85512.fb2 Дар страны Мидос - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 2

Дар страны Мидос - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 2

I. Янус

1

Ох, прямо гвозди в голову забивают. Взять бы всю эту рекламу, и тому кто ее придумал… Большая радость — смотреть как выводят пятна с чьих-то рубашек. А кубики эти — за пять секунд воду в борщ превращают… Из чего они?.. на цвет уж больно подозрительны.

Макар Бережной сидел в кафе, в зале вылета аэропорта «Шереметьево-2», пил крепкий коктейль и смотрел рекламу.

Что-то опять поплохело.

Вчера явно увлеклись напутствиями. Выпили, как водится, больше чем смогли, но меньше чем хотелось… Но и повод был, извините — не очередная пятница. Провожали его туда, откуда не все возвращаются. В США. Неугомонные друзья хотели и в аэропорт провожать — насилу увильнул. А то, не ровен час, встанет вопрос, кому лететь… Шутки шутками, но международные проблемы из-за алкоголя — не признак развитого ума, в коем Макар себе, положа руку на сердце, не отказывал.

Утром отоспался, благо, вещи были собраны, но ближе к вечеру, когда уже в путь, волна похмелья догнала его и ударила всей своей неотвратимой беспощадностью.

А тут еще, как назло, телевизор над барной стойкой надрывался:

«Вам всегда есть что сказать?

Вы не лезете за словом в карман?

Скоро вы вообще разучитесь молчать!

„Billion Signals“ навсегда решит проблему дешевой мобильной связи во всем мире! Крупнейший проект вышел на финишную прямую!

Скоро наши станции заработают в восьмидесяти шести странах мира! Мы стираем границы и объединяем народы!

Общайся!»

Как эти сотовые операторы тоже достали своей рекламой! Вот этот, «Billion Signals» — уже сколько месяцев крутит ролики. И ладно бы в дело. Обещают копеечные тарифы, а когда наконец начнут работать — непонятно… Только голову людям забивают, когда им и так паршиво.

Макар сделал смачный глоток коктейля.

Посмотрел на часы. Скоро вылет. Как в комсомольской песне — «Был приказ ему на запад…» Только ему чуть подальше — на Запад. Он такой капиталистический комсомолец. Как бы сверхдержава Россия посылает сознательных молодых специалистов поднимать экономику братского молодого государства Соединенных Штатов.

«Значит, ренегатствуем, Макар Денисович? — вопросил он у себя строго. — За восемьдесят штук баксов в год? А как же родные просторы, березы, щи из кислой капусты? А народное хозяйство? С ним что без тебя будет? Одумайся, пока не поздно!.. Поздно».

Это подтвердила и девушка из динамика: «Внимание!.. Объявляется регистрация на рейс… маршрутом… вобщем, лететь тебе, Макар, аж до самих Майами».

Потом для какого-то загостившегося Джона она повторилась по-английски.

Макар допил свой тонизирующий напиток, вытер запястьем губы и решил — вот теперь пора.

Пройдя все контроли и досмотры, он устроился в кресле необъятного «Боинга-747». Место было в бизнес-классе — фирма платит. Правда потом, наверное, вычтет.

Самолет тем временем делал все, что ему положено: вырулил, разбежался, оторвался и плавно стал набирать высоту, унося в своем чреве четыреста шестнадцать пассажиров с одного континента на другой.

Несмотря на все еще неважное самочувствие, Макар ощущал душевный подъем и какую-то сладко-паническую зябь в груди. Привычная жизнь переворачивается. Впереди — чужой язык, совсем другие люди с их законами, привычками, образом мыслей. Как он во все это впишется? Пусть и на два года всего… Но, впрочем — одернул он себя — хватит рефлексировать. Непристало это здоровому двадцативосьмилетнему субъекту, или «мистеру», как его будут теперь величать.

Рядом сидела хорошенькая девушка с длинными каштановыми волосами, спадавшими на светлый бархатистый костюм. Года двадцать два ей, не больше. Дальше, у иллюминатора — дама с профессионально ухоженной внешностью. Занимая свое место, Макар галантно поздоровался с попутчицами. Девушка сказала «здравствуйте». Дама слегка кивнула и отвернулась.

— В первый раз летите в Штаты? — решил Макар установить деловой контакт с молодой соседкой.

— Нет, — повернулась она. — В третий.

— А я в первый. Открываю Америку…

Девушка улыбнулась. Бережной понял, что против общения с ним она в принципе не возражает.

— Разрешите представиться, — произнес он. — Меня зовут Макар. Ученый-генетик.

Попутчица покосилась на его наряд — модный серый пиджак, одетый на футболку, джинсы, остроносые ботинки. Снова улыбнулась.

— Марина. Для вас — профессор филологии.

Макар не улыбнулся.

— Я бы больше поверил, если б вы представились топ-моделью.

Девушка укоризненно покачала головой, но, видно было, чуть смутилась от такого скорого и примитивного наскока.

— Правда-правда, — подтвердил льстец. — А я действительно генетик. Лечу в Штаты на работу. А вы — либо на учебу, либо в гости?

Марина кивнула.

— На стажировку. А заодно и на каникулы, в гости к друзьям. Я учусь на инязе, мы с американскими студентами много общаемся. Они у меня были в гостях, я у них — уже два раза. Вот теперь опять, аж на все лето приглашают. Правда, мама меня только на пару месяцев отпустила. И — чтоб звонила каждый день. Она у меня еще тот контролер…

Проходившая мимо стюардесса одарила Макара приветливым взглядом и неплохой идеей.

— Знаете, Марина, давайте выпьем по чуть-чуть за знакомство.

Новая знакомая в раздумье посмотрела на него, махнула рукой:

— А давайте!

Дама у иллюминатора строго покосилась на нее.

Макар взял коньяку, Марина бокал белого вина. Через час они обсудили уже десяток тем, а на «ты» перешли сразу, как бы и не заметив этого.

Нечто непонятное случилось рано утром.

Уставшие за долгие часы полета пассажиры, в большинстве своем, тихо посапывали. В тускло освещенном пространстве салона слышался лишь убаюкивающий приглушенный гул гигантского крылатого организма.

Сначала мимо всех к пилотской кабине спокойно, но очень уж целеустремленно прошла стюардесса.

Потом стали слышны сначала тихие, а затем все более отчетливые и удивленные возгласы пассажиров. У кого-то встали часы, у кого-то завис ноутбук, у третьего замолчал MP3-плейер, мальчишка сзади захныкал оттого, что «сломалась» какая-то его игрушка. Макар, очнувшийся от дремоты, посмотрел на свой мобильный телефон — он замер, как поставленный на паузу. Та же история и у Марины…

В обратном направлении почти пробежала стюардесса.

На посыпавшиеся вопросы она жизнерадостно изрекла, что нет никаких поводов для беспокойства. Полет проходит в штатном режиме. Просто самолет вошел в активную атмосферную зону, поэтому всем просьба на всякий случай пристегнуть ремни. Пообещав сейчас же вернуться, она скрылась за шторками.

Салон окончательно проснулся.

Вдруг лайнер дал сильный крен вправо. Испуганные вздохи раздались тут и там. Но через пару секунд самолет выровнялся.

Марина не сводила глаз с Макара. Он сжал ее руку в своей и прошептал: «Все будет в порядке».

И тут какой-то пассажир, сидевший спереди от Макара, громко сказал:

— Электроника на борту вырубилась.

Несколько секунд все осмысливали это резюме. Потом началось.

— Как вырубилась! — понеслись с разных концов салона крики, в основном женские.

— И что, мы упадем?

— Мамочка!

— Мы погибнем?

— Да успокойтесь вы! — гаркнул какой-то мужик. — Слушаете болтовню! Это надежный самолет.

Но его довод никого не успокоил.

— Боже мой!

— Под нами океан!

— Что делать при падении?..

С англоязычной частью пассажиров творилось то же самое.

Рядах в двух впереди заголосила женщина:

— Oh, Frank, your cardio stimulator!.. Frank!..

Рядом с ней послышался отрывистый старческий голос:

— This is all Bermuda!..

Женщина издала истошный вопль.

Он слился с десятками других воплей, заполнивших салон.

Самолет так резко упал на правое крыло, что люди, пропустившие мимо ушей совет стюардессы пристегнуться, повылетали из своих кресел.

Понимающим стало ясно — лайнер неуправляем, и с двигателями тоже беда.

Перекошенный «Боинг» начал валиться и быстро терять высоту.

2

Макар сидит на крыльце садового дома. На дворе жарко, разгар лета. На участке пахнет густым плодово-растительным маревом, разогретой землей. Только мухи да пчелы пытаются взбудоражить настоявшееся пространство. Да еще люди. Они ходят туда-сюда, что-то делают, а Макару хочется удивить их своей сообразительностью. Он срывает с грядки маленький огурец, вытаскивает из-под старой скамейки пустую и пыльную пивную бутылку, подносит ее ко рту.

— Я пью и закусываю! — объявляет он во всеуслышание.

На него обращают внимание, изумленно хохочут. Но, отсмеявшись, отнимают трофеи и шлепают по попе. Вот тебе и благодарность! Что он не так-то сделал?

Макару два года, и это одно из его первых жизненных воспоминаний.

Потом воспоминания начали множиться.

В детском саду он был самым умным. В пять лет уже свободно читал книжки, ходил всех поучал, а когда воспитательнице надоедало читать детям вслух, он ее заменял.

Учиться в школе Макару (чего искренне не понимали многие его одноклассники) было интересно. Хотя, как и все, в детстве он вдоволь набегался по дворам, стройкам, крышам и подвалам. Хулиганил понемногу, но не так уж, чтобы караул. Стекол нарочно не бил, лифтов не ломал — не интересно, животных не мучил — жалко.

Другое дело — научные эксперименты.

Вот, например, на какую толщину поезд расплющит гвоздь?

Или: как долго застывает свинец, залитый в воронку кирпича?

Однажды в кирпиче по причине недавнего дождя осталась вода, которая, закипев, вместе с расплавленным свинцом брызнула юному следопыту на физию — Макар чуть обоих глаз не лишился и две недели ходил в школу, как упавший головой в муравейник.

Секций спортивных Макар обегал кучу. В футбол ходил, в борьбу, в бокс, в легкую атлетику, в старших классах — в рукопашный бой. Разрядов по причине своей беготни не достиг, но вполне силой окреп. Да еще и расти начал не по-детски, так что вопросы личной уличной безопасности с возрастом из насущных превратились в умозрительные.

А вот в чем он успевал всегда, так это в учебе. Бывало, из-за лени, хватал тройки, но сознательные ряды хорошистов покидал редко, а по точным и естественным наукам в школе ему не было равных.

Начиная с седьмого класса Макар Бережной выигрывал в родной провинции все олимпиады по математике, химии и биологии.

Мама Макара, Елизавета Сергеевна, преподавала историю в родной школе. Она очень беспокоилась казавшимся ей явным перекосом в образовании сына в сторону «физики» в ущерб «лирике». Видя, как Макар, со своими формулами, не уверен, кого Сусанин завел в лес, и кто там «клеился» на балу к Наташе Ростовой, она с интеллигентской мягкостью и преподавательским садизмом капала ему на мозги и прививала любовь к прекрасному.

Потом, прорываясь в Московский Государственный Институт Генетики, он возблагодарил эту материнскую требовательность.

При поступлении большинство не блатных абитуриентов жестоко валили, начиная с первого экзамена — сочинения. А Макар умудрился навалять свой опус на четверку.

На других, профильных, экзаменах было уже проще. Сначала, правда, преподаватели вскидывали брови, протирали очки и пристально вглядывались в безвестного наглеца, который обманным путем (без протекции и коррупции) хотел пролезть в один из крупнейших храмов высшего образования. Но, в конце концов, видя его героическое сопротивление и нетривиальные способности, приемная комиссия на каждом экзамене соглашалась на высшую оценку. Растроганные преподаватели махали рукой: хрен, мол, с ним, с принципом волосатой руки — ведь, по-совести, именно такие абитуриенты и должны превращаться в студентов престижных вузов.

Институт этот ему присоветовал отец, Денис Макарович. Сам он всю жизнь трубил инженером на производстве. В новые рыночные времена не вписался — не того склада характера. В плавание за деньгами, как многие коллеги, не пустился, остался на заводе. Но голова у него — как Академия Наук. Макар башковитый в него пошел.

— Ты парень способный, — наставлял отец, когда как-то в выходной завтракали вместе. — Много разных профессий можешь выбрать. И экономические, и технические, компьютерные всякие… И когда выучишься, ты, думаю, станешь хорошим специалистом. Но тебе будет скучно, поверь мне. Лучше всего тебе заниматься серьезной наукой, стать ученым.

Макар пил чай и чуть не поперхнулся.

— Ты что, папа? Какая наука… Хочешь, чтоб я всю жизнь копейки получал?

— Не горячись… Экономистов разных, юристов, психологов и маркетологов сейчас как собак нерезаных. Компьютерщиков скоро будет столько же. Хотя, у хороших программистов, я думаю, приличные перспективы… Но это планка для умов выше среднего, только и всего. А я верю в тебя и считаю, что настоящие возможности откроются для тебя только в науке.

— В какой? — скривился Макар.

— В генетике, например.

Отец откинулся на спинку стула.

— За генетикой — будущее. Сейчас, сынок, генетика — это целая отрасль наук, и уже большая экономика в мире завязана на нее… Ну, у нас пока с этим плохо, согласен. Нашему государству наука не нужна. Но скоро все должно измениться. Даже если государство не опомнится, частные структуры возьмут это дело в свои руки. А на Западе хорошие ученые вообще в цене. Так что можно будет найти и чем мозги занять, и как на хлеб с маслом заработать…

Да-а… Макара такой поворотец озадачил. Нет, он знал, конечно, что голова у него варит, что надо учиться дальше, и в будущем работать головой, а не руками.

Но, наука…

Какая наука!.. За окном 1995 год… В стране полная… демократия. Он, еще школьник, уже прекрасно усвоил, что жизнь вокруг проста до безобразия. Во главе всего стоит Коммерция. Которая зародилась и разрослась до непристойных размеров в питательной жиже Хаоса. Но этот Хаос — вовсе не естественный хаос. Этот Хаос — рукотворный, строго структурированный и заботливо поддерживаемый. Со всей этой неразберихи, наплевательства на всех и вся, разгрома силовых структур, кормится огромная армия бандитов всех уровней и калибров — с самого низу до самого верху.

Как отрок смышленый, Макар вполне понимал смысл глубоко научных выступлений бескорыстных умниц-реформаторов по телевизору; если переводить их на русский язык, получалось просто: «Обогащайся! Не можешь — сдохни! Кто смел, тот и съел! Меньше народу — больше кислороду».

Макар видел, как банкротятся и растаскиваются на куски в родном городе мощные заводы. Как зарплату работникам новые хозяева — «эффективные управленцы» — платят раз в полгода, как особую милость, или когда отстрел очередного такого управленца заставляет остальных перекреститься и вспомнить на секундочку о заповедях божьих.

Еще Макар запомнил одно телевыступление Гаранта Конституции, тот заявил: деньги бюджетникам в регионы мы давно, понимаешь, направили, а куда они по дороге подевались — бог его знает!

Мать, которая и есть тот бюджетник, в ответ усмехалась и ругалась. А отец строго ее одергивал: мол, что у президента более важных дел что ли нет. Навязались всей страной на его голову…

Многие пацаны со двора, те, что постарше, — кто сидит, кто уже вернулся, кто опять сидит. Другие пытаются работать — кто где смог пристроиться. Оставшиеся ищут, куда бы пристроиться, или просто пьют.

Те, кто был в школе поумнее, поступают в институты. Институтов — настоящих, с советских времен — в городе два: политехнический и педагогический. Оба в одночасье стали университетами (хватит лаптем щи хлебать!). Выпускники этих университетов, как правило, по специальности работать не идут (а куда? в школу или на завод? психиатра на медосмотре вроде все успешно прошли). Остается крутиться, дергаться, знакомых тормошить — город-то не очень большой, на приличное место, где деньги платят, без блата не устроишься.

Вот и весь расклад.

И тут — наука!.. Куда с ней? Всю жизнь ботаником без штанов ходить…

Другое дело — если в Москве остаться… Вырваться, так сказать, в другое измерение. Но уж больно это нереально…

Так Макар стал генетиком.

За годы учебы в Москве он: а) повзрослел; б) научился жить самостоятельно; в) женился и развелся; г) получил хорошие знания.

И хотя Макар, и впрямь, стал отчасти ботаником (ну где-то, по-обывательски говоря, — недалеко) — слово это никак не вязалось с его мужественным и совсем не печальным образом.

Окружающий мир видел в нем рослого подвижного брюнета, вполне атлетичного сложения, с живой самодовольной физиономией, цепким мышлением и сильным темпераментом. По фактуре, обаянию и манере держаться его скорее можно было принять за выпускника театрального института, нежели естественнонаучного.

Дальше, по закону, — учись он в каком-нибудь вузе попроще — его ждало бы горячее воинское приветствие Российской Армии. Но Институт Генетики издревле пользовался надежным службозаменителем в виде военной кафедры; и все пять лет Макар, вместе с однокашниками, твердым строевым шагом маршировал прочь от казарм, плацев и оружейных комнат, а в еще большей степени — от лопат, ломов, метел и половых тряпок.

В общем, стал Макар офицером запаса, иначе говоря — «пиджаком».

С работой ему сразу подфартило. Еще до защиты диплома он — один из лучших на курсе — получил приглашение на работу в крупнейшую научно-производственную компанию на отечественном рынке. В исследовательском корпусе на Большой Семеновской улице, у метро «Электрозаводская», в должности главного специалиста 6-й лаборатории он и трудился до недавнего времени.

Подробности его профессиональных занятий здесь ни к чему; сфера эта настолько специфична, что сформулировать даже тему работы современного генетика нормальным русским языком невозможно.

Когда Макар, в один из наездов домой, по просьбе матери: «расскажи о своей работе, сынок», начал, одев на нос ее очки, серьезно объяснять принцип маргинотомии в матричном синтезе полинуклеотидов, который заключается в том, что ДНК-полимераза не в состоянии полностью реплицировать линейную матрицу… — мама не выдержала… Посмеялись, и больше она таких вопросов не задавала.

Отец был прав, ученым Макар оказался деятельным, плодовитым на идею и результат. Публиковал, сначала в соавторстве с маститыми, а потом самостоятельно труды в российских и зарубежных специализированных журналах. Защитил кандидатскую.

