А если не наемники или регулярная армия придут, так крестьяне взбунтуются. Голодают, понимаешь ли! То неурожай случиться, то чума волной пройдется — а ты-то здесь при чем? Твое дело их плетью бить, чтоб работали лучше, да чтоб деньги с полей крестьянских и из домов их в твой сундук попадали. Но вот на тебе, поднялись деревни и стоит молчаливой толпой мужичье под стенами замка. Ждет. Когда еда у хозяина кончится, когда сил не останется, чтобы меч в руке держать. И тогда, как воронье, налетят на беззащитную добычу — замок — спалят вместе с обитателями, все добро поделят меж собой. Только тебе уже все равно будет, что с гульденами твоими станется.
Нет уж, лучше в замке сварливую, надоевшую жену оставить, а самому воевать пойти. На войне — деньги, свобода. Вот и похожа теперь империя на котел с похлебкой — все смешалось. Нет границ между землями курфюрстов, нет самих курфюрстов. Один правитель остался — меч. Кто сегодня сильнее, тот и князь.
Что такое война глазами правителя соседнего государства? Каждому свое видится. Для Французского и Английского королевств война — карточная игра. Ставка в ней — гегемония в Европе. Выиграют — загребут выигрыш себе. А проиграют, так дом Габсбургов, который прочно укрепился в Испании и на императорском троне, сомкнет руки, обнимая всю Европу. Для Франции и Англии победа Унии — крест на могиле, где похоронены габсбургские мечты о мировом владычестве. А если проиграют князья-протестанты, если Фердинанд II получит безраздельную власть над империей, о которой мечтает, то вскорости не будет ни Англии, ни Франции, ни Соединенных Провинций. Будет одна держава — Габсбурги. А главная сила Габсбургов сейчас не в солдатах, не в полководческом таланте Тилли, а в деньгах. Банкирский дом Фуггеров получает огромные суммы от Ганзы, на них и ведется война с мятежниками.
Для Кристиана IV война в империи — работа. Тяжелая, опасная, но доходная. Англия с Нидерландами платят огромные деньги, чтобы Ганза, главный союзник Фердинанда, в пепле упокоилась. Миллион гульденов в год, огромные деньги. Но причиной тут не одно только золото. Если император проиграет войну, то Датскому королевству достанется то, о чем давно мечтает Кристиан — южное побережье Балтийского моря. Урвать кусок от дележа целой еще империи каждый горазд. Лишь бы армия была, лишь бы соседом был.
Республика Соединенных Провинций сильна своей торговлей. Конкурент у нее один — Ганза, верная империи. Проиграет император, погибнет и Ганза. Есть еще конечно и Английское королевство, но это потом. После взятия Бремена разберемся. Вот и переходит золото из голландских сундуков в руки датского короля и князей-протестантов. Лишь бы только войну завершили, освободив мир от Союза.
Густав II Адольф, правитель Швеции, вроде бы не обращает внимания на войну в империи. Своих дел по горло. С Речью Посполитой война только закончилась, договор еще даже не подписан. И с Московским государством из-за русской нынче Ливонии отношения не самые лучшие. Того и гляди, в новую войну король шведский ввяжется. Он политик хороший, а полководец и еще лучше — вся Европа его знает, весь мир христьянский. Да только поглядывает искоса Густав на то, что в империи происходит, хоть и нет средств, чтобы в войну эту вступить. Но как хочется Балтийское море шведским внутренним морем сделать!
Речь Посполитая подпишет мир со Швецией, потом вступит в войну. Не преминет: на стороне Фердинанда сам Рим и Папа. Речь Посполитая для Габсбургов всегда служила источником людских ресурсов. Куда еще славному пану пойти с войском, как не к императору на службу. Там почет и деньги. Благословение Папы Римского с теми, кто убивает протестантов.
Москва тоже внимательно следит за войной в Европе. Следит двумя парами глаз: Федор Годунов, царь всея Руси, и Ксения Годунова, его сестра. Первый обладает властью, но употребить ее не может. Вторая бессильна, но сгорает от желания получить эту власть. Царь Федор не желает вмешиваться в войну, не желает соблюдать договор, заключенный с Густавом II Адольфом. Не желает обрывать контакт с Ганзой. Ксения же, наоборот, видит, как много теряет Московское государство от посредничества Ганзы при торговле с Европой. Победа протестантов для Московии — гибель Ганзы, а значит новые торговые связи.
Фердинанд II Габсбург. Наследник славных побед Максимилиана I и Карла V. Стоит только ему подчинить себе Священную Римскую империю германской нации, как не преминет сомкнуть латные рукавицы на горле всей Европы. Отсветы костров инквизиции, окончательная победа Контрреформации, новые крестовые походы к гробу господнему, конец дворянской вольнице, конец свободе городов — вот будущее, ожидающее христианский мир после победы императора. А императору терпеть поражение нельзя — это его последний шанс стать реальной властью в империи.
