— Это не родной мой язык. Я выучил его здесь. На Эргистале все говорят на пангале и нескольких его диалектах.
— А какой ваш родной язык?
— Французский.
— Ага, — сказал Корсон. Это ничего ему не говорило.
В голове у него множились загадки., но они могли подождать. Шар летел вдоль берега, понемногу меняя направление. Вскоре под ними уже расстилался плоский безбрежный океан.
Они пролетели над группой галер, которые упорно пытались таранить друг друга, но ветер был слаб, и они не могли хорошенько разогнаться. Немного дальше виднелись пузырчатые конструкции, за них сражались создания, похожие на пауков. На Эргистале были не только люди, хотя в районе, где они находились, людей было больше всего. Один или два раза они заметили под водой какие-то большие тени.
Шар постепенно удалялся от берега.
— От голода мы не умрем, — широко улыбнулся Туре, открывая плетеный сундук.
Корсон машинально потянулся к своему мешку с продуктами. Мешка не было, он потерял его в схватке с писарем.
— Здесь есть колбаса, вполне свежий хлеб и красное вино, — сказал негр. Из кармана брюк он достал огромный складной нож и принялся резать хлеб и колбасу. Потом откупорил бутылку и подал Антонелле.
Корсон с интересом смотрел на него.
— Никогда не видел ничего подобного? — спросил Туре, перехватив его взгляд. — Наверное, в ваше время питались таблетками и другой химией. Но и то, что есть у меня, вовсе неплохо. На войне как на войне.
Вино разогрело Корсона. Он закусил хлебом и решил задать несколько вопросов. Перед ним сидел человек, который знал об этом странном мире гораздо больше, чем он сам.
— Меня удивляет, — осторожно начал он, — это пустое небо. Война в воздухе должна повсеместно сеять разрушения.
— Таких правил нет, — ответил Туре. — По крайней мере, мне так кажется. В этом секторе нет ни самолетов, ни ракет, ни геликоптеров. Конечно, это не значит, что в другом районе Эргистала не ведутся воздушные схватки. Я бы первый удивился, будь это так.
— Правила? — Корсон перестал жевать.
— Может, вы заметили одну вещь, — продолжал Туре. — Никто здесь не пользуется ядерным оружием. Разве это вас не удивляет? Хотя вы его вполне можете и не узнать. Но по другую сторону гор атомные бомбы время от времени рвутся. Причем, очень мощные.
Корсон вспомнил столбы огня и грибы дыма, видневшиеся за горами.
— А кто следит за соблюдением этих правил?
— Если бы я знал, то пошел бы к нему и вежливо попросил выпустить меня отсюда. Вероятно, какой-нибудь бог или демон.
— Вы действительно верите, что мы в аду?
Слово это не имело для Корсона особого смысла, и он употребил его, вспомнив о почти забытой в его время мифологии, которую сменил холодный позитивизм. В галактическом языке ад означал исключительно неприятное место.
— Я немало думал над метафизическими вопросами, — признался Туре. — Эргистал похож на исключительно материальный ад. Например, это небо: я бы поклялся, что оно твердо, как стеклянная плита. Я делал триангуляционные замеры, поднимаясь и опускаясь на своем шаре, и мне кажется, что оно находится на высоте от десяти до двадцати километров. Потому-то этот мир, хотя и материальный, выглядит неестественно. Отсутствие горизонта, одна сплошная плоскость… это не поверхность какой-то планеты. У планеты с таким горизонтом должно быть колоссальное притяжение. Мы были бы раздавлены, едва появившись здесь.
Корсон с некоторым удивлением согласился: этот человек из далекого прошлого знал удивительно много.
— Мы находимся не в нормальном пространстве, — сказала Антонелла. — Я ничего не могу предвидеть. Сначала я не беспокоилась, поскольку способность эта временами пропадает, хотя и не совсем. А здесь я как будто… ослепла.
Корсон с интересом посмотрел на нее.
— И в каких условиях твои способности исчезают?
Антонелла покраснела.
— Прежде всего, на несколько дней в месяц. Но сейчас… это совсем не то. Бывает это и во время путешествий в космосе, но это случалось со мной нечасто. Бывает после прыжка во времени, но тогда это длится недолго. И наконец, когда вероятность многих событий почти одинакова. Но в любых условиях у меня оставалась частичка этих способностей, а здесь… ничего.
— О каких способностях она говорит? — спросил Туре.
— О способности, которой обладает ее раса. Они могут заранее предвидеть события, минуты за две до них.
— Понимаю. Это так, как если бы у них был перископ, способный пробить поверхность современности. Близорукий перископ. Две минуты — это немного.
Корсон попробовал осмыслить все, что рассказала Антонелла. Опережающая информация была некоторым образом связана с космогоническим принципом Маха, учитывающим особенности каждой точки Вселенной относительно целого. Означало ли это, что они находились во Вселенной, с которой была синхронизирована нервная система Антонеллы? А может, они были мертвы, хотя и не помнили момента смерти?
— Разве это не удивительно? — сказал Туре. — В Африке, задолго до моего рождения, колдунов считали предсказателями будущего. В мое время им уже никто не верил, а в будущем это обернулось действительностью.
— Откуда этот хлеб? — спросил Корсон, указывая на свой бутерброд.
— Из интендантства. Сейчас, когда вы задали мне этот вопрос, я подумал, что, действительно, не видел нигде ни полей, ни фабрик, ни пекарен. Но разве это не естественно во время войны? Оружие, одежда, лекарства, продукты прибывают издалека, из какой-то легендарной страны. Если война длится долго, то человек над этим даже не задумывается. Только поля, которые он видит, уничтожаются, ибо принадлежат врагу.
— А где командиры? Почему они затягивают эти бессмысленные сражения?
— Над нами. Высоко, очень высоко над нами. Обычно их никто не видит.
— А если их убивают?
— Тогда их сменяют другие, — сказал Туре. — Те, которые идут за ними по старшинству. В настоящей, отчаянной войне сражаются потому, что есть противник и нет выбора. А может, у вождей есть и свои личные причины.
Корсон глубоко вздохнул.
— Но где мы находимся? — яростно воскликнул он.
Туре спокойно посмотрел на него.
— Я мог бы сказать, что мы летим на шаре над плоским океаном, но это и так видно. Я много думал над этим вопросом и нашел только три варианта ответа. Можете выбрать любой из них или предложить что-то новое.
— Что это за варианты?
— Первый: мы просто-напросто умерли и находимся в метафизическом чистилище, где проведем неограниченное время, может, целую вечность, безо всяких шансов выбраться отсюда, даже если умрем снова в этих войнах. Для этого существуют Перемирия.
— Перемирия?
— Так вы еще этого не пережили? Ах да, вы же здесь недавно. Я расскажу об этом чуть позже. По второй моей гипотезе мы реально не существуем. Мы — только информация, замкнутая в гигантской машине, и кто-то ведет огромную Kriegspiele, War Game или, если хотите, Военную Игру. Речь идет о результате того или иного конфликта. Это так, как если бы все войны Вселенной велись только в одном месте. В таком случае, мы являемся чем-то вроде фигурок на макете, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Понимаю, — сухо ответил Корсон.