Что касается хлеба насущного, то и тут Бережной-старший не ошибся. Жалование Макара, как специалиста востребованной на рынке компании, было, по российским меркам, вполне приличное. Собственное жилье в Москве он, конечно, позволить себе не мог, но снимал вполне комфортную квартиру на Волгоградском проспекте.

Вобщем, жизнь его прочитывалась наперед, и угадывалось в ней плавное движение к успеху и достатку без резких толчков и колебаний…

Звонок раздался несколько месяцев назад.

3

Беспокоил некий мистер Донахью Брэд из Колумбийского института иммунологии и генной терапии, штат Южная Каролина. Да какой некий! Светило науки всемирно известный. Макар аж напрягся весь, как охотничий пес.

Довольно глухим, бесцветным голосом Брэд расхвалил мистера Бережного в пух и прах. Мол, опубликованные им работы по своей глубине выгодно отличаются от многих прочих. Особо американец отметил материал в журнале «Actual genetic problems».

Макар сносно владел английским, и разговор сам собой перетек в научный коллоквиум.

В конце концов, мистер Брэд спохватился, «ах да, кстати!», и рассказал-таки, зачем же он, собственно, звонил. Институт их открывает новый исследовательский центр во Флориде, недалеко от Майами. Ему поручено возглавить его и набрать штат квалифицированных сотрудников, одним из коих он и считает уважаемого мистера Бережного…

Макар, конечно, еще в начале разговора заподозрил, что просто так, от нечего делать, такой крутой мэн такому маленькому человечишке как он звонить не будет. Но, думал: может мелочь какая приятная… А тут!..

И сразу — бальзам на воспаленное честолюбие. Восторг на грани экстаза, аж мелко потрясывает. Авторитетнейший институт приглашает его на работу! Да еще сам Донахью Брэд звонит ему лично! Об этом Макар даже во сне не помышлял. По крайней мере, когда снилось не далекое будущее.

«— Сенкью вери мач, мистер Брэд!.. Э…это не шутка?.. О, да-да, извините. Но это все так неожиданно. Мне необходимо подумать, посоветоваться…

— О, конечно-конечно, подумайте… Относительно этической стороны вопроса можете не беспокоиться. Мы все уладим с вашим руководством.

— …Ну, что ж, тогда в целом скорее йес, чем ноу, мистер Брэд!»

Потом была еще серия переговоров — уже с ассистентами и менеджерами.

«…Для начала мы предлагаем вам двухгодичный контракт. Восемьдесят тысяч долларов в год. Сорри, но пока больше не можем. Однако, наши исследования имеют хорошие перспективы. При обоюдном желании мы продолжим работу. Разумеется, с повышенным жалованием…»

Грань возможной шутки закончилась, когда Макар получил официальное приглашение из США, рабочую визу в посольстве. На его имя был забронирован и оплачен билет до Майами.

Реакция коллег в лаборатории была неоднозначной. Кто-то поздравлял, кто-то завидовал, кто-то предостерегал. Но, в конце концов — не он первый, не он последний. Все понимали, что от таких заманчивых предложений сложно отказываться — сколько бы ни говорили о патриотизме и аморальности утечки мозгов. По крайней мере те, кого он считал своими друзьями, искренне пожелали ему удачи. С обязательным условием про них не забывать.

4

Океан падал навстречу.

Расстояние до его блестевшей в первых лучах солнца водной глади, которая в момент удара нальется бетонной твердостью, неумолимо таяло.

Пассажиры самолета погрузились в предсмертный шок. Кто-то орал, выл, звал на помощь, кто-то причитал, молился, кто-то кого-то успокаивал, некоторые просто впали в ступор.

Стюардесса из угла салона, плача, призывала всех к спокойствию. Строгая дама у иллюминатора, закрыв глаза, что-то шептала. Марина, переставшая кричать, не сводила полных ужаса глаз с Макара. Он стискивал ее руку и нервно повторял: «Все будет хорошо…»

Так оно и вышло.

В какой-то миг все бортовое оборудование проснулось, как будто и не засыпало, а наоборот, это людям все приснилось. Только падавший самолет подтверждал реальность приближавшейся катастрофы.

Запас высоты, слава богу, остался. Пилоты, честь им и хвала, невероятными усилиями сумели вывести крылатую махину, чуть не превратившуюся в коллективный гроб, из неуправляемого падения.

Набрав высоту и достигнув своего эшелона, лайнер снова лег на курс.

В салоне опять началось сумасшествие.

Все кричали, обнимались, плакали. Дичайший стресс все снимали, как умели.

Американцы, утерев слезы, взялись дружно аплодировать. Стюардессу захлопали как звезду мюзикла.

Русский мужик, который всех успокаивал, сразу попросил выпить. У его идеи оказалось много последователей. И было понятно отчего.

Несколько минут назад нежданно-негаданная смерть схватила каждого за руку и потащила в небытие. Без всякого объяснения причин. Нет, люди конечно знают, что смертны, и согласны, что когда-нибудь… Но вот прямо сейчас? Как понять? Да вы что! Почему я??

В ответ: «Полминуты на сборы…»

И тут все, даже самые твердолобые боссы и профессиональные потребители благ (причем, они — в первую очередь), осознают, что не хозяева они в этом мире, а попрошайки у судьбы, нарезающей каждому жизни по своим каким-то соображениям. И будь ты здесь хоть Пуп Земли, а там свою пайку получаешь на общих основаниях.

И вот, смерть поиграла и отпустила.

Это как заново родиться.

Но вдруг кто-то обратил внимание на пожилую женщину, которая плакала вовсе не от радости. Она молча захлебывалась горем. Супруг ее, Фрэнк, был мертв. Его сердце не стало дожидаться, когда снова заработает кардиостимулятор.

Остаток пути в салоне висело молчание. Пассажиры если и разговаривали, то негромко и без недавних бурных восклицаний.

Макар расслышал разговор двух молодых людей позади.

Один спросил другого:

— Ты слышал, что этот старик сказал перед смертью?

— Про Бермуды что-то… Подожди, ты имеешь ввиду… Бермудский треугольник?

— Ну! Мы как раз где-то в нем находимся. А от чего с бухты-барахты вся техника отказала? Какое объяснение?

Собеседник молчал. А первый продолжил:

— Я читал, здесь какие-то силовые потоки Земли наружу выходят… А самолетов здесь уже уйма пропало. Наверно, вот так же…

— Слушайте вы, закройте рты! — повернулась назад строгая дама, соседка Макара. — Раскудахтались!

Парни замолкли.

«Боинг» летел вперед, а Макар думал: хорошо, что Майами — на самом побережье, а не дальше, а то посадили бы в первом же аэропорте, и добирайся потом с пересадкой…

В международном аэропорте Майами этот борт ждали.

На летном поле выстроились машины медицинской помощи, пожарные, полицейские, кучковались люди в форме и в штатском.

Макар с Мариной спустились по трапу вместе.

В штате Флорида было утро, по местному времени — восемь часов. Погода — благодать, градусов двадцать, не то, что в холодной апрельской Москве.

Отказавшись от медицинской помощи, подвергшись тщательному досмотру ручной клади и багажа, проверке документов со сверкой с базами данных и полным пристрастием, пройдя все прочие процедуры, новые знакомые с потоком пассажиров были наконец допущены на территорию Соединенных Штатов Америки.

Особого трепета неблагодарный Макар не испытал.

В зале аэропорта Марина увидела друзей и помахала им рукой.

— Ну что, будем прощаться, — сказала она Макару.

— Может, встретимся как-нибудь, — после некоторого замешательства предложил Бережной.

Марина вырвала из блокнота листок, записала адрес и телефон.

— Звони!

Подошли двое парней и девушка, расцеловались с гостьей, парни взяли ее сумки.

Марина вернулась к Макару, чмокнула его в щеку и, уже уходя, сказала:

— Я хочу с тобой увидеться.

Макар ответил ей вслед:

— Обязательно увидимся!

У выхода из зала его встречал профессор Брэд.

Бережной знал, что его должны встретить в аэропорте. Странно, однако, что профессор сам приехал. Что ему послать некого? Не много ли чести новичку-иностранцу? Но вот он, собственной персоной — такой, как на фотографиях в журналах и интернете. Еще не старый — лет пятьдесят, стройный, даже немного поджарый англо-саксонец, блондин, или седой — не поймешь, с короткой аккуратной прической. Роста он оказался немаленького — где-то метр восемьдесят пять, чуть ниже Макара.

— Хеллоу, мистер Бережной! С вами все в порядке? — спросил профессор.

— Хеллоу, мистер Брэд, — ответил Макар.

Он понял почему его встречает сам светило — узнал о происшествии с самолетом и посчитал своим долгом лично приехать. Бережной хотел было ответить, что таких впечатлений ему на всю жизнь хватит, и что эти самолеты… но тут же спохватился — у них же не принято жаловаться.

И он сказал:

— I’m fine, thank you, mister Brad!

— Хорошо, — улыбнулся профессор. — Скоро отдохнете.

Они вышли на парковку, где ждала машина. Водитель упаковал громоздкую сумку приезжего в багажник, и полчаса их путь лежал по широким разлинованным улицам и хайвэям, мимо огромных, блестящих на солнце зданий отелей и компаний, мимо угнездившихся вдоль дорог аккуратных домиков и особняков, бирюзовых пальм и остриженных как будто парикмахером кустарников.

Приехали… опять на какой-то аэродром.

По виду это был частный аэродром — маленький, всего одна узкая взлетно-посадочная полоса. На рулежной дорожке, ведущей от ангара, красовался «малолитражный», остроносый белый самолет.

Недоумение Макара закруглилось в его глазах четким вопросительным знаком.

Профессор развел руками:

— Нам придется сделать еще один недолгий перелет, мистер Бережной… В наш новый центр пока не завезли оборудование. Какое-то время поработаем в базовом институте, в Южной Каролине. Но, я думаю, недели через две-три здесь все подготовят, и мы переберемся обратно. Прошу прощения за причиненные неудобства. Уверяю, в нашей ласточке вы не почувствуете дискомфорта от полета, — он кивнул в сторону самолета.

«Начинается… — вздохнул Макар, — думал хоть здесь бардака нет…» — но вслух сказал:

— Все в порядке.

Перед самым самолетом дорогу им преградил сотрудник аэродрома и наставил на каждого черный прибор, вроде гаишного радара. Потом он так же обследовал сумку Макара.

— Без этого нам не разрешат вылет. Борьба с терроризмом, — объяснил профессор.

— Никаких проблем, — согласился Макар.

По откидному трапу они поднялись на борт самолета.

Салон и вправду хорош! Эксклюзив. Много пространства, несколько кресел мягкой светлой кожи, в которых можно утонуть, такой же диван, столики, хайтековская внутренняя отделка, куча разной медиа-аппаратуры.

Гастарбайтер из России оценил класс самолета мысленным вздохом: «Шоб я так жил!»

Он откинулся в кресле, и сразу как будто выключили закон всемирного тяготения. Капитализм!

Напротив него через стол сел профессор. Они искренне улыбнулись друг другу.

Но тотчас их тет-а-тет был нарушен.

В самолет поднялись двое массивных загорелых парней в белых рубашках. Вида — минимум призеров штата по бодибилдингу. Они вежливо поздоровались и расселись так, что один оказался за спиной Макара, а второй — лицом к нему на боковом кресле. Больше они не сказали ни слова, прикинувшись манекенами.

Макар растерянно посмотрел на Брэда.

Тот спокойно объяснил:

— Это секьюрити из нашего института. Они сопровождают меня в поездке.

«Да, но уж больно это похоже на конвой…» — поежился Макар.

Самолет включил двигатели, и вскоре они уже с крейсерской скоростью резали американское воздушное пространство.

Профессор пытался что-то спрашивать, и хотя Макар прилежно отвечал, разговор не клеился.

Затронули тему чуть не случившейся с «Боингом» катастрофы, Бережной вспомнил версию пассажиров — о влиянии загадочного Бермудского треугольника.

Брэд скривил рот в полуулыбке.

— Это бредни старые. Поверьте мне, мир гораздо прозаичнее, чем люди его себе представляют. Просто, когда они не могут что-то объяснить — начинают фантазировать. Сон разума рождает чудовищ.

Макар согласился, и собеседники снова замолчали.

Бережного давно беспокоил один момент. Все иллюминаторы в салоне были наглухо закрыты металлическими шторками. Зачем? Вывод простой: чтобы скрыть от взора расстилавшееся внизу земное пространство. И соответственно — не дать сориентироваться в направлении полета. Но, может, это случайно?

— Нельзя ли расчехлить иллюминатор, сэр? — тоном любознательного туриста спросил русский у Брэда.

— О, я думал вам уже надоели эти кучи водяного пара за стеклом! — рассмеялся профессор. — Давайте лучше я включу телевизор…

— Нет, спасибо, не беспокойтесь. I`m fine…

Хотя теперь, несмотря на удобное буржуйское кресло, он испытывал от полета сильный дискомфорт.

Он заметил, что на панели около иллюминатора выпукло блестит какая-то кнопка. Наверно, она и убирает эти жалюзи. После некоторых колебаний Макар протянул к ней руку.

— Прошу вас воздержаться от этого! — возвысил голос Брэд, потом добавил, уже мягче. — Это запрещают наши правила безопасности… Потерпите, осталось лететь недолго.

Они летели уже больше часа. Макара терзало много вопросов, но все они в итоге сводились к одному: «Куда же ты влип-то, Макар Денисович?»

Когда второй час почти истек, Макар внезапно перегнулся через подлокотник и нажал на кнопку.

Оба мордоворота мгновенно сжали его в тисках. Тот, который навис сзади, резко отвернул его голову от брызнувшего светом иллюминатора.

— Легче, кретин! — рявкнул Брэд.

Иллюминатор снова был зашторен, Макара все еще крепко держали. Профессор обратился к нему, как к несмышленому ребенку:

— Мистер Бережной, я же предупреждал вас… Обещайте, что впредь будете благоразумны, тогда они отпустят вас.

Макар захлопал глазами.

— …Хорошо.

Секьюрити отвалились обратно на свои места.

Макар осторожно потер шею у основания черепа. Еще чуть-чуть и могло хрустнуть…

— Что все это значит? — спросил он у Брэда.

— Вы все узнаете в свое время.

Самолет стал давать крен.

— Кстати, мы заходим на посадку…

Макар уже знал, где будет посадка. Это не город Колумбия в штате Южная Каролина. Мимолетным взглядом в иллюминатор он успел заметить под крылом «ласточки» серо-зеленую, вытянутую каплю суши на бескрайних, загнутых горизонтом океанских просторах.

5

Едва ступив на бетонку аэродрома, Макар невольно забыл и про своих конвоиров, и про все на свете. На него свалилась красота и первозданность объявших пространство стихий. Ветер наполнил легкие неведомой смесью — такого он раньше не ощущал ни на одном море, где бывал. Терпкое и сырое дыхание океана густо смешивалось с пряным запахом береговой зелени, производя на сознание наркотический эффект. Сам океан был грандиозен. Под ярким тропическим солнцем, он сразу и весь, куда хватало глаз, открылся взору необъятным величием и многоцветием. Вблизи он был бледно-зеленый, прозрачно-мыльный, с разбросанными под водой цветистыми пятнами валунов. Вблизи он был светлый, безопасный и притягивающий. А дальше, на глубине, вовсю играли темно-синие мощные волны с белыми пенистыми гребнями, уходившие к горизонту. Там, в дымке, океан скругленной линией обрезал высокое, чуть облачное небо.

— Да, у всех одно и то же! — послышался голос Брэда. — Все, кто попадает сюда, замирают от вида здешней природы. Правда, райское местечко, мистер Бережной?

— М-м, да… — протянул Макар, вернувшись к реальности в виде двух секьюрити за спиной.

— Добро пожаловать на Янус! — приветственно повел рукой профессор.

— Куда?!

— Янус. Так символично мы называем этот прекрасный остров. Янус — древнейший римский бог, начало всего сущего. Кстати, именно в его честь назван месяц январь. Наверное, вы помните, что этот бог был двулик? Одно его лицо оглядывалось в прошлое, а другое смотрело в будущее. Так вот — именно здесь, — он снова обвел рукой остров, — лежит граница между прошлым и будущим человечества.

«От как!.. Ни больше, ни меньше… Куда ж я все-таки вляпался?» — Макара все больше съедала паника, и все больше сил требовалось для удержания на себе рвущейся в клочья маски невозмутимости.

— Так, может, вы мне все-таки объясните…

— Нет-нет, мистер Бережной, сегодня отдыхайте, все объяснения завтра.

Они шли в сторону большого открытого джипа. Один из охранников тащил его сумку. Хоть это немного успокаивает. Значит он, хоть и… кто там… пленник, заложник (это уму непостижимо!), но все-таки привилегированный.

Сев в машину, вся компания по добротной асфальтовой дороге покатила вдоль острова.

В дороге Макару уже никто не запрещал крутить головой, и он, не упуская возможности, приступил к рекогносцировке местности. Благо, путь их постепенно уходил в гору, и все, что оставалось позади, лежало как на ладони.

Остров был невелик и состоял из двух частей, соединенных коротким перешейком — как две овальные бусины разного размера на нити.

«И впрямь, двуликий» — подумал Макар.

Та часть, куда они приземлились, была размером где-то три на пять километров. Поверхность здесь была холмистая, но невысокая. С одной стороны вдоль всего берега тянулась белая полоска пляжа, потом берег полого и каменисто поднимался, и наверху примостилась взлетно-посадочная полоса. Возле нее стояли ангары, домики, еще какие-то кирпичные и металлические постройки. А дальше, вплоть до противоположного берега рос лес. В нескольких направлениях его прорезали просеки — вероятно, грунтовые дороги и тропы, а кое-где лес расступался и там виднелись проплешины — редкие, в основном, пальмовые рощицы.

Джип ехал по единственной дороге, соединяющей две части острова. Перешеек между ними был сравнительно узким — метров двести, и — по ходу движения — с правой его стороны виднелась небольшая гавань. Сейчас в ней покачивались у причала две красавицы яхты.

Вторая «половина» острова была меньше по размерам, но значительно выше над уровнем моря. Сразу от перешейка дорога извилисто уходила вверх, пока на высоте метров тридцати не достигала обширного плато, занимавшего почти всю площадь этой части острова. На дальнем конце плато венчалось широкой горой, которая (это Макар уже позже добавил к своим наблюдениям) другой, внешней стороной обрывалась со всей своей высоты почти отвесно в море.

