И вскричал Краснобай, словно зверь загнанный, выхватил он из под одежд кинжал, искусно спрятанный, да кинулся на призраков. А только их железо не ранит, не сечет - всяк удар мимо проходит. Вроде и во плоти, а на деле сама пустота. Так и человек, бывает - собой пригож и речи ученые говорить умеет, а нутро у него гнилое - хуже навьего.
И стояли богатыри русские. И молчали гости именитые. И дрожали бояре кособрюхие, когда встретилось прошлое с будущим, когда шли те герои погубленные, да метался безумный властолюбец - их подлинный убийца...
Мрак, окутавший княжий терем, не мог помешать волхву. Хитросплетения залов и комнат не сумели обмануть того, кто прошел посвящение в девяти подземных пещерах священного острова. Ругивлад спустился во двор и, миновав рослых приворотников, зашагал по мощеной тверди киевских улиц.
- Не скажешь ли, старик? Что там князь наш, Владимир Красно Солнышко? окликнул один из стражников словена.
- Чего ему сделается? Все пирует, - ответил словен дружиннику, и не оглядываясь, прихрамывая, двинулся в сторону Почайны.
Но не успел он сделать и десятка шагов, как чьи-то холодные тонкие персты застенчиво коснулись его локтя...
Рядом, на мощеной тверди улицы, стояла девушка ослепительной красоты. Ее волосы, со спадающей на плечо косой, венчала диадема с великой руной Макощи.
Ольга улыбнулась:
- Здравствуй, странник! Куда путь держишь?
* * *
Робкие лучики проснувшегося светила заскользили по водной глади, окрасив ее в розовые тона. Утренний ветер полнил парус. Богумил сказывал, есть у вея большие крылья, да только пара из них свободна - остальные сложены. Потому как, открой он все крыла, ярилась бы по земле невиданная буря...
- Куда ж ты теперь, друже? - окликнул Ругивлада Фредлав, - Может, погостишь у нас, а по весне и на свой остров вернешься?
- Нельзя мне в Нова-городе оставаться, - спокойно возразил словен, Больно князь злопамятный да сластолюбивый. Не простит он мне, да и Константин-тысяцкий, ни боярина, ни девицы. И не один я теперь! Прощай! Велес даст - свидимся.
Варяг глянул ему вслед. У пустой пристани, там где на водах седого Волхова качалась Дюкова лодья, стояла девушка ослепительной красоты. Ее волосы, со спадающей на плечо косой, венчал древний серебряный убор, кольцами струящийся с висков, точно сама Макощ сверкающими дождями спускалась с высот на землю.
Едва словен спустился к мосткам, девушка бросилась ему навстречу. Он подхватил ее, закружил неуклюже, прижав к себе крепко-крепко. И прошептал на ухо - этого ни Дюк, ни Фредлав, конечно, не расслышали:
- Повтори! Сейчас же повтори, о чем ты Его просила?
- Я сказала Ему, любимый, что хотела бы умереть в тот же день и тот же час, как и мой будущий муж.
Долго стояли они, прижавшись друг к другу. Еще раз махнув влюбленным рукой, варяг отправился в город, но все-таки не удержался и оглянулся.
Нежно высвободившись из объятий спутницы, мужчина скинул плащ. В руках словена что-то ярко блеснуло, отразив первые робкие лучики дневного светила, восставшего ото сна. Ругивлад размахнулся и...
Это яркое да блещущее, описывая круги, устремилось от него прочь, пока, наконец, не ухнуло со стоном в глубокие омуты великой реки.
ЭПИЛОГ.
Немалый вышел срок с тех пор. Никто не слыхал о черном волхве и его спутнице.
Разве только знающие люди сказывали, что недалече от свейских пределов, в мурманском местечке Несьяр как-то жил-поживал один кузнец. Был он вдов, женку его через чахотку прибрала к себе хромая старуха Хель, да и детей у кузнеца того не было. Сыскать себе вторую такую бабу не сумел, а иная и не нужна. Так и бедовал вдовцом на хуторе, хоть нельзя сказать о нем, что был кузнец слишком стар.
По хозяйству мужику иногда помогала младшая сестра, которую он выгодно выдал замуж пару весен назад. При нем же с некоторых пор стали замечать хуторяне и какого-то мальчонку, смышленого, но худющего и к тому же немого. На расспросы кузнец отвечал всем, что мальчишка тот приблудный, и сам нашел пацана на берегу, видать разбило в щепы какое судно, а он имел удачу спастись. Кто мальчик и откуда - никто не знал, так как сам бедолага поведать им не мог. Сестра считала это скорее достоинством, чем недостатком, и кузнец соглашался с ней, полагая немоту выкормыша за печать богов. Он надеялся, что отрок принесет с собой счастье, да, наверное, прогадал.
Хуторяне по-своему жалели горемычного, хотя приютил паренька именно кузнец. Найденыш служил у него, как водится, на подхвате. Сверстников мальчуган дичился и частенько сиживал на хладных скалах высокого фьорда, да с неимоверной тоскою смотрел вдаль.
