Перекинувшись парой слов с Раймондом и Тони, я хотел было вернуться к Тристраму и Авроре, но оказалось, что их в подземном зале уже нет. Не зная, в какую из галерей они свернули, я заглянул в каждую по очереди и наконец увидел их: они поднимались по наклонному выступу над моей головой, плавным изгибом уходящему вверх. Я уже собирался вернуться в зал и отправиться за ними вслед, но случайно обратил внимание на профиль Авроры — на лице её застыло всё то же сосредоточенное, напряжённое выражение. Передумав, я осторожно двинулся по спиральному проходу как раз под ними. Шорох осыпающегося песка заглушал мои шаги. В просветы между сталактитами я время от времени видел Аврору и Тристрама.
Потом, оказавшись буквально в нескольких метрах от них, я услышал слова Авроры:
— Говорят, что песчаных скатов можно приманить пением.
— Хм, зачарованный скат? — спросил Тристрам. — Можно попробовать.
Они пошли дальше, Аврора нежно и проникновенно напевала что-то. Звук становился громче, отражённый сводами и стенами лабиринта, в темноте зашевелились скаты.
Чем ближе мы были к выходу на поверхность, тем больше их становилось. Аврора вывела Тристрама на небольшую залитую солнцем площадку под открытым небом, похожую на арену. Площадку окружали стены метров тридцать высотой.
Потом я потерял своих спутников из виду, вернулся в галерею и по внутреннему склону поднялся на следующий уровень. Отсюда мне было видно всё, что происходило на арене.
Жуткий пронзительный вопль заполнил песчаный лабиринт. Монотонный и всепроникающий одновременно, он походил на те ужасные звуки, которые слышат эпилептики, перед тем как забиться в припадке. Внизу, на арене, Тристрам зажал уши ладонями, взгляд его метался по стенам, пытаясь обнаружить источник звука. На Аврору он больше не смотрел — та застыла за его спиной в позе медиума, погружённого в транс, опустив неподвижные руки с обращёнными вверх ладонями.
Я стоял, заворожённый её позой, как вдруг с нижних уровней лабиринта до меня донёсся леденящий душу крик, потом — беспорядочные хлопки кожистых крыльев, и из нижних галерей вырвалась целая туча скатов. Над самой ареной, потеряв ориентацию и почти касаясь голов Тристрама и Авроры, они превратились в сплошную движущуюся массу.
Аврора наконец очнулась и испуганно закричала, пытаясь отогнать скатов. Тристрам снял соломенную шляпу и яростно отмахивался от них, свободной рукой стараясь защитить свою спутницу. Вместе они отступали к узкой щели в стене, открывавшей путь к спасению через галереи противоположной стороны лабиринта. Подняв голову, я с удивлением увидел на краю отвесного выступа приземистую фигуру шофёра. При нём не было ни сетей, ни ружья, и он пристально наблюдал за происходящим на арене.
Тем временем сотни скатов, мечущихся над ареной, почти совершенно скрыли от меня Тристрама и Аврору. Потом я вновь увидел, как она показалась из прохода в стене, в отчаянии качая головой. Путь к спасению отрезан! Тристрам жестом приказал ей опуститься на колени, затем выпрыгнул на середину арены и яростно замахал шляпой, пытаясь отогнать скатов от Авроры,
На несколько мгновений ему это удалось. Скаты разлетелись, как гигантские осы. Но, к ужасу своему, я увидел, что они тут же снова устремились к Тристраму. Не успел я предупредить его об опасности, как он упал. Скаты пикировали, зависали над распростёртым телом, затем разлетались и, наконец — словно получив свободу, — взмыли в небо.
Тристрам остался лежать ничком. Его белокурые волосы рассыпались по песку, руки были неестественно вывернуты. Мгновенность свершившейся трагедии ошеломила меня. Я перевёл взгляд с Тристрама на Аврору.
Она тоже смотрела на распростёртое тело, но лицо её не выражало ни ужаса, ни даже сожаления. Подхватив юбку, она повернулась и исчезла в проходе.
Так, значит, проход всё же свободен! Потрясённый, я сообразил: Аврора умышленно сказала Тристраму, что проход к галереям закрыт, заставив его вступить в бой со скатами.
Через минуту она появилась на галерее верхнего яруса. Рядом с нею вырос шофёр в чёрном мундире. Глянув вниз, на неподвижное тело Тристрама, они скрылись из виду.
Я кинулся вдогонку, крича во весь голос и надеясь, что меня услышат Тони и Раймонд. Гулкое эхо заполнило нижние галереи. Добежав до выхода из лабиринта, я увидел, как в сотне метров от меня Аврора и шофёр садились в «кадиллак». Взревев, машина рванула с места и исчезла за декорациями киносъёмочной площадки, подняв целую тучу пыли.
Я побежал к машине Тони. Когда я достиг цели, «кадиллак» был уже примерно в километре от лабиринта и мчался через дюны, как преследуемый дракон.
Больше я никогда не видел Аврору Дей. Я гнался за ними до шоссе, ведущего к Лагун-Уэсту, но там, на магистрали, мощный «кадиллак» легко оторвался от меня, и километров через десять я окончательно потерял его из виду. У заправочной станции на развилке Алые Пески — Красный Пляж я спросил, не видел ли кто красный «кадиллак». Двое заправщиков ответили утвердительно, но оба клялись, что интересующая меня машина двигалась мне навстречу. Не иначе волшебство Авроры сбило их с толку.