Ганза — очень часто именно она стоит за всеми событиями, происходящими в Европе. Равно как на севере, так и на юге. Если победят протестанты, то всегда поддерживавший Фердинанда II Союз, ведущий войну на море и на суше против конкурентов и торговых компаний протестантских стран, ждет кризис. Второй кризис, из которого ей уже не выбраться. Поэтому Гавнзе так нужна победа Фердинанда II, империи, католицизма.
Варится мешанина интриг, амбиций, желаний, союзов, предательств, денег, земель и людей в большем котле Европы. И нет ни повара, ни рецепта. Что получится? Один Бог знает…
Дитрих оказался прав — Рекнагель встретил нас с распростертыми объятьями, приняв за военных советников из Соединенных Провинций.
Выспавшись первой ночью в лагере, нам уже не было суждено спать вдоволь. Утром следующего дня войско покинуло луг, свернув лагерь, и направилось к Кельну. Приходилось ложится поздно вечером и вставать рано утром. Задница болела, замученная седлом, а вечно мокрые одежда и вода в сапогах заставляли меня выть от ненависти к заданию мастера Боля.
Зато, благодаря нещадному маршу, мы добрались до Кельна всего за пять суток. Все они выпали у меня из головы, не оставив не малейшего следа. Разве что происшествие, случившееся на третий день. Я предупреждал Дитриха…
Мелкий моросящий дождь, в который превратился ливень, колол лицо, заставляя ниже надергивать капюшон, опасаясь потерять при этом обзор дороги перед собой. По пути нам еще не попадались отряды противника, хотя шли мы уже три дня, а значит до Кельна таким темпом оставалось еще два.
Мы ехали в середине колонны войск, беседуя — когда позволяла погода — с Рекнагелем и капитаном Альбергом о положении имперских войск, о будущих кампаниях Унии. Благодаря этому мы узнали достаточно, чтобы снискать похвалу мастера Боля по нашему возвращению в Бремен. Хотя я сильно сомневался, что мы туда когда-либо вернемся, о чем и сообщал каждый вечер Дитриху. Он лишь смеялся надо мной, говоря, что если у человека есть голова и хоть что-то в ней, то он вывернется из любой передряги, причем победителем.
Вечером третьего дня войско встало лагерем неподалеку от мелкой деревушки, оставленной жителями. Уставшие пехотинцы обессилено свалились прямо в грязь, отдыхая после марша. Графу не стоило бы так гнать солдат вперед, если он желает взять город. Хотя, собственно, мне будет только лучше, если он навсегда останется под стенами Кельна вместе со всеми своими людьми. Не представляю, что сделает со мной и Дитрихом мастер Боль, когда узнает, кто посоветовал Рекнагелю пойти на штурм города.
Несколько наиболее выносливых солдат, еще не уставших после тягот перехода, отправились под руководством Альберга к деревушке, надеясь поживится скудным крестьянским добром, а заодно привести сюда их домашнюю скотину — запасы униатов подходили к концу, их вполне могло не хватить даже на два оставшихся до Кельна дня.
Наша палатка — отнятая в свое время лейтенантом Коппом у некоего Огильдора (я его так и не видел среди войска, возможно он ушел после недолгого препирательства с Рекнагелем) — стояла неподалеку от палатки капитана Параса. В этой части лагеря было спокойнее всего. Сам глава наемников пьянствовал вместе с графом, а его солдаты слаженно устанавливали лагерь, затем готовили еду и валились спать, выставив часовых. Они были приучены к дисциплине.
Так все произошло и в тот вечер. Часть наемников отправилась с Парасом в деревню, остальные давно уже спали крепким солдатским сном. Мы с Дитрихом сидели в своей палатке, пили рекнагелево вино и обсуждали как лучше всего загнать графа в ловушку, не допустив при этом взятия Кельна.
— Нам необходимо отделиться от униатов. Меня не прельщает перспектива болтаться в петле с табличкой «враг Лиги». А ведь так и будет, когда Готфрид откроет ворота и перейдет в контрнаступление, — втолковывал ему я.
— Сначала ему придется выдержать нашу осаду. А уж за это время мы найдем способ сообщить Готфриду о наших истинных целях. Единственное, что меня беспокоит — вдруг Родерик Виндорт действительно продался республике Соединенных Провинций. В этом случае… Я догадываюсь с кого спросит мастер Боль за потерю города, — Дитрих выглядел озабоченным. Я был доволен тем, что хоть что-то может изменить его вечно бесстрастное выражение лица.
