- Признаться, не припомню.
- Ай-ай-ай, - укоризненно покачал головой брюнет. - Кристофер Марло к вашим услугам. Слышали, надеюсь?
- Кристофер? - Глеб невольно отступил на шаг. - Хм... Но как же...
- А очень просто! Как я попал сюда, ведь верно? Тем же путем, что и вы, милейший друг. Через парадный вход. Ну, а точнее... Люди не верили, что вы - Шекспир, а я имел неосторожность заявить, что я - Кристофер Марло. Как-то уж само собой случилось... Треснул, правда, для пущей убедительности, кулаком по столу - и вот я здесь. Банальная история. Для дешевых сплетен.
- Не знаю, не знаю, - пожал плечами Глеб. Этот нагловатый тип начинал действовать ему на нервы, хотя, конечно же, и вправду несколько напоминал... Да, очень давняя, почти забытая встреча... - Но, как я посмотрю, вы тем не менее спокойны!.. Разве нет?
- А что же делать? Больше того, признаюсь, такое положение вполне устраивает меня. Теперь-то я смогу писать, что захочу! И никто уже не прыснет в кулак, когда я назовусь. Тут и не это - в порядке вещей.
- Здесь - да. К сожалению. Простите, ваш глаз...
- Так, стычка.
- Тоже здесь?
- О, нет! Гораздо раньше. В ж и з н и! Когда имя Кристофера Марло еще что-то значило.
- А теперь? По-моему, лишь теперь - т е п е р ь - и начинается... Ах, как ему хотелось поддеть, уязвить этого развязного "творца"!
"Все вы тут гении, - подумал он раздраженно, - но по ком, по ком из вас загудят колокола посмертной славы? Или прозвучат - хотя бы день, хотя бы час, минуту в этом потоке вечности?.. Несчастные двуногие, сошедшие с ума из-за того, что те, кого потом назвали гениальными, великими, родились раньше вас и отобрали у вас славу... Что за вздор! Великие не отбирали ничего. Они пришли и взяли то, что причиталось им по праву, вернув лишь то, что дать могли. Не более того. Кто виноват, что потомки не сумели дать и половины этого? Духовный крах... В противном случае их бы тоже признали великими. Парадокс прогресса: каждый новый век снижает ценз для живущих. И повышает для тех, кто умер. Оттого и сходят с ума, что за умершими не угнаться, а понимают ведь: сегодняшняя слава залога на успех в грядущем может и не дать. Проверенное временем ценнее, прочнее, что ли. Мертвые молчат. А со своих, как говорится, взятки гладки - конечно, блещут мастерством, но не Шекспиры, нет! А коли ты Шекспир, вдруг объявившийся в двадцатом веке, то писать обязан лучше, чем лет четыреста назад. Иначе не поверят, не признают. Мыслимо ли это? Бедные двуногие..."
Брюнет с сожалением посмотрел на Глеба:
- З д е с ь все кончается. Дальше отступать некуда. Или у вас припасены другие варианты?
- Когда наконец чувствуешь, что можно быть самим собой, действительно - это предел. Какие еще варианты? Если бы только не здесь...
- Еще бы! Кристофер Марло знает, что говорит, - самодовольно ухмыльнулся брюнет, но, оглянувшись, тотчас приложил палец к губам. Тс-с-с... Доктор идет!.. А вот тогда - да! - неожиданно громко и решительно заявил он. - Тройка, семерка, туз - шведская миловидность. В противном случае - инсулин! - Он весь как-то поник и медленно пошел прочь. Но напоследок, через плечо, все же успел бросить: - Возьмите меня в труппу, а, мистер Шекспир?
- Итак, я свободен, Билли, - весело проговорил врач. - Займемся вашим театром?
- Было бы неплохо... Я тут и сам без дела не сижу. Один уже просился в труппу.
- Кто?
- Да вот...
Глеб взглядом указал на удаляющуюся фигуру.
- А, это наш новый пациент... Безобидное создание. Вы только подумайте, Билли, он разыгрывает болезнь, которой у него вовсе нет. А лечить-то его надо, правда, совсем от другого. Возомнил, что он Кристофер Марло!.. Пора, говорит, взять верх над Шекспиром - потому-то я и здесь. Каково?
