Элис Мэри Нортон, известная любителям фантастики под псевдонимами Андре Нортон, или Эндрю Нортон, или Андре Норт, вошла в литературу в середине тридцатых годов. Ее первые книги вышли из печати, когда писательнице не было и двадцати лет, однако никакого “наутро она проснулась знаменитой” не последовало. Только в 1952 году ее роман “Звездное дитя человечества” (выпущенный впоследствии под названием “Рассвет в 2250 году”) стал бестселлером.
С этого времени и до сих пор Элис Мэри Нортон неизменно пребывает среди самых читаемых в мире фантастов и удостоена высшего среди западных фантастов звания “Великий Мастер”. Она — лауреат премий “Гэндальф” и “Небьюла”.
Даже искушенного американского читателя Нортон удивляет многообразием своих интересов. Космические путешествия, альтернативная история, романы катастроф, исторические романы, сказки, приключения и детективы — нет, кажется, ни одной области в фантастике, которую бы она обошла своим вниманием.
Среди “космических романов” Нортон наибольшую известность приобрела тетралогия “Королева Солнца” уже известная нашим читателям.
В 1962 году Элис Мэри Нортон, под псевдонимом Андре Нортон, публикует роман, положивший начало самому популярному циклу в ее творчестве — это “Колдовской мир” (или точнее “Мир волшебниц”, “Мир чародеек”). В настоящее время он уже опубликован в нашей стране, но все же стоит немного остановиться на его содержании, чтобы напомнить об исходных данных.
“Колдовской мир” написан на стыке жанров “сайенс фикшн” и “фэнтези”, или, если угодно, научной и сказочной фантастики. Современный американец Саймон Трегарт попадает в параллельный нашему мир, центром которого является страна Эсткарп. Основу жизни в Эсткарпе составляет магия, хранительницами которой выступают волшебницы — Мудрые Женщины. На Эсткарп постоянно нападают враги — феодальные княжества Ализон и Карстен, а также самые страшные противники — колдеры, пришельцы из некоего технологического мира, разрушенного глобальной катастрофой. В союзе с Эсткарпом выступают два других народа: фальконеры-сокольничьи и сулкары-моряки. С ними вы встретитесь и в этой книге, в рассказе “Кровь сокола”. Они тоже пришли из технологических миров, но отвергли технологию ради магии. Саймон Трегарт в этой войне принимает сторону Эсткарпа, находит здесь любовь и семью. История Саймона Трегарта, его жены и детей и составляет основной, “магистральный” сюжет цикла “Колдовской мир”.
Но постепенно, пристальнее вглядываясь в созданный ею мир, изучая его географию, Андре Нортон все дальше отходит от Эсткарпа и его историй. Возникают новые истории, из которых полностью (или почти полностью) исчезают элементы научной фантастики. Большинство из этих историй происходит на далеком от Эсткарпа севере, в суровой горной стране Хай-Халлак. Из них составился совершенно самостоятельный цикл — “Север Колдовского мира”, повести и рассказы которого вошли в эту книгу.
Здесь, как уже было сказано, место научных занимают сказочные и мифологические мотивы. При этом писательница во многом опирается на друидическую религию древних кельтов, а также средневековый демонический культ Северной Европы (впрочем, далеко не все ученые признают его существование), и на бродячие сказочные сюжеты. И за хитросплетениями интриги читатель заметит сходство с “Финистом — ясным соколом” (“Год Единорога”) или “Синей Бородой” (“Янтарь Хейла”) — ведь подобные истории бытуют у многих народов.
Магия, ясновидение, ритуалы трехликой лунной богини, власть над временем и пространством, заклинания и оборотничество — все атрибуты моды на “древние знания” налицо. Но истории, рассказанные Андре Нортон, — совсем не об этом. О чем же? Всегда будь собой, как бы трудно это ни было (“Год Единорога”). Не мсти — месть разъедает душу (“Жабы Гриммердейла”). Помогай тому, кто в беде, пусть даже спасенный ответит тебе черной неблагодарностью (“Дракон в серебряной чешуе”), и так далее. Просто? Куда как просто. Истины обычно просты, но почему-то имеют обыкновение трудно усваиваться. Для этого и рассказывает свои фантастические истории Великий Мастер Андре Нортон, ибо “сказка рассказывается не для того, чтобы скрыть, а для того, чтобы открыть”, потому что и реальный и загадочный, Колдовский, миры живут по одним и тем же законам.
