Она позвонила служанке и приказала накрыть стол. Затем осторожно обратилась ко мне.
- Я так и думала, что ты сам выберешься из Гринвуда, когда поправишься. Правда, я не ожидала, что это будет так скоро и что ты явишься сюда.
- Знаю. Потому-то я и пришел.
Она предложила мне сигарету, и я вежливо сначала дал прикурить ей, потом закурил сам.
- Ты всегда вел себя неожиданно, - сказала она после несколько затянувшейся паузы. - Правда, в прошлом тебе это помогало, но не думаю, что ты что-нибудь выгадаешь сейчас.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Ставка слишком высока для блефа, а мне кажется, что ты именно блефуешь, явившись ко мне вот так запросто. Я всегда восхищалась твоей смелостью, Корвин, но не будь дураком. Ты ведь знаешь, как обстоит дело.
К_о_р_в_и_н? Запомним это наряду с "Кори".
- А может и не знаю, - ответил я. Ведь на некоторое время я был выключен из игры, верно?
- Ты хочешь сказать, что ни с кем не связался?
- Просто еще не успел.
Она наклонила голову в сторону, и ее удивительные глаза сузились.
- Странно. Но возможно. Не верится, но возможно. Может быть, ты и не врешь. Может быть. И я попробую тебе поверить сейчас. И если ты действительно не врешь, то ты поступил очень умно и к тому же обезопасил себя. Дай мне подумать.
Я затянулся сигаретой, надеясь, что она скажет еще что-нибудь. Но она молчала, думая о своем участии в этой игре, о которой я ничего не знал, с игроками, которые были мне неизвестны, и о ставках в которой я не имел никакого понятия.
- Одно то, что я пришел сюда, уже говорит кое о чем.
- Да. Знаю. Но ты слишком умен, поэтому говорить это может слишком о многом. Подождем. Тогда увидим.
Подождем ч_е_г_о? Увидим ч_т_о? Галлюцинацию?
К этому времени нам принесли бифштексы и кувшин пива, так что на некоторое время я был избавлен от необходимости делать загадочные замечания и тонко намекать на то, о чем не имел ни малейшего представления. Бифштекс был прекрасный - розовый внутри, сочный, и я смачно захрустел свежим поджаренным хлебом, запивая всю эту роскошь большим количеством пива. Она засмеялась, нарезая свое мясо маленькими ломтиками и глядя, с какой жадностью я поглощаю пищу.
- Что мне в тебе нравится, так это жажда жизни, Корвин, - сказала она. - И это одна из причин, по которой мне так не хотелось бы, чтобы ты с ней расстался.
- Мне тоже, - пробормотал я.
И пока я ел, я представил себе ее. Я увидел ее в платье с большим вырезом на груди, зеленом, как может зеленеть только море, с пышной юбкой. Звучала музыка, все танцевали, позади нас слышались голоса. Моя одежда была двухцветная - черная и серебряная, и...
Видение исчезло. Но то, что я сейчас вспомнил, было правдой, моим прошлым, в этом я не сомневался, и про себя я выругался, что помню только часть этой правды. Что она говорила мне там - тогда, когда звучала музыка, все танцевали и слышались странные голоса?
Я налил из кувшина еще пива и решил испробовать на ней свое видение.
- Я вспоминаю одну ночь, - сказал я, - когда ты была вся в зеленом, а я носил свои цвета. Как все тогда казалось прекрасно, и музыка...
На лице ее появилось слегка мечтательное выражение, щеки порозовели.
- Да, - ответила она, - Какие прекрасные были тогда времена... Скажи, ты действительно ни с кем еще не связался?
- Честное слово, - сказал я.
Что бы это ни значило.
- Все стало значительно хуже, - сказала она. - И в Тени сейчас больше ужасов, чем даже можно себе представить...
- И?
- Он все в тех же заботах, - закончила она.
- О.
- Да, - продолжала она, - и ему хотелось бы знать, что ты намереваешься делать.
- Ничего.
- Ты хочешь сказать?
- По крайней мере сейчас, - поспешно добавил я, потому что глаза ее слишком уж широко открылись от изумления, - до тех пор, пока точно не буду знать, в каком положении находятся сейчас дела.
- А-а.
Мы доели наши бифштексы и допили пиво, а кости отдали собакам. Второй ирландский волкодав зашел в комнату незадолго до этого и тоже улегся у стола
Потом мы пили кофе, маленькими глоточками, и я почувствовал по отношению к ней самые настоящие братские чувства, которые, однако, быстро подавил.
- А как дела у других? - наконец спросил я.
Ведь такой вопрос ни к чему меня обязывал, а звучал он достаточно безопасно.
На минуту я испугался, что она спросит меня, кого я имею в виду. Но она просто откинулась на спинку стула, подняла глаза к потолку и сказала:
- Как всегда, пока ничего нового не слышно. Возможно, ты поступил мудрее всех. Но как можно забыть... все величие?..
Я опустил глаза долу, потому что не был уверен в их выражении.
- Нельзя, - ответил я. - Просто невозможно.
Засим последовало долгое и неуютное для меня молчание, разрушенное вопросом.
- За что ты ненавидишь меня? - спросила она.
- Что за ерунда, - ответил я. - Ведь что там ни говори, как я могу тебя ненавидеть?
Это, казалось, пришлось ей по душе, и она обрадованно обнажила в улыбке белые зубы.