По-видимому, вулкан, извергавший когда-то лаву из здешней горы, делал это целенаправленно в одну сторону. Сначала он залил плато наверху, а затем, когда чаша переполнилась, избыток «строительного материала» по образовавшемуся ручейку-перешейку перетек вниз, сформировав равнинную, нижнюю часть острова.

Для ясности Макар дал свои названия обеим половинам этого «Януса». Более обширную, лесную часть острова он, не мудрствуя лукаво, окрестил «нижней», а высокую, горную, соответственно — «верхней».

Это география.

Теперь о следах жизнедеятельности.

Они явно присутствовали, так как, помимо взлетной полосы и построек внизу, на плато, прямо у подножия горы, помпезно рисовалась трехэтажная вилла.

Это было подлинное произведение искусства. Этакий мини-дворец со множеством колонн, башенок, балконов, высоченных окон, с торжественной парадной лестницей огромного крыльца. Нависающие элементы держались на плечах атлантов и прочих гераклов, стены были украшены классической лепниной. Никакой вычурности, сплошное изящество и великолепие. По крайней мере Макару, далекому от снобистского понимания тонкостей стилей, вилла показалась красивой.

Своей тыльной стороной сооружение упиралось в гору. А перед крыльцом искрился голубой водой не менее замечательный бассейн.

Виллу окружал огромный зеленый парк.

Где-то он был тенистый, кроны южных деревьев плотно закрывали солнце, в других местах наоборот — необъятные лужайки блестели открытым газоном — хоть в гольф играй.

Похоже, ландшафтные дизайнеры тут озолотились. Длинные, ювелирно подстриженные ряды кустарников образовывали геометрические фигуры, соседствующие с нарочито заброшенными зарослями а-ля английский сад. Фонтаны, образующие многоярусные водопады, мощеные дорожки под живыми арками, античные статуи, мозаика из цветов — шедевр среди парков культуры и отдыха, только девушки с веслом не хватает.

Весь этот природно-архитектурный ансамбль производил фантастическое впечатление на фоне безжизненных океанских просторов. Какая-то дикая причуда сумасшедшего миллиардера…

— До завтра, мистер Бережной. Вам покажут ваши апартаменты. Желаю хорошо отдохнуть, — напутствовал Брэд, когда машина остановилась возле виллы.

Профессор спрыгнул на пешеходную дорожку и пошел к парадному входу. Макара же провезли вправо метров сто, и только тут он заметил еще одно строение — утопающий в зелени маленький двухэтажный особнячок.

У крыльца стоял смуглый латиноамериканец средних лет с вьющейся шевелюрой. Он протокольно улыбнулся тонкими губами, глаза его внимательно оценивали гостя.

— Здравствуйте, мистер Бережной. Добро пожаловать. Меня зовут Карлос. Я — управляющий всем островным хозяйством. По серьезным вопросам проживания можете обращаться ко мне — решим в пределах разумного, по мелочам — сделают горничные… Сейчас, в интересах нашей общей безопасности, сотрудники должны вас досмотреть…

Конвоир со знанием дела ощупал Макара. У него забрали подозрительные предметы — мобильный телефон и часы. Сумку обещали занести наверх через несколько минут.

«Чем мешают часы?» — возмутился Бережной. Может, думают, что там передатчик, радиомаяк? Вспомнилось, как обшаривал его радаром человек на аэродроме.

Карлос провел гостя в дом, они поднялись на второй этаж и вошли в ближайшую дверь.

— Это ваши апартаменты.

Апартаменты оказались хорошим двухкомнатным гостиничным номером. Здесь было прохладно, просторно, из окна сквозь листву парка пробивался маленький кусочек океана.

— Располагайтесь. Можете в любое время принять ванну. В холодильнике — напитки и фрукты. Вечером принесут ужин. Если вам что-нибудь понадобится — звоните, — Карлос указал на кнопку в столешнице журнального столика, — появится горничная. Можете пользоваться аппаратурой, — он указал на телевизор, аудиосистему с наушниками и ноутбук.

— Сенкью, — ответил Макар.

Охранник принес сумку, поставил на пол и ушел. Управляющий тоже собрался откланяться, но Бережной остановил его.

— Скажите… Карлос, где мы находимся? Зачем меня сюда привезли?

Управляющий укоризненно посмотрел на него.

— Мы в Атлантическом океане. Это очевидно. Что касается всего остального — я не уполномочен давать объяснения. Могу только дать вам один добрый совет. Не пытайтесь совершать неразумных поступков. Не пытайтесь покинуть эти апартаменты, пока вам не позволят это сделать. Вообще — никогда не выходите за рамки правил, которые для вас определят. Здесь везде очень надежная охрана, вы не добьетесь ничего и только испортите мнение о себе…

— Мнение кого?!

Карлос пошел к выходу и, закрывая за собой дверь, сказал:

— Feel at home!

Макар остался один.

— Твою мать!.. — вырвалось у него во весь голос.

Он плюхнулся на диван. Бессмысленно пошарил глазами по комнате.

Надо ж так попасть!

Кто это? Спецслужбы? Пираты? Наркобароны? Вот не сиделось же дома. Нате — в Америку поедем работать! Приехал, еп…

Хорошо, если все же спецслужбы, а не бандиты. Хотя — какая разница… Если спецслужбы, то — чужие. Заставят на себя работать, может — против своих…

Макар почувствовал такую слабость, что сидеть больше не мог. Он стянул ногами ботинки, растянулся на диване и скоро отключился.

Проснулся, когда солнце уже клонилось к земле, точнее, к воде. Приподнялся, огляделся, и в изнеможении уронил голову обратно на диван.

«Все. Растекаться нельзя, — решил он, наконец. — Надо держать себя в руках».

Встал, обошел жилище. Пооткрывал разные тумбочки и шкафчики. Ничего интересного.

Взгляд остановился на ноутбуке.

А тут что у вас? Он включил аппарат. Так… Windows. Больше ничего. А, нет. Вот знакомые вещи…

В системе обнаружилось несколько программ для генетических исследований. Макар запустил одну из них. Ну-ка…

По мере орудования мышкой и шебуршания пальцами по клавишам в горле его начисто пересохло.

Что это?!! Откуда это…

Он все больше не верил глазам и все жаднее прилипал ими к экрану.

Бред какой-то…

Четкие карты генов человека, функции всех генов, функции и взаимодействие генных сетей, описание и назначение почти неизученных Alu-элементов и еще уйма всего такого, о чем наука не имеет пока ни малейшего понятия… И еще долго не будет иметь понятия.

Но откуда?

Если это все блеф, тогда — зачем?

В дверь постучали.

— Yes! — откликнулся Макар.

В номер вошла рослая, ладная горничная. За собой она прикатила тележку с едой. Поздоровавшись, девушка оценивающе взглянула на Макара, тряхнула рыжими волосами и улыбнулась. Она составила тарелки на стол, показав во всей красе загорелые упругие бедра, не слишком прикрытые белой юбкой, и поинтересовалась, как он устроился.

Оказалось, что горничную зовут Мадлен, что она из Теннеси, а здесь работает уже четыре года. Она слышала, что в России холодно и что там самые богатые люди в мире.

Вобщем, поболтали. Глупая красавица высказала свое мнение о разных вещах, еще не раз одарила его обаятельной улыбкой, но об острове и его обитателях ухитрилась не сказать ничего.

Потом она грациозно вышла, пообещав утром принести завтрак.

Макар оценил эту особу, как «very sexy». Настроение несколько улучшилось.

Столик с тарелками напомнил Бережному, что он давно уже не употреблял ничего, кроме адреналина и отрицательных эмоций.

«Война — войной, а пахнет мясом».

На ужин оказался большой шмоток сочной жареной свинины с непонятным гарниром, какое-то рыбное блюдо с овощной ботвой и сок. С голодухи все улетело в момент. Да и вообще, вкусная еда.

Насытившись, он закурил и опять погрузился в думы о чудесах, найденных в чреве подсунутого ему компьютера.

Что же здесь происходит? То, что он увидел — это прорыв в науке, несопоставимый ни с чем. Ясно, что это не шайка гангстеров, а мощная специализированная структура. Выходит, справедливо расхожее суждение, что спецслужбы скрывают от мира то, что открытой науке и простым смертным даже не снилось…

Ночь наступила незаметно. Макар все сидел перед экраном и читал. Многие вещи он просто не понимал, как ученик начальных классов, открывший учебник из институтской программы.

Заснул он далеко заполночь, когда восприятие феноменальных знаний стало сплетаться в дремотный клубок с далекими от научной сферы мыслями.

6

Стук в дверь разбудил его. Завернувшись в замеченный еще вчера в ванной халат, Макар открыл. На пороге стоял Карлос. Он принес русскому часы, изъятые при досмотре.

— А мобильник?

— А зачем он вам?

— Как зачем… Мне надо позвонить родителям… еще многим людям.

— Бесполезнее вашего мобильника здесь только ваши же водительские права. Родителям вам дадут позвонить. Придется объяснить им, что впредь вы будете очень заняты, и звонить сможете редко.

— Послушайте…

— Мистер Бережной, не забывайте моих советов. Сейчас вам принесут завтрак, а потом я провожу вас к Брэду. Поглощайте пищу энергично — профессор занятой человек.

«Сын койота… — разозлился Макар. — Ладно, посмотрим, что скажет светило науки».

Когда управляющий ушел, Макар взглянул на часы. Одиннадцатый час. Он быстро побрился, принял душ, оделся — нацепил джинсы и легкую рубашку, а потом с аппетитом позавтракал, приняв блюда из рук милашки Мадлен.

С торопившим его Карлосом они вышли на божий солнечный свет. Мимо изумрудной растительности и радужных клумб протопали недолгий путь до виллы.

Макар вспомнил на что похожа эта вилла. С фасада она чем-то напоминала Екатерининский дворец в Царском Селе. Конечно, это и близко не тот царский дворец с его размерами и циничным размахом роскоши. Но претензия та же. И внутри оказалась такая же широченная центральная мраморная лестница с зеркалами, ведущая в верхние этажи.

Там, на втором этаже, после нескольких богатых холлов и обосновал свой кабинет мистер Брэд.

Карлос постучал в дверь и запустил Макара внутрь.

В просторной комнате с резной мебелью профессор, облаченный в легкий костюм, перебирал за столом какие-то бумаги.

— О! Наш русский друг! Рад видеть, — он указал на одно из гостевых кресел и сам, выйдя из-за стола, дипломатично пересел в кресло рядом.

— Как вы устроились?

— Чудесно, — старательно слюбезничал Бережной.

— Да… Да, вы совершенно справедливо ждете объяснений.

Он встал и взял из лаковой коробки сигару. Предложил Макару, но тот предпочел свои сигареты — у него было в запасе несколько пачек.

— Итак. Я являюсь научным руководителем ряда проектов.

— То, что я увидел — не поддается восприятию, — искренне признался Макар.

— Ну, почему же не поддается, — засветился Брэд. — Просто вы пока не совсем готовы… Видите, как верно я поступил, дав вам заранее ознакомиться с нашими достижениями. Теперь разговор сразу будет предметным. А то, поначалу, боюсь, вы бог весть что о нас подумали.

— Согласитесь, у меня были на то основания. Я и сейчас не знаю кто вы. И где мы находимся.

Профессор кивнул, выпуская дым.

— Хочу отдать должное вашим нервам и чувству собственного достоинства. Не каждый так сдержанно, без истерик переносит собственное похищение.

Макар, сглотнув, смотрел на Брэда. То, что было очевидно, но до сих пор прикрыто фиговым листком недомолвок, теперь высказано в лицо. Брезгливое отчуждение сковало Бережного, в ответ на что взгляд профессора растаял.

— Не реагируйте так… Может, по форме ваша доставка сюда и выглядела несколько брутально, но это необходимая перестраховка, для вас нет никакой угрозы… Вобщем, объясняю суть. Здесь проводятся строго засекреченные целевые исследования, под эгидой влиятельных международных сил. Нам было поручено объединить лучших ученых планеты — я вижу, вам лестно — и осуществить некоторые жизненно важные для человечества проекты… Это пока все, что я вправе вам рассказать… Так вот, вы будете работать с нами. Мы не спрашиваем вашего согласия и не оставляем вам выбора — насущность проблем требует жесткой мобилизации всех творческих резервов цивилизации. Гарантирую: ваше будущее, как в материальном, так и в научном плане — обеспечено.

Макар рассеянно глядел на модель ДНК на столе.

— И как долго это продлится?

Профессор пожал плечами.

— Не знаю. Сколько потребуется.

— И я буду отрезан от внешнего мира?

— Да.

— Но, извините… У меня есть родные, друзья… А личная жизнь?

— Увы, но все ваши внешние контакты будут сведены к минимуму. По крайней мере, первое время. Те, кто прожил здесь прилично и хорошо себя зарекомендовал — они периодически встречаются со своими семьями. Это хлопотно, но мы понимаем необходимость общения с близкими. Так что наберитесь терпения… А вопросы вашей личной жизни мы уладим, не волнуйтесь. Кстати, как вам Мадлен? По-моему, довольно интересная самочка.

«Вот попал…» — стучало, как молотком, в голове Макара.

Единственным препятствием к бунту было осознание грандиозности открытий, сделанных этими секретчиками.

— Мистер Брэд, вы работаете в рамках программы «Геном человека»?

Брэд выпучил глаза.

— Ну что вы, дорогой мой! Какой «Геном»! Эта ваша хваленая международная программа, как слепая черепаха, задержалась на старте, когда мы уже почти сорвали финишную ленточку. Нет, Мак, — о’кей, я буду вас так называть? — мы работаем совершенно автономно. И наши результаты слишком революционны, чтобы делать их достоянием мирового сообщества.

Макар закурил вторую сигарету.

— Что же вы тогда планируете делать со своими открытиями?

— А что бы вы сделали? Сколько бед доставляют людям аномалии и пороки, имеющие генную природу? Не счесть. Мы учимся бороться с ними. Рано или поздно мы поможем этим людям, но — не раскрывая секрета лекарства. Это, знаете, как с ядерной энергией — можно вырабатывать электричество, а можно устроить конец света.

— Что от меня будет требоваться? — спросил после паузы Макар.

Профессор похлопал его по плечу.

— Сначала вы будете учиться. Постигать все, что уже наработали золотые мозги наших сотрудников. Я думаю, при старании и ваших способностях, вы усвоите базовый курс месяца за… три. А потом… Мы с вами определим наиболее подходящее направление, и вы уже сами, в соавторстве с коллегами, будете добывать знания впереди планеты всей… Вот и все объяснение произошедших с вами событий.

— М-да-а… — откинулся в кресле Макар.

Полминуты он сидел молча.

— А если я все же хочу вернуться назад?

Брэд поморщился.

— Теперь это уже невозможно, — он закинул ногу на ногу и вгляделся в Макара. — Послушайте, неужели вас не заинтересовала научная перспектива? Неужели я в вас ошибся…

— Меня безумно все заинтересовало. Но это же тюремное заключение. А потом, меня ведь рано или поздно хватятся в России… Кстати! Россия-то участвует в этом проекте? Почему тогда меня не свои сюда доставили?

Профессор хмыкнул.

— Не преувеличивайте, Мак, свое государственное значение. И не мне вам рассказывать, как в вашей стране сбиваются с ног для поиска своих граждан. Не волнуйтесь, кому положено — знают о вас. А в остальном, достаточно того, что вы будете звонить домой, иногда писать письма, якобы из Колумбийского института, своим бывшим коллегам. В институте я и еще ряд авторитетных людей всегда подтвердят, что вы там работаете. Будем изредка публиковать в научных журналах какой-нибудь детский лепет под вашей фамилией, что, поверьте, каждый раз будет событием в генетике.

— Но ученый не может быть невидимкой…

— Вы знаете, Мак, сколько у нас таких невидимок? Это не ваша забота. Я уже сказал — нас курируют влиятельные силы.

— Скажите, сэр, а у вас здесь есть русские?

— К сожалению, Мак, вы — первый… — искренне посочувствовал Брэд.

Провожая Макара до двери, профессор пожал ему руку.

— Я понимаю, как вам сейчас непросто. Здесь все это проходили. Но я уверяю вас, как только вы погрузитесь в работу, она поглотит вас с головой. И вообще, я думаю, вы еще поблагодарите судьбу за то, что она занесла вас на этот остров.

7

Жизнь на Янусе началась. Жизнью это, конечно, не назовешь, скорее — поднадзорное пребывание в фильтрационном лагере на полном довольствии.

За месяц такого существования Макар узнал, что, несмотря на кажущуюся пустынность острова, людей здесь хватает.

В доме, где он жил, квартировались еще двое таких же «стажеров»: смуглый Руштан и белобрысый Даниэль. Общаться им друг с другом категорически запрещалось — полный карантин.

Все передвижения по острову сопровождались либо вооруженными охранниками, либо, иногда — самим Карлосом. Зато каждый день для новичков, в разное время, устраивались прогулки по парку. Они и давали Макару возможность наблюдать за скудными проявлениями здешней весьма плодотворной жизни.

Кроме их особнячка и виллы в парке находились еще три больших капитальных строения. Они полностью скрывались в зеленых насаждениях, заметить их было непросто. Но после многих наблюдений Макар понял, что в одном жили охранники — они все ходили в камуфляже, а в других какие-то гражданские.

А в дальней стороне парка то, что он принимал поначалу за сплошные заросли деревьев с широкими смыкающимися кронами, оказалось на самом деле большим пространством, где деревьев было не так уж много, а над ними нависала огромная маскировочная сетка, покрывавшая площадь в несколько футбольных полей. Там, укрытые с воздуха, ровными рядами темнели типовые деревянные домики-бунгало. Карлос просветил, что в них живут ученые. Со временем Макар тоже туда переедет. У ученых режим значительно свободнее. Из скупых объяснений управляющего выходило, что они живут примерно как в профилактории: днем работают, вечером отдыхают — могут гулять по парку, ходить на пляж, развлекаются — для этого созданы условия; принимают у себя женщин из обслуги, свободно общаются между собой — запрещен лишь обмен профессиональной информацией между людьми, работающими в разных группах.

Да, это намного лучше чем тот изолятор, где он сейчас живет, вздыхал Макар.

Затворничество скрашивала работа, точнее, учеба, которая, как Брэд и обещал, поглотила Бережного с потрохами.

Большим подспорьем стали разработанные здесь методические программы, не дававшие поплыть в самых головоломных местах. Шаг за шагом Макар влезал в дебри «секретной» генетики. Корпел он, в основном, у себя в комнате, но все чаще его стали водить в лаборатории.

Это открытие потрясло.

