- Как ты не поймешь? Я педагог и лучше знаю психологию. Мне удастся его разговорить, а им он ничего не скажет. Это же отпетый преступник!
- Вот именно: отпетый! Поэтому Миша тебя и не взял. Он опасен даже для него. А ты разве сможешь сдержать себя, если этот бандит убил Надю?
Профессор угрюмо молчал, и она продолжала его мягко увещевать.
- Займись лучше своей работой и доверь это дело Мише. Побереги сердце! Последний раз у тебя была плохая кардиограмма!
Но это лишь рассердило Розанова, и он с укором сказал:
- Ты такая чуткая, Вера, а не понимаешь: ну как я могу успокоиться, когда убили мою дочь! И я даже не знаю - где она, бедняжечка, покоится!
Профессор задохнулся от волнения и схватился за сердце. Жена проворно вскочила, достала из ящика валокардин, но он отвел ее руку с лекарством.
- Нет, Вера, не сердце у меня болит, а душа! Потому, что Наденька - не твоя дочь. Ты не смогла полюбить ее как Свету Иначе бы тоже сильно переживала!
Укор мужа был таким болезненным, что Вера Петровна заплакала, но это его не остановило.
- Я всегда замечал, что всю свою душу ты отдаешь Свете и внуку, а надолго Наденьки мало остается, - с горечью продолжал он. - Относился к этому с пониманием, но мне было больно.
Сказанное им было слишком несправедливо. На глазах Веры Петровны выступили слезы.
- Обидно это слышать от тебя, Степа! - возразила она. - Я любила Наденьку всегда, несмотря на го, что она - дочь Лидки, которая нас с тобой разлучила. Ты не имеешь права меня упрекать!
- Это почему? Разве я сказал неправду?
- Потому что к Свете ты тоже проявлял меньше любви, чем к Наде, хотя она - наша общая дочь!
Розанов возмущенно пожал плечами.
- Ты забыла почему? Сколько лет я даже не подозревал, что она - моя дочь? А Наденьку я растил с рождения!
Воспоминания были столь горьки, что Вера Петровна зарыдала, уткнувшись лицом в лежащие на столе руки. Потом, собравшись с духом, подняла голову:
- Нет, так мы далеко зайдем, Степа! Прощаю тебя, понимая твое состояние Видит Бог, что я тоже очень любила Наденьку и глубоко переживаю наше горе!
В тесной, прокуренной комнате следователя МУРа шел допрос Валета. За окном ярко светило солнце, а настроение у молодого, но уже располневшего и облысевшего капитана было пасмурное. Растерянно глядя, на сидящего перед ним с наглым видом Валета, он почесал в затылке.
- Даже не знаю, что с тобой делать, Корнев. Влип ты крепко. Если бы не это, указал на лежавшую на столе кассету, - гулял бы ты уже на свободе. У меня на тебя, считай, больше ничего нет.
- Вот и отпускай, начальник! Это - туфта, - Валет кивнул на кассету. Мои враги сварганили - чтобы упечь.
- Нет, голос - твой. Экспертиза это докажет, - покачал головой капитан. - Но в протокол я записал, что все отрицаешь. Ты и дальше будешь лепить нам горбатого? Ведь не выдержишь расколешься!
- Не расколюсь, ничего не докажете! Меня подставили.
- Ладно, так и запишем, - капитан сделал отметку в протоколе и пододвинул его к Валету. - Подписывай.
- Ничего не подпишу без адвоката, - наотрез отказался тот. - Я ученый.
- Знаю это, Валет, то бишь гражданин Корнев. Поэтому и не настаиваю.
Капитан отложил в сторону протокол и нажал на кнопку. В дверях сразу возник конвоир, и он распорядился:
- Доставьте задержанного в КПЗ!
Конвоир, надев наручники, увел Валета. Как только за ними закрылась дверь капитан достал мобильник и, набрав номер, приглушенно сообщил:
- Передай шефу, Игорь, что его "мокрушник" у меня здесь - в КПЗ. Уверен, что расколется, - у нас кассета, где он его закладывает. Нет, только копия, а кто хранит оригинал - неизвестно. Жду указаний!
Сидя за столом в своем роскошном кабинете, Бутусов визировал документы, когда к нему вошел с озабоченным видом его помощник Игорь. Бутусов сразу оторвался от бумаг и вопросительно поднял на него свои холодные глаза:
- Ну что, узнал куда подевался Валет?
- В ментовку попал, - хмуро сообщил Игорь. - Он в КПЗ, на Петровке.
- По пьянке или опять обкурился?
- Хуже, Борис Осипович! У чеченцев его отбили. Наш человек в МУРе за него много бабок хочет.
Бутусов презрительно скривил губы.
- Чего это он так губу раскатал?
- У Валета кассету нашли - а там компра.
В холодных глазах его шефа появилась тревога.
- Что еще за кассета? - обеспокоился он. - На кого компра?
- На вас, Борис Осипович. Валет кому-то проговорился, что замочили вашу... - замялся Игорь, - ну, в общем, ту... женщину...
От такой новости Бутусов сразу вскочил на ноги.
- Врешь! Не мог Валет этого сделать. С кем же он говорил?
- С тем, кто записал, - наверно, с чеченом. Проболтался под кайфом. Но вы не беспокойтесь, Борис Осипович, - заверил шефа Игорь, - завтра же эта кассета будет у меня!
Бутусов опустился в кресло, озадаченно нахмурил брови.
Наверно - это копия, а оригинал у чеченов. Чего они за нее хотят? Участки на Юго-Западе загрести?
- Скорее всего так, - согласился Игорь. - А с Валетом как поступим: сразу выкупим или пусть посидит, чтобы меньше болтал?
Но ответ он получил не сразу - Бутусов мучительно раздумывал. Ему жаль было терять своего старого, испытанного подельника. "Нет, не стоит он того, чтобы я рисковал собственной шкурой", - переборов укоры совести, принял он наконец решение:
- Ничего не поделаешь, списываем Валета! Передай своему менту: получит кучу бабок, но чтобы устроил моему корешу отходняк. И не чеченцев надо опасаться, Игорь, а его показаний ментам. Если найдут... ту... мою... между бровей Бутусова пролегла жесткая складка, - нам несдобровать!