Дорога к замку была ровной, без больших кочек и глубоких рытвин. Мы ехали довольно быстро, как для людей, везущих раненного товарища, и часа через полтора на горизонте по пути нашего следования замаячила громада Шато-Бокер.
Это была одна из тех древних твердынь, которые со временем оказались в отдалении от основных путей и утратили своё былое стратегическое значение, но по-прежнему использовались хозяевами в качестве надёжного убежища, а ещё чаще — в качестве надёжной тюрьмы. Шато-Бокер состоял из четырёх башен, соединённых между собой галлереями, и широкого внутреннего двора; замок находился на вершине холма и был опоясан тройной крепостной стеной. Справа и слева от насыпи, по которой проходила дорога к замку, начинались топи. Я подумал, что владелец Шато-Бокер, при наличии полного гарнизона и достаточного количества запасов питьевой воды и продовольствия, мог обороняться здесь годами.
Наш отряд проехал по подъёмному мосту и, миновав ворота, оказался во внутреннем дворе. Расторопные слуги тотчас переложили раненного Йожефа на заблаговременно приготовленные носилки и перенесли его в северную башню, где позже разместились и остальные загоряне.
К нашим котам отнеслись здесь с тем же вниманием, что и к людям. Никоран мигом отреагировал на причитания Леопольда, который жаловался на зверский голод, и, прежде чем пойти к герцогу с докладом, лично отвёл капризного кота на кухню, чтобы там его накормили. Мы поняли, что в Шато-Бокер огромное самомнение Леопольда нисколько не пострадает, даже напротив — ещё больше возрастёт.
Двое слуг, мужчина и женщина средних лет, которых звали Бедалис и Николетта, провели нас в восточную башню, где находились гостевые покои. Наши апартаменты состояли из сеней, прихожей, спальни и ванной. Прихожая оказалась просторной комнатой с мягкими креслами, столом и комодом; её пол был устлан коврами с затейливыми рисунками, а на стенах висели гобелены с изображением охотничьих и батальных сцен. В спальне стояла огромная кровать с шёлковыми простынями и бархатным балдахином; на полу лежало несколько медвежьих шкур, а над отделанным мрамором камином в углу висело две кабаньи головы. Рядом с камином была небольшая дверь, ведущая в ванную. Когда горничная открыла её, мы увидели ярко освещённую комнату, стены, пол и потолок которой были выложены мраморной плиткой. В центре комнаты находилась вытесанная из цельного куска гранита ванна впечатляющих размеров, к ней был подведён кран с двумя вентилями.
— Вы, наверное, хотите помыться с дороги, — произнесла горничная с утвердительной интонацией.
От этих слов я сразу почувствовал себя очень грязным. Собственно, я и был грязным. Мы оба были грязными — что и немудрено после такой-то прогулки.
Инна поглядела на себя в зеркало и брезгливо поморщилась.
— Конечно, мы помоемся, — сказала она. — И чем раньше, тем лучше. Желательно в горячей воде... если она есть.
Николетта молча прошла в ванную, повернула один из вентилей и подставила руку под струю из крана. Лишь после этого она с уверенностью заявила:
— В нашем замке всегда есть горячая вода.
Мы с женой тоже вошли в ванную, оставив Бедалиса в спальне распаковывать наши вещи. Горничная тем временем отрегулировала оба вентиля и попросила проверить, устраивает ли нас такая температура воды. Я проверил и прибавил ещё немного горячей.
— А не слишком ли сильный напор? — осведомилась Инна, с некоторым беспокойством глядя, как быстро наполняется ванна. — Может пойти ржавчина.
— Ржавчины у нас не бывает, — заверила её Николетта, насыпая в ванну какие-то порошки с приятным и ненавязчивым запахом. — Чары на водопровод наложил сам господин де Каэрден.
— Так он колдун? — спросил я, а мысленно добавил: „Вот теперь всё ясно.”
„Ты о его кошке-лошади или о странной реакции на наши титулы?”
„И о том, и о другом. Мы должны были раньше сообразить, что барон де Каэрден — колдун. И не просто колдун, а...”
— Он не просто колдун, — словно эхо прозвучали слова горничной. — Преподобный Ривал де Каэрден — рыцарь Инквизиции. Вот уже двадцать семь лет он состоит при особе его светлости герцога по высочайшему приказу его величества верховного короля. Разве вы не знали об этом?
— Кое-что слышали, — ответил я. — Нам рассказывали историю о сыновьях господина герцога, но до конца её не досказали. А мы бы очень хотели узнать, что с ними случилось.
Служанка мигом переменилась в лице. Румянца на её щеках как и не бывало.
— Вы уж простите, милостивые государи, — дрогнувшим голосом промолвила она, пугливо осмотревшись вокруг. — Его светлость не любит, когда говорят о его сыновьях. Однажды Бедалис не в меру распустил язык, так монсеньор герцог посадил его в подвал и продержал там две недели на хлебе и воде. — Николетта быстро взглянула на Бедалиса, который методично разбирал в спальне наши вещи. С тех пор, как его представили, он ещё не произнёс ни единого слова. — Поэтому не взыщите. Если вас это так интересует, обратитесь к господину де Каэрдену. Только он в этом замке может говорить о сыновьях его светлости, и никто другой.
— Гм, ладно, — сказал я и увидел, как на лице горничной отразилось облегчение. — Спасибо, что предупредили нас. Теперь, по крайней мере, мы не попадём в неловкое положение.
— Всегда рады служить вашим светлостям, — с поклоном ответила Николетта. Она подошла к двери, плотно закрыла её, затем второпях вернулась к крану и закрутила оба вентиля. — Ванна готова, господа. Милости прошу. Если не возражаете, я сейчас же займусь вашими дорожными платьями, прослежу, чтобы их немедленно отправили в стирку. К завтрашнему утру они будут высушены и выглажены.
Инна поблагодарила горничную, разделась с её помощью и, не мешкая, залезла в ванну. Я же лишь с завистью смотрел, как жена, повизгивая от удовольствия, плещется в горячей воде, и ждал ухода Николетты. А она, в свою очередь, терпеливо дожидалась, когда я соблаговолю раздеться и передать ей свой пропитанный пылью и потом наряд. Очевидно, ей даже в голову не приходило, что я могу стесняться.
„Владик, не жеманничай,” — подначила меня Инна. — „Ты же не стеснялся Суальды.”
„Так это Суальды,” — возразил я. — „Она нам как бабушка... А вообще, эти феодальные обычаи скоро меня доконают. Честное слово.”
В конце концов я не выдержал, разделся только до белья и в таком виде полез в ванну. Горничная поняла сей прозрачный намёк и, прихватив с собой мою верхнюю одежду, удалилась, напомнив перед уходом, что ужин начнётся в главной башне замка через полтора часа.
Когда мы с Инной остались вдвоём, я с облегчением стянул с себя мокрое бельё и по шею погрузился в благоухающую хвоей и цветами мыльную воду. Некоторое время мы молча нежились в этой огромной ванне, изнывая от блаженства. Наконец жена придвинулась ко мне, зачерпнула ковшом воду и вылила её на себя. Я взял кусок розового мыла с ароматом лесных ягод и принялся мылить ей волосы. Я обожал мыть Инну, а ей очень нравилось, как я её мою, и обычно она ничего не делала в ванне сама, предоставляя мне ухаживать за ней.
— Итак, наши поиски увенчались успехом, — заговорила Инна, когда я закончил с её волосами и перешёл к шее и груди. — Мы нашли инквизитора, причём раньше, чем рассчитывали... Кстати, тебе не показалось, что он откуда-то знает меня?
— Показалось, — ответил я. — Он так смотрел на тебя, словно вы с ним уже встречались. Ты не помнишь его?
— Нет. Я уверена, что вижу его впервые. Память у меня хорошая, а у де Каэрдена запоминающаяся внешность. Я бы его не забыла... Если только, — поспешила добавить жена, — мы не встречались лет десять или пятнадцать назад. — Она сделала короткую паузу. — Но тогда получается, что с самого детства я была, как говорится, «под колпаком» у Инквизиции. А может, и мы оба. Как ты думаешь?
Я вздохнул:
— Даже не знаю, что думать. Надеюсь, скоро мы получим ответы на все наши вопросы, в том числе и на этот. А пока я могу сказать одно: во всех тех неприятностях, которые произошли с нами сегодня, есть и положительный момент. Если бы не Чёрный Эмиссар, мы, возможно, не познакомились бы со Штепаном и не продолжили бы путь вместе с его отрядом. А тогда кто знает, как обернулась бы наша встреча с разбойниками и их предводителем-колдуном. Да и это нападение оказалось нам на руку — иначе бы мы не встретились с Ривалом де Каэрденом и потратили бы ещё как минимум три недели, добираясь до Лемоса.
— Гм... — Инна встала в полный рост, чтобы я мог помыть её живот и ноги. — С твоим последним утверждением я, пожалуй, не соглашусь. Ещё когда Штепан рассказывал о встрече Женеса с инквизитором Ривалом, я думала о том, что если последний выжил в поединке с чёрным магом, то, вполне возможно, он до сих пор находится при герцоге. Я решила дослушать историю до конца, а потом поделиться с тобой своими соображениями — но тут некстати вмешались разбойники. Так что с нападением или без оного, мы бы всё равно завернули в Шато-Бокер.
— М-да, в самом деле, — вынужден был согласиться я. — А мне это даже в голову не пришло. Я слушал рассказ Штепана, разинув рот и хлопая ушами, и не сообразил сложить дважды два.
— Ай, не прибедняйся! Ты просто мыслишь общими категориями, а уже из них, по мере необходимости, извлекаешь частности. Ведь ты сразу заявил, что нам не избежать встречи с герцогом. И я уверена, что к такому выводу, помимо остальных соображений, тебя подтолкнуло упоминание Штепана о прикреплённом к герцогу инквизиторе. У тебя сильно развито ассоциативное мышление, из-за чего ты порой рассуждаешь шиворот-навыворот. Например, в этом случае, вместо построения элементарной логической цепочки: «при герцоге находился инквизитор — быть может, он до сих пор здесь — значит, надо завернуть в замок и всё разузнать», ты исходил из конечного результата: «Почему-то мне кажется, что история герцога Бокерского касается и нас. С чего бы это?..» Додумать эту мысль до конца ты не успел, потому что на нас напали разбойники.
— По-моему, ты упрощаешь ситуацию, — заметил я, смывая с её прелестного животика и стройных ножек мыльную пену. — Я был бы чертовски рад, если бы наше участие в этой истории ограничилось лишь встречей с инквизитором, но... Боюсь, что всё не так просто.
— А я и не говорю, что всё просто. Я тоже боюсь, что мы влипли в эту историю по уши. И боюсь, что даже встреча с инквизитором не положит конец нашим приключениям...
Когда мы заканчивали мыться, вернулась Николетта с целой горой сухих и тёплых полотенец. Инна поблагодарила её за заботу, но велела не ждать нас, а идти по своим делам. На этот раз горничная сразу сообразила, что её присутствие здесь нежелательно, и, забрав моё мокрое бельё, поспешила откланяться.
Выбравшись из ванны, я самолично закутал жену в тёплые полотенца, на руках отнёс её в спальню и уложил в постель. До ужина у нас ещё оставалось время, и мы не стали тратить его на разговоры. Рядом со мной была Инна — женщина, без которой моя жизнь теряла всяческий смысл; рядом с Инной был я — первый и единственный мужчина в её жизни. Все переживания последних часов разом отошли на второй план, мы выбросили из головы тревожные мысли, на время забыли о всех наших проблемах и целиком отдались охватившей нас страсти. Мы любили друг друга так самозабвенно, с таким пылом, как будто делали это в последний раз...
