Вот пример взаимосвязи человеческого опыта и знания. В африканских племенах, которые известны своим миролюбивым характером, символом доброжелательности и сердечности считается банан. Традиция, возникшая несколько веков назад, оказывается, имеет под собой реальную основу: бананы отличаются очень высоким содержанием серотонина…
Читатель, познакомившись с этими заметками, вправе спросить: и что же из всего этого следует?
Придет ли новый биологический вид на смену человеку во что эволюционирует Homo sapiens? Автор берет на себя смелость утверждать, что в ближайшее время (100–200, а может, и более лет) внешне человек останется человеком Генетические мутации, меняющие фенотип вида, а, следовательно, и его манеру обитания, требуют не просто длительного времени для своего возникновения, экстремальных факторов, но и глобального изменения окружающей среды. Однако можно предположить, что уже сегодня достижения в области молекулярной нейробиологии, клеточной эндокринологии и генной инженерии создают реальную почву для осуществления как спонтанной, так и индуцированной психологическо! и социальной эволюции человека Становится возможным наделил индивидуума заданными качествами. Какими? Ну это уже решал нашим потомкам.
Эй, друг, ты куда и откуда? —
Спросил я в пустыне верблюда,
Который шагал за верблюдом,
Который шагал за верблюдом,
Который терялся вдали.
И мудро тогда отвечал он:
— Туда, где верблюдов начало
(Если им есть начало),
Оттуда, где хвост у верблюдов
(Если он есть у верблюдов)
Теряется в знойной пыли.
Таков был ответ верблюда.
Который шагал за верблюдом,
А также и перед верблюдом,
И перед, и перед верблюдом,
Ну, в общем, вы поняли, да?
— А сам ты — куда и откуда? —
Таков был вопрос верблюда.
Который… Нет. Лучше не буду!
Короче, сказал я верблюду:
— Откуда я знаю, откуда?
Откуда я знаю, куда?
Суются с вопросами всякие тут.
Спокойно в пустыне пройти не дадут.
Журнал «Если» уже представлял читателям «временной цикл» произведений Пола Андерсона, и именно в третьем номере прошлого года. Мы опубликовали первый роман писателя на эту тему — «Коридоры времени» — в дальнейшем из этого произведения, обозначившего поиски автора, выросла его знаменитая эпопея о Патруле времени. Сегодня мы публикуем одну из самых последних повестей Андерсона. завершающую цикл его произведений. посвященных службе охраны будущего.
Когда Соломон был на вершине славы, а Храм[3] еще только строился, Мэне Эверард прибыл в пурпурный город Тир. И почти сразу же попал в переделку.
Само по себе это не было чем-то из ряда вон выходящим. Агент Патруля Времени должен быть готов к любому повороту судьбы — особенно если он обладает высоким статусом «независимого агента». Те, кого искал Эверард, могли разрушить весь реально существующий мир, и он прибыл, чтобы помочь спасти его.
Было уже за полдень, когда корабль, который вез его в 950 году до P. X., подошел к месту назначения. Погода стояла теплая, почти безветренная. Убрав парус, судно двигалось на веслах под скрип уключин, плеск воды и барабанный бой старшины, который расположился неподалеку от орудовавших сдвоенным рулевым веслом матросов. Омывавшие широкий семидесятифутовый корпус волны, журча и отбрасывая голубые блики, образовывали небольшие водовороты. Ослепительный блеск воды мешал в подробностях разглядеть другие корабли. А было их множество — от стройных боевых судов до похожих на корыта шлюпок. Большинство принадлежало Финикии, многие пришли из иных городов-государств этого сообщества, но хватало и чужеземных — филистимлянских, ассирийских, ахейских или даже из более отдаленных краев: в Тир стекались торговцы со всего разведанного мира.
— Итак, Эборикс, — добродушно сказал капитан Маго, — перед тобой Царь Моря. Все так, как я и рассказывал, не правда ли? Что ты думаешь о моем городе?