- Придворный трагик, - улыбнулся Глеб. - Не это ли залог скорейшего забвенья?!
- Его, однако, не забыли...
- У Истории свои причуды. Но он попросился в мою труппу! Разве он тем самым не признал моего превосходства?
- А вы тщеславны, Билли. Знаете, он тут как-то - да-да, едва только поступил, вчера! - заметил: позвольте мне сыграть в любой шекспировской пьесе - и я наполню свою роль таким смыслом, какой Шекспиру и не снился. Хоть я и не актер. Но я зато - Кристофер Марло!
- Похоже на него. Что ж, я найду ему место в новой пьесе. Да я и сам сыграю в ней... Посмотрим, какой смысл он вдохнет в свою роль.
- А что за роль, если не секрет?
- Он сыграет самого себя. Каким он был всегда. И будет жалок, уж поверьте.
- По-моему, вы хватаете через край. Между нами, он даже обрадовался, когда узнал, что вы - здесь.
- Серьезно? Вот чудак! Нет, я обязательно дам ему роль. Пьеса почти готова...
- Как называется?
- Пока не знаю... Да и не название решает дело, нет! Оно рождается в последнее мгновение, чтоб как-то зрителя привлечь, а в сущности... Короче, это будет хроника. Последняя в моей жизни...
- Неужели?
- Да. Я, правда, не уверен - лучшая ли... Впрочем, автор судит обо всем предвзято...
- Шекспиру не дано писать плохо, - моментально отпарировал врач.
Глеб только грустно посмотрел на него и, нахмурясь, отвернулся.
"Что-то с ним творится, - озабоченно подумал врач. - Он изменился. Когда его привезли, он был вне себя от ярости, казалось, он способен разнести все в щепы... А теперь? Он здесь всего третьи сутки. И уже сегодня он совсем другой... Тихий, подавленный человек... Как это он сказал на утренней беседе? Да!.. "Что бы вы подумали о человеке, который бежал с целью стать победителем, заранее предполагая, что победителя ждет беда?" Я ему ответил что-то вроде: "Не беспокойтесь, Билли, здесь мы вас в обиду не дадим..." Пустые слова! Неужто он вдруг осознал всю нелепость своих прежних поступков? Что же получается: безумец, понимающий, что он безумен? Парадокс! Невозможный парадокс! Но почему он с такой радостью ухватился за эту идею учредить в больнице театр? Даже с истовой готовностью... Выходит, он все-таки верит в свое мифическое "Я"?! И одновременно отвергает... Нет-нет, конечно, все не так. Все во сто крат сложнее. Внешне он смирился, да, сломался, но - внутри... Как, от чего его лечить? Как понять этого безумца, который умеет держать себя в руках? Если не Шекспир, то кто? Если не Глеб Сысоев, то кто же, наконец?!"
И тут врач с ужасом обнаружил, что, задумавшись, произнес последние фразы вслух. Правда, тихо, очень тихо, но пациент услышал.
- Прекрасно, доктор! - воскликнул Глеб, дружески похлопав врача по плечу. - Вы начинаете сомневаться! Вы далеко пойдете.
- Не понимаю.
- О, это большой профан в своем деле. Увидете, и года не пройдет, как вся Европа будет трепетать от одного лишь имени его! - рассмеялся Глеб. Это я о себе. Я был профаном и, как любой профан, не сомневался. И в результате - встретил вас... Вам моя участь не грозит.
- Билли! - укоризненно сказал врач.
- А что - Билли?.. Пускаться во все тяжкие словесного жонглерства это глупо. Не выяснишь ничего и не поймешь. Что - Билли?! Слова, слова, слова... Воистину!
- Билли, - сказал врач примирительно, - сколько человек вам нужно?
- Человек пятьдесят, не меньше, - ответил Глеб. И совсем тихо добавил: - Труппе хватило бы и одного актера. Но что делать, если в пьесе так много уродов?!
- Что вы сказали? - не расслышал врач.
- Нет, ничего. Я просто уточнял. Для себя.
Со времени своего последнего визита она, кажется, немного успокоилась, хотя все внешне, только внешне - неужто и тут игра? Смирилась ли на самом деле или только сумела взять себя в руки, надевши маску напускного равнодушия и непробиваемой чопорности?