Удача не шла, судьба не улыбалась, и стал кузнец с горя крепко выпивать, порою он не мог найти свою кузню. И тогда мальчик помогал хозяину, как умел - едва они добирались до скамьи, юнец стаскивал с кузнеца мокрые сапоги все в грязи и соли, а затем прикрывал благодетеля теплой мохнатой шкурой бера. Наутро, когда мужик просыпался, злой и разбитый - найденыш стойко сносил от него все те невинные обиды, что может выдержать детское сердце. Несмотря на все это излишне набожная сестра кузнеца прозвала-таки пацана маленьким язычником, ибо ни когда никто на хуторе не видал, чтобы немой мальчик клал Господу крест. Да селяне глядели на это сквозь пальцы, и кузнецу тоже на таки мелочи было откровенно наплевать. Немощь стерегла юнца от прочих напастей, виною которым уже не боги.
И вот однажды в сильную непогоду, на дворе тогда был вторник, под самый вечер в дверь к кузнецу постучали:
- Кого там бес несет? - буркнул мужик, потянувшись за своим молотом на всякий случай.
- Добрый человек, пусти усталого странника переночевать? - ответили из-за дверей.
- А ну, малый, - приказал кузнец, - сходи, посмотри- сколько их там притаилось?
Спрыгнув с лавки, мальчонка подбежал к затянутому мутным пузырем узкому оконцу и некоторое время всматривался в темень, затем он показал хозяину два пальца.
- Что ж ты, странничек, один просишься? А дружка-то своего не позовешь?
- Это точно, хозяин, мой верный конь и правда лучший друг мне, чем иной человек! Возьмешься ли ты поутру подковать его? Я не останусь в долгу и щедро расплачусь! - рассмеялись за дверью.
Кузнец почесал затылок и глянул на немого пацана, тот кивнул, словно подтверждая слова нежданного гостя.
- Ну, открывай тогда, да поживее, растяпа! - выругался мужик, - Не видишь, путник наш промок!
Мальчик с большим трудом отомкнул тугой засов и пропустил неизвестного внутрь.
- Спасибо, Иггволод*, и здравствуй тысячу лет! - услышал хозяин жилища - Будь мил, позаботься о моем боевом скакуне.
(Иггволод, Иггивлад - оно из ряда летописных имен, на варяжский манер звучало бы как Ингевлад, Инегельд, Ингвальд. Дословно - ведущий Игга. Игг Ужас - одно из имен Одина-Велеса, созвучное с женскими именами Фригг, Инга, Игга, Яга. Герой романа Дмитрия Гаврилова и Владимира Егорова "Падение Арконы". Имя Ругивлад образовано по тому же принципу. У восточных славян его имя звучало бы - Рогволод, а у скандинавов - на их лад, Рагнвальд)
- Откуда ты, путник, знаешь, что этого хлопца кличут Ингеальдом, когда он слова вымолвить не в силах, да и знака вычертить не научен? - подивился кузнец.
- Мы, странники, много чего знаем. Каждый достоин имени, даже последняя тварь, а уже человек и подавно. Да, ты, хозяин, сперва бы обсушил меня, накормил-напоил, потом и расспрашивал.
- Прости, незнакомец! Что это я в самом деле? - спохватился кузнец, ибо всяк, будь он мурманин, свей али венд, должен чтить законы гостеприимства.
Сказано - сделано, не успел Иггволод, промокший, как мышь, вернуться, а хозяин уж выложил на стол угощение. Оно вряд ли могло удовлетворить изысканный вкус, но тому, кто голоден тот ужин показался бы несказанно богатым.
Гость скинул длинный с капюшоном серый плащ и кузнец развесил одежу на веревке у очага. Тут он сумел, наконец, рассмотреть своего незнакомца. Это был сухощавый высокий мужчина лет сорока пяти, скорее всего воин, о том свидетельствовала пустая левая глазница и некоторая хищность в чертах лица. Рыжеватые косматые волосы странника стягивал серебристый обруч с руническими резами, тут кузнец мог вполне положиться на немалый жизненный опыт и взгляд мастера, словом он был готов поклясться, что от самой Уппсалы до Вендских пределов вряд ли сыщется наследник Вёлунда*, способный сварганить эдакое украшение. Рыжая с проседью окладистая борода незнакомца закрывала бычью шею, раздваиваясь на конце вилами, и спускаясь на мощную грудь. Разворот могучих плеч и толстые, словно поленья, руки викинга говорили о неимоверной силе. Но ночной гость, не иначе, был из знатных, потому как персты незнакомца венчали богатые перстни, а уж кто-кто, кузнец разбирался в том получше любого из хуторян.
(*Вёлунд - в германской мифологии волшебный кузнец, создатель магических талисманов, как и Фрейр - он князь светлых альвов, но скорее всего Велунду подчинены альвы огня, а Фрейру - альвы света. Известен по эддической "Песне о Вёлунде" и ряду англо-сакских преданий)
Странник на удивление совсем ничего не ел, зато пил он немеренно и совсем не хмелея.
- Где ж ты был прошлой ночью? - спросил кузнец гостя, слегка робея, и сам не понял, почему.
- Да, недалече тут - в долине Медальдаль.
- Ну, сочиняй, да не знай меру! - осмелел хозяин, полагая, что чужеземец все-таки пьян. - Этого никак не может быть. Видать, ты большой шутник, Странник! До нее неделя пути - не меньше.
- Все может статься, - возразил гость резонно - Но у меня, как помнишь, славный конь, единственный в своем роде!