Оказалось, что вилла — не просто вилла, а лишь парадное крыльцо в своем роде дворца. Супердворца технологий. К скале вилла не только примыкала, а сливалась с нею и уходила туда на неизвестную пока науке, то есть Макару, глубину. В горе ворочался грандиозный научно-производственный комплекс с множеством уровней-этажей, скоростными лифтами, длинными коридорами, лабораториями, какими-то КБ, автоматизированными цехами и еще леший знает чем.

А снаружи — тишь да благодать. Цветочки, одуванчики, писающий мальчик в мраморе.

Вот уж, воистину, этот остров — Янус! Настоящее лицо его скрыто каменной маской, не пускающей посторонних проникнуть в суть; а публичный лик его размазан в пальмово-пляжной бутафорской улыбке, рождающей иллюзию аристократичной праздности.

В день первого знакомства с лабораториями Макар долго не мог уснуть. Он и предполагать не мог такого масштаба деятельности. Понимал, что для сделанных тут открытий нужна мощнейшая база, но что она спрятана здесь же, за фасадом этой глянцевой картинки — самый сдвинутый фантазер не догадается.

Сверху, с воздуха что видно? Зеленый остров, взлетная полоса, пляж, несколько сооружений, лес, парк, бассейн, вилла. Всё. Живет какой-то барыга, кондитерский или бензиновый король, окружил себя взводом охраны и ротой обслуги, слушает птичек, или виски нажирается.

А что здесь на самом деле творится — знает только дух земной да царь морской.

Сколько же средств сюда вбухано? И как можно было создать все это незаметно? Впрочем, чему удивляться. Таких секретных объектов в мире, наверное, немало…

Сами лаборатории — отдельная песня. Их исследовательское оборудование отличалось от традиционного, используемого современной наукой, как стоматологическая бормашина от отбойного молотка времен стахановского движения.

Всю эту премудрость Макару предстояло освоить.

Но его любознательность на корню пресекали. Туда не ходи, сюда не смотри, тут отвернись. Он говорил: «Меня же взяли на работу! Дайте мне обучиться!» Ему возражали: «Это не входит в ваш базовый курс. К специальным исследованиям у вас доступа нет». Вот и повысь квалификацию… Тут и с Ломоносовым сравнишься, как его травили: «Учиться дерзнул, мужицкая харя?»

Однажды он увидел непонятную вещь.

По коридору провезли человека на каталке. Макар видел это издалека, сквозь стеклянную стену лаборатории, но точно понял, что везут человека.

Позже он спросил об этом у Брэда. Профессор объяснил: некоторым безнадежным пациентам, согласившимся участвовать в экспериментальном лечении, уже сейчас пытаются помочь. И результаты самые оптимистичные.

Подумав, Макар решил успокоиться. Да и что — выбор, что ли, у него был.

Время шло, стажер мелкими шажками выбирался из мрака доступного знания к маяку истины для посвященных. До всего старался дойти своим умом — как он уже убедился, помощи здесь ни от кого не дождешься. Тут каждый сам за себя, никто никому не доверяет, вообще — крайне неприятная публика.

Особенный урод среди всех — Карлос. Цепная псина, следит за каждым шагом новичков. За нарушения режима, будь то попытка тайком поговорить с соседями, или зайти за определенную для прогулки зону — вводит санкции. То отменит эту самую прогулку, то лишит его встречи с Мадлен.

Последнее хуже всего.

Девушка уже на третий день сжалилась над несчастным затворником. И хотя это наверняка входит в ее обязанности, с соответствующей статьей оплаты — никакого формализма с ее стороны. Вообще, Бережной заметил, что она к нему неровно дышит. Это его не удивляло, женщины симпатизировали ему.

За домом, где живут три стажера, закреплены две горничные — Мадлен и блондинка Софи. Однажды Макар, стараясь выразиться поделикатней, спросил у Мадлен: так же ли плотно она общается с его соседями, как с ним…

Горничная спокойно ответила: «Нет. Так плотно я общаюсь только с тобой. Когда увидела тебя в первый раз, сразу поставила Карлоса перед фактом — буду спать только с русским, — она засмеялась. — С остальными Софи одна разберется!»

Только с Мадлен Макара отпускало вечное напряжение, ожидание подвоха, которое заставляло всегда быть начеку и тем сильно утомляло. С ней было просто и хорошо. Особа непосредственная, Мадлен очень скоро наплевала на вмененные ей доносительские функции и, наоборот, от нее Макар узнал кое-что об обитателях Януса.

Во-первых, руководит здесь всем старый дядька — невысокий, коренастый, бодрый старик. Все зовут его Шефом. Он как-то коряво говорит по-английски, но из какой Шеф страны, Мадлен не знает. Он почти безвылазно живет на острове, очень редко улетает. Иногда, правда, еще уплывает на яхте на рыбалку. Шеф, вообще, строгий старик, расслабляться никому не дает. Но больше от него начальникам и охранникам достается, а с женщинами он иногда и пошутить может.

Над Шефом тоже есть начальник. Но он на острове не живет — наведывается иногда. То погостит немного, а то уже на другой день его и след простыл. Имени его, как и Шефа, никто не знает. Его зовут Инспектор, и все его боятся. Взгляд у него — аж оторопь берет! Ходит всегда в стильном черном костюме. Говорят, он из самых высших кругов. А кто в мире главнее всех? Президент Соединенных Штатов. Вот — значит он от него.

— Супер! — восхищался Макар. — А правда, Мадлен, что Вторую мировую войну Америка выиграла?

— Да, конечно, это все знают.

— А с кем вы там воевали?

— …Вьетнам?.. Это какая мировая?

— Мадлен, ты в школе училась?

— А ты что меня дурочкой считаешь? — она чуть обижалась. — Еще как училась. Я, между прочим, была самой популярной в классе. И даже в школе. Меня сам Бобби Грукс обхаживал. Ударник. Они потом с гастролями не один штат объехали, диск выпустили. Слышал, команда «Уличный москит»? Я с ними тоже поездила… Правда, потом они разбежались. Бобби еще раньше подсел на шприц, ну а после совсем на куски развалился. Наверно, уже сделал ручкой.

— А ты сама не пробовала наркотики?

— Я насмотрелась, знаешь ли. Жить пока не надоело.

— А как ты сюда-то попала?

— А… Не интересно. Самостоятельной жизни захотелось — так и понеслось… Отсюда теперь как выбраться — не знаю.

Как-то он спросил:

— Ты знаешь, где мы находимся, Мадлен?

Наступал черед удивляться ей:

— Ты что, малыш, не выспался?.. На острове мы.

Макар в тоске закрывал глаза.

— Где расположен остров… Хоть примерные координаты.

Она задумывалась, с сожалением говорила:

— Я не знаю. А в море есть координаты?

Школу популярная Мадлен, видимо, прогуляла всю.

После таких ученых разговоров она гладила его по голове, приговаривая: «Какой же ты глупенький!»

Девушка как-то сказала, что когда его будут переводить «в деревню» — где живут генетики — она тоже переведется туда горничной. Брэд к ней хорошо относится и разрешит. А эта задница Карлос пусть сосет лапу.

Макар думал: хорошо это или плохо — такая ее привязанность к нему. Так ничего и не решил.

Однажды ночью его разбудил необычный звук. Вернее, звук был самый обычный — по парку проехал автомобиль. Но на острове это было выдающимся событием. Ночью здесь бывает слышен только стрекот цикад, да иногда приглушенные голоса патрульных охранников.

Макар подскочил к открытому окну и осторожно выглянул.

Джип с нижней части острова подъехал к вилле. Во мраке, чуть разбавленном фонарями, было трудно что-то разглядеть, но Макар услышал, как из машины высыпался народ, стукнули о брусчатку чемоданы и дорожные сумки. Люди загалдели, но кто-то быстро приказал им замолчать. Потом эту едва различимую в темноте массу, человек восемь — десять, провели в парадную дверь виллы, джип уехал, и на этом все стихло.

Снова только стрекот цикад.

Макар сел у окна и закурил сигарету.

Это кто такие? Новую прислугу набрали? — ведь на первом этаже виллы живет прислуга. А на чем их переправили на остров? Самолет прилетал днем. Яхты как стояли в гавани, так и стоят. Значит, людей доставили на самолете днем и до ночи держали на той части острова… Зачем?..

Макара, в который раз уже, охватила паника. Ощущение чего-то преступного и непоправимого, происходящего здесь. И в чем он, вероятно, скоро должен будет стать соучастником.

Наутро, как только явилась горничная, он спросил ее:

— Мадлен, к вам в обслугу набрали пополнение?

Девушка удивленно хлопнула ресницами.

— С чего ты взял?

— Ночью привезли людей на виллу.

— Не знаю… Я спала, не слышала… Если только больных привезли.

Макар напрягся.

— Больных? И часто их сюда привозят?

— Ну, привозят иногда. Их тут лечат.

— От чего?

— А я откуда знаю! Я их и не вижу никогда.

— Где они живут?

— Не знаю.

— А кто их кормит, обслуживает?

— Наверное, санитары.

— А обратно их увозят, после лечения, ты видела?

— Не знаю, что ты пристал! — она ткнула пальцем в окно. — Вон, смотри, Карлос идет.

Мадлен убежала разносить завтрак соседям.

Прошло еще две недели обитания в наукоемком тропическом раю. На днях, в третий раз с начала отбывания срока, Макару дали позвонить родителям.

Все разговоры стажеров с внешним миром велись в присутствии худого и высокого начальника безопасности острова Клауса Люмге. Кроме фамильного немецкого происхождения этот немного нервный господин ничем не отличался от чистого американца.

Он снова проинструктировал Макара о чем можно говорить, а о чем нельзя. Потом переводчик (откуда они его только выкопали — раз здесь не было до этого русских) надел наушники и принялся ловить каждое слово разговора, готовый в любую секунду разорвать соединение. Но Макар и сам понимал всю бесперспективность опрометчивых высказываний.

Мать говорила, что ушла в отпуск и часто пропадает на даче — копается в огороде. Яблок в этом году будет видимо-невидимо. Они с отцом постоянно думают о нем. Все-таки надо звонить почаще, хоть и предупреждал, что будет очень занят… Номер-то недолго набрать… Как у него там дела, как живет, как питается?..

Денис Макарович поинтересовался его вхождением в должность, каковы условия работы в институте.

Переводчик сразу насторожился, вперил взгляд в русского.

И Макар рассказал все, как есть…

Что самочувствие у него хорошее — за полтора месяца здесь полностью акклиматизировался, успешно осваивает специфику новой работы, скоро сам займется интересными исследованиями; живет в отличном двухкомнатном номере с кондиционером, с питанием проблем нет, от недостатка финансов не страдает…

Если с умом говорить правду, то никто не догадается, что ты врешь.

После сеанса связи разговаривающая и подслушивающая стороны остались довольны друг другом.

Доктор Брэд, несмотря на занятость, не забывал своего протеже. По паре раз в неделю он вызывал Макара к себе, интересовался успехами в учебе и всякий раз оставался доволен. Профессор выкуривал за беседой сигару, напутствовал на еще большее рвение и отпускал Макара с миром.

В последний раз он вообще заявил, что стажер вполне дозрел до серьезного профессионально-предметного разговора. По мнению мэтра, новый сотрудник уже достаточно адаптировался на острове, осознал потенциальные возможности проекта, а главное — лично убедился, что ради настоящей науки в жизни можно пренебречь многим, отбросить все лишнее и наносное, чем изобиловало его отягощенное обывательскими представлениями прошлое. И вот, за эту верность науке, профессор обещал вскоре приоткрыть завесу секретности, познакомить Макара с такими перспективами, от которых у самого нечестолюбивого человека загуляет хмель в голове. Не далек тот час, когда Мак будет лично ассистировать Брэду, но это пустяки. Главное — результаты, а еще грандиознее — цели, которых скоро добьется разум всей их, без преувеличения сказать, элитной команды.

…«Что ж, подождем ваших откровений, — прокручивая в голове сказанное, терялся в догадках Бережной. — Чем вы нас еще удивите?»

8

Выскочившее из океана солнце вымазало цветом пространство, и навалился новый жаркий день.

Макар с охранником Тэдом шел в лабораторию. Путь, как обычно, лежал по брусчатой дорожке, и дальше, по блестящим мраморным ступеням крыльца, внутрь виллы. Там, огибая парадную лестницу, они дошли до тыльной стены здания. Тэд достал из кармана связку пластиковых карт и провел одной из них по щели кодово-замочного устройства. Часть стены, плавно урча, отъехала, открыв длинный светлый тоннель, как переход в метро. Прошагав по нему, стажер и конвоир оказались в широком квадратном бункере-фойе, где в стенах виднелись двери четырех пассажирских и двух грузовых лифтов. И еще несколько металлических дверей для входа в помещения этого этажа. На одной из них висела табличка: «Security Office». Там располагался центральный пост охраны всей горы.

Этот этаж — нулевой уровень.

А вообще, в кабинах лифтов были кнопки от плюс-четвертого до минус-шестого этажей. То есть всего — одиннадцать этажей!

Сегодня опять спустились на минус-второй этаж — практиковаться в работе с оборудованием. Прошли коридором со множеством дверей. Сбоку, за стеклянными стенами, лежала стерильная лаборатория, уходящая котлованом глубоко вниз — там работали крупные технологические агрегаты.

Бережной, оставив все мирское, с трепетом обратился к уникальным приборам. Работая с ними уже не одну неделю, он все еще испытывал радостный испуг. Нечто похожее было, когда первый раз сел за руль машины.

Наставник в этот раз попался дружелюбный — один из немногих нормальных здесь — рассказывал, показывал, уточнял, что было непонятно. Спустя несколько часов, вызвав Тэда, Макар возвращался назад довольный — все у него получается, и вообще, дай бог, все образуется, как предрекает профессор.

Покинув лабораторию, они шли знакомым коридором мимо множества дверей.

Вдруг одна дверь открылась, и санитар выкатил коляску с пристегнутой по рукам и ногам молодой девушкой. Она была в ярко-желтой пижаме с красной буквой «Р» на груди.

Увидев замершего Макара, она сузила глаза и выпалила по-русски:

— Что вылупился на меня? Мразь!..

Макар вовсе оторопел. Потом пригляделся. И пошатнулся.

— Марина?!

— Заткнись, тварь! Хватает еще наглости со мной заговаривать… Убить мало! — в ярости она начала дергаться в коляске, пытаясь высвободиться из ремней.

Опомнившийся санитар развернул коляску и быстро повез ее к лифту.

Бережной в два прыжка догнал их и преградил дорогу.

— Марина, ты узнаешь меня?! Я Макар, мы в самолете вместе летели!

Девушка окончательно вышла из себя.

— Слушай, ты, ублюдок, я тебя прекрасно узнала! Уничтожить бы тебя, как собаку! Да вы и есть тут все собаки…

Она подняла голову к санитару и крикнула по-английски:

— Отстегни меня!.. Скоты…

Санитар рявкнул на Макара, чтобы освободил дорогу. Когда подоспевший охранник оттащил русского с прохода, мощный детина в белом халате и бьющаяся в истерике соотечественница скрылись в лифте.

Потрясенный Макар не мог сдвинуться с места.

Тэд кое-как встряхнул его, они поднялись наверх и вышли из лифта на площадку. Тут Макар привалился к стене, осел и схватился за голову.

Открылись двери соседнего лифта, вышли двое мужчин. Один, в очках, не заметив посторонних, на ходу громко возмущался:

— …С этой русской совершенно невозможно работать! Она крайне агрессивна. Дальнейшие попытки считаю бесплодными. В заключении укажу, что полагаю целесообразным ее утилизовать…

Второй дернул его за рукав. Мужчина умолк и оглянулся.

Макар смотрел на него в упор удивленными глазами. Потом захрипел по-русски:

— Кого утилизовать… Я тебя щас, сука, утилизую! — он вскочил и бросился вперед, но Тэд сделал ногой подсечку, и когда Бережной бухнулся на пол, прыгнул ему на спину.

— Валите отсюда! — раздраженно бросил охранник господам.

Те быстро последовали его совету.

9

«Вот и дождались сюрпризов… — срывающимся голосом бормотал Макар, ходя по комнате. — Вот и перспективы нарисовались… Доприкидывался овцой непонимающей…»

— Отведите меня к Брэду! — процедил он Карлосу, когда тот лично пожаловал на настойчивый звонок вызова персонала.

Карлос был невозмутим.

— Доктора Брэда нет на острове, он улетел на материк, будет только завтра.

— Мне по хрену, кто у вас когда будет! Пусть мне объяснят, что здесь происходит! — Бережной едва сдерживался, чтобы не схватить управляющего за его белоснежную рубашку.

Карлос, чувствуя нервы стажера, вздохнул.

— Ладно, я отведу вас к Люмге.

Начальник безопасности острова, сидя за столом, встретил русского дежурно-вежливо.

— Слушаю вас?

Макар взял стул, придвинул его сбоку к самому столу Люмге и сел. Тот недоуменно повернул голову, а Макар подался еще ближе.

— Объясните мне, кого вы тут лечите и от чего?

Сухощавый, но жилистый и живой босс охраны откинулся на спинку кресла.

— Я в курсе того инцидента, что произошел сегодня в лаборатории. Одна из пациенток оказалась вашей соотечественницей. Ну и что?.. Вероятно, ей срочно потребовалась помощь, которую могут оказать только здесь. Она не совсем адекватно себя вела? Может, действие какого-нибудь наркоза еще не прошло. Знаете, мистер… Бережной, — он лишь после паузы вспомнил фамилию (вероятно, специально — напомнить Макару его не шибко-то значимое положение, чтобы качать права). — Я не очень компетентен во всех этих медицинских делах…

— Что вы хотите с ней сделать? — сдерживая себя, спросил Макар. — Я услышал…

Засвистела телефонная трель.

— Одну минуту, — извинился Люмге и прижал трубку к уху. — Слушаю, Шеф… Все по плану. Обеспечиваем. Проверки, да… Да, все контролируем… По аппаратуре? Доложить не могу… Ну, это Брэд и технический отдел… А это да… Понял, сейчас скажу…

Он выдвинул ящик стола, взял оттуда папку и начал зачитывать в трубку какие-то показатели.

Макар притих. В ящике лежала связка магнитных карточек-ключей, таких же как у охранников, только гораздо толще. Это же начальник безопасности. У него, наверно, есть ключи от всех режимных помещений горы.

Когда Люмге отвернулся к висящему на стене календарю Макар, не ведая что творит, быстро вытащил карточки из ящика. Потом он очень медленно сунул эту пачку в карман.