Н.Резанова
Я родился под двойным проклятьем. Проклят был род моего отца Ульрика из Ульмсдейла. Дед мой, Ульм, привел свой народ в эти долины, отбил у морских разбойников Ульмпорт и разграбил хорошо сохранившееся здание Древних. Сокровища, взятые там, оказались заколдованы, и драгоценности Древних светились в темноте. После этого грабежа заболел и умер и сам Ульм, и почти все, кто был с ним в этом набеге. И все поняли, что это проклятие Древних.
Ко времени моего рождения отец мой был уже немолод. Он был дважды женат, все его дети умирали в младенчестве, а он желал иметь наследника. Поняв, что не дождется ребенка от своей второй жены, он оставил ее и женился в третий раз. Эта третья жена и стала моей матерью.
Ее род тоже считался проклятым.
Леди Тефана, дочь Фортала из Пальтендейла, приехала к нам с далекого северо-запада. Когда наш народ пришел в эти долины, там еще можно было встретить Древних, нечеловеческую расу. Какое-то время люди жили рядом с ними и роднились, так что в жителях северо-запада была большая примесь нечеловеческой крови.
Но мой отец мечтал о наследнике, а у недавно овдовевшей леди Тефаны был прекрасный здоровый двухгодовалый сын. И отец не стал слушать сказки о чужой крови и встретил ее как свою будущую леди. Она, как я слышал, тоже хотела этот брак, несмотря на проклятие нашего рода
Обстоятельства моего рождения тоже были необычными и странными. Леди Тефана отправилась тогда в Святилище Гунноры просить себе здорового сына и легких родов. И вдруг в пути начались схватки, а поблизости не было никакого жилья. Погода начала резко меняться, и в воздухе чувствовалось приближение бури. И пришлось всем искать укрытия в месте, пользовавшемся недоброй славой — в одном из строений Древних. Никто не знает, каким колдовством были зачарованы эти здания, но только ни время, ни непогода не действовали на них, и казалось, что их хозяева ушли только вчера. А на самом деле эти долины были уже пусты, когда наш народ пришел сюда с юга, и, скорее всего, задолго до этого. Никто не знал, как использовали эти здания сами хозяева. На стенах некоторых из них сохранились прекрасные росписи, и на них были изображены существа очень похожие на людей — мужчин и женщин. Но было в них что-то такое, что заставляло людей сторониться этих мест.
Роды были очень тяжелые, и моя мать и я были на краю гибели. А когда все закончилось благополучно, женщины, принимавшие роды, рассмотрели меня и горько пожалели, что я родился живым. Мать, взглянув на меня, вскрикнула и потеряла сознание, и потом несколько недель была тяжело больна, так что лекари даже опасались за ее разум.
Я был непохож на обычных детей. На ногах вместо обычных пальцев у меня были раздвоенные копытца, покрытые роговой оболочкой, похожей на человеческие ногти. Мои брови ровной косой чертой поднимались к вискам, а глаза были необычного ярко-желтого цвета, какого у людей не бывает. Так что, хотя я был крепкий и здоровый ребенок, каждый с первого взгляда видел, что на меня наложено проклятье. Многие тогда считали, что лучше бы мне умереть.
Моя мать отказалась от меня. Она объявила всем, что демоны подменили меня еще до рождения и я не могу считаться ее сыном. К счастью, довольно скоро у нее родилась совершенно нормальная девочка и, вместе с ее старшим сыном, вполне утешила ее. А обо мне она постаралась забыть.