Когда через час с небольшим мы покинули гостевые апартаменты, чтобы пройти в главную башню к ужину, то застали во дворе суматоху. Весь замок напоминал растревоженный пчелиный улей, повсюду сновали вооружённые мечами, луками и арбалетами люди, и никто, кажется, не помышлял о еде. Дюжины две сильных, крепких мужчин, обливаясь потом, толкали к главным воротам огромное уродливое сооружение на колёсах, отдалённо напоминавшее увеличенную до невероятных размеров средневековую мортиру.
— Владик, — произнесла Инна, с опаской поглядывая на «мортиру». — Эту штуковину опутывают такие мощные чары, и их так много, что если они вырвутся на свободу, то от замка не останется камня на камне.
Я кивнул. «Мортира» была не просто опутана чарами — её окружал настоящий клубок из тысяч и тысяч предельно насыщенных энергией магических «нитей».
— Что бы это значило, чёрт возьми? — встревожился я. — На замок собираются напасть? Почему тогда нас никто не предупредил? И где же... Ах да, вот он!
В этот момент я увидел инквизитора, который спускался с главной башни во двор и на ходу что-то втолковывал высокому рыжеволосому мужчине лет сорока. Мы поспешил к ним.
— Господин де Каэрден, — спросил я. — Что происходит?
Инквизитор наконец заметил нас и остановился.
— Ага, вот и вы... Мы с господином герцогом как раз собирались послать за вами. Я специально распорядился не беспокоить вас раньше времени и ничего вам не сообщать, чтобы вы успели хоть немного отдохнуть. Вскоре нам понадобится ваша помощь. — Затем он повернулся к своему спутнику: — Монсеньор, разрешите представить вам графа и графиню де Ланс-Оэли. Если вы помните, Винченцо Торричелли рассказывал о забавном завещании Мэтра...
— Конечно, Ривал, помню, — рассеянно ответил герцог, лишь мельком посмотрев на нас. — Милости прошу в мой замок, господа. К сожалению, с ужином придётся обождать. Вслед за вами к нам пожаловали непрошеные гости, которым не терпится попировать за нашим столом. Нужно оказать им достойный приём.
— А что за гости? — спросила Инна. — Неужели тот самый колдун, который напал на нас?
— Не только он. Нам предстоит схватка с Женесом, злым гением моей семьи и бичом всего Агриса. А также... — Герцог на секунду умолк, и его лицо исказила гримаса мучительной боли. — С Женесом мои сыновья... Вернее, чудовища, в которых он превратил моих мальчиков. Ривал мне сказал, что с Сигурдом вы уже познакомились.
Гарен де Бреси горько вздохнул, опустил голову и левой рукой взъерошил свои вьющиеся рыжие волосы.
— Сейчас у нас нет времени для объяснений, — вмешался инквизитор. — Враг уже наступает, мы должны действовать. Вы поможете нам?
— Разумеется, — ответила за нас обоих Инна. — Мы сделаем всё, что в наших силах. Но честно предупреждаем, что мы можем принести больше вреда, чем пользы. Мы слабо контролируем свои способности, а зачастую их совсем не контролируем...
— Да, понимаю, — перебил нас де Каэрден. — Это вечная проблема всех начинающих колдунов, особенно если их дар пробуждён в зрелом возрасте. Я уже сообщил о вас командору Торричелли. Надеюсь, он не станет мешкать и немедленно примет меры. Человек из Лемоса должен быть здесь послезавтра вечером, в крайнем случае — на следующий день утром. А пока что положитесь на меня. Я помогу обуздать силы, которые ещё не полностью подчиняются вам. Так что не беспокойтесь. — И он нетерпеливо махнул рукой. — А теперь пойдёмте. Нужно поторапливаться.
Я, Инна и Ривал де Каэрден направились к сторожевой башне, а герцог принялся руководить людьми, которые толкали через двор «мортиру».
— Так вот, — быстро заговорил инквизитор. — Сейчас противник находится у моста, и можно не сомневаться, что очень скоро он его захватит. Я собираюсь применить против Женеса орудие, над которым работал последние два года. — Он кивнул в сторону «мортиры», которая сантиметр за сантиметром неуклонно приближалась к воротам. — Это накопитель силы. Надеюсь, вы видите, сколько в нём собрано энергии.
— Да, видим, — подтвердил я. — И у нас такое впечатление, что она вот-вот вырвется на свободу.
— Не волнуйтесь, это произойдёт лишь по моей команде, — заверил нас де Каэрден. — Самый подходящий момент для удара наступит тогда, когда Женес сосредоточится на другой цели. Это единственная возможность поймать его, иначе ублюдок опять ускользнёт.
— А как вы намерены это сделать? — спросила Инна.
— Женес не лишён позёрства и захочет войти в замок непременно через ворота. Он обязательно попробует захватить их, даже ценой потери большей части своего войска. Я изучал Женеса много лет и знаю, что он поступит именно так. Здесь он применит свою магию, а я постараюсь как можно дольше сдерживать его натиск. Я надеюсь, что с вашей помощью мне удастся отвлечь Женеса настолько, что он не успеет среагировать на удар.
— Мы сделаем всё, что в наших силах, — повторила Инна.
В ту самую минуту, когда мы поднялись на сторожевую башню, сбылось первое предсказание инквизитора. Цепи моста оборвались, и он рухнул вниз, открывая нападавшим дорогу к замку. От пустынного спокойствия окрестностей не осталось и следа. Вся насыпь была запружена всадниками в тяжёлых боевых доспехах, легко вооружёнными пехотинцами, тащившими длинные осадные лестницы, и лучниками, которые первыми ринулись через мост и открыли стрельбу по защитникам замка на крепостных стенах. По моим оценкам, численность противника уже превзошла три сотни человек — а к ним подтягивались всё новые и новые силы...
— Да, — произнёс де Каэрден тоном человека, впервые за многие годы вдохнувшего свежий воздух. — Пришёл конец моему долгому ожиданию. Сегодня кто-то из нас обязательно покинет этот мир. Либо я, либо Женес... Неужели Тот, в чьих руках судьбы человеческие, опять допустит, чтобы я потерпел поражение?!
— Вы чувствуете присутствие Женеса? — спросил я.
— Не только чувствую. Я уже вижу его. Вам, молодые люди, очень повезло, что Женес не поспел вовремя к месту вашей схватки со старшим сыном герцога. Видно, он недооценил вас и решил, что с вами без труда справится его помощник... его раб. А когда он понял свою ошибку и бросился исправлять её, было слишком поздно.
— Так всё это происходит из-за нас?!
Де Каэрден мрачно усмехнулся и покачал головой:
— Нет, господа. Судя по всему, Женес давно готовил нападение на Шато-Бокер, а вы лишь немного подстегнули его. Наверное, он решил, что мне в подкрепление прислали двух необученных колдунов, и поспешил напасть на замок, пока мы с вами не сработались.
— Как и крути, мы всё равно виноваты, — угрюмо подытожила Инна. — Наше появление на Агрисе спровоцировало Женеса.
— За что мы с герцогом благодарны вам, — заметил инквизитор. — Самая мучительная пытка, это пытка ожиданием. Кто бы ни победил в этом сражении, сегодня наши мучения закончатся.
Де Каэрден немного помолчал, внимательно глядя на приближавшийся к замку отряд из двух десятков всадников.
— Смотрите, — с мрачным удовлетворением промолвил он, указывая на ехавшего во главе отряда человека в чёрном одеянии с накинутым на голову капюшоном. — Это и есть Женес де Фарамон, граф де Торлор, сотни лет назад отнявший у моей семьи все её владения и обрёкший наш род на рабство и нищету. Если будет на то воля Небес, сегодня он поплатится за свои злодеяния.
Между тем отряд подъехал к мосту и остановился. Человек в чёрном спешился, подозвал к себе двух молодых людей, скорее даже подростков, с вьющимися белокурыми волосами и отдал им какие-то приказания. Лучники усилили обстрел крепостных стен, вынудив защитников спрятаться в укрытия, а по дороге, с лестницами наперевес, двинулось четыре штурмовых отряда.
И тут на ворота обрушился первый удар. Раздался треск ломающегося дерева и скрежет разрываемого металла. Но де Каэрден был начеку и сумел смягчить силу удара. Ворота дрогнули, но устояли. Мы с Инной немедленно присоединились к инквизитору, и совместными усилиями нам пока удавалось сдерживать мощный натиск Женеса и его помощников. Однако мы чувствовали, как с каждой секундой напряжение всё больше возрастает. Де Каэрден помогал нам справляться с силами и заслонял нас от прямого соприкосновения с противником, принимая все удары на себя, тогда как Женес прикрывался от нас сыновьями герцога, используя их в качестве живого щита. А они то ли не понимали этого, то ли им было всё равно...
Шесть человек, пятеро мужчин и одна женщина, по трое стояли с противоположных сторон пропасти, на дне которой бушевали первозданные силы. Им, силам, было безразлично, на чьей стороне правда, они не ведали, что есть хорошо, а что плохо, ибо появились ещё до того, как кто-то провёл грань между Добром и Злом. Они были прежде, чем из Хаоса возник Порядок. Прежде, чем один заявил, что он Свет, а второй — что он Тьма. Прежде, чем кто-то сказал: «я люблю», а кто-то: «я ненавижу». Но уже после того, как всё это исчезло, чтобы вновь возродиться из ничего...
Или наоборот?
Об этом знал лишь Тот, кто был выше всего сущего. А есть ли Он вообще, или Его только придумали из страха перед неведомым — этого не знал никто...
Шесть человек, пятеро мужчин и одна женщина, по трое стояли с противоположных сторон разделявшей их пропасти. Двое из этих шести любили и надеялись. Двое — ненавидели, но надеялись. А двое уже ни на что не надеялись; они забыли о своём человеческом происхождении и слепо подчинялись тому, кто сделал из них нелюдей.
Те двое, которые любили и надеялись, не знали, что ждёт их в будущем, и были счастливы в своём неведении. Двое живущих без надежды не знали о существовании будущего, для них это слово было пустым звуком. И лишь те двое, в чьих сердцах пылала ненависть, твёрдо знали, что в будущем должен остаться только один из них. Но и они не знали, что в их схватке решается нечто большее, чем просто древний спор...
Мы с Инной упустили момент, когда де Каэрден привёл в действие «мортиру», которая к тому времени уже была доставлена на место и стояла почти вплотную к содрогавшимся от ударов Женеса главным воротам. Внезапно ворота со страшным грохотом рухнули — но не в ту сторону, куда толкал их противник, а наружу. Женес и оба его помощника, которые когда-то были сыновьями герцога, замертво упали наземь. «Мортира» мгновенно поглотила все их жизненные силы, оставив от них одну лишь оболочку. А спустя пару секунд из её жерла вырвался смерч и налетел на вражеское войско, разбрасывая людей по сторонам, как пушинки. В воздух поднялось облако песка и пыли, и ранние сумерки превратились в позднюю ночь. Мои глаза заслезились, пыль попала мне в нос и рот, я начал кашлять и чихать. Инна оказалась более сообразительной, чем я; она сразу зажмурила глаза и прикрыла рот и нос своей накидкой, ткань которой частично очищала воздух от пыли.
Тем временем смерч, пронёсшись по равнине, достиг опушки леса, вырвал с корнями несколько деревьев и исчез так же внезапно, как и появился. Вслед за тем с неба пошёл мелкий дождь, который быстро прибил пыль к земле.
Зрелище, представшее перед нашими взорами, чем-то напоминало лунный ландшафт, с той только разницей, что здесь пылью были покрыты не моря и кратеры, а двор замка, башни, крепостные стены и вся равнина вокруг. То тут, то там на равнине шевелились небольшие холмики, а спустя какое-то время они приобретали очертания людей, которые затем вставали, отряхивая одежду и волосы, откашливаясь и нещадно протирая глаза.