Вместе со своим пассажиром он стоял на носу судна — прямо за вырезанным из дерева украшением в виде рыбьих хвостов, которые поднимались вверх и изгибались назад, по направлению к такому же украшению на корме. К этому украшению и к решетчатому ограждению, идущему по обоим бортам корабля, был привязан глиняный кувшин размером с человека, почти полный масла: никакой нужды успокаивать волны не возникло, и путешествие из Сицилии завершилось так же спокойно, как и проходило.
Эверард смерил капитана взглядом. Типичный финикиец — стройный, смуглый, с ястребиным носом, крупные и слегка раскосые глаза, высокие скулы; он носил красно-желтый халат, остроконечную шляпу и сандалии, лицо украшала аккуратная борода. Патрульный заметно превосходил его ростом. Поскольку он обратил бы на себя внимание независимо от того, какую «маску» наденет, Эверард выбрал роль кельта из центральной Европы: короткие штаны, туника, бронзовый меч и свисающие усы.
— В самом деле, вид великолепный, — дипломатично ответил он с сильным акцентом. Гипнопедическое обучение, которому он подвергся в своей родной Америке в верхней части временной шкалы, могло сделать его пунический язык вообще безупречным, однако это не вязалось бы с образом, и он решил, что достаточно будет говорить бегло. — Я бы сказал: даже устрашающий для человека, привыкшего к лесам.
Справа по борту поднимались рыжевато-коричневые Ливанские горы, лишь кое-где зеленели фруктовые сады и перелески, да ютились деревушки. Пейзаж был богаче и привлекательней того, которым Эверард любовался в будущем — еще до вступления в Патруль.
Усу, старый город, тянулся вдоль всего берега. Если бы не размеры, это было бы типичное восточное поселение: кварталы глинобитных построек с плоскими крышами, узкие извилистые улицы и лишь кое-где яркие фасады, указывающие на храм или дворец. Зубчатые стены и башни окружали Усу с трех сторон. Выстроившиеся вдоль пристаней склады с воротами в проходах между ними казались сплошной стеной и могли служить, видимо, оборонительными сооружениями. С высот за пределами видимости Эверарда в город спускался акведук.
Новый город, собственно Тир (или, как называли его местные жители, Сор — «Скала»), располагался на острове, отстоящем от берега на полмили. Точнее, он размещался поначалу на двух шхерах, а затем жители застроили пространство между ними и вокруг них. Позднее они прорыли сквозной канал с севера на юг и соорудили пристани и волнорезы, превратив весь этот район в превосходную гавань. Благодаря растущему населению и бурной торговле, здесь становилось все теснее, и строения начали карабкаться вверх — ярус за ярусом, — пока не поднялись над крепостными стенами. Кирпичные дома встречались реже, чем дома из камня и кедровой древесины. Там, где использовали глину и штукатурку, здания украшали фрески и мозаичные покрытия. На восточной стороне Эверард заметил гигантское величественное здание, построенное трем не для себя, а для гражданских нужд.
Корабль Маго направлялся во внешний, или южный порт — моряк назвал его Египетской гаванью. На пирсах царила суматоха: все что-то загружали и разгружали, приносили и относили, чинили, снаряжали, торговались, спорили, кричали, но, несмотря на хаос и суету, дела шли. Гигантского роста грузчики, погонщики ослов и другие работники, как и моряки на загроможденной грузами палубе корабля, носили лишь набедренные повязки или выгоревшие, залатанные халаты. Однако взгляд то и дело выхватывал из толпы яркие одежды, играющие разными цветами, поскольку роскошные краски производились здесь же. Говор, смех, возгласы, крики ослов, ржание лошадей, удары ног и копыт, стук молота, скрип колес и кранов, струнная музыка — все это сливалось в голос порта.
Но на костюмированную сцену из какого-нибудь там фильма вроде «Арабских ночей» это совсем не походило. Он видел искалеченных, слепых, истощенных попрошаек и заметил, как плеть подстегнула плетущегося слишком медленно раба. От запахов древнего Востока к горлу подкатывала тошнота — пахло дымом, пометом, отбросами, потом, а также дегтем, пряностями и жареным мясом. Эту смесь дополняло зловоние красилен и мусорных куч в городе.
