Очнулся словен от боли. Вокруг была знакомая и незнакомая горница, в которой существовали голоса без тел.
- Тогда сын Ильдея и говорит: "Пришла пора посчитаться! Тебе конец!" да как размахнется бичом. А Свенельд встать-то после удара не мог, так он толкнул клинок в сторону печенега. Меч послушный. Ему довольно оказалось, вошел гадине в живот по самую гарду.
- Хорошо сквитались они! Скучать теперь Ильдею без любимца! А верно, что... ?
- Правда, правда! Откуда еще может быть у Свенельда такое оружие, кроме как от Радигоша? Поговаривают, что Свенельд-то некогда прибыл в Киев из тех же краев... Только он светлый, а этот - чернец.
- Жаль, правда, Кулиша - трудновато пареньку будет без отца!. А еще больше жаль самого Манилу - пропал мужик.
Ругивлад лежал в своей горнице на лавке, только теперь на нее кто-то заботливо постелил шкуру бера. Доска, утыканная гвоздями, валялась в углу. Стол был чист от сосудов и колб. Кот прихорашивался, сидя на табурете. У отверстия с витой лестницей, змеей сползавшей вниз, сидели двое, один неловко клонил на бок перевязанную голову.
- А, волхв! Наконец, очнулся... А мы испужались. Ну и сыпал же ты заклятиями в бреду... Хозяйка!
Ольга быстро вошла в комнату.
"Значит, это с ее легкой руки посторонние проникли в мастерскую?! Медведиха бы не посмела!"
- Ну, мы пошли... - осторожно начали воины и кубарем скатились вниз по ступенькам под холодным взглядом Ругивлада.
Он с трудом привстал с ложа.
- Отец погиб, - молвила Ольга, и точно хладным железом ранил его этот голос.
Узкая бледная полоска сжатых девичьих губ. Казалось, уж никогда они не познают ни поцелуя, ни улыбки.
ГЛАВА 11. "НА КРУГИ СВОЯ..."
"За каждым волхованием, несомненно, стоят законы всего сущего. И наши обряды - лишь отражение рун этих законов, - размышлял Ругивлад, поглядывая, как тело Владуха, иссеченное печенежским оружием; возносят на вершину уже почти сложенного костра, - Знаки слагаются в слова, которыми мы читаем Священные Тексты, великую книгу Рода."
Павших было много, очень много. Городище обезлюдело на треть. Смерть не разбирала, кто из Домагоща, кто с Радогоща. В огненном смерче взовьются герои искрами, и ведомые своим жупаном предстанут пред очами Великого Водчего. А живые махнут на прощание рукой и пожелают радости в заоблачных высях, и пращуры примут на небесных полях сынов и внуков, и заключат в отческие объятия. Все родичи встретятся вновь, а неостывший прах и пепел положат начало новому кургану... Сколько их уже здесь, на землях непокорных славян? Но частичку пепла все ж положат вятичи под порог - да хранит же родитель детей в доме сем!
Сверх собственной головы не прыгнет никто. Ругивлад старался это проделать. Получилось. Но толку чуть! Мысли роились, словно пчелы, перелетали с места на место, срывались и этим беспорядком мучили его:
- Мы разные. Ее удел - домашний уют, веселый смех детей, теплые шкуры на скамьях... Неотесанный муж, которого за буйный нрав побаивалась, но могла бы крутить им, как захочет.
Конечно, желание счастья порой толкает на поиски чего-то лучшего! Оно у каждого свое. И пути-дороги к нему разные. Почему же я не могу жить, как все, как они? Почему я обречен вечно шагать куда-то, когда вот эта девушка?! Вот она, чудная лесная родина! Чего еще надо, Ругивлад? Почему так тяжело? Зачем эти мысли? В чем мое счастье? А разве можно быть счастливым и свободным, стесняя волю другого?...
Ты противен Ольге по сути! Она считает - окончательно злых созданий нет, но когда на родичей лезет из Степи тьма печенегов - не колеблясь берется за лук и стрелы. Счастье Дороха - в породистых лошадях с богатой сбруей, в веселом хмельном застолье, в красавице жене. И он рвется безоглядно к желанной цели, и берет то, что ему хочется, не подозревая о существовании в мире иных Сил. Вероятно, он прав! Может, и она права!? Надо жить проще!
Но почему я не нахожу в этом ничего такого, что удержало бы от простого убийства? Как смею я вмешиваться в размеренную смену времен и поколений?...
Покойный Владух, мир его праху, тоже желал счастья дочери, но старался выдать ее замуж, ради спокойствия жупы. Он свершил бы сущую нелепицу ... Если я убью Дороха и женюсь на Ольге, то стану одним из многих, поправ ее чувства и свободу. Если я не уничтожу этого молодца - изменю себе снова, ибо отныне в ответе за девушку по праву самозваного героя...
... Пламя лизнуло небо. На север неслись свинцовые облака. Следом рванулись ввысь души усопших, они летели в обетованный Ирий*, там обретают покой и вечность, только там находят люди забвение. Но в Самый Последний День они вернутся на землю и примут участие в Битве Любви и Смерти.
(* Ирий, вырий - Верхний мир, владение светлых богов древних славян, иногда его ошибочно называют "славянским раем". Однако, он гораздо ближе по смыслу к скандинавской Вальхалле или даже всему Асгарду. В ирий попадают героически сражавшиеся воины, там находится чертог Громовика (сварга согласно РигВедам - чертог Индры) или бога - Сварога).
- Пусть не печалятся Родичи! Все у нас идет, слава Роду! Дай Бог им доброй жизни на полях у Сварги! - громко сказал Станимир, плеснув в огонь из кубка, - Хвала Радигошу!
- Родичи милые, то-ж вам, тятя и мамка! Все вам Отцы и Прадеды, Пращуры и Щуры! - поддержал Свенельд, и тоже выплеснул кубок, лишь пригубив его.
- Гуляй, народ Домагощинский! Живы будем - не помрем, а представимся так на Том Свете жизнь, поди, краше нашей будет! - весело крикнул Волах.
Заиграли рожки да сопелки, зазвенели бубны. Хозяйки раздавали пироги направо и налево. Мальчишки без счета били куриные яйца - чье крепче выйдет.
А чего горевать? Роды небесные восполнятся новыми воинами, новыми женами, прибавится у вятичей заоблачных заступников, глядишь, и в этом Свете от напастей отобьемся.
- За старых верных товарищей!
- За Удачу! За лучший Удел!
* * *
Однажды из уст Верховного жреца, Велемудра, там, на Арконе ему довелось услышать такое, что долго не давало черному волхву покоя:
Началом Всему явилось Ничто - Пустота и Безмолвие.
И не было ни единого Слов. Ни Рода, ни Руны Единой.
Было Все сразу и, значит, совсем Ничего.
Все и Ничто - их связала Воля Рода знаком всеобщим.
Воля Рода - то сила Всего и свобода Ничто.
Воля к Ничто - венчана Смертью, то суть Чернобога.
Вечная тяга к творению и созиданию - Рождение само,
Это стремление к Жизни и Жизни начало.
Белого бога веленье - Жизни служить.
А в бесконечной борьбе Сил этих грозных
Коло катилось и Стриба* простерся.
И друг-друга сменяли они, бег свой затеяв.
Все ныне сущее есть лишь заздравная речь,
Что произносит Безмолвие в честь и во славу себя самого.
Льется сквозь весны и пустоту мировую многоголосие...
Вечность и Жизнь шествуют, гордо за руки взявшись...