— …Так о чем мы? — повернулся к нему Люмге, положив трубку. Бумаги он бросил обратно в стол и задвинул ящик. — Да… Я не могу вам рассказать, что да как делается с этими пациентами. Давайте договоримся — завтра прилетит Брэд и все вам растолкует, о’кей?

— О’кей, — выдержав паузу, согласился Макар. — Подождем… Прошу прощения, оторвал вас от работы.

— Все в порядке, это просто недоразумение, — улыбнулся Люмге.

…Теперь — что с ними делать? — снова вышагивал из угла в угол своей комнаты Макар, ощупывая в кармане похищенные карточки.

Один в гору не пройдешь — сразу повяжут. А если Люмге хватится карт, будет вообще полный янус.

Он ходил по комнате, раздумывал, но придумать ничего не мог. Если даже он проникнет внутрь горы, и его не повяжут, он там заблудится. Там столько уровней — муравейник. Где держат этих пациентов?

Надо посмотреть — на карточках должны быть какие-нибудь надписи…

Макар прошел в ванную, запер дверь и открыл воду. Потом достал из кармана колоду и начал ее просматривать. Карточек было штук тридцать. На них были цифры и английские буквы.

Так… так… цифры с плюсом и минусом — замечательно, это уровни… так… так… это не то… — он перебирал карты одну за другой — не то… не то… а вот «- 6-Р», не она ли?.. Буква «Р» была нарисована на одежде Марины. Что она означает, правда, непонятно… стоп!.. а ведь понятно: «Р» — «patient» — пациент! А минус шесть — это этаж. Все так просто?

Если так, то это самый нижний уровень. Натуральный склеп. Макар покачал головой — то ли от жалости к томящейся там соотечественнице, то ли от мысли, что самому, по собственной воле, придется лезть в этот каменный мешок. И поставить себя вне закона этого острова со всеми возможными последствиями…

Но лезть-то надо. Пока ждешь Брэда, вдруг Марину, того… К тому же, наверняка, ждать Брэда и слушать его басни бессмысленно. Такой же урод.

Вообще, конечно, даже соваться туда — верх идиотизма. Но если ничего не предпринять — станешь преступником, как и все тут. Тем более, бросить соотечественницу, с которой однажды уже попадали в смертельную ситуацию…

Надо хотя бы попытаться выяснить все самому.

Весь остаток дня он думал, как можно попасть на минус-шестой этаж.

Горничная принесла ужин на двоих. Макар ел и думал.

— Мадлен, ты не знаешь, где тут вентиляционные выходы из горы?

— Что?.. Понятия не имею…

— А скажи, здесь же есть ремонтные рабочие?

— В смысле?

— Ну те, кто тут чинят водопроводы всякие… Сверлят чего-то…

— Есть конечно.

— А ты когда-нибудь видела, чтобы они на улице что-нибудь делали?

— В смысле?.. А. Ну, фонтаны обслуживают, трубы меняют.

— Но это в парке. А прямо около горы, или на самой горе они что-нибудь делали?

Горничная никак не могла взять в толк, чего он от нее хочет, а потом вдруг показала рукой в окно.

— Во-он туда, к тем кустам Фредди как-то дня три подряд ходил с инструментным ящиком. Софи его еще спросила: что-то ты, Фредди, все по кустам шастаешь со своими железяками? А он говорит: пришла бы в кусты-то, да сама посмотрела. А Софи ему: ой, боюсь испугаться твоего инструмента! — Мадлен засмеялась.

Макар тоже посмеялся и спросил:

— Ты можешь принести мне лом?

— Что?

— Ну, лом. Железную палку. Или монтажку.

Мадлен опешила:

— Ты чего придумал?

— Ну, мне для научных целей…

— Каких еще научных целей! Говори мне правду! — закапризничала с тревогой в голосе Мадлен.

— Ну мне очень надо! Принеси, Мадлен! Ничего серьезного, честное слово. Я потом тебе все расскажу.

— А где я тебе его возьму?

— Ну придумай что-нибудь! Пожалуйста, Мадлен… — он поцеловал ее.

— Ладно… — сдалась девушка. — Поищу…

Через час она принесла ему новехонький лом.

— Ты умница!

— Мак, что ты затеял? Я останусь с тобой.

Успокоить ее и отправить к себе стоило больших усилий.

10

Когда мрак растворил одинокий остров в пустынном океане из окна второго этажа кирпичного особняка высунулась рука с ломом.

Рука разжалась, и лом мягко воткнулся в газон. Потом Макар сам вылез из окна на карниз и спрыгнул, чуть в сторону — чтобы лом случайно не превратился в шампур. Что делать, входная дверь ночью заперта — пришлось идти другим путем. Упав на землю, Бережной замер. Подождал. Вокруг все было тихо. Охранники где-нибудь кучкуются — они давно уже расслаблены примерным поведением стажеров.

Пригнувшись к земле, Макар кошачьими движениями, насколько позволял лом, стал перемещаться ближе к склону горы, прочь от строений и окультуренных посадок.

За невысокой железной изгородью, которую он легко перемахнул, господствовала уже естественная растительность — густая трава, высокий кустарник, редкие деревья. Такой покров устилал все подножие горы. Двигаться в темноте было трудно, но путь был недалек — метров двести.

Наконец Бережной достиг тех зарослей кустарника, куда, по наблюдению горничной, ходил ремонтник Фредди.

Макар остановился, поднял голову к звездному небу, посмаковал влажный ночной воздух — доведется ли еще…

Потом он осторожно ввинтился в гущу сомкнувшихся веток и стволов. Внутри кольца кустарника чернела бетонная будка метров трех шириной, сверху, как и многое тут, прикрытая маскировочной сеткой. Обойдя ее, Макар понял — это то, что он хотел.

С одной стороны висела решетка, сквозь которую внутрь засасывало воздух. С противоположной стороны — тоже решетка, только воздух, наоборот, вырывался наружу ощутимым потоком.

Это был один из колодцев приточно-вытяжной вентиляции, снабжавшей воздухом здешний каменный лабиринт.

Спускаться надо по коробу вытяжной вентиляции. В нем вентиляторы, по-теории, должны стоять далеко отсюда — ближе к помещениям. А в приточке вентилятор стоит где-то рядом, и пройти его можно только в измельченном состоянии.

Бережной посветил зажигалкой и убедился, что без лома тут, действительно, не обойтись. Решетка, распахивающаяся как ставни на окнах, была замкнута на навесной замок. Надо его сломать, очень осторожно, а то в тишине каждый звук разносится. Макар вставил лом в ушко замка и упер его в толстую металлическую раму ставни. Мускульное усилие, щелчок (с замиранием сердца) — готово, милости просим в преисподнюю. Взломщик снял замок, осторожно потянул на себя створку.

Лишь бы петли не заскрипели…

Тишина.

Вот!.. на этом, буржуи, мы вас били и бить будем. У нас бы сейчас весь остров проснулся.

Макар лег на бетонный бортик и, перегнувшись вниз, обшарил его внутреннюю поверхность. Руки нащупали массивную железную лестницу, вбетонированную в стену шахты. Если бы ее не было, можно было бы смело возвращаться назад. Экспедиция была бы закончена. Но Макар не зря надеялся, что что-то такое должно быть — надо же как-то обслуживать вентиляцию. Да и способ эвакуации неплохой, не зависит ни от каких механизмов и приборов.

Вздохнув, Бережной полез внутрь.

«На святое дело идем. Друга из беды выручать».

В полном мраке, обдуваемый восходящим воздушным потоком, он спускался в подземелье все глубже и глубже. Наконец, в спину ему из стены ударила горизонтальная струя воздуха.

Это первый подземный уровень, сообразил он. Можно перейти туда, а дальше спуститься на лифте — но это большой риск обнаружить себя.

Он полез глубже.

Только спустившись на несколько десятков метров, Макар насчитал шестой по счету боковой воздушный поток. А шахта, судя по сквозняку из-под ног, уходила еще вниз.

Пора делать пересадку с кольцевой линии.

Покрепче ухватившись за лестницу, Макар перешагнул вытянутой ногой через пропасть и ступил в горизонтальный рукав шахты. Потом он переместился туда весь.

Стоять в полный рост было невозможно, а через пару метров вообще пошел узкий квадратный тоннель, по которому пришлось ползти на четвереньках. Скоро путь разветвился на несколько металлических коробов. Бережной пополз прямо, услышал впереди гул вентилятора. Его по-прежнему окружал мрак.

Не может быть, чтобы до пропеллера здесь не было выхода. Ползя дальше, Макар стал подавливать руками на «стены» и «пол» и, в конце концов, ощутил слева играющую секцию металла. Какая-нибудь заслонка, или что-то в этом роде. Он попробовал подергать ее туда-сюда — никакого эффекта. Попробовал сильнее, еще сильнее — бесполезно.

«Да как же мы так не открываемся!» — психанул он, наваливаясь на перегородку всем телом и отталкиваясь коленями от задней стенки. Вместе с куском оцинкованной стали Макар вылетел из короба и с высоты метров трех грохнулся на ряд стоящих возле стены каталок для перевозки людей. Одна каталка подломилась, он рухнул на пол. Резко вскочил, готовый драться или бежать, но никого вокруг не было.

Макар перевел дух. Посмотрел под потолок — на прямоугольную дырку в коробе. Опять оправдался его собственный старый каламбур: «Бережного Бог бережет». Если бы упал на каменный пол…

Ну ничего. Снаряд упал неуклюже, зато наводчик был снайпером. Точка приземления оказалась как раз на площадке перед лифтами.

Вход внутрь этого этажа был только один. Небольшие металлические ворота ярко-желтого цвета с дверцей для прохода.

Собравшись с духом, Макар провел по замку выбранной им магнитной картой.

Щелк. Открылось. Везуха продолжалась.

За дверью открывался белый коридор. В нем, по левую руку — три двери: две наполовину стеклянные и одна глухая пластиковая. А в дальнем конце, в углу, где коридор загибался налево, виднелся стол с крутящимся стулом. На стуле, к счастью, никого не было. Здесь, наверное, должен сидеть охранник — из угла просматривались сразу оба направления — в этот и в новый коридор за поворотом.

Плохо было то, что из-за самой ближней двери пробивалась музыка.

Делать нечего. Макар, стараясь быть не тяжелее собственной тени, подкрался к двери и заглянул через полуоткрытые жалюзи на стекле.

В ярко освещенной комнате, по виду — смесь дежурки с бытовкой, два человека резались друг с другом на компьютере. По их одежде — камуфляжу и белому халату — было ясно, кто это: охранник и санитар. Бритый почти наголо, здоровенный охранник по-детски высунул язык и радостно тыкал мышкой по столу — видимо, в виртуальной руке он держал нож, или саблю, и дорвался до противника. Тощий невысокий санитар вяло отбивался на клавиатуре и мерно качал головой в такт музыке.

Макар проскользнул дальше и, миновав две другие двери, повернул за угол. Новый коридор оказался длинным тоннелем. По обеим сторонам его вдаль уходили десятки металлических дверей.

Неплохая клиника, надежная.

Вдруг музыка стала громче (открылась дверь бытовки!) и Бережной услышал приближающиеся к повороту шаги. Он отчаянно вжался спиной в стену.

— Эй, не вздумай там себе жизней прибавить! — совсем близко прогремели слова. Судя по мощи голоса, это был охранник. — Я сейчас проверю бедолаг и вернусь…

— Ладно, ладно… — донеслось из открытой комнаты.

Шаги достигли поворота.

Макар, не помня себя, чуть повернулся и, подперев одну руку другой, приготовился наотмашь валить охранника в лицо, лучше в горло, как только тот шагнет за угол. Плечевой пояс его инстинктивно превратился во взведенную катапульту. «Раз, два, три-и-…»

— Нет… Надо сначала отлить, — почти на ухо ему сказал бритый мордоворот, но за угол так и не повернул.

Прошел чуть назад и хлопнул дверью.

Значит, эта третья, пластиковая дверь вела в туалет.

Макар, так и застывший в позе катапульты, судорожно соображал. Сейчас этот гоблин вернется. Спрятаться негде, столкновения не избежать. И, несмотря на его преимущество во внезапности, ежу понятно, кто из них станет чемпионом. А в туалете, возможно, удастся бить со спины… Если еще не поздно…

Он шмыгнул следом в отхожее место, оказался в просторной кабине, блестящей кафелем. Впереди дюжий охранник стоял к нему спиной и шумно журчал в унитаз.

Услышав вошедшего, он гоготнул:

— Что тоже приспичило? А я долго еще! Давай в штаны. Ха-ха… — и начал поворачивать голову.

Весь свой страх Макар вложил в удар ноги. Его новая катапульта попала подошвой ботинка прямиком между лопаток секьюрити. А поскольку Макар сам был не мальчик-с-пальчик, да еще у ничего не подозревавшего охранника руки были заняты внизу, он гулко втемяшился головой и грудью в кафельную стену. Начал сползать на пол.

Но, хотя от мощного сотрясения у бритого подкосились ноги, он все же не до конца утратил сознание. Стоя на коленях, он оперся руками о сливной бачок, и видно было, как он небезуспешно приходит в себя.

Еще пять секунд отсчета нокдауна — если не добить — и потом на его месте будет Макар, но уже в нокауте.

Бережной навис над ним сверху, схватил колючую голову руками и очень жестко впечатал ее в тот самый сливной бачок. Толстая керамическая крышка с треском разлетелась в куски. Охранник обмяк. Макар, придерживая его рукой, пошарил по широкому кожаному ремню. Нащупал наручники и кобуру, вытащил пистолет. Потом он отпустил бесчувственную тушу, которая повалилась на пол, в желтую лужу. Ё-моё… Только теперь Макар заметил, что, несмотря на возникшие осложнения, охранник прилежно закончил начатое им дело до конца.

Макар брезгливо отшагнул на сухое место. Потом он разобрался с пистолетом — убедился, что магазин полон патронов, снял с предохранителя. Обернулся на усыпленного. Надо бы его как-то зафиксировать. Вон — водопроводная труба — наручниками к ней пристегнуть…

Дверь отворилась.

— Ты чего тут… — санитар осекся, изумленно выпучив глаза.

Макар передернул затвор.

— Назад. К стене, — приказал он.

Санитар попятился, уперся спиной в стенку. Макар вышел в коридор и отступил в сторону.

— Одно лишнее движение — убью.

Тощий в белом халате кивнул головой.

— Оружие есть?

— Нет, — обрел, наконец, дар речи санитар.

— Иди к своему другу, пристегнешься с ним наручниками, чтобы цепочка была между трубой и стеной. Понял!?

— Понял, — безропотно ответил санитар.

Он выполнил все, что было велено. Макар убедился, что захваты наручников заведены плотно — руки из них не вытащить.

— Кого вы здесь держите? — спросил он у санитара.

— Пациентов.

— Каких пациентов, что с ними делают?

— Опыты ставят…

— Какие опыты?! — Бережной опять наставил на него пистолет.

— По изменению генов. Да я только присматриваю за ними. Там на дверях все написано…

Макар захлопнул дверь и пошел к камерам. В металлических дверях играли бликами небольшие пластиковые окошки, в которые просматривались сами «больничные палаты». Были там: железная кровать, стол, стул, полка, умывальник, унитаз. Везде горел дежурный свет — не такой яркий, как в коридоре, но позволявший видеть все, происходившее внутри.

В каждой камере содержалось по одному пациенту. Они — мужчины и женщины разных возрастов — кто спал, кто, несмотря на ночь, сидел на кровати, ходил взад-вперед. Окошко, как понял Макар, было прозрачно лишь снаружи: пациенты смотрели на него, но не замечали.

На вид — обычные люди.

Но личные карточки, вставленные в прозрачные кармашки на дверях, помимо общих данных, сообщали дикие вещи:

1. № пациента, имя

2. Пол

3. Возраст

4. Дата поступления

5. Комплекс принудительного подавления (в разных вариациях и разной степени в %): инстинкт самосохранения; чувствительность к низкой и высокой температуре, влажности, высокому и низкому давлению; гены родственных привязанностей; гены страха, любви, гордости, благодарности, сочувствия, жалости, лени, агрессивности, зависти, мстительности — и еще много других человеческих качеств, которые были в той или иной степени подавлены у этих людей.

6. Комплекс принудительной активизации (также в разных вариациях и разной степени в %): гены выносливости, искренности, покорности, преданности, исполнительности, аккуратности…

Картина из этих листков вытанцовывалась более-менее понятная. Людей готовили на роль идеальных исполнителей, рабов. Рабов совершенных — не осознающих ущербности своего положения, а потому нисколько не тяготящихся своей участью. Наоборот, судя по характеристикам, эти люди должны были смыслом жизни видеть выполнение приказов. Чего стоит: «подавить инстинкт самосохранения»! Или: «подавить гены родственных привязанностей»! Это же не люди, это биороботы. Вот, значит, какими Брэд перспективами хвастался.

Неужели такое практически осуществимо? Впрочем, Макар тут же и ответил себе: вполне осуществимо. С тем научным багажом, который здесь наработан, плюс испытания непосредственно на людях — в такие результаты можно поверить.

И все же, надо поговорить с кем-нибудь из заключенных. Может не так все плохо. А потом — Марину в охапку и бегом отсюда…

Замки камер тоже были электронными.

Макар вернулся в туалет. Охранник уже сидел, держась свободной рукой за голову и сплевывая кровь из разбитого рта. Он наверняка впервые в жизни попал в такую ситуацию.

Пригрозив санитару пистолетом, Макар подскочил и без всяких сомнений и угрызений со всей силы саданул ногой по скуле камуфлированного акселерата. Тот поймал второй нокаут.

— Где ключи от камер? — спросил Макар у замершего санитара.

«Медбрат» осторожно вынул из кармана пачку пластиковых карт и молча бросил Макару под ноги.

Макар прошелся по коридору меж камер (как тюремщик, ей-богу!), всматриваясь в надписи на карточках.

Выбрал мужчину тридцати восьми лет с полным комплексом подавления.

Сунул пистолет за пояс и открыл дверь.

Крепкий, слегка полноватый пациент в желтой пижаме, сидевший на кровати, встал и вытянулся по линейке. Его голубые глаза бесстрастно смотрели куда-то в подбородок Макару.

— Как вас зовут? — спросил Макар (хотя он уже прочел имя на табличке).

— Бак, сэр.

— Что вы тут делаете?

Мужчина так же отрешенно, но четко отвечал:

— На мне исследуют генные изменения в организме, сэр.