— Господин Иерг, господин Иерг, — снаружи донесся обеспокоенный голос лейтенанта Коппа.
Дитрих, опоясываясь на ходу мечом, выбрался из палатки под дождь. Я последовал за ним, сунув за пояс оба пистолета, привезенных из Голландии.
Было уже темно. Зебальд стоял у палатки, нетерпеливо сжимая и разжимая кулаки. Увидев выходящего Дитриха, он подскочил к нему:
— Господин Иерг, наш патруль поймал у лагеря двух лазутчиков. Начальник патруля просил передать, что необходимо ваше присутствие. Он сейчас там, — Копп указал пальцем где именно.
Дитрих, жестом разрешив лейтенанту удалиться, обернулся ко мне.
— Настоящие советники из Провинций, — прошептал я.
По виду Штадена было ясно, что именно это он и собирался сказать. Дитрих улыбнулся, накинул капюшон плаща — я последовал его примеру — и мы направились к дальнему концу лагеря.
Все солдаты спали, лишь кое-где у палаток горели костры, прикрытые сверху от дождя (не представляю, где солдаты могли найти сухие дрова). Там готовилась еда.
Судя по громогласному смеху — наверное его было слышно даже в Кельне — Альберг Парас вернулся после разграбления деревни и вновь продолжил пить с графом Рекнагелем. Это было хорошо, так как озачало, что они не будут присутствовать при допросе шпионов. В схватке с солдатами у нас есть шансы, а если будут присутствовать капитан или граф — великолепные фехтовальщики — тогда на побег в случае неудачи нечего даже и надеяться.
— Что будем делать? — тормошил я Дитриха, пока мы шли к начальнику патруля. — Они же нас опознают!
На его лице мелькнула знакомая самоуверенная усмешка.
— Все обойдется. Уж поверь мне, Арнольд Боксбергер.
Через силу, но я все таки улыбнулся ему в ответ. В конце концов у меня есть амулет против оружия. А кольцо, которое сделает носителя невидимым, я готов был отдать Дитриху. Не могу же я бросить его среди врагов, а сам скрыться из лагеря.
Тем временем мы уже дошли до края палаточного городка. Я ткнул Дитриха локтем и указал рукой вправо:
— Там есть кто-то.
— Кто идет? — раздался голос из темноты.
— Советник Иерг! В следующий раз назовешь меня господин. Понял, скотина?! — Дитрих с угрожающим видом положил руку на меч. — Где начальник сегодняшнего патруля?
— Следуйте за мной, господин советник.
Из темноты появился солдат в форме мушкетерской роты графа Рекнагеля. Закутанный в промокший до нитки плащ, он сжимал в руке меч. Мы пошли за ним. Дитрих на ходу обернулся и подмигнул мне. Я вздрогнул.
— Лейтенант Каспар Цельнер, мушкетерская рота его милости графа Рекнагеля, — назвался начальник патруля, находившийся в той палатке, куда привел нас часовой. Немного пьяный, он сидел в кирасе на тюфяке и доедал окорок. Рядом стояла почти пустая бутылка красного вина. Дешевый рейнвейн, пойло для простолюдинов.
— Ну? В чем дело? — грозно поинтересовался Дитрих. Надо будет напомнить ему, если выберемся из этого дерьма, чтобы помягче разговаривал с людьми графа. Он слишком вжился в роль, наверное и вправду считая себя человеком, от которого зависит судьба войска Рекнагеля.
— С час назад мой патруль задержал на подъезде к лагерю двух всадников. Они назвались советниками из республики Соединенных Провинций, господами Иергом Эндорфером и Арнольдом Боксбергером… — лейтенант многозначительно замолчал, внимательно посмотрев на нас.
— Имперские шпионы? — предположил задумчиво Дитрих. — Но откуда им известно о нашей миссии? Где они?
— Пойдемте, — лейтенант, кряхтя, поднялся с тюфяка, сбросив остатки ужина с колен на землю. Он направился к выходу, за его спиной Дитрих незаметно проверил свои пистолеты: не отсырели ли?
Пленных держали в большой палатке, на самом краю лагеря. Мы вошли в нее. Первыми в глаза бросились два охранника с мушкетами и в кирасах, на поясах мечи. Пойманные советники — двое худых, невысоких мужчин в серых изорваных плащах — сидели на мокрой циновке в дальнем от входа углу палатки. Руки у них были связаны за спиной.
Дитрих подошел к ним, поднял за подбородок голову левого пленного, презрительно посмотрел, затем оттолкнул от себя. Вытер ладони о штаны и не глядя протянул руку к Каспару Цельнеру:
— Что у них нашли при обыске?