Меня не рискнули оставить в Ульмсдейле и почти сразу после рождения отослали на воспитание к одному леснику. Изредка меня навещал отец. Он не объявлял меня наследником, не представлял родственникам, но и не собирался отказываться от меня. Он дал мне имя одного из наших предков — Керован, позаботился, чтоб меня воспитывали и обучали, как должно наследнику Ульмсдейла. Для обучения военному искусству он прислал Яго, своего старого солдата, искалеченного в бою и не способного больше сражаться.
Яго был образцовым воином. Он в совершенстве владел любым оружием и приложил немало сил, чтобы передать мне свое умение. Но владел он и гораздо более редким талантом полководца и стратега. И теперь, когда ранения заставили его бросить действительную службу, он с увлечением занимался теорией. Часто, проснувшись ночью, я наблюдал, как он старательно чертит ножом на гладкой коре схемы сражений или записывает свои планы ведения осады крепостей.
Жители наших долин редко выбираются из дома, разве что на праздник к соседям да раз в году на ярмарку. Яго был довольно редким исключением. В молодости ему довелось плавать с морскими торговцами — сулкарами, и он побывал в таких сказочных землях, как Карстен, Ализон, Эсткарп. Правда, о последней стране он вспоминать не любил, а если уж очень приставали, говорил только, что все женщины там — ведьмы, и на каждом шагу колдовство и магия, и умнее всего ходить там с оглядкой и помалкивать.
Я был очень привязан к Яго. Он словно не замечал моего уродства и относился ко мне так, что я и сам забывал об этом, чувствуя себя обыкновенным мальчишкой.
Итак, Яго был моим воспитателем и обучил всему, что должен знать наследник Ульмсдейла. В то время мы называли войной схватки с жителями пустыни и поединки лордов. Никто и не думал, что может быть другая война, перед которой все, что мы видели раньше, покажется детскими играми. А она была уже на пороге, и очень скоро мы хлебнули ее досыта.
Но кроме Яго у меня был еще один учитель. Это был Ваймен Ривал, человек, наделенный особенными способностями и видевший мир совсем по-другому. В наших краях врачеванием и травами занимались только женщины, и поэтому Ривал казался окружающим не менее странным, чем я. Как я теперь понимаю, его от всех отличало неукротимое стремление к знаниям. Собирая травы, он облазил все окрестные леса и даже выбирался в пустыню.
Он был родственником Главного Лесника, и поэтому ему никто не препятствовал бродить где угодно. Люди относились к нему настороженно, как ко всему необычному, но все равно бежали за помощью, если заболевала скотина или человек.
Он, кажется, знал все травы — и те, что использовались всеми, и те, о которых никто и не слышал. Он вообще хорошо чувствовал растения, и все окрестные фермеры советовались с ним о сроках посева и уборки. Но он занимался не только растениями. Довольно часто ему приходилось лечить заболевших диких животных и птиц. Они терпеливо и доверчиво переносили лечение и жили у него, пока не чувствовали себя здоровыми. Все это вместе заставляло людей избегать его, а вдобавок, в округе шептались, что он часто бродит по местам Древних и пытается разгадать тайны, о которых здравомыслящему человеку и думать не хочется. Но все, что отпугивало наших людей, меня только привлекало.
Я, как, наверное, все дети, хорошо слушал и запоминал совсем не предназначенное для моих ушей. Так я узнал о проклятии рода Ульма и о том, что, возможно, в моей матери есть примесь нечеловеческой крови, и о том, как я странно родился. И я сам был доказательством, что это не болтовня, достаточно только взглянуть мне в лицо и на ноги.
Я пришел к Ривалу, изо всех сил сохраняя независимый вид и стараясь не показать понятный страх. Он присел перед каким-то растением с длинными острыми листьями. Он не обернулся на мои шаги, а просто заговорил так, словно я всегда был рядом с ним.
— Мудрые Женщины называют его “язык дракона”, — произнес он мягким, чуть звенящим голосом. — Говорят, это прекрасное средство от ран и порезов. Надо будет проверить. Но ведь ты, Керован, пришел ко мне не о травах говорить?
— В общем, да. Люди говорят, что никто не знает о Древних больше, чем ты.
Он присел на пятки и взглянул мне в лицо.