Его спокойствие могло означать две вещи: или дело совсем швах, или его как-то убедили, что это безвредно.

— А вы понимаете, что вы стали… э, можете стать инвалидом?

Пациент слегка удивился.

— Это ведь не имеет значения, сэр. Мне — серву — необходимо служить науке ради процветания сенсов.

— Процветания кого?..

— Вашей расы, сэр. Расы сенсов.

Что за бред? Макар потер висок.

— Какие сенсы? Вы осознаете себя? Вы же человек! Вы личность… Вспомните…

Мужчина еще больше выгнул спину.

— Слушаюсь, сэр!

Он сощурил глаза куда-то в потолок, напряженно стоял несколько секунд, затем огорченно произнес:

— Не могу вспомнить, что я человек и личность, сэр. Я знаю, что я серв. Разрешите обратиться, сэр?

Ошеломленный Макар выдохнул:

— Да.

— Я не выполнил вашего приказа, сэр. Мой долг напомнить, что это преступление карается в пределах от устного выговора до физического истребления.

Макар еще больше опешил.

— Кто вас всему этому научил?

— Очень многое я знаю с рождения, а некоторым правилам поведения меня обучил сенс, которого зовут Наставник.

Макар тряхнул головой, пытаясь сбросить с себя это наваждение.

— Что вы знаете с рождения? С какого рождения? Вам 38 лет, у вас, наверное, есть семья! Они наверняка себе места не находят, ищут вас!

Пациент опять слегка задумался.

— Это я помню, сэр. Но это было в прошлой жизни. Я родился 3 месяца и 12 дней назад.

— Но вы хотите вернуться к своей семье?

— У сервов не может быть семьи, сэр. Так учил Наставник. Я помню все установки. Про семью говорили так: «Если серв встретит родственника из прошлой жизни и получит приказ сенса его убить, серв обязан сделать это так же быстро и четко, как выполняет другие приказы».

На бесстрастном лице больного появилось некое подобие удовлетворения. Видно было, что он доволен собой за четкие знания «установок». Возможно, даже ждал похвалы, если это ему в новой жизни не возбраняется.

Вобщем, полная клиника. Нашлепают армию таких сервов и пойдут дела творить… Сенсы, твою мать…

— Скажите, а что за сенсы, откуда это название?

Заключенный зашамкал губами, потом дернул головой.

— Не могу ответить, сэр. Разрешите обратиться?

Макар понял, что дело опять идет к высшей мере.

— Нет! — воскликнул он и тут же прикусил язык — его голос слишком грубо нарушил безмолвие этого склепа.

Испуганно оглянувшись на поворот коридора, Макар сказал пациенту:

— Ладно… Вы пока тут… посидите. Я… это… потом…

— Слушаюсь, сэр.

Макар захлопнул дверь.

М-да…

Хорошо, что с Мариной не успели такое сотворить. Видно, пытались, раз она так реагировала… Истерика, психоз — это ничего. Главное — она человек.

Перед глазами стояло ее лицо, полное ненависти. Он ведь для нее — один из этих изуверов. Снова от этой мысли аж прожгло.

Где она?

Макар побежал по коридору, шаря глазами по карточкам. В дальнем конце коридора, на камере № 34 было написано:

№ 773 Name: Marina

Макар нашел ключ от этой камеры, открыл дверь.

Бедная соотечественница так и сидела пристегнутая к креслу, в котором Бережной видел ее днем.

— Марина! — Макар бросился в камеру.

Девушка проморгалась сонными глазами, уставилась на него и улыбнулась.

— А, это ты, подонок! Приполз!

Он присел на корточки и поцеловал ее запястье.

— Мариночка, я ни в чем не виноват! Я ничего не знал, честное слово! Мы убежим отсюда! Как с острова вырваться — пока не знаю, что-нибудь придумаем, захватим самолет, у меня есть пистолет… — лепетал он скороговоркой и расстегивал ремни фиксаторов на кресле. — Марина, они ничего тебе не сделали? Не били тебя?..

Он получил резкий удар в ухо, от которого звезды зажглись в полумраке камеры. Следующим был толчок ногой в грудь, и полусидящий спаситель полетел на лопатки.

Гневная узница с растрепанными волосами встала на ноги и принялась футболить своего избавителя.

— Вставай давай!

Макар закрывался как мог, кое-как вскочил на ноги и попятился к двери.

— Марина, да что с тобой! Успокойся, я тебе все объясню!..

Тычками и пинками она вытолкала его из камеры и продолжала наступать.

— Ты пожалеешь, что на свет родился! — кричала она, отбивая свои маленькие кулаки о руки Макара, старавшегося подставлять под удары мягкие мышцы предплечий.

Бережной разозлился.

— Да хватит уже! Я понимаю — нервный срыв, но успокойся, времени нет!

— Молчать, серв!..

У Макара все оборвалось.

— …Что… Марина?

Девушка процедила сквозь зубы:

— Молчать, я сказала… — видя, что Макар опустил руки, она снова замахнулась ему в лицо.

Бережной сгреб ее и подтащил к двери в камеру. Теперь, когда она могла только несильно колотить головой в грудь, он, почти физически страдая, прочитал приговор.

№ 773 Name: Marina

Серв второго уровня, специализация — конвоир, охранник, исполнитель наказаний.

Агрессия к сервам первого уровня — 75%

Агрессия к сенсам — 0%

Подчинение сенсам — 100%

Сгубили все-таки… Макар не то зарычал, не то застонал.

Все равно ее надо как-то спасать, не оставлять же здесь.

— Марина, я сенс, — сказал ей Макар и отпустил захват. — Я приказываю тебе идти за мной.

Девушка усмехнулась и покачала головой.

— У этих псов тут у всех мания величия! Да все вы — сервы, какие вы на хрен сенсы? Наставники! мать вашу… Тьфу! Вы у меня землю жрать будете…

Она опять было замахнулась, но тут из-за угла послышался остервенелый рев.

— Где он? Убью-у!..

— Еще какой-то пес… — скривилась Марина.

Походкой шатающегося медведя в коридор вывалился побитый охранник с распухшим, окровавленным лицом и, радостно крикнув «А-а!», пошел на них.

Бережной застыл, и мозг его почему-то озаботился (очень кстати!) причиной освобождения прикованного злодея. Что он — трубу вырвал, цепь перегрыз, или напарнику руку оторвал? Но запястья у него были чистые, без браслета. Чем-то открыл?.. И тут Макар, как в зеркале, увидел, какой он осел. Он же у бритого даже ключ от наручников не отобрал!

Ну все, теперь, как говорится, жизнь его будет короткой, но интересной.

Охранник был уже шагах в десяти.

Макар отодвинул Марину рукой за спину и, крикнув мордовороту: «Девка ни при чем!», приготовился ударить в последний раз.

И тут он вспомнил про пистолет. Судорожно схватился за ремень, а пистолета не было.

Бритый, нисколько не боясь сопротивления, уже протягивал руку к горлу Макара, и тут правое ухо Бережного оглохло от выстрела.

Разъяренный бугай все же повалил обидчика на пол. Только с дыркой во лбу.

Лежа, Макар видел стоящую над собой Марину, в желтой пижаме с буквой «Р» на груди, спокойно держащую в руке только что выстреливший пистолет. Милую девочку в красивом костюме, студентку иняза, наивно смеявшуюся его шуткам в самолете.

Он выбрался из-под мертвой туши.

— Марина, а когда ты родилась?

Она удивленно посмотрела на него.

— Две недели назад.

Последняя надежда погасла. А ведь ее уже, наверное, с ног сбились искать. Она говорила, что часто будет звонить домой…

— А как ты попала сюда?

— Как? Новые знакомые представились сынками богатых папиков, предложили нам с подружкой покататься на самолете… Хорошо все вышло! Я смогла заново родиться… Так!.. Не поняла!.. Ты что, серв, вообще обалдел!?

Она отступила и подняла на него пистолет.

— Сейчас ты умрешь.

Макар замотал головой.

— Что, не хочешь?.. Хорошо… — она развеселилась. — Тогда будем играть. Я буду стрелять тебе по ногам, а ты будешь танцевать рок-н-ролл.

Сумасшедшая нацелилась Бережному в коленку, и он не успел отпрыгнуть, как раздался выстрел.

11

Марина выронила пистолет и сложилась на пол. Пуля прошила ей голову навылет, и теперь на полу растекалась темная густая лужа. Макар уже ничему не удивлялся. Он смотрел на свою соотечественницу. Только что она чуть не искалечила его, а теперь сама лежала с застывшей леденящей улыбкой, уставив глаза в потолок. Макар не знал — радоваться ему или плакать. А ведь у нее уже в любом случае не было будущего. После того, что с ней сделали — можно ли вернуть все назад? Разрушена генная система, базовая система организма… Бедная девочка. Нашлись же твари, которые влезли в твою молодую, полную ожиданий жизнь, чтобы разменять ее как фишку в своей ублюдочной игре…

Снова кто-то шагал к нему. Это был Брэд с двумя охранниками и четырьмя санитарами, а вдали коридора стоял стрелок с оптикой.

— Занавес! — воскликнул Брэд. — Настал черед вмешаться зрительному залу!.. Браво, Бережной! Такого шоу нам еще никто не устраивал! И такой прыти мы никак не ожидали. Вы — самый нестандартно мыслящий и мужественный стажер на моей практике. Интересно было следить за вами… Я не жалею, что спас вас от праведного гнева Люмге, — он засмеялся. — Клаус сунулся за карточками — а их нет! Как только он понял, что их прихватили вы, он хотел сразу вас допросить. А когда он допрашивает, он сильно увлекается, вплоть до летального исхода. Но он, конечно, побоялся хватать моего подопечного и позвонил мне. Я строго-настрого запретил трогать вас и, как смог, сразу прилетел. И вы впечатлили, просто нет слов!..

Он подошел к трупу охранника, брезгливо ткнул его ботинком.

— Заодно помогли нам выявить нерадивых работников… Убрать эту падаль.

Санитары завязали у мертвого на голове пластиковый мешок (видно, чтобы кровью пол не пачкать) и, схватив увальня за ноги, потащили к выходу.

Брэд покосился на девушку.

— Ее тоже убрать… Жалко ее. Могла бы еще долго жить. Но мы с ней, к сожалению, перестарались. Агрессия отменная, но совершенно неуправляемая…

Макар бросился на него инстинктивно, не по какой-то ненависти, а просто по возникшей потребности организма.

Спортивный профессор отскочил, а усатый секьюрити профессионально двинул Бережного в челюсть, уложил на пол.

— Русского в палату, — приказал Брэд. — Больше не бить.

Он развернулся и пошел прочь. Макара подняли на ноги. Обыскали, отняли электронные ключи, часы, зажигалку, сигареты и потащили в пустую камеру.

В коридоре показался Клаус Люмге.

— Донахью, отдай его мне! — он едва сдерживал ярость.

— Нет! — резко бросил профессор.

— Из-за него меня Шеф выдрючил! Он не тот, за кого себя выдает, Донахью. Зачем тебе этот крот?

Брэд развел руки в стороны и, столкнувшись с Люмге, повлек его назад.

— Нет, Клаус, не позволю.

Люмге вспылил.

— Тогда я не гарантирую безопасность…

— В этом мы уже убедились, Клаус. Ты лучше в своем охранном зверинце порядок наведи.

Профессор утащил его, а Макара втолкнули в камеру и закрыли дверь.

Вот так.

Обживайтесь, мистер Бережной. Есть какие-нибудь жалобы, просьбы?

Макар сел на кровать и закрыл глаза. Он очень устал.

Потом он пробормотал: «Хуже всего то, что просто так мне не поверят…»

Прошло много времени (а сколько — неизвестно), дверь распахнулась, и вновь появился Брэд. В руках была пластиковая бутылочка с минералкой и пластиковый стаканчик.

— Пейте, Мак.

Сидящий на кровати Макар взял бутылку и опрокинул ее в себя из горла. Демонстративно бросил в угол.

Брэд с улыбкой смотрел на него.

— Ну что, Мак, теперь поговорим спокойно? — он присел на стул. — Сразу скажу — для вас ровным счетом ничего не потеряно.

Макар для себя уже все решил. Он откинулся к стене.

— Ну что ж, давайте поговорим, мистер… сенс. Или как вас там?..

— Да это не суть важно… Сенс — от слова «sensitive» — чувствительный. Просто вот эти, — он обвел пальцем вокруг, — обитатели здешнего подземелья — они в силу необходимости лишены большинства человеческих чувств. А мы с вами и наши коллеги, — он показал пальцем вверх, — мы этими чувствами обладаем. Вот отсюда и название «сенс». А их назвали сервами просто по функциональному признаку…

Макар аж подпрыгнул на кровати.

— Это вы чувствительные люди!!! Мать моя женщина! А вы, господин Брэд, часом, не гуманист?

Брэд скорчил скучную гримасу.

— Не надо, не надо, tovarishtch Бережной! Не иронизируйте. Вы слушайте.

— Чмо болотное тебе товарищ, — сказал Макар по-русски.

Брэд покосился.

— И не надо там по-своему лопотать… Между прочим, вы попали в самую точку. Да, я действительно гуманист. И все мои коллеги. Только не в том созерцательном, инфантильном смысле, как большинство привычных для вас «гуманистов». Мы на практике претворяем в жизнь идею о прекращении человеческих страданий на Земле… Не перебивайте!.. В мире всегда были войны, угнетение, нужда и все прочее. Но раньше людей было относительно мало, а земли много, и страдающим людям всегда было куда бежать. Сегодня же, а особенно завтра, деваться людям будет некуда. Технический прогресс породил невиданный рост населения, а незанятых и пригодных для жизни мест на Земле больше нет. Некуда бежать… К тому же, все стали грамотными, телевизор смотрят. Хотят, чтобы их жизнь была не хуже, чем у кого-то другого. А это — гигантское энергопотребление. Ресурсы стремительно тают. Скоро кому-то их совсем не достанется. Альтернативные источники еще неизвестно когда придут на смену…

Он перевел дух.

— Отсюда и куча конфликтов — одни бомбят других, те терроризируют этих. Какими бы лозунгами ни размахивали, суть сводится к одному — прибрать ресурсы… Уже сейчас от нехватки ресурсов страдают сотни миллионов людей, которым некуда деваться. А знаете, что будет дальше? А дальше будет большая заваруха, огромный передел мира, очень возможно — с ядерным дымком… И тогда страдать будут все…

А почему — спросите вы? В чем глубинная причина? А в том, что у миллиардов людей, скопившихся на ограниченном пространстве, существуют амбиции, порожденные заложенными в людей чувствами и качествами: гордостью, самодостоинством, стремлением к самореализации… Это фатальная ошибка природы. Все эти амбиции ежесекундно сшибаются друг с другом, высекают искры конфликтов. Заложенное в каждом человеке желание быть не хуже других и хотеть лучшего — когда изначально известно, что лучшего на всех не хватит — вот причина страданий. Когда у человека или у целого народа нет чего-то, а у другого есть, задевается чувство справедливости. Оно есть у всех от природы, но толкуется всеми по-разному. Одни считают справедливым, чтобы у них было то же, что и у других, а другие считают справедливым, чтобы все решали свои проблемы самостоятельно. Возникает конфликт. Но это самый мягкий вариант. Есть еще негативные качества: подлость, алчность, эгоизм, когда ни о какой справедливости речи уже не идет, а провозглашается открытое подавление и угнетение. Не говоря уже о явных патологиях вроде садизма, где причинение страданий — цель, а не средство. Но у противной стороны в ответ включаются чувства гордости, ненависти, мести… Сколько живут люди, столько они блуждают в этом кровавом лабиринте. Рвут друг другу глотки — ведь никто добровольно не уступит ближнему свое место под солнцем.

Но если раньше подобное не грозило смертью всей цивилизации, то скоро, как я уже сказал, когда начнут катастрофически иссякать ресурсы, полушария пойдут войной друг на друга, континенты будут трещать по швам и вставать на дыбы в огненном смерче. Животный страх и инстинкт самосохранения толкнет людей на беспрецедентную бойню.

Профессор закинул ногу на ногу и закурил сигару.

— А мы ее предотвратим.

Макар молча попросил сигару, прикурил от протянутой дорогой зажигалки-брелка и жадно запыхтел, а Брэд продолжил.

— Сегодня у нас есть возможность корректировать изъяны человеческой природы. Мы избавим большинство людей от вызывающих страдание чувств. Хорошо жить, увы, могут позволить себе немногие. Это аксиома. И это будут сенсы. Нас будет поначалу тысяч двести. Новая раса сможет безущербно развиваться не одну тысячу лет. Остальные будут сервами — се ля ви!.. Но, заметьте: они ведь не страдают нисколько! С ними можно делать все — а они рады! Разве это не решение проблемы? Мы сейчас технически уже почти готовы полностью убрать из мира человеческие страдания. Вот поэтому я и считаю себя подлинным, деятельным гуманистом.

Макар размял затекшие ноги, сложил руки на груди.

— Все у вас?

Воодушевленный Брэд резко остыл.

— У меня все, молодой человек. Вы к нам присоединиться не желаете, — скорее утвердительно, чем вопросительно изрек профессор.

Макар почесал за ухом.

— Значит, это у вас все в мировом масштабе… Такой вот Новый порядок… Может, я сплю, и мне триллер снится? — «злодеи-ученые хотят погубить человечество». Надо суперменов вызывать. Джеймс Бонд тут, пожалуй, не потянет. Только Брюс Уиллис… Можно мне сделать один телефонный звонок?

Профессор потушил сигару.

А Макар не унимался:

— Ну что ж, придется мне тогда самому мир спасать.

Брэд посмотрел на него, прищурившись.

— А вам не страшно, молодой человек?

Макар не выдержал взгляда.

— Страшно. А что мне делать? Вы же никому не оставляете выбора.

— Ну почему, у вас был выбор… Но сейчас, пожалуй, его уже нет. Мне жаль, что я ошибся в вас. Вы талантливый ученый и смелый человек, но, к сожалению, сильно отравлены ложной философией.

Брэд всплеснул руками.

— Я, честно говоря, не понимаю! Отказаться от шанса, который выпадает единицам людей в мире! Вы знаете, какие огромные деньжищи люди со всего света платят, чтобы оказаться в нашем проекте? А вы могли бесплатно спасти себя и еще — мы даем такую возможность — пятерых близких людей на выбор! Нет! Вам ближе все человечество! Вы ведь даже дослушать не захотели о всех предлагаемых вам перспективах, а сразу убедили меня в том, что по натуре вы не наш. Глупо… Хотя нет, вы действительно умный человек. Если бы вы сейчас притворились, мы бы вас легко проверили на практике…

— Да уж, кровью бы, наверно, вымазали с ног до головы… А может, все-таки, дурак я — надо было согласиться? Там, глядишь, прикончил бы кого-нибудь из вас… а может и двух.