Впрочем, все это его не слишком беспокоило. Странствия по истории излечили Эверарда от привередливости и сделали невосприимчивым к жестокости человека и природы… до некоторой степени. Для своего времени эти ханаанцы — просвещенный и счастливый народ. В сущности, более просвещенный и счастливый, нежели большая часть человечества почти во всех землях и почти во все времена.
Его задача заключалась в том, чтобы так все и осталось.
Не только янтарь с Балтийского побережья, олово из Иберии, приправы из Аравин, твердая древесина из Африки, или экзотические товары из еще более отдаленных мест прибывали сюда — прибывали и люди.
Представитель кельтской расы вовсе не был чем-то удивительным в этом космополитичном месте. Эверард считался человеком крупного сложения и в своей собственной эре, а уж здесь выглядел настоящим гигантом. Приплюснутый нос и мрачные черты лица усиливали впечатление грубой мощи, в то время как синие глаза и темно-каштановые волосы выдавали в нем выходца с дикого Севера. Договариваясь с капитаном о проезде, Эборикс рассказал, что покинул свою гористую родину из-за утраты поместья и теперь отправляется искать счастья на юге. Странствуя, он охотился или работал, чтобы Прокормиться, если никто не оказывал ему гостеприимства в обмен на его рассказы. Так он добрался до италийских умбров, родственных кельтам племен. (Кельты начнут захватывать Европу до самой Атлантики лишь через три-четыре столетия, когда познакомятся с железом; однако некоторые их племена уже завладели территориями, расположенными вдали от Дунайской долины, которая была колыбелью этой расы), Один из собеседников, бывший наемник, поведал ему о богатстве Ханаана и научил пуническому языку. Рассказ побудил Эборикса отыскать в Сицилии залив, куда регулярно заходят финикийские торговые суда и, оплатив проезд кое-каким накопленным добром, отправиться в путь. В Тире, как ему сообщили,» проживает, нагулявшись по свету, его земляк, который, возможно, не откажет соотечественнику в помощи и посоветует, чем заняться.
Эта «легенда», тщательно разработанная специалистами Патруля, не просто удовлетворяла досужее любопытство — она делала путешествие Эверарда более безопасным. Заподозри Маго с командой в иностранце одиночку без связей, они могли бы поддаться искушению и напасть на него, пока он спит, связать и продать в рабство. Атак все прошло гладко и, в общем-то, нескучно. Эверарду эти мошенники даже начали нравиться. Что удваивало его желание спасти их от гибели.
Моряки искусно подвели судно к причалу, пришвартовались и спустили сходни. Толпа на пристани подступила ближе; люди орали во все горло, спрашивая о новостях, предлагая услуги в качестве грузчиков, расхваливая товары и лавки своих хозяев. Тем не менее, никто не ступал на борт. Первым это должен был сделать чиновник таможни. Охранник в шлеме и чешуйчатой кольчуге, вооруженный копьем и коротким мечом, шел перед ним, расталкивая толпу и оставляя за собой волны ругательств, впрочем, вполне добродушных. За спиной чиновника семенил секретарь, который нес стило и восковую дощечку.
Эверард спустился на палубу и взял свой багаж, хранившийся между блоками италийского мрамора — основного груза корабля. Чиновник приказал ему открыть два кожаных мешка. Ничего необычного в них не оказалось. Патрульный предпринял морскую поездку из Сицилии (вместо того, чтобы перенестись во времени прямо в Тир) с единственной целью — подтвердить свою «легенду». Несомненно, враг продолжает следить за развитием событий, потому что до катастрофы осталось совсем недолго.
— По крайней мере какое-то время ты сможешь себя обеспечивать. — Финикийский чиновник кивнул седой головой, когда Эверард показал ему несколько маленьких слитков бронзы. Денежную систему изобретут только через несколько столетий, но металл здесь вполне заменял «валютой». — Ты должен понимать, что мы не можем впустить того, кому в один прекрасный день придется стать грабителем. Впрочем… — Он с сомнением взглянул на меч варвара. — С какой целью ты прибыл?
— Найти честную работу, господин, — охранять караваны, например. Я направляюсь к Конору, торговцу янтарем. — Существование этого кельта. было главной причиной при выборе Эвсрардом своей маскировки. Идею подал начальник местной базы Патруля.