К нам на башню взбежал Гарен де Бреси. Он тяжело дышал от волнения, а его изумрудные глаза лихорадочно блестели.
— Ну, что?
— Всё в порядке, — сказал ему инквизитор и попытался улыбнуться, но вместо улыбки у него получился жуткий оскал. — Теперь можно пускать в ход мечи.
Взгляд герцога погас. Робкая надежда, что светилась в его глазах, уступила место угрюмой покорности судьбе.
— Так они... мертвы?
— Они свободны, монсеньор. Пусть эта мысль утешит вас. Вместо того, чтобы столетиями искупать вину предка, ваши дети найдут покой и прощение там, где дано оказаться лишь избранным. А сейчас берите своих людей и заканчивайте этот спор неправых с ещё более неправыми. Иначе нельзя.
Скорбно опустив голову, герцог сошёл вниз, за ним последовали все воины, которые были с нами на сторожевой башне. Вскоре со двора послышались его чёткие команды. Защитники крепости, миновав арку разрушенных ворот, взяли под контроль поваленный мост и стали быстро продвигаться по насыпи. Уцелевшие после буйства стихии разбойники не вступали в схватку и даже не пытались бежать, а тут же складывали оружие, сдаваясь на милость победителя. Впрочем, пленных оказалось мало. Большинство присыпанных пылью холмиков на равнине скрывали под собой мёртвые тела вражеских воинов. Где-то среди них лежали сыновья герцога, лишь после смерти обрётшие свободу, и их злой гений, колдун Женес, чья чёрная душа сейчас находилась на пути в мрачные глубины преисподней...
Словно отзываясь на наши мысли, де Каэрден заговорил:
— Вот и всё, его больше нет. Хотя, если начистоту, от этого мне легче не стало. Я тоже доживаю последние минуты... Странно, мне всегда казалось, что человек, осознавая близость и неминуемость смерти, должен подводить итог своей жизни, вспоминать всё, что сделал в ней хорошего, а что — плохого... Я же с горечью думаю о тех радостях, которые не испытал, о тех соблазнах, перед которыми устоял. Когда всю свою жизнь без остатка подчиняешь одной цели, пусть и высокой цели, когда посвящаешь себя служению другим, то в самом конце начинаешь сожалеть, что не успел пожить немного для себя. Тяжело умирать, ни разу не познав настоящей страсти, не говоря уже о любви... — Он поднял на нас грустный взгляд, и мы увидели как затухают в его глазах искорки жизни. — Когда мы уходим туда, то ничего не оставляем здесь. Мы уносим с собой все свои боли и радости, и глуп тот, кто думает, что, преступая черту, мы получаем пропуск в новую жизнь, лишённую тягот предыдущей. Это полнейшая чушь. Поверьте человеку, который знает, что говорит.
Он умолк, подошёл к зубцу крепостной стены и, прислонившись к нему спиной, медленно сполз к его основанию и закрыл глаза.
„Инна! Я не могу уловить ни единой его эмоции. Он как будто...”
— И не пытайтесь, молодой человек, — бесстрастным голосом произнёс инквизитор; его лицо начало каменеть, а рот открывался и закрывался с неестественной автоматичностью. — Нельзя уловить эмоций уходящего. Я уже на пути туда, а все мои разглагольствования — только вступление к последней моей миссии в этом мире. И если я немного ударился в сантименты, то лишь по причине их недостатка в земной жизни. Вы уж простите меня и постарайтесь не перебивать, иначе я обязательно о чём-нибудь забуду. Хорошо?
Мы оба кивнули. Де Каэрден вновь заговорил:
— Я ухожу, когда всё в этом мире меняется. Великих уже нет, и теперь судьба человечества в его собственных руках. Магия больше не правит миром, а лишь удерживает в нём хрупкое равновесие. Тот, кто всю жизнь видел свет, испытывает на себе силу тьмы; тот же, кто служит тьме, смотрит на свет без содрогания. Только немногие способны сейчас любить по-настоящему; остальные умеют лишь ненавидеть. Вы одни из этих немногих — и я завидую вам, как один из большинства... Запомните мои слова, это послание для вас. Вы должны продолжить путь и искать встречи с последним из уходящих. То, что случилось здесь, ещё не конец, но уже и не начало. Будьте осторожны, но не бойтесь. Рядом с вами — сила прошлого, а впереди — начало будущего. И когда вы поймёте, в чём состоит настоящее, тогда обретёте способность сокрушить тёмную мощь, накопленную веками. Я сделал своё дело, а то, что осталось, меня уже не касается. Помимо своей воли, вы вмешались в древний спор, и теперь вам предстоит поставить в нём точку. В чужом рассказе найдите ключ, с его помощью откройте дверь и ступайте туда, где вы сейчас нужнее всего, там вас будут ждать... Это, пожалуй, всё. Прощайте. И до встречи.
Мы решили, что это уже конец, как вдруг инквизитор шевельнулся и на секунду открыл глаза. Взгляд, который он устремил на нас, не был человеческим взглядом. Это был взгляд высшего существа, неизмеримо далёкого от всего земного. Нам стало жутко и неуютно от этого взгляда... К нашему облегчению, в следующий миг глаза де Каэрдена вновь закрылись.
— Ах да! Совсем забыл. Меня просили передать вам следующее: не бойтесь бездны вовне, бойтесь бездны в себе.
И он умолк. Постояв минуту в нерешительности, я опустился на одно колено и взял его за запястье, пытаясь нащупать пульс.
— Бесполезно, — сказала Инна. — Уже минут пять, как у него остановилось сердце. Так что с нами говорил не просто динамик, а динамик без питания. И то, что он сказал нам, ни в коем случае нельзя считать бредом умирающего. С нами говорил уже мёртвый человек. Вот тебе и магия, которая больше не правит миром!
Я снял с себя плащ и накрыл им мёртвого инквизитора. Затем выпрямился и повернулся к Инне.
— Не люблю, когда со мной говорят загадками, — произнёс я. — Почему бы тем или тому, чьё послание передал нам Ривал де Каерден, не выразится прямо, без околичностей. А так, единственное, что я уяснил из всего сказанного, напоминает президентский приказ из одного комедийного фильма: «Ты выбываешь, они вбывают». Но куда мы вбываем и почему выбыл инквизитор, всё равно остаётся непонятным.
— Ну, допустим, на вопрос «куда» ответ более или менее ясен, — заметила Инна. — Мы вбываем, точнее, влипаем, а ещё точнее, ужевлипли в противоборство двух сил, которые условно назовём Светом и Тьмой. Естественно, мы оказались на стороне Света. А ещё мы, сами того не желая, вмешались в древний спор. И кто-то (я даже боюсь думать, кем он может оказаться) решил, что теперь последнюю точку в нём надлежит поставить нам. Ривал говорил, что мы найдём ключ в чьём-то рассказе; возможно, это история герцога... — Она вздохнула и растерянно посмотрела на меня. — Боюсь, у нас нет выбора. Мы должны решить этот древний спор.
— Решить древний спор, — с горькой улыбкой повторил я и скользнул взглядом по окрестностям замка. — А не лучше ли будет, если этим займётся кто-то другой? Например тот самый кто-то, о ком ты боишься даже подумать. Если ты не ошиблась в своей пугливой догадке, то именно он всю эту кашу заварил, ему её и расхлёбывать. А мы... Сегодня вокруг нас погибло столько людей, правых и неправых, что я поневоле чувствую себя тёмным ангелом смерти — и уж никак не рыцарем Света.
— Не говори так! — Инна подошла ко мне и склонила голову к моему плечу. — Мы же не виноваты, что оказались здесь в момент развязки.
Я обнял жену и погладил её запорошенные пылью волосы.
— Не пытайся обмануть себя и меня. Мы оба прекрасно понимаем, что им нужны были мы, хоть и не знаем по какой причине.
Инна подняла голову и заглянула мне в глаза:
— Я бы не стала утверждать это с такой категоричностью. Конечно, нельзя списывать на простое совпадение, что после встречи с Чёрным Эмиссаром нас дважды пытались убить одни и те же люди. Но если в первом случае напасть на малочисленный отряд на лесной дороге было вполне естественным и логичным поступком, то для атаки на хорошо укреплённый замок с сильным гарнизоном нужно иметь очень веские основания или обострённый личный интерес. И я думаю, что Женес решил одним ударом убить двух зайцев. Я, конечно, высокого мнения о себе, но всё же не настолько высокого, чтобы считать себя центром мироздания. Следовательно: а) Женесу нужны были мы; б) кроме нас, ему нужен был этот замок; в) замок или то, что есть в замке, для него было настолько важным, что ради этого он поставил на кон всё, включая собственную жизнь. — Инна умолкла и устремила задумчивый взгляд на укрытое моим плащом тело де Каэрдена. — Здесь ему не место, — сказала она. — Надо отнести его вниз.
Я согласился с женой, а поскольку на сторожевой башне никого, кроме нас, не было, мы решили спуститься во двор за подмогой. И первый, кого мы встретили там, был Штепан с двумя своими людьми.
— Да уж, господа, — обратился он к нам. — А я-то думал, что в этой жизни меня уже ничто не удивит. Но чтобы в течение одного дня сначала разделить трапезу с Чёрным Эмиссаром, потом сразиться с лесными разбойниками, которыми руководил злой колдун, потом пережить нападение на замок и стать свидетелем магического поединка, закончившегося сумасшествием сил природы... — Он растерянно покачал головой. — Да что и говорить! Если всё это происходит из-за вас, то позвольте мне быть рядом с вами. Помогая вам, я совершу массу богоугодных дел и досрочно обеспечу себе тёпленькое место в раю.
— Ну вот! — сокрушённо произнёс я. — Вы уже иронизируете. А между тем, ещё несколько минут назад я бы не оценил по достоинству ваш мрачный юмор и принял бы ваши слова слишком близко к сердцу. Но сейчас я могу сказать лишь одно: похоже, это только начало. Дальше может быть ещё интереснее.
— Тогда решено, — твёрдо заявил Штепан. — Я остаюсь с вами. Если, конечно, вы не возражаете.
— Что вы, барон, никаких возражений, — ответил я. — Но как же ваша служба королю Гуннару?
— Она ещё не началась, монсеньор. Сейчас я свободен и почту за честь предложить вам свою шпагу.
— Мы её принимаем, господин Симич, — сказала Инна и устало улыбнулась. — А то и в самом деле: что ж это за граф и графиня без свиты.
Я уже хотел обратиться к Штепану с просьбой помочь нам снести вниз тело инквизитора, когда увидел, что в замок возвращается герцог. Мы поспешили ему навстречу и рассказали о смерти де Каэрдена.
Гарен де Бреси выслушал нас с непроницаемым выражением лица, но в глубине его зелёных глаз затаилась мучительная боль. Попросив всех оставаться на месте, он сам поднялся на башню и через пару минут принёс тело инквизитора.
— Сегодня Ривал спас много жизней, — скорбно промолвил он. — Я похороню его в Хасседоте, вместе с Сигурдом и Гийомом, а на том месте построю собор. Пусть это будет им памятью и искуплением грехов моего рода.
Мы молча последовали за ним в маленькую церквушку, расположенную возле самой древней на вид южной башни. Герцог положил де Каэрдена у алтаря, где уже лежали тела его сыновей. Мы с Инной обратили внимание, что вход в церковь охраняли два стражника с обнажёнными мечами, а ещё двое находились внутри, по обе стороны алтаря. Мечи у всех четверых были серебряные, а на шее у каждого висели «цепи силы». Это были охранные амулеты, которые до некоторой степени нейтрализовали действие магии на их обладателя. Однако, наряду со столь полезным для простого человека свойством, «цепи силы» оказывали негативное воздействие на нервную систему, поэтому их длительное ношение было противопоказано. И то обстоятельство, что воины не сняли их сразу после боя, говорило о многом.
