— Знаю-знаю, — усмехнулась Скирни, — законсервированные старушки сорокатысячелетнего возраста.
— Да моему все нравятся, — махнула рукой Алеста, — любого цвета и любого возраста… он как-то даже с Оборотнем переспал.
Они засмеялись, рассаживаясь за столом. Скирни начала с нее, убрала ее длинные белые волосы с лица и первым делом прикрыла ей пальцами глаза.
— Не моргай, Ал. И помолчи немного. А пирожные — потом.
— Ой, как хорошо… — не могла молчать Алеста, — ты прямо волшебница, Ски! С тобой даже рядом посидеть — и то блаженство.
— Не подлизывайся. И помолчи.
— Повезло твоему Льюису! Правда, Леда? Чего его носит по галактике? Другой бы только и сидел подле тебя.
— Лежал, — поправила Леда.
— Помолчите вы обе! — смутилась Скирни, — а то выгоню.
Они, конечно, не послушались, только рассмеялись
— Ски, а он сегодня будет?
— Будет, — кивнула она, — вместе с профессором.
— Каким профессором?
— Этим… Араиии Нокнооо.
— Наконец-то на живых иврингов посмотрим, — сказала Леда, выкладывая пирожные в тарелку.
— Ивринги здесь уже бывали, — заметила Скирни, — и не раз. В Центре Связи.
— Возможно, — пожала плечом Леда, — только нам их не показывают. Что я вижу-то со своим аквалангом?
— А я их видела как-то в театре, — снова заговорила Алеста, — они на спектакль приходили. На землян похожи. И женщины у них тоже… ну, очень красивые! Представляете, какая конкуренция?!
— Нет, это как раз хорошо, — усмехнулась Леда, — что нам конкуренция? У меня одна конкурентка, вон за окном в бронзе отлита… Зато, может, наш Кондор хоть в кого-нибудь влюбится? А?
— Вот это вряд ли, — ответила ей Алеста, — если до сих пор не влюбился…
Скирни почувствовала, что не может этого слышать.
— Оставьте Кондора в покое, — сказала она строго, — он не мальчик. Сам как-нибудь разберется.
Они так и не замолчали: щебетали, какое у кого будет платье и прическа, что лучше пить и что лучше на ночь не есть. А она просто сидела и думала, что вообще не любит праздники, не умеет веселиться, и это, если честно, очень-очень плохо.
— Кстати, а почему ты перестала краситься в каштановый? — спросила Алеста, — тебе очень шло. Тебе вообще рыжие оттенки к лицу.
— Не хочу быть второй Флоренсией Нейл, — честно ответила Скирни, — раньше хотела, а теперь не хочу. Да и не получается.
Леда посмотрела на нее внимательно и уже без улыбки.
— Вот и я не хочу.
Домой она пришла, когда уже стемнело. Сняла шубу, прошла в гостиную, включила свет. На столе стоял огромный букет фиолетовых шеорских колокольчиков, из чего сразу стало понятно, что Льюис уже побывал дома, не застал ее и куда-то скрылся.
Дома он бывал редко: нашел себе занятие. Точнее, занятие нашло его само. Была шеорская дыра, были ученые ивринги из прошлого и он — единственный Прыгун, который что-то понимал в физике, кроме Грэфа. Но если Грэф рисковать своей драгоценной персоной не собирался, то Льюис серьезно намеревался пройти по стопам Сиргилла и залезть в дыру.
Скирни старалась об этом не думать и не изводить себя тревогой, тем более что ничего не могла изменить. К счастью одного его не пускали, а второго такого безумца пока не нашлось.
Она стояла, задумавшись перед букетом, размышляя о том, что в Хаахе сейчас жаркое лето, цветут эти колокольчики, дуют ветра, клубятся оранжевые закаты… и какую разную-разную жизнь проживают они с Льюисом, несмотря на то, что они муж и жена. И как это странно, непонятно и вместе с тем неизбежно, что они до сих пор вместе. Потом кто-то сзади обнял ее за талию и стал осторожно целовать в висок.
— Ты здесь, — улыбнулась Скирни, — почему не позвонил?
— А что, ты пришла бы раньше?
— Пришла бы.
— Не ври. Я же знаю, что моя жена — самая занятая женщина во вселенной.
— Ну, прости меня…
— Не только простил, — сказал Льюис довольно, — но и вымыл посуду, полил цветы и нарезал миску салата. Ты, как всегда, пирожками из буфета питаешься.
— Да, — согласилась Скирни, она была совершенно счастлива в эту минуту.
По идее, это она должна была встречать мужа прибранной квартирой и праздничным обедом. А у нее даже робот стоял отключенный.
— А нас накормят на приеме, — сказала она себе в оправдание.
— Когда это будет! Впрочем, чем позже, тем лучше. Как ты считаешь?
Льюис говорил и целовал ее то в плечо, то в шею. Он соскучился по ней на Шеоре и не скрывал этого. У него были загорелые руки, бронзовое обветренное лицо и выгоревшие как лен волосы. Скирни никогда не думала о нем, как о красавце, но сейчас с особой остротой это заметила. От этого почему-то на секунду стало больно. Потом она оказалась у него на руках, а чуть позже — в спальне.
Там стояли наполненные фужеры и ваза с фруктами. Там лежали две подушки на кровати, а край одеяла был откинут. Всё было замечательно. Всё было как в сказке. Оттуда она и сбежала в ванную и вернулась уже в своем белом халате, глухо запахнутом на теле и туго затянутом поясом.
Льюис взглянул разочарованно, но ничего не сказал. Он уложил ее с собой рядом, осторожно целуя то лицо, то губы, то пальцы рук. Скирни ненавидела себя в этот момент: и за то, что с ней было когда-то, и за то, что происходит с ней сейчас. Но она ничего не могла с собой поделать. Как только он пробовал снять с нее халат, даже чуть-чуть распахнуть его, она вся деревенела. Это пугало его настолько, что он забывал сердиться.
— Ну что ты, Скирни, не переживай. Секс — это всего лишь энергия.
И она получала его энергию, она наслаждалась ею, хотя и не заслуживала такого блаженства. Потом лежала, тихо гладя его льняные волосы и смахивая свои слезы со щек, и не понимала, за что он ее такую любит?
— У вас там жарко в Хаахе, да?
— Нет, дожди без конца.
— А ты такой загорелый.