Саргатан попытался приподнять руку, но не смог.
— На что это похоже?
— Сам увидишь. Всё как прежде. Свет…
— А… Престол?
— Престол всегда готов простить того, кто восстает против Тьмы. И неважно, снаружи она приходит или изнутри.
Саргатан вздохнул, с его груди посыпались куски брони и наружного костяного скелета.
— Но я неудачник, Валефар. Я всех подвел. Разве только с Вельзевулом покончено.
— Нет, брат, нет. Ты дал надежду тем, у кого и проблеска ее не было. Врата теперь открыты. Для тех, кто найдет к ним свой путь.
Валефар подошел ближе, преклонил колени и взял у Элигора руку Саргатана. И склонился к уху архидемона:
— Восстань, Саргатан. Восстань и пробудись. Элигор сразу ощутил дуновение, и тут же вокруг его господина взметнулся вихрь. Он бушевал, пока не осталась видна только лежащая на растрескавшемся и словно выметенном полу неясная форма. И тут же потоки света ударили в стены Ротонды. Бесчисленные кожи, столь долго висевшие под куполом, а теперь перемешанные с мусором, скомканные среди камней, зашевелились, начали обретать форму — они становились душами, которыми были когда-то. Ветер стих, и от тела Саргатана мало что осталось. Но на его месте появилось легкое свечение, потом словно сгусток сияния, и наконец — ангел. Это и был Саргатан. Прежний, до Падения. Исчезли темная плоть, и костяные доспехи, и пламя над головой, их сменили золотая, мягкая новая плоть, крылья и жемчужные одежды Небес. Серафим медленно поднялся, потом склонился и подобрал пылающий меч.
— Оставь его, Саргатан, — сказал Валефар. — Он тебе больше не нужен.
Саргатан кивнул, взглянул на оружие и передал его Элигору. Элигор опустился на колени, и Саргатан возложил руку на его плечо.
— Последуешь за мной, Элигор. С тобой небо станет ярче.
— Я приду. Обещаю.
Саргатан повернулся к Валефару, и Элигор услышал:
— Пора домой.
Один за другим семь серафимов поднялись в воздух, преобразились в мощные потоки света и, словно заблудившиеся звезды, возвращающиеся на небо, взмыли вверх.
Сжимая меч, Элигор зачарованно глядел на темное небо Преисподней. Он ждал, когда растает след, оставленный в небе его господином, но, к его удивлению, яркое светло-синее пятнышко не исчезло, оно так и застыло, среди облаков. Новая звезда! Для Элигора это был знак новой надежды, и она открылась теперь ему.
Он опустил взгляд. Рядом с ним стоял лишь его помощник. Гвардейцы, скорее всего, гонялись за уцелевшими легионерами Вельзевула. Метафракс тоже молчал, потрясенный. Он покачал головой, вздохнул и полетел собирать войско.
Элигор посмотрел туда, где только что находился Саргатан. На месте его руки лежала кучка пепла. Элигор осторожно смахнул пепел в сторону, и под ним оказалась белая костяная фигурка. Лилит Она все время оставалась в руке Саргатана.
Замок был обречен. По крайней мере это было ясно душе, которая преодолевала пролет за пролетом сырых лестниц.
Война окончена. Во всяком случае, на время. Ганнибал послал за своими пожитками в Адамантинаркс, а сейчас время от времени поправлял за спиной мешок из шкуры абиссали — в нем лежало все нужное для длительного пребывания здесь.
Души его понесли в боевых действиях тяжкие потери, но добились неслыханного ранее положения, о котором до восстания и мечтать не могли. А Ганнибал получил возможность требовать для себя соответствующей власти, о которой он, пожалуй, никогда не думал. И он ее потребует. И получит. Полностью.
Нога Ганнибала по этим лестницам еще не ступала, но все вокруг почему-то казалось знакомым. Ступени были рассчитаны на демонов, и для человека, естественно, оказались велики, потому отдыхать приходилось чаще, чем он ожидал. Пробираясь по Замку, он иногда видел полностью пустые пространства, державшиеся только на опорах из расщепленных костей, — красноречивые свидетельства полета Стража. Чинить эти повреждения смысла не было, и таким Замок останется на столетия, пока, кирпич за кирпичом, его не разберут.
После нескольких часов подъема Ганнибал добрался к подножию мрачной, лишенной каких-либо украшений башни. Сам ее вид был какой-то нехороший. Она походила на трубу без окон, с несколькими светильниками, вверх вилась только скупо освещенная винтовая лестница. Он встал на первую ступень, переводя дух и гадая, что обнаружит наверху. И в тысячный раз спросил себя, зачем вообще сюда пришел. Отчасти его радовало время редкого теперь одиночества — многие души, встреченные генералом после битвы, глядели на него подозрительно, они не могли простить нарушенного обещания, его действий на мосту. А он так надеялся, что победа поможет им понять его, что расставит все по местам. Но как могут они вникнуть в его мотивы, если он и сам-то не всегда в них разбирается? Он подтянул ремни мешка, поправил плащ и продолжил подъем. Иногда ступени пропадали во тьме, и тогда приходилось нащупывать дорогу, чтобы не свалиться вниз.