Когда мы вместе вышли из церкви, герцог произнёс:
— Мне нужно ещё около часа, чтобы уладить некоторые дела, которые не терпят отлагательств, а потом я буду к вашим услугам. Перед боем Ривал сказал, что в случае его смерти я могу довериться вам. — И, предвосхищая наш вопрос о «цепях силы», он добавил: — Те меры предосторожности, которые я принял, может, излишни, но бережённого Бог бережёт. Мы ещё не нашли тело Женеса — я не успокоюсь, пока не увижу его хладный труп...
Прислуга в замке знала своё дело. Пока мы с Инной находились в ванной, смывая с себя свежую пыль, в прихожей для нас был накрыт стол с ужином. После всех сегодняшних приключений мы оба умирали от голода и принялись за еду с отменным аппетитом, который не смогли отбить даже воспоминания о пережитых ужасах.
Герцог появился, когда мы заканчивали трапезу. Он молча обвёл комнату хмурым взглядом, затем выразительно посмотрел на слуг. Те поняли его без слов и поспешили уйти, оставив нас втроём. Тогда герцог тяжело опустился на свободный стул, налил себе полный бокал вина и одним духом осушил его.
— Извините за бесцеремонность, господа, — произнёс он, — но у меня просто не выдерживают нервы. Со дня смерти моего отца лишь постоянное присутствие Ривала спасало меня от безумия. А теперь он мёртв, и я... я не стыжусь признать, что сейчас чувствую себя беспомощным ребёнком. Женес де Фарамон, это исчадие ада, преследует нашу семью почти тысячу лет, и на мою долю выпала самая страшная часть его мести.
Гарен де Бреси умолк и снова налил себе вина. На этот раз он пил медленно, маленькими глотками, и с растерянным видом смотрел на Инну. Молчание всё больше затягивалось. Наконец мы поняли, что он никак не может собраться с мыслями и лихорадочно ищет зацепку для продолжения разговора.
— Господин герцог, — пришла ему на помощь Инна. — Давайте начнём с того, когда ваш род впервые столкнулся с Женесом.
Герцог с облегчением вздохнул.
— Это очень давняя история, — заговорил он. — Пожалуй, следует начать с того, что по мужской линии мой род происходит с Основы, и корни его на севере Франции. Ещё со времён Людовика Лысого мои предки владели землями как в Нормандии, так и в Бретани. Будучи вассалами обоих герцогов и состоя с ними в отдалённом родстве, они участвовали во многих их военных предприятиях, наиболее грандиозным из которых был поход Вильгельма Нормандского в Англию...
Из дальнейшего рассказа герцога мы узнали, что его предок Бодуэн де Бреси с энтузиазмом откликнулся на призыв Вильгельма, снарядил корабль, погрузил на него своих воинов и отплыл из Шербура в Гавр, где планировал присоединиться к нормандскому войску. Но судьба распорядилась иначе, и налетевший шторм унёс его судно в море. Буря бушевала весь остаток дня и всю ночь, а наутро, когда море успокоилось, Бодуэн де Бреси и его люди увидели в нескольких милях к северу широкую береговую линию.
Поскольку шторм нёс корабль на северо-запад, то Бодуэн решил, что это южное побережье Девона или даже Корнуолла. Но это не был ни Девон, ни Корнуолл. По иронии судьбы, корабль Бодуэна попал в межпространственный тоннель, тайно созданный тёмными силами для последней попытки Прорыва на Землю в самом конце прошлого Ничейного Столетия. Благодаря этому происшествию, инквизиторы вовремя обнаружили тоннель и разрушили его, предотвратив саму возможность Прорыва.
А Бодуэн де Бреси и сотня его людей оказались в чужом мире без надежды на возвращение домой. Впрочем, большинству из них жаловаться на свою судьбу не пришлось. Они попали на Агрис как раз в то время, когда христианский король Лиона пытался распространить свою власть на обширную территорию, контролируемую мощным союзом языческих племён. Каждым из таких племён формально правил совет старейшин, но его фактическим главой и единоличным правителем являлся старший жрец. Слово жреца было законом для всех членов племени, он мог отменить любое решение совета старейшин и веча общины, приняв в противовес ему своё. А все общинные и племенные жрецы, в свою очередь, беспрекословно подчинялись верховному жрецу — Заклинателю Стихий, непримиримому врагу христианства и других позитивных религий.
Оказавшись на Агрисе и поняв, что обратного пути нет, Бодуэн де Бреси предложил королю свои услуги в войне с язычниками. Его отряду сопутствовала удача, и по прошествии всего четырёх месяцев нормандцы собственными силами захватили юго-восточную часть территорий язычников. Теперь во владении Бодуэна де Бреси было в десятки раз больше земли, нежели все его лены на Основе.
Однако он на этом не успокоился. Тщательно собрав информацию и определив местонахождение верховного жреца, он решил быстрым маршем пройти к его крепости, застать Заклинателя Стихий врасплох и уничтожить его в собственном логове. Бодуэн де Бреси рассчитывал, что лишённые единого руководства язычники очень скоро погрязнут в межплеменных распрях и станут лёгкой добычей для организованного войска.
План был рискованный, если не сказать, самоубийственный; но Бодуэна поддержало большинство его рыцарей, жаждавших захвата новых земель. По древним преданиям, в вечер перед выступлением, когда будущий первый герцог Бокерский пришёл в церковь попросить благословения Господнего, он встретил там странного человека, скорее всего, одного из Великих, многие утверждают, что это был сам Метр. Человек сказал Бодуэну, что он отправляется не просто на бой со злобным колдуном; это будет одна из последних схваток людей с силами Тьмы в столетней войне за новое тысячелетие человечества. В конце разговора таинственный собеседник благословил Бодуэна и дал ему скромный на вид перстень, приказав носить его на среднем пальце правой руки. По словам незнакомца, это не позволит Заклинателю Стихий воспользоваться своей чёрной магией и помешать честному поединку.
На следующее утро предок Гарена де Бреси отправился в поход и спустя две недели, 17 марта 1067 года, подошёл к главному укреплению язычников, где находилось логово Заклинателя Стихий. Атака началась сходу, без подготовки, и после ожесточённого боя рыцари Бодуэна де Бреси ворвались внутрь цитадели. Остатки вражеского войска заперлись в каменной башне, возвышавшейся над холмом, и долго оборонялись. В конце концов, Бодуэн и его люди сломили сопротивление последних защитников крепости, поднялись по лестнице на верхнюю площадку и там настигли главного жреца. Он был одет в длинную чёрную сутану с капюшоном, а в руках держал посох из чёрного дерева. Колдун направил посох на Бодуэна де Бреси и начал читать заклинание, но прервался на средине.
— Тебе повезло, рыцарь с Земли, — сказал он. — Я не могу наказать тебя и ещё много поколений твоих потомков, слишком уж могуществен твой покровитель. Но через девять веков снова придёт моё время, я вернусь на Агрис и жестоко отомщу твоему роду.
С этими словами жрец исчез, окутанный пламенем. На том месте, где он стоял, образовалась в полу коническая воронка с гладкими, словно отполированными, стенками, а рядом лежал вплавленный в каменную плиту чёрный посох.
Бодуэн де Бреси запомнил угрозу жреца и отнёсся к ней очень серьёзно. Он оставил письменное предостережение для потомков, а сам с тех пор не снимал перстень ни на минуту и завещал похоронить его с ним, боясь, как бы его прах не стал добычей Заклинателя Стихий...
Закончив рассказ о своём предке, Гарен де Бреси минуту помолчал, потом вновь заговорил:
— Вот и всё, что мне известно о первой встрече нашей семьи с Женесом де Фарамоном. Впервые я услышал эту историю уже после смерти моего отца.
— А что произошло с вашим отцом? — Я старался, чтобы мой голос звучал как можно мягче, потому что видел, каких усилий стоило собеседнику сохранять спокойствие. — Если не ошибаюсь, он был первым потомком Бодуэна де Бреси, на которого должна была обрушиться месть спустя девять веков.
— И она обрушилась, — мрачно промолвил герцог, начиная свой следующий рассказ. — Мой дед умер очень молодым, и отец в трёхлетнем возрасте унаследовал княжество. Возможно, это было основной причиной всех обрушившихся на нашу семью несчастий. Хотя мои предки давно забыли предостережение пращура, все они, за редким исключением, были людьми взвешенными и осторожными. К сожалению, мой отец как раз и представлял то самое исключение. Его мать, состоявшая при нём регентом, так его любила, что оказалась в полной зависимости от него и исполняла любые его прихоти, закрывая глаза на все выходки юного шалопая. При её попустительстве отец вырос крайне легкомысленным и безответственным человеком; по большому счёту, он так и не повзрослел по-настоящему, а на всю жизнь остался взбалмошным подростком. Он вёл разгульный образ жизни, пил без просыпу, неделями пропадал на охоте, был завсегдатаем самых подозрительных притонов, водился с разными тёмными личностями. Помимо всего прочего, он был заядлым игроком и иногда проигрывался в карты или кости настолько, что начинал заставлять родовые земли. Женитьба и моё рождение не заставили отца остепениться. Мои воспоминания о нём нельзя назвать приятными. С матерью он был жесток и циничен, со мной неизменно груб, и только наш последний разговор... — Герцог сделал паузу, снова налил в свой бокал вина и выпил. Затем достал из кармана несколько исписанных листов бумаги и положил их перед собой на стол. — Слуга разбудил меня среди ночи, попросил одеться и провёл в кабинет отца. Он ждал меня там — хмурый и осунувшийся, но совершенно трезвый. Отец был чисто выбрит и аккуратно одет, что для него было совершенно несвойственно; даже на собственную свадьбу он умудрился явиться с трёхдневной щетиной и в камзоле с порванным воротником. Отец протянул мне запечатанное письмо, которое велел прочесть после его смерти. А потом попросил простить его, если это будет в моих силах. Это была моя последняя встреча с ним, и я до сих пор помню её до каждой мелочи. Спустя несколько дней случился этот ужас на охоте... Но, думаю, сначала вам следует прочесть, что он написал.
Инна взяла со стола письмо, быстро пробежала глазами первую страницу и передала её мне. Затем, по мере прочтения, передавала следующие. Листы плотной бумаги были потёрты по краям, а текст местами размазан, и я подумал, что за прошедшие годы это письмо много раз читали и перечитывали. Почерк был размашистый и неаккуратный, неровные строки налазили одна на другую, что могло свидетельствовать как о характере автора, так и о том, что он писал его в состоянии нервного напряжения.
«Дорогой сынок!
Не знаю, сможешь ли ты простить своего отца, прочитав эти строки, да и не очень рассчитываю на это. Я пишу их с другой целью — в надежде, что моя исповедь хоть немного поможет тебе в борьбе с грядущими неприятностями, иначе не будет мне покоя, где бы я ни оказался. Лишь совершив непоправимую ошибку, я начал задумываться о прожитых годах и горько пожалел, что не умер ещё в колыбели. Растратив попусту жизнь, причинив много страданий всем, кто меня любил, я в конце концов превзошёл самого себя и погубил не только свою душу, но и души своих ещё не родившихся внуков... Впрочем, обо всём по порядку.
Первая встреча с моим злым гением произошла на праздник весны в 1968 году. Однажды ночью, во время игры в покер, я проигрался в пух и прах и предложил в залог старинный перстень, найденный моим дедом при перестройке часовни в Шато-Бокер. Мои партнёры отказались принимать его на кон; по их мнению, он был слишком маленьким и явно немного стоил.