Профессор улыбнулся.

— Не будьте так наивны… Ну что ж, мне пора. Приятно было быть с вами знакомым. Мне искренне жаль.

Он поднялся.

— Профессор! Еще два вопроса! Просто из любопытства обреченного ученого, если позволите.

— Извольте.

— Каким способом вы модифицируете гены?

— Методом воздействия на организм излучения заданной частоты и интенсивности, несущего активную информацию.

— М-г. А как вы собираетесь все человечество облучить?

— Ну… Это техническая проблема, не из области нашей с вами науки. Смею уверить вас, в закинутую нами сеть попадет вся рыба, кроме той, которая будет в специальных питомниках… Если вы беспокоитесь за человечество — не волнуйтесь, для него все пройдет безболезненно и быстро — десяток секунд. И все.

— А что за питомники? Как вы будете спасать своих?

Брэд погрозил пальцем.

— Это уже третий вопрос, мистер Бережной! Но я отвечу. Мы вывезем всех на острова — люди вдруг сорвутся в турпоездки. Островов много — в Тихом океане, в Индийском, в Атлантике тоже. В сферу модифицирующего воздействия попадут только материки и крупнонаселенные острова. Остальные острова не пострадают. Вот на них и спасутся будущие сенсы. Потом они, уже как представители разумной расы, снова переедут на материки… А безбилетных сенсов с океанских островов мы потом выловим и перевоспитаем… Вот и все. Так что ваш мученический протест человечеству никак не поможет, — он опять покачал головой. — Хотя вам предоставляли такую невиданную честь — встретить начало новой эры здесь, в ее колыбели, в самом сердце Бермудского треугольника…

Лицо Макара, видимо, выглядело довольно глупо.

— Что?.. — Брэд расхохотался. — Опять интересно? Вы выбросили в корзину интересную жизнь, Мак!.. Ладно, напоследок, из симпатии к вам, утолю ваше детское любопытство…

Он сложил руки на груди.

— Ничего сверхъестественного здесь нет. Как только это место было выбрано для будущих исследований, еще в 1945 году, тут сразу приняли меры к обеспечению безопасности и закрытости научного проекта. Попавшие после войны в руки ученых секретные технологии позволяли уже в то время создать аппаратуру, способную гарантированно вывести из строя любую воздушную, надводную или подводную цель — причем, сделать это технически неизвестным официальной науке способом… Первые испытания прошли уже в декабре 1945 года: пять американских бомбардировщиков, державших курс в направлении острова, были подвержены воздействию нового оборудования. В итоге они, совершенно потеряв ориентацию в пространстве, выработали все топливо и, так и не найдя направление на материк, затонули. Их участь постигла и самолет, посланный на поиски… Тревога тогда для острова оказалась ложной, но шума история наделала… Писали о всяких чудесах, параллельных мирах, марсианах…

Потом защитная техника совершенствовалась, было еще много испытаний на самолетах и морских судах. Я здесь с восьмидесятого года — сам многому свидетель. Причем, в контексте всех этих аварий и катастроф ни разу нигде не прозвучало упоминание Януса. Остров вообще безупречен с юридической точки зрения… А треугольник, и до того имевший славу загадочного и зловещего — может, поэтому для проекта и выбрали этот район — многократно усилил свою аномальную репутацию. Нам это выгодно. Меньше всяких искателей затонувших испанских галеонов будет сюда шастать.

Поэтому время от времени мы поддерживаем нехороший имидж этой части Атлантики… — тут профессор внезапно хлопнул себя по лбу. — Кстати! Вот же к слову вспомнил! Сейчас это уже бессмысленно, а вообще — у вас есть еще один веский повод поблагодарить меня за спасенную жизнь. Да-да! — он весело поигрывал зажигалкой в руке. — Помните самолет, «Боинг» в котором вы летели во Флориду? Вот судьба! Именно его и хотели уронить наши технари. Вам тогда жутко повезло… Я затемно собирался вылететь в Майами — по делам и заодно вас встретить, а мне запретили вылет, сообщили, что проводится технико-профилактическая операция. Я забеспокоился, стал уточнять, что за цель. Когда убедился, что это именно ваш рейс, позвонил Шефу — попросил срочно прекратить операцию… Вот так, господин Бережной! А то бы грохнулись вы вместе с «Боингом»… Ну ладно, это все в прошлом…

Он собрался уходить.

— Я не прощаюсь. Скоро вы сможете на себе испытать мой метод воздействия на гены…

«Пора!» — Макар напрягся и подобрал ноги для прыжка, намереваясь вцепиться в глотку гуманисту, но Брэд, видимо, заранее не исключавший такой исход, нажал кнопку на брелке, и дверь тотчас открылась. Вбежали три крепких санитара, двое прижали Макара к кровати, третий сделал ему укол.

Через несколько секунд Бережной ощутил тиражирование пространства и свое отплытие куда-то вдаль. Но слух уловил последние слова Брэда:

— У нас еще хватает незавершенной работы. Сегодня ночью вы видели мое неудачное творение — вашу знакомую. Но я обещаю — из вас я сделаю отличного серва, вы будете жить долго…

12

Пробуждение было медленным.

Под конец Макару приснилось, как они с бывшей женой гуляют по набережной Москвы-реки. Лед уже почти сошел, знобяще-пьяный воздух ранней весны щекочет легкие и как будто поднимает тело над землей; они жмурятся на робкое предзакатное солнце. Он захотел сгрести снег с парапета набережной, но руки не слушались.

Открыв глаза, Бережной понял в чем дело: он сидел в кресле, наглухо пристегнутый ремнями, как недавно сидела в таком же кресле Марина. На нем была желтая пижама с красной буквой «Р» на груди.

Макар заскрипел зубами. Напряг все мышцы, попробовал подвигаться. Бесполезно.

«Не-е-е-е-т!!!» — заорал его мозг на весь океан.

Он обшарил глазами камеру.

«Разбиться виском об угол стола?»

Не выйдет. Вся мебель сглаженная, с прорезиненными торцами. Да и шея зафиксирована — сильного удара не будет, только упадешь на пол вместе с креслом.

Вскоре открылась дверь.

Вошел вчерашний санитар, тот, что делал укол. Дал пациенту подзатыльник и покатил к лифтам.

Проезжая по коридору, Макар увидел в углу за столом нового охранника, совсем молодого. Тот пробуравил Бережного взглядом и крикнул в спину:

— Мы ждем тебя, родной!

Они поднялись на минус четвертый этаж. Макара провезли по коридору до двери, за которой открылся просторный зал. У одной стены там стояли два кресла, а перед ними пульт управления: куча кнопок, дисплеев, джойстиков и прочей белиберды. У противоположной стены блестело что-то вроде большого — трехметрового прозрачного цилиндра.

«Вот — с помощью этого нехитрого приспособления я сейчас и стану ду-ра-ком…» — подвел итоги Макар.

За креслами сидели Брэд в белом халате (для выпендрежа носит) и… ё-мое!.. Руштан — сосед по коттеджу!

Брэд встал и подошел к Макару.

— Здравствуйте, мистер Бережной. Когда вас завезут в модулятор, и я подниму руку, задержите дыхание и…

— Эй, Руштан! — крикнул Макар стажеру. — Что, райской жизни захотелось? Я-то человеком останусь, а ты кем сдохнешь?

Профессор ответил за соседа:

— Да, Мак, сегодня он ассистирует мне. А вы сами выбрали другое кресло.

Макар посмотрел на него снизу вверх.

— А тебя, гнида, я и на том свете достану.

Брэд махнул рукой.

— Завозите его.

Профессор подошел к пульту, нажал на кнопку, и часть передней стенки цилиндра поднялась к потолку, образовав широкий проход. Санитар завез Макара в центр конструкции, развернул лицом к пульту и проворно выбежал из цилиндра, встал у двери.

Брэд сел в кресло и посмотрел на скисшего ассистента.

— Не вешайте нос, коллега! Мало ли, что несет этот живой труп. Закрываем и блокируем модулятор… — он потянулся к пульту.

Зазвучала классическая музыка.

Брэд чертыхнулся, убрал руку от кнопки и поднял трубку телефона.

— Да, Шеф… Да… Русский?.. — он удивленно взглянул на Макара. — Э-э… В модуляторе… Что?.. — профессор на миг задумался и сказал. — Нет, Шеф, все. Все кончено… Да…

Еще через две секунды Макар заорал так, как не орал с рождения:

— Он не успел!!! Я жив!!!

Все, кто был в зале, аж скривились от этого вопля.

Брэд не посмел прекратить разговор.

— Да… Кто орет?.. Русский… — он зло посмотрел на Бережного. — Что?.. Ожил… Нет, не пытаем… Не знаю, чего он орет… Что?.. Да зачем вам это, Шеф… Какой смысл? Для вас это лишняя трата време… Да… Да… Понял.

Он с досадой положил трубку.

— Вывозите его!

От таких резких движений в небытие и обратно нервы Макара гульнули вразнос, его трясло, когда кресло выкатили из этого инкубатора.

— За мной, к Шефу! — рявкнул на санитара профессор.

Пока они поднимались на поверхность, Брэд сказал спасенному:

— Вы не радуйтесь, вы лишь временно продлили свои страдания. Шеф просто хочет на вас посмотреть. Старческая причуда. Потом мы вернемся в лабораторию.

— Как Бог решит, так и будет, — уже спокойно ответил Макар.

Шеф обитал на третьем этаже виллы. Въехав в его кабинет, Макар впервые за много часов увидел солнечный свет в окне. Уж и не чаял… Похоже, было утро. Это какое… наверное, второе утро после его ночного путешествия к центру земли.

Кабинет был большой и аскетичный. Слева шкафы с книгами и два глухих шкафа для одежды. Прямо, перед окном — широкий письменный стол. За ним, в углу огромный сейф. А по всей правой стене — два кресла с журнальным столиком и длинный ряд стульев. На столике — телевизор, под потолком — кондиционер. Вот и вся обстановка.

Для такого серьезного Шефа кабинетик, прямо скажем, сиротский. Как у мелкого функционера советской эпохи. Только вместо портрета Ленина на стене висел большой католический крест.

Сам Шеф, сидевший за столом, тоже грандиозного впечатления не производил. Седой, короткостриженный коренастый старик лет семидесяти. Может, чуть старше. С простыми, грубоватыми чертами лица, крепкими руками, которые выводили узловатыми пальцами дробь по столу. Одет он был в зеленую просторную рубашку. В общем, пенсионер — пенсионером. Только глаза его, глубоко посаженные, были намного моложе его самого и, казалось, они как сверлами проедают Макара насквозь.

Старик оценил гостя на вид.

— Это и есть тот храбрец? — в словах его саднил тяжелый акцент.

Брэд кивнул.

— Подкати-ка его поближе, — сказал Шеф профессору, а санитару кивнул, мол, свободен.

Брэд подкатил Макара к самому столу, а сам сел на стул.

Старик снова уставился на русского.

— Дурак Люмге! Какой из него крот!

Брэд снова кивнул, но Шеф не обращал на него внимания.

— Значит, русский… Как, говоришь, тебя зовут?

Бережной закашлялся, пропершил горло и ответил:

— Макар.

— Из Москвы?

— Ну да… Но не коренной…

— А родом откуда?

— Вообще, предки — с Волги, а я родился недалеко от Москвы, древний город…

— С Волги?

Дед откинулся в кресле.

— Ох уж эта Волга… мать ее… Вы тогда показали, что вы упорный народ… — он помолчал. — Я всегда знал — нечего туда соваться. Колосс стряхнул глину с ног, и они оказались железными.

Он грозно зыркнул на Макара.

— А кого вы благодарить за все должны?.. Не знаешь?.. Сталина! Великий был человек.

Бережной потерялся.

— Э… Да.

Брэд ерзал, как на иголках.

— Шеф, вы раскрываетесь. Я понимаю — он уже никому не расскажет, но…

— Цыц! Дай мне поговорить. Всю жизнь молчу.

Профессор, вздохнув, притих, а Макар прилежно таращился на старика.

Тот, глядя на него, засмеялся.

— А ты знаешь, кто я?

Макар замотал головой.

— Я — Генрих Мюллер!

Бережной выдавил:

— …К-какой Мюллер?

Тут Шеф снова вперил в него взгляд и, уловив в глазах русского какую-то мысль, довольно закивал.

— Да-да, тот самый. Начальник четвертого управления РСХА, иначе называемого: тайная государственная полиция, а еще короче — гестапо.

Макару стало плохо. Если бы он мог, он упал бы в обморок.

Старик засмеялся еще больше.

— Да ты меня не бойся. Я не страшный. И война наша давно кончилась.

Бережной понял: это психи.

— Сколько же вам лет?.. Мюллер… э… вы во время войны были уже в годах.

Шеф хмыкнул.

— Во-первых, юноша, мне больше ста лет… Во-вторых, на момент моего разрыва отношений с миром в сорок пятом году, мне было не так уж и много — всего-то сорок пять лет. А в-третьих, я понимаю, ты, как всякий русский, судишь обо мне по вашему актеру из агентурного сериала. Я его тоже посмотрел. За роль, кстати, не в претензии. Хотя и наивно.

«Это он про „Семнадцать мгновений весны“? Дурдом! Живой Мюллер обсуждает фильм про Штирлица? Может, еще анекдот про себя расскажет?.. Да пусть что угодно треплет. Главное — самому не молчать. А то аудиенция закончится, и увезут обратно в инкубатор».

— Вы очень хорошо выглядите для своих лет.

— Наука, генетика… — вдруг дед насторожился. — Ну-ка, погоди… Что-то мне твой голос знаком… Ну-ка, скажи еще что-нибудь!

Макар смешался.

— Простите, я вам вряд ли могу быть знаком…

— Нет, погоди… Где я мог тебя раньше видеть?

Брэд сидел, смотрел в пол и еле заметно качал головой: старик, мол, совсем крышей поплыл…

Мюллер поразмышлял.

— Да нет, нигде. Голос показался на кого-то похожим. Но тебя я точно раньше не видел. Я помню лица всех людей, с которыми когда-то встречался и имел хоть сколько-нибудь значимый разговор, — он замолчал.

Макар вернул его к беседе.

— Так вас омолодили? Это возможно?

Мюллер сверкнул глазами.

— Ну, как видишь, я жив до сих пор! Правда, конец скоро придет. Да и пора бы уж… Но дела держат — вот с ними надо заниматься, — он показал на профессора. — Эти молодые ученые тут добились больших успехов…

— Как людей в уродов превращать? — вырвалось у Макара, и он решил, что это его предсмертные слова.

Шеф внимательно на него посмотрел. Вздохнул.

— Ты знаешь, мне тоже это все не по душе. Вся эта чертова фабрика…

Брэд стукнул себя по коленке. Макар воскликнул:

— Так зачем же!..

Мюллер опять вздохнул.

— Так надо… Я должен это сделать… Ты знаешь, юноша, я ведь не маньяк, — он покосился в сторону профессора, — не фанатик, и никогда им не был. Мне вообще вся идеология и все эти расовые извороты глубоко до заднего места. До прихода фюрера к власти, я был просто полицейским, сажал всех: красных, коричневых, фиолетовых… За это потом на меня имели зуб многие старые партийцы. Да зубы у них у всех были плохие, сломались… — старик усмехнулся, показав свои крепкие зубы. — В чем я фанатик, так это в работе. Я честно работал на свою страну и государство. А уж хорошее государство или плохое — это вопрос не ко мне. Не я его создавал, — Шеф смотрел на Макара, но, скорее, говорил сам с собой. — Кстати, меня всегда тошнило от этих параноиков и шизофреников, которые свои расстройства психики превращали в программы и практические меры. Которые многим, и мне в том числе, приходилось выполнять. Все эти Гиммлеры, Геббельсы, Гейдрихи, Кальтенбруннеры…

— Гитлеры… — снова вырвалось у Бережного, и он опять замер.

Мюллер покачал головой.

— Нет, фюрера с ними не равняй. Фюрер был фигурой сакральной. Он делал так, как понимал. Я тогда об этом ничего не знал. Теперь я делаю так, как надо… Грехов на мне много. Приходится искупать, — он замолчал.

«Интересно ты грехи искупаешь» — удивился Макар.

— Ты знаешь, мальчик, я хотел дожить свой век, играя в шахматы… Мне тогда, в конце войны, все ужасно надоело. Хотя я был, наверное, одним из самых осведомленных людей на планете. Я создал лучшую на тот момент спецслужбу в мире. А образцом мне послужило детище вашего Сталина — НКВД. Я, правда, много чего усовершенствовал… Так вот, меня с моими знаниями и агентурой хотели заполучить и американцы, и русские, да все. Но я бы им всем показал фигу с маслом. Погиб бы на улицах Берлина и вынырнул потом простым обывателем, послушным налогоплательщиком. Я и погиб… но спокойной жизни бог не дал. Покидая горящий Берлин, я уже знал свой дальнейший путь.

— А как вы спаслись?

— Как я ушел? На самолете. Даже, когда пилота ранило, помогал ему вести машину. Я, юноша, и сам когда-то был летчиком. Еще в восемнадцатом году громил в небе французов, за что и получил два железных креста…

Затрещал телефон.

Шеф повернулся в кресле и снял трубку.

— Слушаю. Да, Клаус… Ну доложи, доложи… Так. Провинившегося санитара зачистил. Хорошо. Девку зачистил, хо… Какую девку зачистил?.. Горничную? Какую горничную?.. Рыжую-то?.. Зачем?.. За то, что лом русскому принесла?.. Да ты охренел, Люмге! — взревел старик. — Я тебя в психушке сгною! Ты дуру-девку зачистил, когда ей одного внушения отеческого хватило бы! Чего?.. Она с ним трепалась много?.. А что она знала? На то и баба, чтоб трепаться, а ты слушать должен!.. — кричал Шеф. — Ты меня выведешь, я тебя самого скатам скормлю!.. Ни одной ликвидации больше без моей санкции, понял?! Балбес… — он нервно бросил трубку. — С кем приходится работать…

Потом обернулся к русскому.

— Вот, из-за тебя девку кончили… — Шеф замолчал, не закончив фразы.

У Макара из ненавидящих глаз капали слезы.

— Суки… — выдавил он из себя.

Мюллер повернулся к Брэду.

