- Все. Завтра идем в дирекцию.
Наутро мы с ним выбрались-таки к начальству и через какие-нибудь полчаса ожидания в приемной сидели в глубочайших кожаных креслах в кабинете заместителя директора по науке. (Директор был академик и в институте появлялся редко). Снежно-седой, высокий и полный Матвей Васильевич возвышался перед нами над красной полированной гладью стола. О событиях в отделе он уже кое-что слышал, и поначалу пришлось объясниться. Потом, уже в более спокойных тонах, Ленька почти час разъяснял теоретическую важность проблем гравитации и обрисовывал светлое будущее того учреждения, где впервые обнаружат гравитационные волны. Но Матвей Васильевич, умело пользуясь словами план(!), смета(!!). Комитет(!!!), быстро и четко отбил все наши атаки. И тут в кабинет зачем-то заглянул комендант. Увидев его, я вдруг понял, что надо сделать. Я сказал:
- Матвей Васильевич, как в комитете относятся к изобретениям, сделанным в институте?
- Великолепно! Вот у меня бумага (он показал бумагу), где нас благодарят за вашу вещицу для автопромышленности. Поздравляю вас, Леонид Владимирович! А. ведь совсем, вроде бы, и не по нашему профилю!
Глянув на Леньку, широко открывшего на меня светло-карие глаза, я продолжал:
- Прибор Леонида Владимировича сейчас - это по сути дела сейсмограф. Причем на совершенно новых принципах и практически с безграничной чувствительностью.
Матвеи Васильевич заворочался и положил на стол крупные белые руки.
- Как, как? А атомные взрывы он сможет регистрировать?
Ленька понял меня и перехватил нить разговора:
- Думаю, да. И подземные в том числе. Запрещение ведь не коснулось пока подземных ядерных испытаний.
Заместитель директора думал недолго.
- Хорошо, - сказал он. - Я освобождаю вас от основной тематики. Даю вам четыре штатных единицы и средства - из резервных, а вы к первому мая даете чертежи и работающий образец сверхчувствительного сейсмографа. Действуйте! А ко мне пригласите начальников ваших отделов.
Он поднялся, пожал нам руки и проводил до дверей кабинета.
Работа пошла куда быстрее. Почти каждый день кто-нибудь из нас ездил на сейсмическую станцию "Москва". Сравнивая ленты самописцев прибора Леньки и станции, мы убеждались в том, что и слабое землетрясение с эпицентром в Индийском океане и подземный взрыв в штате Невада регистрируются прибором не хуже, чем станцией. Но кроме длиннопериодных волн, издалека пробивающихся через толщу Земли, Ленькин прибор отмечал еще массу местных сотрясений почвы. Сотрудники станции называли их микросейсмами.
Эти дни Ленька ходил в большой задумчивости.
- Даже самые малые ускорения мы научились измерять, - говорил он. - Но что с ними делать дальше? Как убрать сигналы от них, чтобы они не мешали главному?
Он перебирал в руках и сравнивал друг с другом ленты самописцев, засыпавшие всю лабораторию.
- Леонид Владимирович, - сказал Илья. - А если сейсмографы поставить у нас, чтобы не ездить каждый раз к черту на кулички?
- Гениально! И электрически вычесть их сигналы из сигналов прибора! Ленька даже запрыгал от восторга.
Идея была претворена в жизнь с наивозможнейшей скоростью. Три нормальных и три короткопериодиых сейсмографа, полученных в институте физики Земли, были поставлены в подвале на независимый фундамент рядом с прибором. Их сориентировали по странам света и вертикали. Точно по тем же трем осям были направлены стерженьки чувствительной части Ленькиного прибора, который за последнее время оброс кучей вспомогательных механических и радиоусилительных устройств. Все управляющие и несущие разносный сигнал кабели были выведены из подвала в лабораторию на третьем этаже.
Ровно в десять вечера - это было 7 апреля - все собрались на третьем этаже. Более низким и более хриплым, чем обычно, голосом Ленька просил сделать то-то и то-то... Внизу в подвале залили гелий. Загорелись зеленые в красные огоньки приборов. Вытянулись из точек голубые линии на экранах трех осциллографов. Загудели моторчики самописцев.
- Включай! - Щелкнули тумблеры.
И на экранах ничего не изменилось. После минуты молчания кто-то из новых сотрудников убого пошутил: "Идеальная компенсация..." Ему под нос всерьез протянулся чей-то большой кулак.
- Проверить все соединения! - прохрипел Ленька и сам начал перебирать ближайшие разъемы. Илья опять побежал в подвал. Через три минуты прямые линии на экранах вздрогнули и покрылись мелкими зубчиками шумов. Илья вернулся с повинной: после заливки гелия от волнения забыл включить предусилители.
Все сидели и молча смотрели на экраны. Компенсация сигналов прибора сигналами сейсмографов действительно была хорошая: обычных всплесков к дрожаний, вызывавшихся смещениями земной коры, не было. Когда глаза привыкли к однообразной ряби шумов, они стали различать среди мелких их зубчиков чуть более крупные. Ленька тронул регулятор общего усиления. На всех экранах все раза в три увеличилось.
- Это ничего не дает. У нас есть еще запас усиления криотронов? - спросил Ленька.
- Немного есть, - ответил радиоинженер - сейчас убавлю поле, разрушающее сверхпроводимость.