Но тут из угла зала (а дело было в одном из столичных игровых домов) появился человек в чёрном камзоле без украшений и чёрном плаще. Он решительно подошёл к столу, посмотрел на меня и сказал, что уверен в моей удаче. Затем предложил мне беспроцентную ссуду на сумму, втрое превышавшую необходимую для продолжения игры, а перстень соглашался принять лишь в знак благодарности за эту услугу. Я был захвачен азартом и, конечно же, с радостью принял его любезное предложение. Я продолжил игру, и мне стало невероятно везти, а к утру я выиграл сколько денег, сколько не выигрывал ещё ни разу в жизни. Тут бы мне следовало остановиться — но увы, я никогда не был осмотрительным человеком...
На следующий вечер игра продолжалась в той же компании, однако фортуна отвернулась от меня, и я просадил большую часть своего вчерашнего выигрыша. Но вот у меня на руках оказался отличная карта, и я рискнул поставить на кон все оставшиеся деньги. Упали все игроки, кроме одного богатого араба с далёкой Грани, который за время недолгого пребывания в Альбине сорил деньгами с такой лёгкостью, словно был самим Крезом. Этот араб, не припомню теперь его имени, ещё выше поднял ставки, чего, честно признать, я никак не ожидал. Сумма была просто фантастическая, а у меня не осталось ни гроша. Я был в отчаянии, потому как знал, что никто не ссудит мне таких денег — всем здешним завсегдатаям было известно, что я очень неохотно возвращаю долги, а нередко и вовсе отказываюсь их возвращать. А проклятый араб не хотел принимать никаких чеков или расписок, он требовал только наличные.
Я чувствовал, что верный выигрыш выскальзывает из моих рук... как вдруг увидел за тем же столом в углу зала своего вчерашнего знакомого в чёрном камзоле и тотчас бросился к нему с просьбой о займе. Немного подумав, он выложил на стол пачку кредитных билетов королевского казначейства и свёрнутый лист бумаги. Он заявил, что согласен ссудить мне эти деньги, если я при свидетелях письменно поклянусь бессмертием своей души, что сыграю с ним одну игру на любую предложенную им ставку, а в случае моей смерти это обязательство перейдет к моему сыну. Требование было странным, но при виде денег я совершенно потерял голову и без раздумий согласился. Надо отметить, что я взял остро отточенное перо так неудачно, что исхитрился уколоть себе палец. Человек в чёрном забрал мою расписку, а взамен вручил мне деньги. Когда мы с арабом открыли карты, то оказалось, что я выиграл. Я сразу вернул незнакомцу долг, после чего он ушёл и больше в том игровом доме не появлялся.
С того вечера минуло пять лет. Я не отличаюсь долгой памятью и со временем совсем позабыл о человеке в чёрном и о данном ему обещании. Но в один далеко не прекрасный день он сам напомнил мне о своём существовании. Как раз тогда я был в нашем дворце в Альбине, куда приехал решать судебные тяжбы с соседями, и мне доложили, что со мной хочет встретиться некий Женес де Фарамон де Торлор. Я никак не мог вспомнить человека с этим именем, но, зная свою привычку в стельку пьяным заводить знакомство с самыми разными людьми и приглашать их в гости, я согласился принять его.
Это был мой кредитор — только теперь на нём был не чёрный камзол с чёрным плащом, а длинная чёрная сутана с капюшоном. Без предисловий он напомнил о моём обещании и предложил сыграть одну игру, ставкой в которой будет моя душа. Я был просто ошарашен и не мог произнести ни слова. Он же показал мне подписанную моей кровью расписку и заметил, что в случае отказа вправе забрать мою душу и без игры, а сама игра лишь даёт мне шанс всё исправить. Не отличаясь особой тупостью, я мигом смекнул, что это только начало той западни, в которую меня заманивают слуги Сатаны, но всё же уступил своей пагубной натуре игрока и согласился сыграть.
Разумеется, я проиграл. Женес улыбнулся и сказал, что с этого момента «Повелитель» передаёт меня в его полное распоряжение, и если я не выполню хоть одно из его желаний, то отправлюсь прямиком в Преисподнюю, а это желание всё равно выполнит за меня мой сын. Вот какие на самом деле были условия договора, который я подписал своей кровью, перемешанной с чернилами, во время праздника весны 1968 года!..
За прошедшие полгода, я сотворил столько грехов, что теперь мне в любом случае обеспечено самое жуткое место в аду. Я беспрекословно исполнял самые чудовищные желания Женеса, каждый раз надеясь, что его воспалённая фантазия вот-вот иссякнет. Но то, что он потребовал сегодня, превзошло мои самые страшные ожидания. Он пожелал, чтобы я отдал ему души своих внуков — твоих ещё не родившихся детей, сынок! При этом Женес снова напомнил мне, что желание, которое я откажусь исполнить, в соответствии с договором станет твоим обязательством.
Не знаю, насколько это правомочно в подобных сделках, но боюсь, что лукавый всё предусмотрел. Думаю, он не потребовал твою душу только потому, что ты родился ещё до заключения нашего договора, и я не имел права распоряжаться твоей судьбой. Однако есть ещё слабая надежда, что Женес обманывает меня, пытаясь хитростью добыть себе новых рабов. Так оно или нет, но я решил, что лучше поздно, чем никогда, и ответил Женесу отказом. Он велел мне приготовиться к встрече с «Повелителем» и заметил, что это всё равно не спасёт моих внуков.
Мои дни на этом свете уже сочтены, и правду сказать, я с нетерпением ожидаю конца. Не думаю, что в аду мне будет хуже, чем сейчас. Я не прошу у тебя прощения, сынок, ибо знаю, что моим поступкам нет ни прощения, ни оправдания. Я лишь прошу тебя быть осторожным. Прощай, сынок. Да пребудет с тобой Тот, чьё имя мне, грешнику, не положено поминать.
Твой отец, Олаф Габриель де Бреси, двадцать восьмой герцог Бокерский. Хасседот, 9 сентября 1973 года».
Дочитав письмо до конца, я положил последний листок на стол и посмотрел на герцога. Человеку, сидевшему передо мной, было лишь сорок лет, а выглядел он на все шестьдесят. Ему пришлось искупать грехи своего отца и принять на себя всю тяжесть веками выношенной мести. Он платил за то, что его далёкий предок, являясь лишь слепым орудием высших сил, вступил в противоборство с чёрным магом, и впоследствии это переросло в личный конфликт, вмешаться в который не могли даже те, кто решает судьбы человечества. Насколько я понял, тот, за кого в 1067 году сражался Бодуэн де Бреси, смог защитить его род лишь до тех пор, пока не наступили последние тридцать три года тысячелетия.
Когда мы закончили читать письмо, герцог продолжил свой рассказ:
— На следующее утро отец уехал из Хасседота в Шато-Бокер, а спустя шесть дней он погиб во время охоты от рук невесть откуда появившегося Женеса... Или не погиб. Не знаю... В общем, прочитав письмо отца, я немедленно отправил гонца на Лемос, в ближайшее командорство Инквизиции. А приблизительно через месяц ко мне пожаловал сам верховный король в сопровождении нескольких инквизиторов. Внимательно выслушав меня и ознакомившись с письмом, Мэтр сказал, что с этого дня я буду находится под опекой Ривала де Каэрдена. Ривал стал мне старшим братом, которого у меня никогда не было, и отцом, которого я почти не знал. Нас во многом объединяла некоторая общность судеб, точнее то, что наши с ним семьи испытали много бед по милости Женеса де Фарамона. Этот нелюдь родился на Основе в древнем финикийском городе Тире; там он был жрецом Вельзевула, а потом предал своих соотечественников, вступив в сговор с фараоном Тутмосом, чем немало поспособствовал захвату Тира египтянами. Впоследствии он правил чёрные шабаши у карфагенян и водил их корабли к берегам Кубы... Ривал много рассказывал мне о Женесе, который был кровным врагом его рода. Думаю, вас заинтересует эта история.
Начну с того, что спустя десять лет после поражения на Агрисе Женес появился на Основе, в Ванне, на юго-западе Бретани, и вступил в борьбу за герцогский престол. В этом северофранцузском княжестве знатному дворянству не давал покоя пример графов Парижских Робертинов, ставших в прошлом веке королями Франции, и каждый считал себя вправе претендовать на власть в герцогстве. Женес выступил на стороне одного з претендентов, явно намереваясь впоследствии устранить своего соратника и занять его место. Однако на пути чёрного мага встал Бугар Валенский, предок Ривала де Каэрдена. Он был старшим жрецом тайно существовавшего в Бретани кельтского языческого культа и, разобравшись, какая сила стоит за новоявленным претендентом, решительно выступил в защиту законного герцога. Женесу так и не удалось свершить задуманное, но перед тем, как покинуть Основу, он смертельно ранил Бугара, а его сына лишил памяти и продал, как простого крепостного, на юг. Такова была месть бывшего жреца финикийского бога смерти старшему жрецу бретонских друидов.
Прошло несколько столетий, прежде чем потомки Бугара Валенского осознали свои способности и освободились от позорного рабства. И лишь после того, как один из них встретился с инквизитором, который обнаружил у него сильный колдовской дар, они узнали о своём происхождении и задались целью отомстить Женесу за все унижения, которым он подверг их род. Предки Ривала нашли следы своего врага в финикийских колониях Северной Африки, на Кубе, где он был жрецом племени Таино, и в городах майя Тулиме и Исмале. Женес водил конкистадоров Кортеса и Писаро к сокровищницам ацтеков и инков; на Грани Аро он сжёг остров Кондар дотла, когда с Адамо Тироле проиграл битву при Турано; в Германии он был с Валенштейном во времена Тридцатилетней войны и стал одним из его убийц... Этот список можно продолжать до бесконечности, и везде вокруг Женеса де Фарамона бушевало море крови и человеческих страданий. Начиная с семнадцатого века, среди его противников всегда появлялся один из рода Бугара Валенского и мешал ему. Но никто из них не имел достаточно времени и сил, чтобы уничтожить врага. И вот, с началом Ничейных Годов Женес вернулся на Агрис для осуществления давно вынашиваемых планов мести моей семье. Узнав об этом, Ривал убедил верховного короля и Высший Совет Инквизиции позволить ему остаться на нашей захолустной Грани. Так он оказался здесь.
Герцог на секунду умолк, потянулся было к графину, чтобы налить себе ещё вина, но потом передумал и с сожалением покачал головой.
— Наверное, мне не следовало жениться и заводить детей, — вновь заговорил он. — И уж наверняка не следовало брать в жёны девушку из колдовской семьи, пусть даже это королевская семья. Но с течением времени, когда ничего не происходит и ощущение опасности притупляется, всегда делаешь опрометчивые поступки. Ривал надеялся на свои способности и на благословение Мэтра, а я — на то, что Женес удовлетворил свою жажду мести, погубив моего отца. Но мы оба ошибались.
Три с лишним года назад Ривал обнаружил в архиве дневник моего прапрадеда, который, как оказалось, втайне баловался чернокнижием. Однажды ему удалось вызвать слугу Нечистого и заключить его в бутылку, скреплённую Соломоновой печатью. Каким-то образом тот сумел освободиться, но почему-то не смог причинить прапрадеду никакого вреда. Прежде чем уйти, злобный дух пообещал, что в наказание за применение «блокировки сил» его повелитель признает в период Ничейных Годов любую клятву, даже очень спорную, которая нанесёт вред нашей семье.
Ривал был очень взволнован своим открытием и сказал мне, что в свете новых фактов нужно немедленно увозить Сигурда и Гийома с Агриса. За многие годы я привык слепо доверять ему и стал готовиться к отъезду. Понятия не имею, откуда взялась версия, будто бы я публично объявил об этом намерении; на самом деле всё делалось тайно, и даже ближайшие родственники не знали, что Сигурд с Гийомом отъезжают... Впрочем, это нам не помогло — наверное, среди слуг был лазутчик Женеса, который что-то заподозрил и сообщил своему хозяину. Ривал обратился к верховному королю с просьбой, чтобы он пришёл и забрал ребят в Вечный Город, однако Мэтр был чем-то занят и приказал ему добираться до Лемоса своим ходом. После этого Ривал ещё больше разнервничался. Он отправил из дворца всю прислугу, а нам велел поспешить с приготовлениями. Но уехать мы не успели — Женес появился раньше. Его поединок с Ривалом длился около часа, и всё это время я с моими мальчиками не мог даже шевельнуться. Схватка закончилась поражением Ривала, к счастью, не его смертью. Женес вошёл в комнату, где мы находились, и сказал, что теперь Сигурд и Гийом принадлежат ему. Он позвал их, и они покорно пошли за ним. А выходя, Женес обернулся ко мне и добавил, что не пройдёт и пяти лет, как мои сыновья сами разорвут меня на части, но перед этим они превратят мою жизнь в ад...
Гарен де Бреси тяжело вздохнул:
— О том, что происходило в последние три года, мне больно вспоминать. Мои дети стали главными разбойниками на Агрисе, и я ничего не мог с этим поделать. Они грабили и убивали мирных путников, похищали детей и невинных девиц, устраивали вместе с Женесом шабаши и приносили человеческие жертвы. Несмотря на все наши старания, нам не удавалось поймать их, они были вездесущи и неуловимы. Ривал был уверен, что рано или поздно они нападут на Шато-Бокер, и готовился к этому. Ну, а чем всё закончилось, вы видели.
Всё-таки не выдержав, герцог выпил немного вина. Затем мрачно произнёс:
— Впрочем, ещё неизвестно, действительно ли всё закончилось. Мои люди так и не нашли тело Женеса. Похоже, ему удалось спастись.
— Но как же так? — спросил я. — Ведь «мортира» ударила прямо в него. И мы не чувствовали, чтобы он сопротивлялся.
Жена молча кивнула, соглашаясь со мной.
— Не знаю, господа, — сказал герцог. — Я не колдун, и ничего определённого сказать не могу. Однако факт налицо: тело Женеса не найдено.
— Значит, он выжил и бежал, — задумчиво промолвила Инна. — Или... А не мог он пробраться в замок?
Герцог кивнул:
— Это не исключено и даже вполне вероятно. На всякий случай, я распорядился, чтобы все воины гарнизона ходили в «цепях силы». — Он прикоснулся к серебряной цепи на своей груди. — Но вряд ли это поможет, если Женес уже в замке.
— А вы не проверяли среди пленных? — спросил я.
— Да, я тоже подумал об этом. Но среди пленных его нет. Женес мог попасть сюда ещё проще... — Герцог слегка замялся. — Дело в том, что когда мы отправились брать пленных, ворота на несколько минут остались без присмотра.
— М-да, — сказал я. — Если Женес где-то здесь, то он наверняка что-то затевает. Но что?.. Скажите, этот замок очень старый?
— Ему уже девять веков. Шато-Бокер построил герцог Бодуэн Первый на месте захваченной им цитадели Заклинателя Стихий. А южная башня ещё древнее. Она сохранилась со времён язычества.
— А что там находится?
— Ничего особенного. Склады продовольствия и оружия.
Я встал и прошёлся по комнате.
„Инна!”
„Да?”
„Думаю, нам следует осмотреть эту башню.”
„В особенности, её верхнюю площадку.”
„Ага! Значит, ты подумала о том же, что и я...”
— Господин герцог, — произнёс я вслух. — Если башня осталась ещё с тех времён, когда здесь хозяйничал Женес, то, возможно...
Гарен де Бреси резко вскочил на ноги.
— Да! В самом деле. Я должен был сразу об этом подумать... Пойдёмте. Скорее! — И он опрометью бросился к двери.
На ходу пристёгивая к поясу меч, я последовал за ним. Инна не отставала от меня ни на шаг.
„Похоже, ты прав,” — мысленно заметила она. — „Наши приключения только начинаются.”
„Ах, Инночка!” — ответил я. — „Как же я хотел ошибиться...”
Мы спустились вниз, пересекли двор и оказались у дверей южной башни. Герцог начал разбирать связку ключей в поисках нужного ему, как вдруг замер и, взглянув на меня, потянул за стальное кольцо. Дверь была открыта.
— Привет хозяевам, — послышался рядом голос Леопольда. Он, словно призрак, вынырнул из темноты церковной арки и скользнул к двери. — Вы, наверное, кого-то ищете? Если человека в тёмной одежде, то он уже полчаса находится внутри.
Гарен де Бреси взвыл от ярости и досады и, надрывая горло, заорал, требуя огня. К нам тут же подбежал оруженосец с факелом. Не раздумывая ни секунды, герцог вырвал из его рук факел, и мы втроём помчались вверх по лестнице. За нами по пятам следовал кот, а за ним — несколько воинов, которые первыми откликнулись на зов герцога.
Преодолевая крутой подъём, я лихорадочно думал, почему Леопольд не поднял тревогу, когда увидел Женеса. Почему его хвалённое чутьё на нечисть в этот раз не сработало?..
„Женес не нечисть, он человек,” — возразила Инна. — „Человек, который продался тёмным силам за могущество и долгую жизнь, но тем не менее человек...”
Когда мы поднялись на площадку, то увидели в дальнем её конце коленопреклонённого человека в чёрной сутане с капюшоном. Он стоял спиной к нам, его руки были подняты над головой, а между ним и высоким зубчатым парапетом пульсировал столб зловещего рубиново-красного света. В момент нашего появления чёрный маг читал какое-то заклинание, но едва мы вошли, он прервался на полуслове, встал и повернулся к нам.
Глаза Женеса горели тем же рубиново-красным огнём, что и столб света за его спиной. В сгустившихся сумерках его лицо было размытым и невыразительным, но мы с Инной явственно чувствовали исходившую от него угрозу.
— О! Ко мне пожаловали гости, — прозвучал холодный надтреснутый шепот. — И гости не простые. Повелитель предупреждал, что вы опасны, но я и не думал, что настолько... Ну что же, милости просим, господа. Правда, сейчас немного рановато, ещё не всё готово — но это вас не спасёт.
Женес сделал неуловимое движение рукой, и столб красного света превратился в пылающую стену, а клубы вязкого серого тумана заполнили всё пространство между ним и нами. Позади нас раздался испуганный визг кота...
Я сделал шаг, чтобы закрыть собой Инну, и потянулся было к мечу, как вдруг понял, что нужно делать. В этот момент Инна взяла меня за руку, и наши силы слились воедино. Мы вместе ударили по серому туману и разорвали его в клочья.
Женес дико взвыл, упал на колени и, склонив голову, поднял вверх руки. Но это не было жестом капитуляции. Часть рубинового пламени за его спиной отделилась от общей массы и, свернувшись в огненный шар, повисла между ладонями Женеса. А в следующую секунду этот шар со скоростью артиллерийского снаряда устремился к нам.
Подчиняясь мгновенному наитию, мы с Инной воздвигли перед собой энергетический барьер. Шар отскочил от него, как теннисный мяч от стенки, его рубиново-красный цвет сменился голубым, и он полетел прямо в Женеса.
Противник не смог парировать наш контрудар, но в самый последний момент ему всё же удалось уклониться от пылающего сгустка энергии. Голубой шар соприкоснулся с красным пламенем, раздался оглушительный взрыв, и огненная стена за спиной Женеса исчезла.
Мы увидели в углу коническую воронку, в которой одиноко стоял посох из чёрного дерева. Теперь всё встало на свои места. Спустя почти тысячу лет на древней башне вновь шёл бой между жизнью и смертью. Отличие состояло лишь в одном: тот бой был в числе последних, а сейчас противостояние только набирало силу. Когда-то рыцарь с Основы, случайно попавший в мир Граней, поставил здесь точку в столетней битве вечных; а мы, оказавшись на Гранях по воле последнего из Великих, вступали в новую битву людей с силами Тьмы, битву между добром и злом, битву человека за своё право на жизнь...
Не оборачиваясь, я крикнул, чтобы все покинули площадку и оставили нас с Инной одних. Уже глазами жены я увидел, как воины гарнизона, не дожидаясь подтверждения приказа из уст герцога, попятились к выходу. Однако сам герцог и только что поднявшийся на площадку Штепан остались с нами, лишь отступили в угол, чтобы не мешать нам. Они понимали, что в этом поединке их помощь бесполезна.
Между тем Женес забормотал какое-то заклинание, но с помощью контрзаговора Инна заставила его умолкнуть. Вызванный нами ветер сбил колдуна с ног и поволок его к конической воронке. Полоса ясно-голубого света пролегла между нами и чёрным посохом и начала постепенно расширяться, захватывая всё большую часть площадки. Охватив пространство вокруг сферы, внутри которой спрятался наш враг, мы увеличили давление в каждой его точке. Казалось, ещё немного, и противник не выдержит... Но тут Женес, ухватившись за посох, встал в полный рост, откинул с головы капюшон и достал из-за пазухи тонкую золотую цепочку, на которой висел перстень с небольшим жёлтым камнем. Он надел его на средний палец, после чего вытянул руку вперёд и, сжав её в кулак, направил на нас.
На пару секунд нас ослепила яркая вспышка белого света. Я отпустил руку Инны и прикрыл ладонью глаза, как вдруг скорее почувствовал, чем увидел, бросившегося к нам Женеса. Инна среагировала раньше и попыталась остановить его, но он небрежно отшвырнул её в сторону и занёс над моей головой посох... Времени, чтобы достать оружие, у меня не было, а силы оставались глухи к моим призывам. Я инстинктивно закрылся в блоке, и кисти приняли на себя всю мощь удара. Мою левую руку пронзила адская боль, и я взвыл, как дикий зверь.
Посох опять поднялся, но второго удара уже не последовало. Женесу помешала не Инна, которая только поднималась с каменного пола; я справился с ним сам. Честно говоря, до сих пор не пойму, как я успел за столь короткое время опустить руку, вынуть из-за пояса кинжал и воткнуть его в живот противника. На рукоятку хлынула густая тёмная кровь, обжигая своим прикосновением мою ладонь. Тело Женеса обмякло и всем своим весом навалилось на меня, кровь залила мне руки и грудь. Я брезгливо отпрянул, оставив кинжал в его животе.
Лишившись опоры, Женес рухнул на колени. Взгляд его водянистых серых глаз с каждой секундой всё больше тускнел, но по-прежнему источал злобу. Его губы дёргались в судорогах боли, потом на них появилась красная пена, и струйки крови побежали от уголков рта к подбородку. Он повалился набок и уже в предсмертных конвульсиях стянул со своего пальца перстень...
В этот момент я снова почувствовал присутствие силы. Женес что-то пробормотал и с тихим стоном выдернул из раны кинжал. Его начало окружать рубиново-красное сияние, которое становилось всё ярче и ярче. Высоко в небе загрохотал гром. Женес медленно поднялся с пола и сел. Его глаза вновь запылали дьявольским огнём.
Я выхватил из ножен меч и ударил им в сердце Женеса...
Дзинь!!!
Щёлкнул высокий звук, во все стороны посыпались искры, и остриё меча остановилось в каком-то сантиметре от груди, точно наткнувшись на твёрдую броню. Я замахнулся для нового удара, а Инна тем временем обрушила на Женеса волну голубого света.
Мой клинок сверкнул серебряной молнией, без труда пробил «броню» противника и вонзился ему точно в сердце...
Вспышка!!!
Тело Женеса вмиг скрючилось и разлилось горящей жижей у наших ног. Мы с Инной отступили на шаг. Воздух наполнился зловонным смрадом, от которого нас затошнило. Призванный нами ветер разогнал клубы зелёного дыма, подхватил серый пепел и понёс его прочь от башни и замка — туда, где лишь пару часов назад садилось солнце...
Преодолевая брезгливость, я наклонился и поднял с пола покрытый затейливой резьбой посох из чёрного дерева и золотой перстень с небольшим зеленовато-жёлтым камнем, похожим на хризолит. Ко мне подбежал Леопольд и потёрся боком о мою ногу.
— Здорово мы его, а?
У меня не было сил отвечать. Я легонько почесал кота за ухом, затем выпрямился и положил перстень в карман, а посох зажал подмышкой. Моя левая рука болела, но, к удивлению, не очень сильно. Я мог свободно сгибать и разгибать пальцы и запястье, не испытывая при этом жгучей боли.
Бросив последний взгляд на коническую воронку, я, наконец, повернулся к герцогу. Он молча смотрел на меня, вид его был хмурый, но на лице явственно отражалось облегчение. Стоявший рядом с ним Штепан крестился и шептал молитву.
Инна тронула меня за плечо.
— Пошли, — тихо сказала она.
— Да, — кивнул я. — Пошли.
Мы направились к выходу. Гарен де Бреси и Штепан последовали за нами. На нижнем пролёте лестницы и у входа в башню нас ждали воины и слуги. В их глазах светилось любопытство и нетерпение, но, встречаясь с мрачным взглядом герцога, они молча расступались перед нами и не задавали никаких вопросов.
Когда мы оказались во дворе, я почувствовал, как посох в моей руке легонько завибрировал. Он будто оживал, приближаясь к какой-то цели. Инна прикоснулась к моему локтю и указала на церковь. Доверившись её интуиции, я сделал шаг в этом направлении. Вибрация усилилась.
— Его что-то тянет к церкви, — сказал я.
— Так пойдём же!
Я в нерешительности переступил с ноги на ногу и с сомнением произнёс:
— Не знаю, стоит ли...
— Думаю, стоит. Ведь по какой-то причине ты взял посох и кольцо.
— Чтобы не оставлять их без присмотра.
— Да. Но не только... В конце концов, чего нам бояться? Коль скоро мы одолели Женеса с посохом, то наверняка справимся с посохом без Женеса.
Я вздохнул:
— Ладно, пошли.
И мы уступили требованию посоха. Герцог и Штепан неотступно следовали за нами. По мере нашего приближения к церкви, вибрация посоха всё усиливалась, и я уже с трудом удерживал его. Слабая дрожь превратилась в горячую безумную пляску в моей руке, посох словно магнитом тянуло вперёд.
Когда мы вошли в церковь, посох резко дёрнулся и вырвался из моей руки. Инна попыталась поймать его, но лишь ухватила воздух в том месте, где он только что находился. Посох поплыл между рядами скамеек и замер у алтаря перед телами сыновей герцога. Он засветился кроваво-красным светом, постепенно перешедшим в голубой, а затем рухнул на пол. Каменная плита в этом месте раскалилась докрасна, а посередине даже расплавилась, и посох погрузился в неё на несколько сантиметров.
От тел Сигурда и Гийома отделились две призрачные фигуры и поднялись над алтарём. Они грустно смотрели на нас и улыбались; от них во все стороны расходилось золотое сияние. Стоявший справа от меня герцог потрясённо прошептал их имена. Призраки помахали нам руками, словно прощаясь, после чего взлетели к потолку церкви и там растаяли...
— Господи всемогущий! — с благоговейным трепетом промолвил Штепан, опускаясь на колени. — Прости меня, грешного, что я порой сомневался в Твоём существовании...
Признаться, в тот момент я и сам едва не уверовал в Бога.
Мы с Инной стояли у стены возле исповедальни и смотрели на три безжизненных тела перед алтарём. Слух о происшедшем чуде мигом облетел весь замок, и с каждой минутой в церковь прибывали всё новые люди, которые присоединялись к импровизированному благодарственному молебну за избавление от зла и освобождение невинно загубленных душ. Голубой свет от посоха продолжал литься к церковным сводам и как бы обволакивал всё помещение, что придавало действу оттенок мистерии...
„Странное дело,” — обратился я к жене, бросив настороженный взгляд в потолок. — „Если бы сейчас мы находились где-нибудь в лесу под открытым небом, я чувствовал бы себя гораздо в большей безопасности, чем здесь. У меня такое впечатление, что каждая стена в этом замке таит в себе угрозу... А ещё меня не покидает мысль, что мы упустили что-то важное. Но я не могу понять, что именно, и это меня тревожит.”
„Я тоже об этом думаю,” — ответила Инна. — „Но всё, что осталось после Женеса, это перстень и посох. Вряд ли они так опасны для нас; во всяком случае, не больше, чем сам Женес, а с ним мы сумели справиться. Правда, мы до сих пор не знаем, что это за предметы и как они действуют; а неизвестность зачастую порождает неосознанное чувство опасности... У тебя есть какие-нибудь соображения?”
„Ну, о посохе я ничего сказать не могу — разумеется, кроме того очевидного факта, что с его помощью мы сумели освободить души детей герцога... или, скорее, он сам их освободил при нашем пассивном содействии. А вот по поводу перстня у меня есть некоторые догадки. Похоже, это тот самый талисман, который девять с веков назад защитил Бодуэна де Бреси от магии Женеса. Помнишь, в письме говорилось о каком-то перстне, который прапрадед герцога нашёл при перестройке часовни?”
„Да. Думаешь, это он?”
„Я почти не сомневаюсь. Видимо, во время строительных работ гробница Бодуэна была повреждена или совсем разрушена. А может, это случилось гораздо раньше, но перстень был найден лишь при перестройке часовни. В любом случае, он оказался у потомков Бодуэна де Бреси, и один из них, герцог Олаф, неосмотрительно подарил его кровному врагу своей семьи. Женес воспользовался им, когда понял, что проигрывает нам в колдовском поединке. Судя по всему, будучи надетым на средний палец правой руки, перстень блокирует воздействие сил на его обладателя...”
„И одновременно перекрывает доступ к силам для самого обладателя,” — добавила Инна. — „Женес был вынужден снять перстень, чтобы снова прибегнуть к магии... которая, впрочем, его не спасла. Я думаю, что именно перстень помог Женесу уцелеть после удара «мортиры» де Каэрдена. Очевидно, он держал его наготове и успел надеть, как только рухнули ворота.”
„Всё верно,” — согласился я. — „Но сейчас меня беспокоит не перстень и даже не посох. Здесь что-то другое. Что-то, связанное не столько с конкретными предметами, сколько с обстоятельствами — места, времени, действия...”
„Вот именно!”
„Что?”
„Башня! Вот тебе обстоятельство места. За тысячу лет поменялось всё, кроме Женеса и башни. Она опять оказалась в центре конфликта — и это не просто совпадение, здесь кроется нечто большее. Мы забыли задать себе главный вопрос: что Женес делал на южной башне? Искал посох? Вряд ли это тот самый посох. Очень сомневаюсь, что он пролежал там в течение девяти с лишним веков. И Ривал де Каерден уж неверняка должен был забрать его от греха подальше. Но даже если посох никто не трогал, и Женес искал именно его, это всё равно не объясняет его последующих действий. Завладев посохом, он не убрался восвояси, что было бы логично, а остался на верхней площадке башни, рискуя в любой момент быть замеченным, и принялся творить там свои чары. Но почему именно там? Почему не в каком-нибудь другом месте, более укромном, где ему никто не мог помешать? Этому я нахожу лишь одно объяснение: то, что хотел сделать Женес, можно было сделать только на башне. Он замышлял что-то серьёзное и очень опасное, а мы вовремя остановили его... Но что же он замышлял?”
Мы посмотрели на вплавленный в каменную плиту перед алтарём посох, от которого лился голубой свет. Это был очень мощный и очень сложный магический инструмент. Нам явно не хватало знаний и опыта, чтобы разобраться в его действии. Мы могли только предполагать и делать выводы, основываясь на собственных наблюдениях, логике и интуиции...
„Да,” — сказала Инна, отзываясь на мои мысли. — „Больше нам ничего не остаётся... Итак, давай рассуждать логически. Посох освободил души детей герцога, снял с них наложенное Женесом заклятие. Поскольку мы ничего с ним не делали, то его активизировал и настроил соответствующим образом сам Женес. Но зачем? Вряд ли он собирался освобождать своих рабов, пусть даже после их смерти.”
„Раз посох настроен на освобождение,” — предположил я, — „то, может, Женес хотел открыть для кого-то путь. Или для чего-то. Мы помешали ему, а затем неосознанно применили активизированный посох, чтобы снять заклятие с сыновей герцога.”
„Вполне возможно. В любом случае, мы должны внимательно осмотреть башню. Нам следовало сделать это сразу.”
„Да, пойдём,” — согласился я и, не мешкая, стал пробираться к выходу. Инна последовала за мной.
Оказавшись во дворе, мы увидели, что у дверей южной башни выставлена охрана, правда, уже без «цепей силы». Стражники бесцеремонно отваживали любопытных, которые во что бы то ни стало стремились побывать на месте последней схватки с чёрным магом.
Мы подошли к башне с уверенным видом людей, к которым общий запрет не относится. А у охраны, в свою очередь, даже в мыслях не было препятствовать нам.
— Внутри кто-нибудь есть? — небрежно осведомился я.
— Только кот ваших светлостей, — ответил один из стражников. — Он заявил, что приказ монсеньора его не касается, и наотрез отказался уходить. — Стражник развёл руками. — Гоняться за ним мы не стали. Коты, как известно, гуляют сами по себе и не очень-то считаются с желанием людей. Тем более коты-оборотни.
— Ничего, мы его заберём, — сказала Инна. — Нас он послушается.
Мы уже собирались войти в дверь, когда сзади нас кто-то окликнул. Мы обернулись и увидели спешащего к нам Никорана.
— Нам по-прежнему что-то угрожает? — спросил он, мигом уловив наше беспокойство.
— Не знаем, — честно ответил я. — Мы хотим ещё раз проверить и убедиться, что всё в порядке... или не в порядке. Господину герцогу мы пока ничего не сказали. Сегодня он и так много перенёс.
Никоран утвердительно кивнул:
— Да, вы правы.
— Но на всякий случай, — заметила Инна, — следует привести в боевую готовность гарнизон замка. Мы, конечно, надеемся, что это ложная тревога... хотя чем чёрт не шутит.
Инна помянула черта в фигуральном смысле, но Никоран воспринял это буквально и торопливо перекрестился.
— Тогда вы обратились по адресу, — сказал он. — После смерти господина де Каэрдена монсеньор поручил мне исполнять обязанности мажодорма. Я немедленно обойду все посты и прикажу людям снова надеть «цепи силы».
— Хорошо, господин Никоран. Делайте своё дело, а мы будем делать своё.
Мы прошли внутрь башни и стали подниматься по лестнице. Поначалу всё было нормально — но только поначалу. Миновав первый пролёт, мы обнаружили, что стены начали слабо пульсировать зловещим рубиново-красным светом.
— Ну вот, опять начинается! — сокрушённо произнёс я. — Сущий Hell on Earth12. Любители DOOMа были бы в восторге. Такой шикарной аркады им не найти ни в одной виртуальной реальности.
— Это тебе наказание, — немного рассеянно ответила Инна. — Нечего было жаловаться на отсутствие компьютеров на Гранях. Вот и получил их худшие эффекты... Но, увы, далеко не виртуальные.
Последние слова были сказаны женой через силу. Начав подниматься по следующему пролёту, мы столкнулись с неожиданным препятствием: каменные ступени внезапно размякли и превратились в вязкую грязеподобную массу. Я бы, пожалуй, подумал, что сплю и вижу кошмарный сон, если бы не острое, чуть ли не болезненное ощущение реальности происходящего. Мои ноги увязали в камне — и это было наяву!..