— Что ты планировал с ним сделать, облучить?

— Да.

— Этот парень должен умереть достойно.

Брэд возмутился.

— Но, Шеф! Он ценный генетический материал! У него целый набор качеств, над подавлением которых мы работаем. Я планирую увеличить дозу…

— Я тебе два раза должен повторять, баран?.. Всё, свободны! Инспектор вчера прибыл, скоро у нас совещание…

13

Пристегнутый к креслу Макар сидел в кабинете Брэда, когда туда вошел Люмге.

— Чего звал, Донахью?

Профессор молча показал на своего несостоявшегося пациента.

— О! — обрадовался Люмге. — Здравствуй, щенок! — он подошел к Бережному и врезал ему кулаком по скуле.

Коляска опрокинулась, в голове Макара пошел звон.

— Прекрати, Клаус, — устало сказал профессор. — Подними его.

— Прекрати? Да его убить мало!

— Вот этим я тебе и предлагаю заняться. Это же твой профиль. Шеф с ним разоткровенничался, а потом спохватился: надо, видите ли, его зачистить… Лишил меня интересного пациента.

— Серьезно? — Люмге просветлел, резко поднял кресло. — Ну я эту падаль…

Брэд поднял палец.

— Шеф приказал убить его быстро.

Начальник безопасности досадливо поцокал языком.

— Ну что — просто пристрелить, что ли? Не дождется. Утопить? Сбросить со скалы?.. Надо что-нибудь, чтоб прочувствовал…

Брэд покачал головой.

— Люмге, тебя лечить надо.

— Не надо!.. Когда со мной нормально, я никого пальцем не трону. Да? — вопрос был к Макару. — Я ведь был с тобой предельно вежлив, скотина! — он показательно замахнулся, но не ударил. — Как бы его так… О!.. Знаешь, Донахью, что я с ним сделаю?

— Что?

— Я сброшу его с вертолетной площадки!

— А смысл? С таким же успехом можно просто столкнуть со скалы.

— А смысл в том, что пока площадка будет медленно задвигаться обратно в гору, к закрытым воротам, он будет стоять на ней и ждать. Потом он будет цепляться за все подряд, ломать ногти…

— Брр, — поморщился профессор. — Видите, Мак, на какие страдания в руках этого маньяка вы себя обрекли, отказавшись от моей безболезненной процедуры.

Макар слушал отрешенно — устал бояться. Вообще это все, как сон какой… Он оглядел себя, пристегнутого к креслу, увидел красную букву «Р».

— Верните мне мою одежду.

— Какую тебе еще одежду? — изумился Люмге.

— Шеф приказал, чтобы я умер достойно. Профессор, пожалуйста…

— Ладно, — сказал Брэд и набрал номер. — Где дежурный санитар?.. Одежда русского где, не сожгли еще? Принесите… Куда? — он посмотрел на Люмге. — К вертолетному бункеру. Да, на четвертый уровень…

Брэд положил трубку и повернулся к начальнику безопасности.

— Клаус, я прошу тебя просто его застрелить.

— Не переживай, Донахью, он умрет красиво…

Кажется, скоро уж точно все будет кончено… И, все-таки, не верится. Умереть — это как?..

Его подняли на вертолетный этаж. Там, в пещере, стояли два хищных боевых хеликоптера. Серьезные сюрпризы для непрошенных гостей острова. Около них Макар под присмотром двух охранников и переоделся в свои джинсы-футболку-ботинки.

Потом открылись ворота, впустив в огромный проем дневной свет и свежий морской воздух.

Наружу из скалы широким языком поехала мощная железная платформа с белым перекрещенным кругом в центре.

Уже у ворот Бережной понял, что эта сторона горы — тыльная к острову, дальше — только океан.

«Схватить бы одного и вместе с ним прыгнуть» — мелькнуло у Макара в голове.

Не тут-то было. Секьюрити одновременно взяли его за руки и выкинули на платформу… Он попробовал рвануть назад, но получил прикладом винтовки в грудь.

Бережной задохнулся, присел на колено.

«Да, пошли вы все…»

Ворота, снаружи замаскированные под камень, закрылись.

Несмотря на боль, Макар вдохнул полной грудью. Вкуснее этого ветра ничего на свете не было. Он огляделся по сторонам. Красотища-то! Безбрежный океан играл тихой рябью, тысячами оттенков синего и белого переливаясь на солнце. Птицы летали у скал, крича о своих делах…

С лязгом платформа поехала назад. Макар подобрался к ее дальнему краю. Посмотрел вниз. Там шла сначала отвесная, а потом, увы, наклонная скала, уходящая в воду. Даже если разбежаться и прыгнуть, до воды не достанешь… Ну, значит все.

Жалко, помирать-то. Но он хоть избежал участи, которая ждет всех остальных — если у этих гуманистов все получится.

Слева остров выдавался в море небольшим мысом, и на его вершине стоял человек. Макар пригляделся… Люмге! Ублюдок, пришел посмотреть.

Этот дурак даже не знает, какой подарок сделал, дав под конец насладиться земным простором…

На том же мысе, только снизу — на карнизе, почти у самой воды стоял еще один человек. Судя по камуфляжу, это был охранник. Он внимательно смотрел на Макара.

Вдруг Люмге кто-то окликнул с острова. Он постоял в нерешительности, а потом, махнув русскому на прощание рукой, быстро пошел на зов.

…Платформы почти не осталось.

Сердце Макара выпрыгивало наружу…

А! А-а-а-а!

Ноги сорвались, и он полетел вниз.

Лететь недолго. Скоро выступ. Макар всем существом почувствовал, как сейчас будет невыносимо больно… А…

Невидимая плотная преграда, пружина возникла у самой поверхности скалы — будто камень и Макар стали одноименными отталкивающимися полюсами магнита — и Бережной, как от наклонного батута, отлетел далеко в сторону, миновал камни и бухнулся в глубокую воду.

«Я же знал, что не могу умереть» — подумал он. Пришла и вторая мысль: «Сумасшествие продолжается».

Но удивляться было некогда.

Он вынырнул, отдышался, отплыл немного от полосы плещущихся о скалу волн. Скинул ботинки — большая помеха плаванию.

Озираясь по сторонам, Бережной испуганно взглянул на каменный уступ, где стоял охранник. Там никого не было.

Макар решил, что при любом раскладе снова сдаться живым будет верхом идиотизма.

Теперь надо подумать, куда податься.

Вариант, впрочем, был только один: налево, огибая мыс, вдоль острова — к его нижней, лесной части. Там есть шанс на время спрятаться. Хоть тропинка, по которой ушел охранник, и вела в том же направлении, надо рисковать. Если плыть направо и огибать остров с другой стороны — то там и гавань с яхтами, и аэродром — в общем, никаких шансов…

Макар поплыл. Хорошо еще океан спокойный, а то нахлебался бы он горя…

Огибая мыс, он то и дело вглядывался вверх — не покажутся ли на краю плато охотники на живучих стажеров. Странно — никого не было. Может, охранник ушел раньше и не видел его выдающегося кульбита?..

Макар плыл, наверное, уже полчаса. Похоже на то, что его списали. Сверху не было никакого движения. Только скалы и крикливые птицы. Слева — камни, справа, до горизонта — девственный океан, впереди зеленые джунгли — райское место. Мечта туриста.

Бережной проплыл вдоль перешейка, добрался до первого пологого участка суши и выбрался на берег. Чуть отдышавшись на валунах, Макар заставил себя подняться и пробежать десяток метров до кромки леса. Там он залез в заросли кустарника и обмяк.

Столько приключений на одну голову за пару дней — это перебор. Психика просто хохочет. Кроме того, что его чуть не убили несколько раз, так еще и фантом из прошлого нарисовался, и скала его отплюнула… И еще — небезразличных ему людей потерял. А Мадлен вообще, можно сказать, сам погубил…

Макар пролежал часа два-три. Теория Брэда о страданиях работала безотказно. В виде жажды и голода. Он не пил со вчерашнего утра, а не ел с позавчера.

Страдалец вылез из кустов и осторожно, стараясь не поранить босые ноги, пошел по лесу искать воду. Ни ручьев, ни болотистых мест поблизости не оказалось.

Он добрался до опушки. Дальше, через сотню метров, стояли дома, мастерские и ангары, за которыми тянулась взлетно-посадочная полоса.

Путь к спасению виделся только один. Дождаться ночи, пробраться к постройкам, каким-то образом «зачистить» охранника (или двух, трех — сколько их там?), завладеть оружием, поднять одного из летчиков и угнать самолет.

Шансы, как говорится, теоретические. Но есть реальная альтернатива — подохнуть от жажды.

Солнце было еще высоко, Макар решил опять залезть куда-нибудь в кусты и поспать. Он так и сделал — отошел немного от опушки, залез в заросли и уснул.

…Проснулся от непонятного шума — часто повторяющегося резкого шипения. Звуки доносились с опушки. Поначалу Макар испугался, что это его ищут, но скоро страх уступил любопытству и надежде поймать какой-нибудь шальной счастливый случай. Он осторожно, сначала шагом, а потом ползком подобрался к краю леса. Выглянул из-за дерева.

Это была дуэль. Два человека, один в камуфляже, другой в черном костюме, стреляли друг в друга из какого-то спецоружия. Камуфлированный был далеко — почти у самого перешейка, а этот — франт — метрах в сорока. Оба они стреляли из-за укрытий. Тот, дальний, прятался за большими валунами, а этот прикрывался штабелями кирпичей, сложенных недалеко от мастерской.

Больше всего поразили их пистолеты. Они стреляли бесшумно, а пули, достигая цели, шипели и разрушали преграды не хуже гранат. При этом — никакого грохота. Куски кирпичных штабелей разлетались в щебенку в дикой тишине, лишь глухо шлепая по земле каменным градом. Стильный господин перескакивал от одного разрушенного укрытия к другому. Камуфлированному было проще. Его защищали монолитные природные камни, которые гораздо лучше выдерживали удары этих чудо-пуль.

Камуфлированный был похож на того, кто стоял на уступе мыса. Получается — он не охранник, а, напротив, враг для них. Ведь он, судя по всему, стреляет в самого Инспектора — человека в черном костюме, пресловутого куратора проекта, с которым утром ждал встречи Мюллер.

Это очень обнадеживает. Значит, о творящихся здесь делах уже известно каким-то спецслужбам. Где сегодня один — там завтра взвод спецназа.

Шипение не прекращалось.

Макар заметил, что из-за угла мастерской выглядывали головы местных рабочих. Рядом с ними двое охранников тоже во все глаза таращились на диковинный поединок, пару раз стрельнули по валунам, но покидать укрытие не спешили. Бережной решил переползти в кусты неподалеку, чтобы эти зрители его ненароком не заметили. Он уже дополз до соседнего дерева, как вдруг поглощенный боем Инспектор замер и несколько секунд сосредоточенно смотрел себе под ноги. Потом он резко направил пистолет в сторону Макара.

Изумленный Макар, едва успев спрятать голову за дерево, услышал тончайший свист возле уха, закончившийся где-то позади шипением и треском древесного ствола.

Бережной вжал голову в землю, и тут последовал второй выстрел, вырвавший из заслонявшего его толстого ствола такой кусок, что лесной старожил, объятый шипением, начал клониться, как подточенный огромным бобром. Макара обдало паром, как из кипящей кастрюли.

Он покатился в сторону, ожидая новой атаки. Но ее не последовало.

Агент в камуфляже, воспользовавшись возней Инспектора с Макаром, одной пулей пробил брешь в кирпичной защите, а второй ранил противника в руку.

Макар видел, как того крутануло на месте, он рухнул и больше не поднимался. Когда Бережной глянул в сторону победителя, его у валунов уже не было.

По дороге от виллы двигались две темные точки — боевики на джипах неслись на выручку своему высшему начальству. А в сторону поваленных возле Макара деревьев тыкали пальцами люди с аэродрома. Ничего хорошего ждать не приходилось.

Тут отчаяние и решимость защищаться заставили Бережного вскочить и побежать к раненому. Он бежал голыми ногами по осколкам кирпича, но не замечал этого.

Особо важная персона лежала, раскинув ноги и правую руку, сжимавшую чудо-пистолет. Из зияющего месива в левом плече лилась кровь. А вот самой левой руки, судя по беглому осмотру места происшествия, вообще не сохранилось. Макар вырвал из его ладони оружие и заметил под расстегнутым пиджаком оборванный ремень какой-то портупеи. Он рванул за ремень. Вытащил небольшой кожаный чехол, в котором было что-то овальное и тяжелое.

«Граната!» — восторжествовал Бережной.

Из-за угла дома что-то крикнули: мол, ты кто такой, стой, а то пристрелим.

Макар поднял пистолет и нажал на мягкую клавишу.

Выщербленный угол дома зашипел, и собравшиеся там лица самораспустились. Зато машины с целой группой охранников приближались.

Макар схватил портупею и бросился в лес.

Теперь в спину ему начали стрелять, но он допрыгал до спасительных деревьев.

Бежал еще какое-то время, потом запыхался. Выбрал дерево потолще, с корнями наружу, залег за ним. Осмотрел пистолет. Сколько же тут патронов?.. Но как достать магазин он разобраться не успел.

В лесу застрекотали выстрелы. Они становились все громче и громче.

Лейтенант запаса Бережной приготовился дать последний бой.

Когда пули уже засвистели рядом, впивались в дерево, Макар открыл огонь по всему «фронту». Наступавшие шли, скорее всего, цепью, поэтому он и стрелял по всем видимым секторам. Атмосфера шипела, деревья валились, а его, к счастью, пока не обнаружили — его шпалер стрелял как зенитка и молчал как рыба. Это дало эффект — Макар остановил атакующих. Боевики залегли, пошли в широкий обход по флангам, постреливали, но вперед идти боялись…

Нет, нашелся один смелый. Парень с перехваченными лентой длинными волосами, держа в руке М-16, выполз в поле видимости. Он прижимал подбородок к самой траве и шарил глазами по сторонам. Макар прицелился. Тут волосатый тоже заметил его, но сделать ничего не успел. Шипя, он брызнул всем, что было у него в организме.

Но теперь и Макара обнаружили. Среди нападавших разнеслись уточняющие возгласы, и в его сторону понесся рой пуль. Макар, слегка выставляя ствол за дерево, тоже палил в разные стороны.

Такого апокалипсиса этот лес еще не знал.

Бандитская пуля выбила у Макара пистолет. Оружие отлетело в сторону, и его было уже не достать. Огонь захватчиков оставался без ответа.

Вскоре охранники, которые были уже в прямой видимости, стрелять перестали.

— Он пустой! — крикнул кто-то. — Выходи с поднятыми руками!

Макар не отказал себе в удовольствии ответить:

— Запомни, чучело, русские не сдаются!

Тогда они просто пошли на него.

Макар схватил портупею с гранатой, расстегнул чехол и вынул… тьфу ты ёпть!.. стеклянное яйцо.

Он повертел его в руках. Тяжелое… А ведь и выглядит, как оборонительная граната — все в насечках. А части его крутятся в разные стороны.

«Ну что ж, пойдем».

Он встал и вышел из-за дерева. Поднял руки. В правой крепко сжимал свою находку.

— Эй, что у тебя в руке? Брось! — велел ему самый ближний охранник, спешно отбегая назад.

— Нате!

Макар замахнулся — показывая, что кидает гранату…

И исчез.

Шквал винтовочных очередей прошил пустое пространство.

Охранники со страхом смотрели друг на друга.

Моргали, оглядывались по сторонам, кто-то начал молиться.

— Куда он делся? — спросил самый несдержанный.

— Превратился, — ответил самый рассудительный.

Мюллер и Люмге стояли возле груды разбитого кирпича.

Инспектора уже увезли на машине наверх, его жизнь была под угрозой — потерял слишком много крови.

Шеф раздраженно смотрел на большое пятно красной травы.

— Любитель моциона… Догулялся!

Люмге курил, посекундно стряхивая пепел.

Когда обескураженные охранники возвратились из леса, он нервно спросил:

— Где они?

Старший по должности, усатый охранник Грейв ответил:

— Все люди в шоке. Второго не нашли. А один вообще исчез.

— Как исчез?..

— Де-ма-те-ри-а-ли-зовался, — с трудом выговорил охранник.

— Что? — опять не понял Люмге. — Что за бред? Ты пил что ли…

— Подожди! — перебил его Шеф. — Один исчез. А второй? Который, как мне сказали, вырвал пистолет у Инспектора…

— Вот он и исчез.

— И он исчез?! Или просто не нашли?..

— Не нашли того, кто ранил Инспектора, — охранник развел руками. — Все прочесали… А второй… из этой чертовой гаубицы повалил кучу деревьев, убил Реймондса, а потом натурально — исчез.

Шеф дернул щекой, будто у него заболел зуб.

— Значит, при нем был стеклянный предмет?

Усатый кивнул.

— У него в руке было что-то светлое.

Люмге вмешался:

— Пистолет нашли?

— Да, вот он, — старший повернулся, и один из охранников показал стянутый в кожаном ремне бесформенный сгусток металла. Он пояснил: «В руки было горячо брать…»

А старший возбужденно добавил:

— Он расплавился прямо у нас на глазах. Никогда еще не видел, чтобы сталь плавилась сама собой…

Мюллер тем временем угрюмо тер подбородок.

— Кто это был?! — вдруг заорал он на всех подряд. — Это был кто-то с острова!

— Да чего тут гадать, — ответил охранник. — Это был стажер, не помню, как его зовут… Он еще крикнул: «Русские не сдаются»…

— Что? — Шеф округлил глаза. — Русский стажер?.. Тот самый? Брэд его не ликвидировал?..

Начальник безопасности закричал на подчиненного:

— Что ты мелешь, осел! Что ты несешь!..

Усатый кивнул на свой отряд.

— Спросите у ребят. Его видели все.

Люмге бросился к Шефу.

— Этого не может быть! Я не знаю… Я лично сбросил его со скалы. Он не мог остаться в живых…

Старик схватил его за ворот и притянул к себе.

— Ты даже не понимаешь, ничтожество, что ты натворил… — он отшвырнул его в сторону.

А сам о чем-то задумался. Пробормотал: «Значит, этот паскуденок исчез…»

Потом Мюллер сжал кулаки, сузил глаза и сказал:

— Я вспомнил, где я его видел.

Люмге непонимающе уставился на Шефа.

Мюллер смотрел вдаль.

— Ты был прав, Клаус. Это крот… Крот, каких еще свет не видывал… Теперь, когда мы с тобой его упустили, судьба мира опять стала неопределенной.