Спустя пару часов, вспотев и тяжело дыша, генерал добрался до верхней площадки. Перед ним возвышалась массивная, тускло освещенная крохотным светильником дверь, на ней ветвился сложный костяной узор. Ганнибал тревожно оглядел поверхность в поисках замочной скважины: а вдруг он поднялся сюда зря и комната заперта?
Но удача или судьба оказалась на его стороне. Он повернул огромную ручку, и дверь нехотя поддалась. «Глупо было и думать, что она заперта, — упрекнул себя генерал, — без вызова сюда никто не поднимется».
Он вошел в круглый зал, и на него сразу, осушая пот и трепля полы плаща, налетел горячий ветер с запахом серы. Вид из трех широких окон открывался потрясающий. Отсюда был бы виден весь Дис, если бы еще существовал.
Мебель в комнате была также рассчитана на демонов, и для человека оказалась слишком громоздкой, ложа были слишком высоки, Ганнибал не смог на них даже сесть. Он опустил на пол мешок, скинул плащ и растер намятые ремнями плечи. Отросшая новая рука уже почти не досаждала резкой болью, лишь изредка зудела. Она оказалась даже сильнее прежней, и Ганнибал с удовлетворением воспринимал это как некоторую компенсацию за утрату.
Со странной тревогой он увидел пару каменных кубов — они стояли рядом друг с другом посередине зала. Ганнибал подошел к ним и заметил два канала — вырезанные в темном, покрытом пятнами полу, они бежали от одной из сторон комнаты и исчезали под кубами; похоже, они предназначались для подачи жидкости в желоба на камнях. В отдалении виднелись какие-то клетки. «Интересно, для чего все это? — подумал он. — И кого тут держали?? Он решил спросить об этом пленных демонов.
Из зала куда-то вели другие двери, но он почему-то их не открыл, а ограничился поверхностным осмотром: времени еще хватит. А он пока здесь и остановится. Разыщет Эмильсу. Теперь, после падения Мухи, шансы ее найти, по крайней мере, повысились. Он разыщет ее хотя бы для того, чтобы рассказать ей, чего он здесь, в Аду, добился. И возможность уединиться стоила того, чтобы сюда карабкаться. Тот, кому он будет нужен, сможет одолеть подъем.
Взгляд его вернулся к поклаже. Он опустился на колени, развязал мешок, и оттуда с глухим стуком выпал тяжелый, завернутый в лоскутья предмет. Ганнибал потянулся к нему правой рукой, но передумал. Слишком уж тот был тяжел для его слабой человеческой конечности. Взявшись за толстую рукоятку левой — новой, более сильной, — он легко поднял его и приблизил к глазам. Крюки Молоха смотрелись в его руке как нельзя лучше, в скудном свете десять алмазно-блестящих зубьев выглядели угрожающе. Ганнибал пригляделся, заметил на кубах два желоба и поднес оружие к ним. Подошло превосходно, но чего-то не хватало. Он посмотрел на желоба и нахмурился: с этой загадкой надо будет разобраться.
Уже сказывалась усталость, и он растянулся на одном из уступов. Закрыл глаза. В сознании всплыли Див, Ла, другие души, которых он встречал тогда в прежнем своем рабстве. Ганнибал подумал о своем неожиданном возвышении. Да, это — только его заслуга, никто не имел достаточно воли, чтобы даже попытаться сделать подобное. И теперь он никому ничего не должен. А лучше всего то, что теперь он, Ганнибал, по-настоящему понял, где его место. Здесь. И по крайней мере на этот час он счастлив.
Ее тонкие инструменты были слишком малы, в багаже они могли легко потеряться или сломаться. Лучше оставить их до возвращения. Но когда она вернется? Сколько тысяч лет пройдет? Ни об этом, ни даже о том, куда она направляется, Лилит понятия не имела. Она опустила крохотный резец обратно на столик, рядом с его друзьями, и опять подумала, не будет ли ее уход из Адамантинаркса безумием, действительно ли ее цели были столь непонятными, как казались другим. Она только понимала, что не может оставаться в полуразрушенном городе без Саргатана. Принявший его владения Сатанакия — очень способный демон и прекрасно справится с перестройкой без нее. А когда-нибудь она вернется и снова увидит прекрасный город, где души и демоны живут даже в некоем подобии равенства. Это была мечта. Ее мечта…
А теперь она отправится к дальним Рубежам, где много мест, в которых о восстании и не слыхивали. Она понесет туда свет надежды. Это будет опасная миссия, но на какое-то время она поможет ей отвлечься от тяжких мыслей. Лилит не ощущала горечи, лишь усталость, и ждала от путешествия облегчения и освежения. Ад — место непредсказуемое и еще не раз бросит ей вызов. Но она готова к этому путешествию. И Лилит откинула крышку длинного серебряного футляра, принесенного ей Элигором.