— Чем дальше, тем интереснее, — пробормотал я.
Инна тяжело вздохнула.
— У меня есть одна гипотеза, — с трудом переставив ногу, отозвалась она. — И если моя догадка подтвердится, то конец этого дня превзойдёт всё, что было с нами до сих пор.
— Что за гипотеза?.. — Я обхватил правую ногу руками и потянул её вверх. С громким чавканьем она освободилась из плена размякшего камня. Я поднялся ещё на одну ступеньку.
Это начинало походить на летний штурм Карпат, когда дороги размокли от дождей, и люди, утопая по колена в вязкой жиже, карабкались по перевалам. Легче было только в одном: нам не приходилось тащить на плечах пушки и толкать забуксовавшие машины. Зато в любой момент мы рисковали застрять в этой каменной ловушке...
Инна ответила не сразу. Сначала она сделала ещё один шаг, затем остановилась, убрала со лба прядь непокорных волос и лишь тогда заговорила:
— Из рассказа герцога следует, что его предок Бодуэн пришёл сюда, как посланник высших сил, чтобы погасить один из последних очагов конфликта на стыке тысячелетий. Этот конфликт длился ни много, ни мало, целое столетие, а значит, для его поддержания необходим был постоянный канал пополнения тёмных сил...
— То есть, ты хочешь сказать, что здесь было что-то вроде трактового пути, но не на другую Грань, а... чёрт знает куда!
— Вот именно, что чёрт знает. Уж он-то наверняка знает. И по этим инфернальным трактам отправляет на Грани свою рать. Здесь это называется Прорывом. — Инна посмотрела на меня с не совсем уместным в данный момент торжеством. — Вот тебе и ключ, о котором говорил Ривал де Каэрден. Мы нашли его. А теперь нам нужно поставить точку в этом деле — и поскорее, иначе сегодня мы не сможем ещё раз заняться любовью.
Меня всегда восхищала способность жены при любых обстоятельствах не терять присутствия духа, но сейчас я был просто сражён наповал. При одной лишь мысли о том, что ждёт нас наверху, у меня волосы вставали дыбом, пугливый, малодушный человечек внутри меня надсадно вопил от страха, требуя немедленно повернуть назад, сердце стучало так сильно, что едва не вырывалось из груди, ноги тряслись и подгибались, спину заливал холодный пот... А Инна ещё могла шутить!
Мы продолжали подъём. Постепенно я убеждался, что сравнение происходящего с виртуальной реальностью не выдерживает никакой критики. Нахлынувший на нас ужас нельзя было смоделировать даже на самом мощном из существующих компьютеров. А если когда-нибудь в будущем это станет возможным, то все последующие поколения игровых фанов превратятся в агрессивных психов, повредившихся умом во время любимых игр. Стены уже не просто пульсировали, они давили со всех сторон, мешая нам дышать и двигаться. Мы с Инной удерживали лишь маленький коридор перед собой и с огромным трудом продвигались вперёд. Каждый наш шаг был равен сотне миль, а каждая секунда длилась годы.
И вот настал момент, когда я понял, что ещё немного, и моя голова совсем перестанет соображать. Весь мой разум перейдёт под контроль рефлексов самосохранения, и я буду думать только о том, чтобы при следующем же шаге не увязнуть в камне. А между тем решение нашей проблемы было где-то рядом...
Мои руки снова обхватили правую ногу и потянули её вверх, а локоть упёрся в полусогнутую опорную левую. И тогда я почувствовал, как перстень моём кармане больно вдавился в бедро. Мои мысли сразу зацепились за это обстоятельство, которое показалось мне очень существенным Ещё толком не понимая, что делаю, я достал з кармана перстень и надел его на средний палец правой руки. Камень сверкнул зеленовато-жёлтым огнём и хлопком разметал его по сфере вокруг нас. Всё произошло настолько внезапно, что я, не удержав равновесие, рухнул на мигом затвердевшие ступени, а сзади на меня упала Инна. Для неё всё случившееся было полнейшей неожиданностью, и если бы я не шёл впереди, дело не закончилось бы лёгким ушибом.
Несколько секунд я пролежал ничком, затем осторожно перевернулся на спину, взял Инну на руки, сел и огляделся вокруг. У меня было такое ощущение, словно мы находились под стеклянным колпаком, а снаружи бушевал ураган. Разъярённая стихия бесновалась в каких-то двух метрах от нас, но не могла причинить нам никакого вреда.
— Владик, — растерянно произнесла Инна. — Что случилось? Я не могу прикоснуться к силам.
— И точно так же они не могут прикоснуться к тебе. — Я поднял правую руку и продемонстрировал ей перстень герцога Бодуэна. — С его помощью мы окажемся наверху гораздо быстрее и с куда меньшей затратой сил.
— А что потом?
— Пока не знаю. Посмотрим по обстоятельствам.
— Тогда пошли. — И, улыбнувшись, она добавила: — Если, конечно, у нас ещё остались силы.
Я встал, помог подняться жене, и мы наигранно бодрым шагом двинулись дальше. Инна крепко прижималась ко мне, чтобы действие перстня, защищавшего меня от окружающего неистовства, распространялась и на неё. Казалось бы, всё снова пришло в норму, ничто не мешало нам продолжать подъём, ничто не давило на нас, но тем не менее я чувствовал себя обнажённым без контакта с силами — настолько быстрым оказалось привыкание к ним. Я уже испытывал нечто подобное, когда к помощи перстня прибегнул Женес. Однако в пылу схватки, когда в каждое мгновение решался поистине гамлетовский вопрос — жить или не жить, — у меня не было времени анализировать свои ощущения. А они (то есть, ощущения) были чертовски неприятными...
Первое, что мы заметили, поднявшись на верхнюю площадку, так это Леопольда со вздыбленной шерстью и выпученными от страха глазами. Он метался в углу, жалобно мяукал и звал на помощь, но его голос звучал слабо, еле слышно, что производило ещё более жуткое впечатление.
— Давай сюда, котик! — крикнула ему Инна. — Сюда, мой маленький!
Леопольд в два прыжка преодолел разделявшее нас расстояние и оказался у неё на руках.
— Здесь плохо, очень плохо! — пожаловался кот, прижимаясь к Инне. — Оно не хотело меня отпускать! Оно хотело меня убить!.. Как я рад, что вы пришли за мной. Оно такое злое!
Инна гладила Леопольда и уверяла, что с нами ему больше ничего не грозит, а я тем временем огляделся по сторонам.
Над нами было спокойное ночное небо Агриса, усеянное мириадами далёких звёзд, зато под нашими ногами творилось нечто невообразимое. Пол превратился в колеблющуюся красную массу, и лишь благодаря действию перстня мы не увязали в ней; а в том углу, где раньше была коническая воронка, теперь зияло чёрное отверстие. Оно вело не вниз, к земле, а гораздо ниже — в самые глубины... Я чуть не подумал: «преисподней», но в последний момент сдержался. Я по-прежнему сомневался в существовании ада, как объективной реальности. Ад же подчистую игнорировал мои сомнения и чем дальше, тем громче заявлял о себе...
Леопольд всё ещё хныкал на руках Инны, но постепенно успокаивался, как ребёнок в присутствии матери. Я посмотрел на жену и сказал:
— Похоже, твоя догадка подтвердилась. Здесь намечается Прорыв. Что будем делать?
— По-моему, ответ очевиден, — задумчиво произнесла она, глядя на неуклонно расширявшееся отверстие. — Мы должны остановить это безобразие. Во всяком случае, должны попытаться.
Я кивнул:
— Ты права. У нас просто нет выбора.
— Ошибаешься, — возразила Инна. — Выбор у нас есть. Мы можем уйти отсюда и не вмешиваться в происходящее. Самих себя мы, скорее всего, сумеем защитить. Но тогда погибнет много ни в чём не повинных людей, чьи жизни мы ещё можем спасти... если, конечно, можем. Не попытавшись, мы никогда не узнаем это наверняка и всю оставшуюся жизнь будем чувствовать себя виновными в их смерти. Готов ли ты заплатить такую цену за наше спасение?
— Нет, не готов, — ответил я. — У меня не хватит мужества жить с этим грузом на совести.
— Значит, решено. — Левой рукой она продолжала прижимать к себе Леопольда, а правую положила мне на плечо и добавила мысленно: — „Жаль только, что если мы погибнем, пострадает бедный котик.”
Я обнял Инну и нежно поцеловал её в губы. Возможно, это был наш последний поцелуй...
— Я люблю тебя, Владик, — сказала она.
— Я тоже люблю тебя, родная, — сказал я. — Последние восемь месяцев были самой прекрасной порой в моей жизни. Спасибо тебе за всё, Инночка. Спасибо за твою любовь и нежность. Спасибо за то, что ты есть... — И с этими словами я стянул с пальца перстень.
Пол тут же ушёл у нас из-под ног, и мы полетели вниз. Слившись воедино, мы ударили в первый же попавшийся нам пучок враждебных сил. Мы вложили в этот удар всю нашу ненависть к тому, что мешало нам жить и любить.
Затем мы били направо и налево по тянувшимся к нам когтям и щупальцам, по окружавших нас со всех сторон адским ликам. Их глаза горели исступлённой злобой, а кривые зубы обнажились в диком оскале на фоне чёрной пустоты рта. От этих лиц несло могильным холодом и болью неприкаянных душ, не нашедших покоя после смерти своих тел. Мы били по ним, сокрушали их, и они с облегчением уходили в небытие...
Секунды для нас растянулись в вечность, а вечность стала подобна мгновению. Впервые в жизни мы смотрели в бездну, а бездна смотрела в нас. Всё, что было внутри вышло наружу, а что было сверху, опустилось на дно. Причина и следствие поменялись местами и, кружа в безумном хороводе, унеслись туда, где дракон пожирает собственный хвост. Время перестало диктовать свои условия и остановилось в ожидании лучших времён. Добро и зло сшиблись лбами и забыли, кто из них есть кто. Они прекратили свой извечный спор, ибо не могли вспомнить о его предмете, и тихонько отошли в сторону, предоставив нам отделять зёрна от плевел...
От смрадных запахов стало невыносимо дышать; серные испарения ударяли нам в ноздри, вызывая тошноту. То, что вначале мы считали мерзким и отвратительным, теперь казалось чуть ли не прекрасным по сравнению с тем, что устремилось к нам по инфернальному тракту. Это был авангард Прорыва. Первые из тех существ, которых сотворили недра ада. Существ, жаждущих крови и плоти человеческой. Существ, идущих на смерть ради того, чтобы упиться единым мигом людских страданий...
Но они опоздали — мы опередили их. Может, на одно мгновение, а может, на целую вечность. Мы уже стояли у прохода, когда они лишь подходили к нему. Небесная лазурь пульсировала вокруг нас, преграждая им путь. Увидев это, существа взвыли в ярости и бросились в атаку.
Это был конец. Последнее напряжение сил и последний крик боли. Последний всплеск энергии и последняя вспышка взрыва. Последний натиск и последний отпор. И хлопок сомкнувшегося пространства, последний стон раненного континуума...
Потом была пустота. Я парил в ней, ничего не видя, не слыша, не чувствуя... А потом пришла боль. Боль душевная и физическая. Боль, которая должна приходить первой, немного запоздала, но взяла своё, нещадно истязая каждую клетку моего тела, каждый мой нерв, каждый нейрон моего мозга...
Я открыл глаза. Я повернул голову. Я что-то увидел. Я снова стал человеком...
И, будучи просто человеком, я не выдержал этого нечеловеческого напряжения.
Я потерял сознание.
«Hell on Earth» — «Ад на земле» (англ.), подназвание второй части компьютерной игры DOOM.