— К сожалению, это не очень много. Конечно, можно кое-что понять просто разглядывая, наблюдая… Но как понять тех, о ком мы даже не знали наверняка, как они выглядели? А знали они много, много больше, чем мы, и о многом мы можем только догадываться или случайно наткнуться на обрывки их знаний. Они ушли задолго до прихода сюда первых людей. Все их храмы, крепости и замки были пусты и заброшены. И никто не может понять, что заставило их бросить наши долины. Я занимаюсь этим всю жизнь, но так и не смог найти разгадки.
Лицо его разгорелось, как у Яго, когда он демонстрировал мне особенно хитрый прием фехтования или рассказывал о засадах и разведках. Ривал смотрел на меня изучающе.
— А что у Древних тебя интересует? — спросил он.
— Я хочу понять, — ответил я, — понять, почему я не такой, как все люди, почему я… — я не договорил. Никакие силы не могли заставить меня самому произнести те слова, которые частенько слышал за своей спиной.
— Поиск знания — благородная цель, тем более стремление понять себя. Думаю, в этом я смогу помочь тебе. Пойдем.
Он поднялся и пошел неслышным шагом лесного бродяги. Я молча отправился за ним. Так я впервые попал в удивительный дом Ривала. Я долго стоял на пороге и оглядывался, не в силах войти. Так много интересного было здесь, что просто глаза разбегались. В каких-то корзинах и ящиках сидели птицы и звери, и глаза их светились в полумраке хижины. Они явно не боялись людей и не собирались убегать. На шкафах, полках и просто на стенах стояли горшки и висели мешочки с травами и кореньями. Кое-где виднелись странные вещи и обломки, собранные, похоже, в сооружениях Древних.
О том, что это все-таки жилье, напоминали только камин, кровать, стол и два стула. Больше всего это походило на склад и мастерскую. Сам Ривал остановился посреди комнаты и взглядом искал что-то на полках.
Я принюхался. Пахло травами, едой из котелка, стоящего на огне, животными. Но во всем этом не было ничего неприятного или грязного.
— Ты хочешь знать о Древних, — сказал Ривал, — тогда взгляни сюда.
Я протиснулся между двух корзин с сидящими пушистыми зверьками и подошел к нему. На полочке лежала россыпь обломков и несколько собранных фигурок. Многих частей недоставало, но изображение было понятно. Сейчас никто не мог сказать, как выглядели Древние, и я не знал, созданы эти статуэтки с натуры или рождены фантазией художника.
Первая фигура изображала крылатую женщину, к сожалению, без головы. Была и фигура почти обычного мужчины, правда, на лбу его росли витые рога, но лицо его было аристократическим, как у настоящего лорда. И еще изображение какого-то морского существа с перепончатыми лапами. И совсем маленькая статуэтка женщины, окутанной, как плащом, длинными волосами. Это то, что Ривалу удалось собрать, хоть и не полностью. Остальное были фрагменты, обломки: голова с отбитым лицом, увенчанная короной, изящная рука в кольцах. И рука и кольца были из какого-то незнакомого мне материала.
Я не притронулся к ним, только смотрел и не мог наглядеться, все больше, чем когда-либо, желая узнать все, что можно об этом странном народе. Теперь мне понятно было, почему Ривал готов жизнь отдать этим поискам, собиранию, восстановлению.
Так Ривал стал моим учителем. Мы много ходили по местам, куда не рисковали заходить другие, и собирали, копили крохи знаний, надеясь, что когда-нибудь сможем если не понять полностью, то хоть увидеть краешек Древней мудрости.
Мой отец обычно приезжал ко мне раз в месяц. И первый наш серьезный разговор произошел, когда мне исполнилось десять лет. Я видел, что он мрачен и угрюм, как человек, которого давят темные мысли, и сразу почувствовал, что он на что-то решился и разговор будет важным.
— Ты мой единственный сын, — начал он, с трудом подбирая слова, — а значит, полноправный наследник Ульмсдейла, — он надолго замолчал, но я не мешал ему еще раз все обдумать.
— Далеко не все с этим согласны, — сказал я спокойно, как нечто общеизвестное.
Он нахмурился: