаю. Нельзя допустить, чтоб санитар что-то заподозрил.
- Да ты не бойся, он уже не поднимется, - вымучиваю кривую улыбку. - Пойдем, я помогу тебе.
Приближение "догов" явно подпитало в нем самоуверенность. Ну разумеется, разве здравомыслящий человек станет совершать нападение на санитара если к нему бегут столько вооруженных парней? Да и у кого на безобидных санитаров рука поднимется? Они же как раки, которые падаль убирают.
Глубоко вздохнув и сделав пару широких, решительных шагов, он оказался в квартире. Остановился у изголовья дяди Володи.
- А сколько он тут у вас уже леж...
Я ударяю его старым советским телефоном по затылку. От удара, перемотанный изолентой, с набитой под барабан грязью аппарат разлетается вдребезги, а санитар, ойкнув, обмякает и валился на хозяина квартиры.
Ти-и-к-та-а-ак... Часы в голове замедлились, стрелки стали тяжелыми, словно бетонными.
Я срываю с себя дядькину одежду не расстегивая пуговиц. От резких движений начинают кровоточить раны, но я этого не вижу и не ощущаю. Все, что мне сейчас нужно, это облачиться в гребаный скафандр до того, как сюда ворвутся псы. Едва не отрывая голову, я сдираю с санитара маску. Как и думал - пострижен под ноль. По заказу, м-мать. Далее расстегиваю его бело-серый комбинезон.
Парень, лет восемнадцати отроду, не приходит в себя, но издает тихий стон.
Мое желание жить в этот момент настолько велико, что я, казалось бы, мог бы вытащить его из горящей машины ради того, чтобы содрать с него эту чертову униформу. Даже если бы он весил полтора центнера. Но он был тощ, а потому легок. В состоянии аффекта, в котором я сейчас пребывал, мне даже не понадобилось мобилизировать все внутренние силы, чтобы всего за пару секунд костюм санитара уже вжикнул на мне. Все случилось само по себе, будто я сотни раз до этого сдавал норматив по одеванию санитарского спецкостюма.
Маску я натянул ровно в тот момент, когда топот ботинок стал слышен настолько громко, что казалось, будто "доги" топчутся уже у меня за спиной. Я готов. Распознать меня можно разве что по обуви и глазам. Но, надеюсь, в спешке господа наемники этого не заметят.
Я сначала думал запереть парня в ванной, но они же найдут его. Начнут шнарить и найдут, и тогда мой план точно провалится. Нет, нужно действовать иначе. Иначе...
Вот он, этот самый миг - когда несомый из глубин естества липкий ком, который навсегда выворотит стопоры человечности, уже почти докатился в мозг. Я отчетливо понимаю, после этого мне никогда не стать таким, каким я был прежде. Но иного выхода у меня нет. Они не должны его найти.
Чувствуя, как с неестественной, сверхвозможной для человека частотой лупит в груди сердце, и как наполняется горячей кровью изнутри санитарский костюм, я хватаю парня на плечо и выношу на балкон. Он уже открывал глаза, и лицо его морщилось от боли. Еще мгновенье, и он окончательно придет в себя. Спехом, но в то же время будто не своими руками, я набрасываю ему на голову свою пропитанную кровью рубаху, наматываю на шею рюкзак, а его семейки и без того отдаленно напоминают мои широкие ситцевые шорты, которые я закинул под кровать.
Прости, парень, прости... Тебе просто не повезло с туроператором. Не в люкс ты попал.
"Доги" в квартире, я слышу как скрипит паркет под тяжестью их берц. Они будут стрелять в любого, кто попадется на их пути. Они готовы растерзать меня как львы лань. Они орут, чтобы я вышел к ним с руками на затылке, и врываются в комнату ровно в тот момент, когда ноги парня исчезают за окном балкона.
Парень даже ничего не понял, вскрикнул почти над самой землей. Грохнулся грудью на бетонную рампу у входа в подъезд, повис головой в подвал. Дежурившие, как я и предполагал, "доги", неспешно к нему потянулись. Правильно, чего спешить теперь?
Те же, что вбежали в комнату, пять или шесть человек, грубо меня отстранили от открытых створок, выглянули вниз.
- Как это случилось? - спросил один из них, глядя на мертвое тело внизу.
- Да я и сам не понял, - объясняю, едва ворочая закостенелым языком. - Хотел его остановить, но он сказал что-то типа "зае*ало меня все", и выпрыгнул.
- Не дождался лифта, прыгун херов, - удовлетворенно потянул другой. - Жаль, что не выше.