Внутри, на выделанной радужной коже абиссали, лежал Лукифтиас-пе-Рипесоль. Меч Саргатана. Закалка спаяла его души так, что оружие невозможно было разломать, меч был теперь практически вечным. В руке Саргатана Лукифтиас был легким и быстрым оружием, для нее он превратился в тяжелый двуручный меч. Когда-то архидемон обучил ее некоторым приемам боя, но уже одно то, что его меч будет ее сопровождать, успокаивало. А в Пустошах этот клинок вряд ли останется без дела, и ее навыки усовершенствуются. Она прикрыла меч кожами, прикрепила его снаружи клади, чтобы, не слишком бросаясь в глаза, он оставался в пределах досягаемости. В соседней комнате послышались легкие шаги, и Лилит улыбнулась. Чудо преображения Саргатана вернуло ей Ардат Лили, и теперь уж они не расстанутся. Та появилась в дверях с ее одеждой, и сердце демона наполнилось теплотой к своей служанке. Казалось, мир вокруг Лилит никогда не перестанет изменяться.
— Госпожа моя, твои кожи готовы. Тебе чем-нибудь помочь?
Лилит огляделась, проверяя, все ли в порядке. По возвращении она не хотела снимать печати и наводить в покоях порядок. Взгляд ее вернулся к рабочему столику.
На нем, среди инструментов, стояли две фигурки. Одна — она сама. Элигор принес ее из купола Вельзевула. Грубоватое раннее изделие, когда она еще только училась работать. Вторая — только что законченное изображение Саргатана. Оно было сделано из множества кусочков белейшей кости абиссали, и начала она его еще в Дисе. Эта фигурка нравилась ей гораздо больше: в ней чувствовалась рука опытного мастера, сочетались утонченность и мощь, естественность позы и напряженность мысли — все, что было характерно для покинувшего Ад серафима. Лилит считала эту статуэтку своим лучшим произведением. Она собиралась оставить их здесь, но вдруг схватила кусок кожи, тщательно завернула обе фигурки и засунула в наружный карман мешка. Элигору они понравятся.
— Все, Ардат, выходим.
Элигор опустил руку с пером на толстую стопку исписанных кусков пергамента. Два цикла прохождения Алголя потребовались ему, чтобы изложить свои воспоминания, два цикла, чтобы в подробностях вспомнить историю восстания Саргатана.
Дворец за это время почти воссоздали в прежнем виде. Бури Ада больше не врывались сквозь проломы, сквозь дыры в стенах, и до Элигора не доносилось больше бормотание проходивших по коридорам демонов. Он каждый день слышал стук молотков ремесленников — и демонов, и душ, ремонтировавших поврежденные дворцовые фризы. К пристаням снова подходили баржи, груженные камнем, и вели их души, которые работали сами, и никто их не заставлял. В Аду настало новое время.
Восстание закончилось, но перемены продолжились. Демон знал об изменениях в ближайших к Адамантинарксу уделах, но в Аду еще оставалось достаточно мест, которых падение Диса практически не изменило. Потребуется время, и время немалое. Уже находились те, кто был убежден, что Саргатан остановился рано, что нужно снова браться за оружие и очистить Ад от зла. Впереди еще лежал долгий путь.
Думая обо всех этих изменениях, Элигор думал и о Лилит, о том, где она может быть теперь. Наверное, где-нибудь в отдаленных Пустошах. Он помнил, как она и Ардат Лили взошли на борт баржи, как судно исчезло в пепельной дымке. Возвращаясь по улице Господства, он думал о ней, о Саргатане. Возмущение, мечта, бунт — все это началось с той огромной статуи, которая и по сей день торчит над восстанавливаемым городом, недалеко от дворца…
Элигор вздохнул и подровнял стопку обрезанного пергамента. И поставил на нее рядом с пером две фигурки — изящно выполненную Саргатана и более грубую — Лилит. Потом накинул плащ и вышел из дворца на улицу.
Оживления здесь день ото дня прибавлялось — шли демоны и души, художники и ремесленники, каменотесы и чернорабочие, но до прежней сутолоки было еще далеко. Зданий по-прежнему было немного, и можно было срезать углы по участкам прежней застройки, но Элигор придерживался улиц — скорее по привычке, чем по необходимости. Ему нравилось наблюдать за ростом города.
Несколько раз он останавливался, глядя на работу строителей, демонов и душ, в основном закладывавших фундаменты. И тут внимание, его вновь привлекала гигантская статуя, крестообразно распростершая над городом руки.
Он направился к монументу. Когда город был в расцвете своей мощи, ее относительно низкий постамент практически невозможно было разглядеть, но теперь, на фоне построек из натурального камня, этот огромный душеблок просто бросался в глаза. Интересно, подумал Элигор, почему его до сих пор не разобрали?
Элигор подошел к подножию статуи, остановился, поглядел на плиты постамента. Вспомнил часть карниза из Черного Купола, которую он доставил в Адамантинаркс как раритет.