— Не перестаете?
— Конечно, нет! Даже сейчас у меня в запасе осталось несколько методик собственного изобретения. — Дэйрус поднял тонкий костлявый палец. — Посидите здесь немного, постарайтесь дышать как можно глубже.
Он на секунду вышел из палаты Терреттта и вернулся с маленьким кубком. Присев рядом с Маретэн, Квандда передал кубок ей.
— Вам нужно успокоиться, Маретэн Стогггул!
Она с благодарностью глотнула огнесортный нумааадис.
— Я думала, здесь нельзя пить спиртное!
Дэйрус слабо улыбнулся.
— Каждому в'орнну время от времени требуется разрядка.
— Спасибо, — поблагодарила она, возвращая пустой кубок, — вы проявили доброту и сердечность на похоронах Теттси и теперь помогаете мне снова.
— Какие мелочи!
— Нет, это нельзя назвать мелочью. Вы первый, кто по-настоящему попытался вылечить моего брата.
Дэйрус развел руками.
— Разве я мог поступить иначе?
— Звучит как-то по-кундалиански.
Кирллл Квандда смотрел на Маретэн целую вечность.
— Вы им сочувствуете?
— Что-что?
— Нет-нет, — замахал он руками, — ничего!
— Я слышала, что вы сказали, и постараюсь запомнить.
Он побледнел.
— Нет, вы не поняли, я никогда вас не предам. По правде, я и сама думала…
— Знаете, тех, кто так считает, не так уж и много.
— Вообще-то, — призналась Маретэн, чувствуя, как стремительно бьются сердца, — я об этом толком не думала.
Дэйрус рассмеялся. Наверное, от избытка эмоций.
Маретэн понизила голос до чуть слышного шепота.
— Недавно я столкнулась с одной странностью. Я побывала на одном складе, полном произведений искусства коррушей и других народов Кундалы…
— И что же в этом странного?
— То, что этот склад принадлежит баскиру.
— Правда?
— Там были какие-то ящики, которые, судя по печати, принадлежали кхагггунам. Я почувствовала… ну, вы сами понимаете, что я могла чувствовать.
— Это был склад Сорннна СаТррэна? — Взглянув в глаза Маретэн, дэйрус поспешно добавил: — Я заметил его на похоронах вашей бабушки.
— Теттси была лучшей подругой его матери.
— Те ящики были кхагггунскими?
Будто поняв, в какое опасное русло повернула беседа, Маретэн резко встала. Воцарилась неловкая тишина, от которой у нее по спине побежали мурашки.
— Еще раз спасибо вам, Кирллл Квандда! — наконец сказала она. — За все.
— Жаль, что не смог сообщить вам ничего обнадеживающего. Мужайтесь. Возможно, в следующий раз новости будут получше.
— Разве здесь должно быть темно? — спросила Элеана.
— Тэй говорит, что да.
— Да здесь просто глаз выколи! — Элеана чувствовала присутствие Реккка, но видеть не могла. — Куда подевалась эта гэргонова птичка? И здесь что, нет даже масляной лампы?
— Нет, тэй говорит, тут нет ни фотона света.
Они спускались по крутой лестнице, верхняя часть которой была из черного дерева, а затем следовал каменный пролет, скользкий и сбитый от частого использования. У основания находился настоящий лабиринт из узких коридорчиков и комнаток с низкими потолками, лежавших под нижним этажом монастыря. Воздух казался сырым и зловонным, будто они приближались к захоронению грешных кундалиан. Повсюду витал дух горя и заброшенности: над грудами икон, покрытых толстым слоем пыли, над скульптурными изображениями животных, потрескавшимися и увитыми паутиной, над купелями и алтарями, в которых гнездились паразиты. Осколки великой цивилизации, забытой, не нужной даже собственным потомкам.
— Откуда ты знаешь, что говорит тэй? — спросила Элеана, останавливаясь на одной из ступенек.
— Пока он меня лечил, что-то произошло.
— Ты имеешь в виду этот прибор гэргонов?
— Не думаю, — возразил Реккк. — Я сам отчасти гэргон. Это сделал еще Нит Сахор, когда имплантировал мне прототип окумммона. Этот окумммон он изобрел сам.
— Но это не объясняет то, что…
— Когда тэй меня лечил, между нами возник контакт. Возможно, через окумммон. Ведь это прибор связи.
— Твой окумммон умеет намного больше, — сказала Элеана. — Я видела, как видоизменяются формы материи, если их пропустить через отверстие окумммона.
Тэй разразился звонкой трелью.