И когда звуки органа, играющего «Тихая ночь, священная ночь», перекрыл сигнал к закрытию магазина, Кен взял сына за руку. «Время выбрано отлично, — сказал он себе. — Девять вечера, понедельник. Мы идем туда, где стоял “форд”, потом я звоню в полицию».
Но стоит ли звонить в полицию? На мгновение его охватила паника. Не лучше ли ему решить, что было бы естественно, будто Элен рассердилась на него и…
Я подумал, что она рассердилась и уехала домой без нас. Нет, она никогда не делала так раньше. Тогда мы решили поехать домой на автобусе, мы с сыном, но жены дома не оказалось. И я не знаю, где она. Да, у ее матери я спрашивал. Нет, других родственников в городе у нас нет.
Они уже прошли через вращающуюся дверь и оказались снаружи. Кен окидывал взглядом забитую машинами стоянку, пока они удалялись от магазина. Он не ощущал руки Ричарда. Он ощущал лишь собственное сердце, мечущееся в грудной клетке, словно узник в темнице. «Интересно, куда это подевалась наша мама?» Он представлял, как скажет это Ричарду, когда они подойдут к тому месту, где был припаркован «форд». «Где же мама?» — спросит Ричард в ответ. Потом они примутся ждать, а в итоге вызовут полицию. «Нет, она раньше никогда так не уезжала, — проносилось в мозгу. — Я решил, что она рассердилась и уехала домой, но когда мы с сыном добрались до дома, ее там не было».
На мгновение ему показалось, что он умер, что сердце перестало биться. Ему показалось, что он превратился в каменную статую. Холодный ветер бил в его искаженное лицо.
— Пойдем же, папа, — задергал за руку Ричард.
Он не шевельнулся. Он стоял, глядя на машину, в которой сидела Элен.
— Я замерз, папа.
Он понял, что передвигает ноги, движется неверной походкой сомнамбулы. Здравый смысл не желал к нему возвращаться. Он мог только таращиться на машину и на Элен и чувствовать резь в животе. Голова сделалась пустой и легкой, словно она была готова улететь в небо. И только толчки от шагов, отдающиеся в сознании, помогали телу не рассыпаться. Глаза были намертво прикованы к машине. На него накатила громадная теплая волна облегчения. Элен смотрела на него.
Он открыл дверцу.
— Наконец-то, — сказала она.
Он был не в состоянии говорить. Дрожа, он откинул спинку переднего сиденья, и Ричард забрался назад.
— Давай, давай. Поехали отсюда, — сказала Элен.
Кен сунул руку в карман пальто и теперь вспомнил.
— Ну, что ты? — спросила она.
— Я… не могу найти ключи. — Он слабо похлопал себя по карманам. — Они же были у меня, когда я…
— О нет. — В ее голосе звучали усталость и раздражение.
Кен проглотил застрявший в горле комок.
— Ну и где же они? — спросила Элен. — Наверно, если бы твоя голова не была пришита к плечам, ты бы…
— Я… я не знаю, — сказал он. — Я… должно быть, где-то их обронил.
— Ну так сходи и подними их, — отрезала она.
— Хорошо, — отозвался он, — ладно.
Он едва ли не с отчаянием толкнул дверцу и выбрался на холодный ветер.
— Я скоро вернусь, — пообещал он.
Элен ничего не ответила, но было видно, как она злится.
Он захлопнул дверцу и пошел прочь от машины, лицо его напряглось. Какой негодяй, он взял деньги и…
И вдруг он представил, как пытается объяснить отсутствие ста долларов при сверке счетов. Она ни за что не поверит, будто они просто так испарились. Она начнет разнюхивать, выяснит, что это он их снял, потребует объяснений. «О боже, — подумал он, — со мной покончено, покончено!»
Он смотрел невидящим взглядом на огромную неоновую гирлянду на крыше универмага. Внутри ее вспыхивали и гасли большие белые буквы. Он вдруг сосредоточился на них.
ВЕСЕЛОГО РОЖДЕСТВА — темнота. ВЕСЕЛОГО РОЖДЕСТВА — темнота. ВЕСЕЛОГО РОЖДЕСТВА — темнота.
Ричард Матесон