Крохин понял, что это конец. Все произойдет сегодня. И пусть он последние два года умудряется избегать серьезных побоев, сегодня это все-таки случиться. И придется идти домой с разбитым лицом, в разодранной окровавленной одежде, и врать родителям, что-то врать насчет хулиганов, поймавших его на улице, про то, что он совсем-совсем не знает, и не беспокойся мам, просто я не успел убежать.
И знать, что на самом деле это может повториться. Может быть даже завтра, или после завтра, или через месяц - но это будет!
Будет всегда.
Гребешков снова заулыбался гаденько, показывая большие и серые зубы, точно такого же цвета как у Бульдозера. Они с ротвейлером вообще были похожи как родные братья - несмотря на то, что один был собакой, а второй имел несчастье родиться человеком.
-Ну че с ним будет делать? - спросил Сеня у напарника.
Напарник заржал, в глаза его разгорался азарт.
-Давай мельницу, Сень? Давай, а?!
-Че, чмо, хочешь мельницу?
Максим в панике замотал головой, но приговор уже был произнесен и немедля приведен в исполнение. И все же на фоне дикого животного ужаса, вперемешку со стыдом Крохин чувствовал некоторое облегчение - может быть серьезных побоев не будет. Может быть пронесет. И он смиренно поддался экзекуции, как хронический больной пришедший к врачу на неприятную болезненную, но в месте с тем длящуюся не очень долго, процедуру.
А сильные руки с короткими толстыми пальцами уже влекли его прочь от стены и затхлый коридорный воздух бил в лицо, и мелькали светлыми пятнами свободы незашторенные окна. Крохин сжал зубы и внутренне собрался, как космонавт перед решающей перегрузкой.
Сеня крутил его на вытянутых руках, что, учитывая его массу, было совсем нетрудно. Коричневые стены неслись мимо, снизу шуршал грязный линолеум, а Гребешков все раскручивал и раскручивал свою легкую жертву, а потом на каждом новом обороте стал добавлять по пинку, сначала он, а потом и его приятель. Били, наверное, для скорости. Хотя куда уж быстрее.
Удары сыпались один за другим, упасть он не мог, стены в бешеном танце неслись мимо, стремительно менялись свет и тень, и было больно, а еще обидно, и еще звенело в ушах и начинало тошнить.
Кажется, его мучители что-то орали, вот только Максим уже не слышал, мир несся вокруг него в бешенной, пахнущей ужасом карусели, чужие ноги оставляли на нем отметины и хотелось только одного - что бы это поскорее закончилось. Любой ценой. Только скорее.
Мельница. Невинная совсем забава, если рассудить. Кто-кто, а уж Максим Крохин знал много таких забав. И большинство испробовал на собственном опыте.
Он закрыл глаза. Будь что будет. Крохин чувствовал, что его вот-вот вырвет, и возможно, это случится прямо на Сеню. Что ж, тем лучше. Все лучше, чем крутиться на адской мельнице.
И в этот момент Гребешков его отпустил. Жесткая хватка чужих рук на запястье исчезла, было мгновение звенящей пустоты, а потом жесткий удар о пол. Очень жесткий, так что перехватило дыхание.
На заднем плане его сознания обидно ржали грубые голоса. Кто-то кричал еще дальше, что обязательно расскажет учителям. Сеня что-то сказал в ответ, от чего его напарники дружно грохнули здоровым гоготом.
Максим открыл глаза и обнаружил себя у самой лестницы - далеко улетел. Он стал подниматься, зная, что долго лежать нельзя, как нельзя больше здесь оставаться. Сейчас могут прийти учителя, и если они увидят его здесь, и подозрение падет на Сеню и компанию... Нет, страшно подумать, что будет тогда. Лучше сразу броситься сейчас в лестничный пролет.
Петьку тоже выпустили - но он не убежал, оставался рядом, помогая Максиму подняться. Вот кто всегда готов помочь - даже измывательства они отгребают на пару, хотя Петьку, если он не заступится, никто и не тронет. Не годится он роль жертвы - Петька Смирнов.
Крохин поднялся на ноги, и поспешно побежал вниз по ступенькам, хотя лестница странно шаталась и все грозилась броситься в лицо. На миг возникла мысль, что бы было, если бы Сеня не рассчитал и отпустил его лететь не вдоль коридора, а куда ни будь в сторону стены. Возникла и тут же исчезла - этого не произошло, а счастливо избегнувшей ловчей ямы зверушке не пристало сокрушаться о том, что кол на дне ловушки был смазан ядом. Равно как и о том, что уже завтра она может попасть в такую же.