Я решил проверить, не вернулась ли Аврора домой, и поехал в сторону Алых Песков, проклиная себя за то, что вовремя не почуял неладное. Как же это я, считающий себя поэтом, столь несерьёзно отнёсся к фантазиям другого поэта? Ведь Аврора недвусмысленно предсказывала смерть Тристрама.
Дом номер пять по Звёздной улице был тих и пуст. Скаты покинули аллею, чёрные стеклянные двери были распахнуты, по пыльному полу несло обрывки лент. В коридоре и гостиной царил мрак, только белые карпы слабо светились в бассейне. Воздух был неподвижным и затхлым, будто в доме долгие годы никто не жил.
Я пробежал взглядом по фризу гостиной и убедился, что теперь мне знакомы лица всех персонажей. Сходство — почти фотографическое. Тристрам был Коридоном, Аврора — Меландер, шофёр — богом Паном. Среди прочих персонажей я узнал себя, Тони Сапфайра, Раймонда Майо и других обитателей Звёздной улицы.
Оторвавшись от рисунков, я обошёл бассейн и направился к выходу. Вечерело. Через открытые двери виднелись далёкие огни Алых Песков. В лучах фар идущих по Звёздной автомобилей вспыхивали стеклянные чешуйки на кровле моей виллы. Когда я спускался с крыльца, порыв ветра пронизал дом и захлопнул за мной дверь — по вилле разнёсся громкий гул, поставив последнюю точку во всей этой цепи чудес и несчастий. Уходящая колдунья бросила прощальную реплику.
Я шёл через пустыню, смело наступая на последние обрывки лент, сопровождавших меня, — быть может, этот жест символизировал мою попытку вернуться в реальный мир. Фрагменты безумных стихов Авроры Дей ловили свет засыпающей вечерней пустыни и — гибнущие осколки грёз — рассыпались под моими ногами.
В моём доме горел свет. Я поспешил войти и, к своему изумлению, обнаружил на террасе облачённого в белый костюм Тристрама Колдуэлла. Держа бокал со льдом, он лениво развалился в кресле. Одарив меня дружелюбным взглядом, Тристрам подмигнул и, прежде чем я успел открыть рот, прижал палец к губам.
Я подошёл ближе и хрипло зашептал:
— Тристрам, я думал, ты погиб. Скажи, Бога ради, что там произошло?
Он улыбнулся.
— Прости, Пол, я подозревал, что ты за нами следишь. Аврора уехала?
Я кивнул:
— Я не смог угнаться за их «кадиллаком». Так тебя не ужалил скат? Когда ты упал, я решил — это конец.
— Аврора тоже так решила. Вы очень мало знаете о песчаных скатах. В эту пору их жала безвредны. Иначе кто бы нас в лабиринт пустил? — Он усмехнулся. — Тебе знаком миф о Меландер и Коридоне?
Я рухнул на стул рядом с Колдуэллом. Через две минуты я уже знал, как было дело. Аврора рассказала Тристраму легенду, и он, отчасти из сочувствия, отчасти шутки ради, решил сыграть роль Коридона. Говоря о смертельных укусах и злобных повадках песчаных скатов, он провоцировал Аврору, подсказывал ей прекрасный способ совершения жертвенного убийства.
— Это и было убийством, — сказал я. — Поверь мне — я видел, как блестели её глаза. Она хотела твоей смерти.
Тристрам пожал плечами.
— Не удивляйся этому, старина, — сказал он. — В конце концов поэзия — дело серьёзное.
Ни Раймонд, ни Тони Сапфайр ничего не знали о случившемся. Тристрам сочинил историю о том, что у Авроры был внезапный приступ клаустрофобии и она в страхе умчалась прочь от лабиринта.
— Интересно, — задумчиво сказал Колдуэлл, — что она предпримет? Пророчество её сбылось. Может быть, теперь она уверует в свою красоту. Ведь до сих пор она страдала сильнейшим комплексом физической неполноценности. Как и Меландер, для которой самоубийство Коридона явилось полной неожиданностью, Аврора не отделяла любимого искусства от собственного «я».
Я кивнул.
— Надеюсь, она не будет слишком разочарована, узнав, что поэзия по-прежнему создаётся отвратительным компьютерным способом. Кстати, мне всё ещё нужно заполнить целых двадцать пять полос. Твой автоверс в порядке?
— У меня больше нет автоверса. Я разбил его в то утро, когда ты мне позвонил. Да я им уже который год не пользуюсь.
Я подскочил в кресле.
— Как! Все эти сонеты, что ты присылаешь, написаны тобой самим?
— Именно, старина. Каждая строчка рождена в муках душевных.
У меня вырвался стон отчаяния.
— Я-то думал, твой автоверс меня спасёт. Боже, где выход?
Тристрам усмехнулся.
— Начинай писать стихи. Вспомни её пророчество — кто знает, может быть, оно и сбудется. В конце концов, Аврора ведь думает, что я умер.
Я от души выругался.