- Не смейте, не смейте нашу Землю трогать! Свою вертите, если она у вас есть.
Он даже не посмотрел на меня. И повторил:
- Я спрашиваю, вы отвечаете.
Тут я сказал себе, что лучше засохну, чем отвечу. А Земля действительно поворачивается, будто по его велению, и я вижу Европу, Азию, Африку.
- Вопрос первый, - говорит этот тип. - Какое положение в вашем мире занимают державы данного континента и каково их социальное устройство? - И повертывает Землю Европой ко мне.
И я с ужасом чувствую, что, хотя всеми силами сопротивляюсь, все равно отвечаю на эти вопросы, да как отвечаю-то, меня точно бы понесло. На любой вопрос готов ответ, будто я стал Большой Советской Энциклопедией. Болтаю, болтаю, а он знай себе Землю поворачивает слева направо и справа налево. Вертит, слушает. Тут вспоминаю я слова Луэвэ, которые в свое время не понял, о том, что информацию можно добыть у любого. "И у круглого дурака?" - спросил я тогда. "Да, - ответила она. - Мозг подключится ко всем источникам информации на Земле..." И, что самое страшное, я понимаю, чувствую, что собеседник мой, не в пример Луэвэ, существо враждебное. Понимаю, а остановиться не могу. Несу ему про технику, в которой ничего не смыслю, про границы, которых я никогда толком не учил, всякие премудрости из науки. Болтал я очень много. Аж язык устал. В глазах чертики заскакали. Наконец этот тип говорит:
- Довольно. Благодарю. Мы удовлетворены вашей информацией.
А меня эта благодарность вовсе разозлила. Еще бы секунда, и я бы наплевал на них и на могучую цивилизацию и устроил бы такую драку, какой он на своей планете и не видывал. Но не успел сжать кулаки, как он, не попрощавшись, исчез. И у меня на душе стало пусто, холодно. Исчез. Унес все, что я ему выболтал про наши земные дела.
Я брел домой, и меня немного пошатывало, и несколько запоздалых прохожих проводили меня удивленными взглядами.
Дома, глянув на часы, я обнаружил, что уже... шесть утра. В школу, конечно, не пошел. Выслушал отповедь матери. Потом меня по всем правилам ругал отец. Он, дескать, в мои годы работал и учился, а я невесть где шляюсь, двойки хватаю, и из школы на меня жалобы. А расскажи ему, что я за эти дни пережил, не поверит. Да разве можно поверить, что ходит тут по нашему городку звездная девчонка в мерцающем плаще! Чего доброго, вызовут доктора. Песочили меня крепко, но я молчал, и не оставляла меня мысль о том, что мое дурацкое интервью, данное против воли, могло повредить и Луэвэ, а может быть, и людям: зачем понадобилось этому узкоглазому все выведывать о наших земных делах?
С трех часов дня я опять ходил за городом между холмами. Бродил дотемна, но Луэвэ не пришла. А в школе меня объявили злостным прогульщиком, Татьен назвала даже срывщиком мероприятий, потому что, оказывается, из-за моего отсутствия сбор сорвался, так как обсуждать было некого. Решили разбирать меня сегодня. У меня жутко трещала голова. А на геометрии просто свалил сон. По-настоящему заснул. Хорошо, что сижу на "Камчатке", а передо мной Толстый, и из-за него меня целиком не видно. И снилось мне, что мы с Луэвэ идем по воде, не касаясь ее. Плащ Луэвэ сыплет искрами, и вся она еще лучше, еще красивее.
Снилось, что рассказывает мне Луэвэ о далекой своей планете, населенной хорошими, чудесными людьми, о волшебных городах, о том, что вечный вопрос энергии они решили раз и навсегда, что болезней у них уже нет и войн не бывает. И вдруг предлагает: "Витя, летим к нам, хочешь?" Мы схватились за руки, а вокруг замелькали звезды. А мы неслись с ней по Млечному Пути и хохотали. Летим - и вдруг вижу: темно стало, только "черные дыры"... светятся. Страшно, холодно в них, а тут во тьме подкарауливает нас тот самый незнакомец в шлеме, его беззрачковые глаза сделались еще уже. Подлетает к нам и говорит; "Благодарю за информацию, она нам очень пригодится". Услышав это, Луэвэ испугалась, побелела, кричит ему: "Прочь, уйдите прочь!" Глаза у нее огромные, как небо. Он что-то вскидывает на руке и прыгает в провал, а Луэвэ за ним, и глаза ее становятся будто стеклянными. В страхе я пробую вопить, но звуки глохнут, и ничего не слышно. Но у меня в руке луч, этим лучом я пронзаю незнакомца. Но все равно Луэвэ уже в пропасти. Тогда я громко кричу от ужаса.
В самом деле, должно быть, я заорал. Проснулся, а надо мной стоит Пифагорыч, и ребята давятся от смеха. Вид у меня, конечно, преглупейший.
- Негов! - говорит Пифагорыч. - Давайте ваш дневник. - И строго кашляет: - Гм, гм.
- У меня нет дневника, - вяло отвечаю я.
И вдруг меня словно обухом по голове: портфель-то я забыл дома. Так и сказал.
- А голову случайно не забыл? - осведомляется Пифагорыч, поглаживая бороду. Коронный вопрос всех учителей в таких случаях.
- Забыл, - говорю я. - Видите. Ничего нету. - И ровненько так провел ладонью по шее.
Пифагорыч покраснел, подошел к столу и размашистым почерком вывел мне в журнале единицу.
- Ой, что же это делается на свете? - плачущим голосом вскрикнула Татьен. - В нашем классе единичник. Подумать только: единичник! Какой позор!
