— А как там эта… Сия-Одиль? — спросила вдруг Ингерда презрительно, — не сбежала еще?
— Она перехаживает, — ответила Скирни, — плод большой. Самой ей точно не разродиться. Никуда она не денется до родов.
— А после родов?
— Ребенок проблемный, мутант. За ним уход нужен.
— Да бросит она этого уродца, и только вы ее и видели.
— Не знаю… не думаю. По-моему, она очень изменилась.
— Что в ней может измениться, Скирни? Один монстр рожает другого. И еще неизвестно, что за отец у этого монстренка. Уж точно не ангел.
— Но ребенок же ни в чем не виноват.
— Пока.
У Скирни сжалось сердце. Она так тщательно следила за развитием этого крохотного уродца с большой головой и короткими ручками и ножками, что ей казалось, что она сама его вынашивает. Она и представить не могла, что он будет чудовищем, как его злосчастная мать.
— Не будем о плохом, тетя. Всё-таки сегодня Новый Год.
— Ладно, не будем. Какой в этом смысл?
Скоро посвежевшая королева с удовлетворением смотрела на себя в зеркало.
— Вот так-то лучше… А ты долго не засиживайся, Скирни. Лучше прическу сделай. И платье надень самое нарядное, чтобы бедра твои хорошо драпировало. Очень тебе советую.
— Я постараюсь, — уклончиво сказала Скирни.
— О чем задумалась? — спросил Кондор, заглядывая, — почему у тебя вся связь отключена?
— Ингерда была, — сказала она.
— Да? И что она тебе такого страшного сообщила?
— Ничего. Просто считает, что я Льюису не пара.
— Конечно, — кивнул Кондор, — потому что ты — моя пара. Почему ты до сих пор не за мной замужем, не понимаю.
— Ты же знаешь, Кон, — отшутилась Скирни, — мне нравятся только синеглазые блондины. Ты не мой тип.
— Твой синеглазый блондин всё время торчит на Шеоре. Что у вас общего, хотел бы я знать?
— Это… — вздохнула Скирни, — это необъяснимо. Наверное, судьба.
Кондор присел и сам налил себе чаю.
— Он хоть сегодня-то будет, твой красавец?
— Да, конечно. Сегодня все будут: и золотые львы, и ивринги.
— Понятно. Значит, Леций опять вместо праздника устраивает совещание!
— Бедный дядя Леций, — вздохнула Скирни, — он так всем хочет угодить!
— Угодить? — усмехнулся Кондор, — да он просто хочет владеть ситуацией и всё держать под контролем. Всё и всех.
У Скирни было свое мнение на этот счет, но спорить она не стала.
— В таком случае, мне его жаль в квадрате, — сказала она.
Было тихо. Они спокойно пили чай. Кондор был бледный, аккуратный, ухоженный и как всегда очень проницательный.
— И все-таки Ингерда тебя чем-то расстроила, — заметил он, — так?
— Да, наверно, — согласилась Скирни.
— Чем?
— Понимаешь… она сказала… сказала, что Сия родит своего уродца и бросит. И, главное, что не она одна так думает. А я не могу им объяснить, что они не правы. Сия очень изменилась, она не хочет мстить, она хочет любить своего сына.
— Вот родит — и посмотрим, кто прав.
— Права всегда любовь, — вздохнула Скирни.
— Да, — кивнул Кондор, — только понимает ее каждый по-разному.
Сия жила в отдельной палате на пятом этаже родильного корпуса. Живот у нее в последнее время был такой огромный, что она почти не вставала. Зато лицо, руки и ноги сильно похудели. Она опять превратилась в тонкую тростину Одиль, какой была когда-то, только постаревшую, поникшую и не следящую за собой ни капли. Ее обесцвеченные волосы отросли, вокруг лица они были темными, а на затылке напоминали маленький веник.
Скирни вошла к ней одна, с большой плюшевой собакой подмышкой. На собаке был золотой бант и шоколадная медаль.
— Вот, — улыбнулась она, — это тебе подарок. С Новым Годом!
Сия вяло посмотрела на нее и усмехнулась.
— Вечно ты со своими собаками, сестрица, — но игрушку взяла и прижала к себе. — Вообще-то я люблю кукол.
— У тебя мальчик, — напомнила Скирни, — зачем ему куклы?
— А зачем ему собаки?
— Он будет добрый.
— Добрый? В кого бы?
Сия посмотрела нехорошо: то ли разочарованно, то ли с презрением.