- А куда ему тут было кондярить? - загнусавил третий. - По любасику на нас вышел бы. Так что подвезло еще фраеру, что откинулся сразу. А то я бы ему кишонки на уши повесил.
- Э, ну чего ты там таращишься? - спросили сзади. - Не видел мозгов на асфальте никогда, что ли?
Мне на плечо легла тяжелая рука. От этого прикосновения морозный столб прошиб все тело, а сердце, досель отстукивающее невероятный темп, на мгновенье просто как в колодец кануло. Наверное, сейчас узнать чужое лицо под маской не составило бы и малейшего труда. Но я изо всех сил стараюсь унять себя и просто мое счастье, что в этот миг все смотрят вниз, а не на меня. В отличие от напарника, который если бы тоже выглянул...
Мать, от скольких же еще факторов случайности зависит жить мне или нет?
- Пошли, я что, сам его тащить буду? На шестом еще один жмур есть, а на третьем аж четверо. Воду будешь?
Он протянул мне бутылку, но я не взял бы ее, даже если б мне в рот насыпали песка.
Тащусь за широкоплечим санитаром словно в бреду. Стрелки внутренних часов осыпались от тяжести, ось вращается впустую. Мы выходим на площадку, поднимаем тело в мешке за ручки и сходим по лестнице. Я не ощущаю рук, я не ощущаю несомого веса, я пытаюсь понять, сколько времени уже прошло и сколько пройдет еще, прежде чем они поймут, что внизу лежит не тот. Я докидываю себе лишние очки форы за то, что "доги" могут не знать всех санитаров в лицо, это ведь две разные конторы. Но как быстро к лежащему парню доберется другой санитар и поднимет тревогу, узнав в "прыгуне" своего? Или как быстро сами "доги" разгадают этот ребус и обнаружат между мной и суицидником не менее десятка явных десять отличий. И возраст, и отсутствие ран, и телосложение в целом. Некоторые ведь из них видели меня свисающим, как обезьяна, с балконе соседнего подъезда. Как быстро они поломают мою легенду?
А чреда лестничных пролетов не заканчивается. Все вниз и вниз, и вниз. Неужель сразу в ад заносим?
Напарник что-то бубнит, я его не слышу, по крайней мере не отвечаю, а он, спасибо ему, и не требует от меня никакой реакции. Все, что я расслышал, так это то, что вскоре "все это накроется медным тазом" и "не будет никакой санитарной службы". Но, как и прежде, я оставил это без внимания.
Я просто шел. А когда вышел на свет, мне показалось, будто я покинул темную, сырую пещеру после нескольких дней бесцельных блужданий в ее лабиринтах. Под теплыми лучами стало легко и спокойно, мысли упорядочились, сердце остепенилось. Идеальное расположение духа для безумных поступков.
Мы передаем труп другим двум парням, которые стоят возле мусоровозки, а те в свою очередь, передают мешок другим двум, которые стоят на бортах. Кто-то из последних спрашивает моего напарника, что там случилось, интересуются, что за стрельба и в кого палили, но тот вяло отмахивается. Мол, не знаете разве, в кого могут стрелять? В людей обычных, не в инопланетян же.
- Идем, Суриков, у нас дел еще по горло. Эй, ты куда? С тобой все нормально?
Я понимаю, что он обращается ко мне, но остановить меня сейчас может разве что пуля. Я решительно шагаю прочь от машин, затылком ощущая отправленные мне вслед взгляды. Они еще не понимают, но скоро им все станет ясно. Для некоторых, с той стороны дома, где лежит разбившийся санитар, уже все ясно, я это просто чувствую.
Срываясь в бег, я слышу крики за спиной. Один из голосов мне очень знаком. "Нападе-е-ние!" Привет, крикун, никак не угомонишься? Рожок мой у тебя? Побереги, чует нос, пересечемся еще.
А затем к ним добавились короткие автоматные очереди. Зря. Я бегу как ошпаренный, не чувствуя ног и усталости, не видя дороги перед собой и ни о чем не думая. Я спокоен, как тренер, чья команда уже в первом тайме загнала сопернику три банки. Мне все удалось, остальное издержки. Если "псяры" не знают потайных мест этого района, им ни за что меня не догнать. Ни за что не найти.
Но я все равно продолжаю бег. Последующие два года я почти не останавливаюсь. И даже когда пробираюсь незаметно как призрак, я все равно бегу. В голове, в подсознании, в мыслях. Внутренне я продолжаю бег, ведь остановиться - значит...
Да, умереть.