- Не расстраивайся, Танюшенька... Сегодня мы ему покажем... Мы его проучим... - наперебой принялись ее утешать девчонки.
Я стоял как каменный. Даже злости не осталось. В душе была пустота. Пустота и тревога.
...Чувствую, если Луэвэ не придет и сегодня, то она не придет больше никогда.
Я все-таки отправился на холмы, удивляясь самому себе и своей непонятной привязанности к этой звездной особе. Да и видел-то я ее всего дважды.
Луэвэ на берегу не было. Когда, замерзнув и отчаявшись, я совсем уж было собрался уйти, мне пришла мысль последний раз подняться на холм. Ну просто так. И что же? С вершины холма стало видно - внизу мерцают два плаща. Я бросился на их матовый блеск и чуть не сшиб с ног Луэвэ и... Рулева. И куда только девалось обычное дурашливое выражение Митькиного лица? Луэвэ, не оборачиваясь и потому вроде бы и не видя меня, произнесла:
- Здравствуй, Витя.
- Привет, - отвечаю сердито. - Я тут вчера ходил, ждал, ждал, в сосульку превратился. Эх ты!
Рулев скользнул взглядом по моему лицу и... не узнал.
- Какое это имеет теперь значение? - сказал он, махнув рукой и глядя вверх, точно уже несся там среди снежных лошадок, покидающих планету. Его длинные пальцы протянулись ко мне.
- Это трудно понять, Вить, - заговорила Луэвэ. - Все просто и сложно, ясно и запутанно. Безмерно далек отсюда наш мир. Громаден путь. Тысячелетиями мы ждали мига, когда сможем сорваться с нитки орбиты, прилететь к вам, помочь вам слиться с гармонией... Ведь и вас призовет когда-нибудь Совершенство. Вы можете стать его частью...
Я не понимал ее слов, но снова был поражен одержимостью, с какой она их произносила. Признаюсь, даже немного испугался.
- Но что случилось-то? Объясните хоть мне!
- Уходим! Покидаем вас. - Она вскинула к звездам тонкие руки, широкие рукава ее блистали. - Рано или поздно братья по разуму снова встретятся и объединятся, чтобы противостоять злой стихии, вместе творить, созидать. Придет этот миг - великий миг. - Эти слова срывались с ее губ, как облачка пэра, плащ ее искрился больше обычного.
- Улетаешь насовсем? - как дурак спросил я.
Она смотрела на меня, улыбаясь, снежные кони вставали на дыбы перед ней.
- Вчера ты отвечал человеку, чье лицо холодно, а в глазах не светится лучик жизни. Мы знаем законы Черных планет: если им понадобится энергия, они могут уничтожить целую цивилизацию... Голубая Земля, как ты прекрасна! И над тобой нависла угроза. Ах, зачем, зачем ты, Витя, выболтал ему все ваши секреты!..
- Я не хотел ничего говорить! - закричал я. - Я сопротивлялся.
- Теперь он все узнал. Они могут уничтожить Землю. Вспышка. Земли нет. А они на долгое время будут свободны от вечного вопроса о снабжении энергией. Что ты наделал? - Голос Луэвэ прервался. - Прощай, - прошептала она.
- И вы уходите, не желая нам помочь? - во все горло завопил я. - Вы бросаете нас! Это подло! Не хотите нам помочь, черт с вами. Мы сами защитим себя. Улетай. Улетай в свою Гармонию...
- Странный землянин, - ответила она, словно говорила это не мне. - Мы знаем, вы будете сильны... Я верю в вас, вот в эту реку, вот в эти холмы. Но только не забывайте, что в провале Млечного Пути скрыт страшный мир и только излучатель нашей Шуэй закрывает им подход к вам, защищает вас. Возьми. - Луэвэ протянула мне маленький шарик. - Ты увидишь, я дам импульс. Своими глазами увидишь, что проход к вам я закрою. Но меня... не станет.
- Не надо, Луэвэ! - воскликнул я. - Мы сами. Не надо нам жертвы.
- О нас не думай. Меня не будет, но Шуэй спасет вас. - Луэвэ медленно подняла ресницы. Глаза ее увеличились, будто она хотела взять у Земли силу ее духа. - Я так полюбила вашу Землю! - крикнула она звонко, так что с веток ивы посыпался иней. Крикнула и беззвучно растаяла.
Я стал смотреть в шарик. Может быть, в нем горела душа Луэвэ. Менялись смутные картины, гигантский конус ронял тень, сотни людей в развевающихся плащах лавиной пронеслись за Луэвэ, как призрачные видения в зеркале калейдоскопа. Показалось мне, что среди них мелькнуло лицо Рулева. Откуда-то вырвался страшной силы луч. Шарик в последний раз вспыхнул в моей руке. В это мгновение мне показалось, что звезда Денеб засветилась ярче. Потом свет померк.
Потрясенный, я побрел домой. Иду я и опять вижу; кто-то идет впереди. Не было никого, а появился. Идет, словно танцует. И тут меня резануло. Ведь это все уже было, все это я уже видел. И промчались в моей голове дорога... Луэвэ... энергия... Зачем мне снова знакомиться со звездной девчонкой и тем самым обрекать ее на гибель, впутывая Землю в космические истории? Но тут я понял, что не сверну, пусть все повторится снова, чем бы мне это ни грозило...
На небе здорово мерцали звезды. Снег скрипел под ногами. В морозном ветре порхали снежинки. Я отыскал в небе звезду Денеб и подмигнул ей. Потом ускорил шаги, стараясь догнать звездную девчонку, о которой я знал так немного. Я почему-то подумал; надо помочь ей как следует завернуться в ее сверкающий плащ. Как там, на планете Шуэй, не знаю, а у нас в декабре не жарко.