Интересовавшие всех зубчики в несколько раз выросли и поднялись над шумами. Они плавно переливались и медленно ползли по экранам вправо. В лаборатории словно прошел порыв ветра. Это одновременно вздохнули шесть человек.
Почти не двигаясь, все просидели еще два часа.
- Смотрите, а ведь они убывают на двух левых осциллографах, а на правом за это время, наоборот, выросли, - сказал кто-то.
- Если период их изменения близок к 24 часам, к суткам, - тихо ответил Ленька, - то они, вероятней всего, космического происхождения... И мы можем определить направление, откуда они пришли.
- Или ему противоположное, - сказал я.
-Да.
Все повскакали с мест. На лицах было выражение, какое бывает у молодого отца, только что узнавшего о рождении ребенка. Еще минута - и Леньке грозила бы печальная участь взлететь к потолку и упасть оттуда на десять подставленных рук, но он остановил начавшуюся свалку:
- Ребята, мы еще ничего не знаем. Ничего! Это могут быть любые помехи, никак не связанные с гравиволнами. Сейчас все по домам. Остаются на восьмичасовое дежурство я и... Нас сменят... и... При сдаче дежурств за пять минут переключить усилители на резервный блок, залить гелий и сменить ленты самописцев. Все. Спокойной ночи!
За двое суток непрерывных наблюдений выяснилось, что это не помехи. Сигнал шел от Солнца. И ночью, когда он пронизывал всю толщу Земли (гравиволны ничем не экранируются), и днем, когда Солнце светило в окна лаборатории. Точные расчеты показали, что сигнал не просто от Солнца, а от нижней левой стороны его видимого диска. Астрономическая служба Солнца сообщила на наш запрос, что в этом месте четыре дня назад начал подниматься гриб гигантского протуберанца.
Дежурства продолжались. Расшифровка и математическая обработка записей позволили выделить из шумов еще несколько очень слабых сигналов. Уточнялись галактические координаты их источников. Огромнейший успех! Но Ленька опять хмурился и задумчиво жевал авторучку.
- Что ты еще хочешь? - кипятился я. - Ты должен срочно составить докладную в Президиум Академии наук! Я уж не говорю о статьях!
- Об этом я и думаю, - отвечал он. - Я же не могу утверждать с полной уверенностью, что причина успешной работы прибора именно такая, как я тебе толковал: различие инертной и гравитационной масс электрона. Все это надо еще раз рассчитать.
- Пошел ты к черту! Обнаружены гравитационные волны, а он резину тянет. Это на тебя не похоже! Напиши, что ты предполагаешь следующие причины...
Ленька очень серьезно посмотрел на меня и тихо, но четко проговорил:
- Это дело моей жизни. И ты меня не торопи.
Зазвонил телефон (разговор происходил у меня дома, это было вечером 16 апреля). Ленька взял трубку. Брови его полезли вверх. Кончив разговор, он растерянно сказал:
- Дежурный инженер говорит, что пять минут назад на экранах появились какие-то "палки", так он и выразился. Едем!
Запыхавшись, мы вбежали в лабораторию. Действительно, на всех экранах, на одном выше, на другом ниже, над зыбью уже ставших привычными солнечных сигналов я шумов, медленно шествовали на равных расстояниях друг от друга тонкие, но четкие вертикальные линии. Такие же линии, с лязгом дергаясь, рисовали перья самописцев.
- Похоже на радиолокационные импульсы, - сказал я. Ленька подсел к одному из осциллографов и стал крутить ручку, увеличивая частоту развертки. Линии расползлись, но остались почти такими же тонкими. Тогда он переключил развертку сразу на последний частотный диапазон. И мы увидели, что единственная оставшаяся на экране линия перестала быть линией. Она расширилась до нескольких сантиметров и оказалась заполненной мелкой сеткой синусоидальных колебании.
Мы лихорадочно бегали, включали, мерили, записывали... А в голове колоколами били мысли: "Что это?! Откуда?! Такие правильные сигналы не могут быть случайными! Это не голос мертвой материи!"
Пятьдесят два часа подряд мы почти не спали. Прибор непрерывно принимал импульсы. Определение направления источника сигналов дало близкую к плоскости экватора ось, у северного конца которой не было ни одной недалекой от нас звезды. Но у другого конца оси сияла над Южным полушарием Земли неяркая звездочка, примерно, четвертой звездной величины, Тау из экваториального созвездия Кита. Звезду отделяли от нас всего около ста тысяч миллиардов километров.
Опьяневшие от бессонницы и невероятности свалившегося на нас события, в свободное от дежурства время мы листали в библиотеках книги по звездной и радиоастрономии. Да, у этой звезды вполне возможно существование планет, которые пока нельзя увидеть ни в какие телескопы. И на одной из них... Оказалось, что еще осенью I960 года американский радиоастроном Дрэнк в течение нескольких месяцев, направляя антенну громадного радиотелескопа на Тау Кита и Эпсилон Эридана, пытался поймать с этих звезд электромагнитный сигнал на знаменитой волне межзвездного водорода, равной 21 сантиметру. Безуспешно. И, видимо, не случайно разумные жители далекой планеты воспользовались самым неожиданным для землян (и вероятно, самым естественным для них) каналом связи. Почти 11 лет назад они послали к Земле мощнейший лучок остронаправленных гравитационных волн высокой частоты.