Лесные зверушки и Максим Крохин жили одни днем. И потому не жаловались.
На втором этаже беглецы остановились, и чтобы отдышаться, привалились к стене. В этом коридоре было полно народу, и нападок ожидать не стоило.
-Ушли - констатировал явный факт Петька, - теперь не достанут.
-Гады, - сказал Максим еле слышно, голова у него все еще кружилась.
-Как есть гады, - согласился Смирнов, - к тем, кто слабее, пристают, а сильных боятся. Трусы.
Крохин кивнул. Он знал, что не так давно Гребешков вляпался в криминальную аферу с угоном автомобилей. Видимо прокололся, потому что неделю ходил так, словно только что обгадился, а как-то раз Максим увидел как он через дворы от кого-то бежит. Один. Хоть какое-то было удовлетворение. Крохин только и мечтал, чтобы, когда ни будь, Сеня прокололся по крупному. Это был, пожалуй, единственный шанс Максима дотянуть до окончания школы. С остальными недругами он, как ни будь, справится.
-Ну, пошли? - спросил Петька, и они побрели еще ниже - на первый этаж, к выходу.
Смирнов болезненно кривился и потирал левый бок. Заметив взгляд Максима, пояснил:
-У одного из этих иголка была. Колол, сволочь, глубоко. Кровь идет.
-Сволочи... - Крохин сжал кулаки - увы, слишком маленькие и нежные, чтобы побить кого-то сильнее третьеклассника. Что-что, а сила явно не числилась в главных достоинствах Максима Крохина. Зато вот фантазия у него работала - дай бог каждому.
В раздевалке они оделись - нацепили теплую и тяжелую зимнюю одежку, зимнюю обувь - тоже тяжелую и заляпанную солью. Сменку отправили в мешок, а на бок подвесили сумки, доверху набитые учебной макулатурой - тетрадями, яркими цветастыми учебниками, карандашами и прочей канцелярской братией и тремя картами тщательно выписанными на куске плотного ватмана.
В клады уже не играли около месяца, после того как потеряли любовно скопленные Максимом полторы сотни - просто закопали их так, что потом не смогли найти. Было жалко до слез. А теперь вот жалко было выкидывать карты - слишком много труда в них вложено.
Приятели закончили экипироваться и, отворив тяжелую школьную дверь, вышли в сверкающий зимний мир. Солнце слепило сверху, снег снизу, а между ними колыхался и свивал тугие невидные кольца мороз. Настоящий январский мороз, от него першило в горле и слезились глаза. Но все равно было здорово!
-Снег! - сказал Петька с удовлетворением, и попытался слепить снежок, но ничего не вышло - пушистая, рассыпчатая снежная масса склейке не поддавалась рассыпалась белыми легкими перьями. Тогда Петька поднял горсть снега к лицу и дунул - получилась маленькая метель. Он с гордостью обернулся к Крохину какого, мол!
Но Максим не смотрел. Он думал. Думал о ловушке с колом на дне, а еще о древних людях - как они ловили мамонтов, загоняя их в ямы. Много-много мелких людей против одного гиганта. Или вот, скажем, саблезубый тигр - его то никак не загонишь в яму. Зато можно заманить, и...
-Максим ты че? - вопросил Петька, - выдумал что? Игру? Как "катастрофу", да?
"Катастрофой" называлась очередная игра - та, что была до кладов. Очень простая, чтобы в нее играть надо лишь толику фантазии, да умение видеть мир по другому. У Максима этого умения было с избытком.
-Они сильные, - сказал он, - Сеня и остальные.
-Ага, и еще как, - подтвердил Смирнов, - а что?
-Сильные, но глупые, - продолжил Максим задумчиво, - знаешь, чем человек отличается от зверей?
Петька задумался - ему как-то не приходила в голову эта проблема. Через некоторое время он неуверенно выдал свою версию:
-Ну... у людей шерсти нет?
-Не только, - сказал Максим, - самое главное, то, что звери хотя и сильные, но глупые. А человек маленький и хитрый. Потому-то человек всегда может победить зверя.
-И что?
-Мы не можем победить Сеню силой. Но мы умнее. Мамонт большой, но что он может в яме?
Петька остановился и глянул на Крохина в один миг восхищенно загоревшимися глазами.
-Ты придумал, как одолеть Гребешкова?!
-У меня есть план. - Сказал Максим.
Энергии обоим было не занимать, и потому разработка ловушки для грозы всей школы Арсентия Гребешкова не заняла много времени.