Я невольно почувствовал присущий этому месту дух святости. Здесь все "по-настоящему", совсем не так, как на теоретических лекциях в реальном мире. Реальном ли?
Слушая распевный голос Феофана, окруженного внимающими прихожанами, в который раз поймал себя на мысли о невероятности происходящего.
Попробовал телепатически прощупать священника. Не получилось. Попытался еще раз - вновь без толку... нет, результат все же был. Меня заметили. Пришлось повесить "фирменную" улыбку.
Отстранив рукой прочих, поп сделал шаг мне навстречу.
- Так вот ты каков, Овсиев "дурнык"... Ну-ка, дайте мне взглянуть на сие диво... Высок да статен...
Вмиг я стал центром всеобщего внимания. Кстати, на будущее нужно учесть, что в церкви телепатия не проходит. Значит, о навивании или контроле сознания здесь речи быть не может. Думаю, Козлобородый и его коллеги об этом не знали.
- Звать-то тебя как, отрок?
Разглядывая Феофана, грузного пожилого мужчину с длинными седыми волосами и бородой, с нездоровыми мешками под пронзительными серыми глазами, мясистыми губами и широким носом, в черной рясе и большим серебряным крестом на груди, на миг утратил осторожность. Может, попал под его непонятную магию. Но, так или иначе, сам не желая того, тихо, почти шепотом ответил:
- Андрий...
В наступившей тишине стало слышно, как под деревянным потолком гудит и бьется залетевшая оса.
- Овсий говорил, что ты нем... Значит, Андрий... Откуда родом?
"Ну, нетушки! Хватит, и так разболтался", - я не на шутку на себя разозлился. Придав лицу максимально дебильный вид, выпустил порцию слюней.
Феофан недоверчиво сверлил меня взглядом...
От того, какое решение он сейчас примет зависело многое...
- Подойди-ка поближе. Ну же! Оглох, что ли?
Но его требование я выполнять не спешил, пока не ощутил толчок Овсия в спину.
Удовлетворив свое любопытство, Феофан в полголоса, словно для себя, подвел итог:
- Оный отрок - не "дурнык"... В душе его непонятная мне тоска, тревога... хворь... Минется ли? Один Господь знает... Куда повернет: к добру или злу? Ко свету или ко тьме? Андрий, ты крещенный?
Крещенный ли я? Да, конечно же, нет!
В конце двадцать первого века, в западно-европейской части Конфедерации этому мало кто придавал значение. Да и не до того было матушке... Ее религия особо не волновала, в отличие от результатов очередного судебного иска... Кстати, я очень похож на отца - может, потому у меня с ней сложились столь прохладные отношения...
- Крещенный али нет? Да очнись же, говорю! Сие наложит печать...
Не глядя в лицо Феофану, словно признаваясь в чем-то постыдном, я отрицательно покачал головой.
- Окрестить тебя? Веру нашу приемлешь?
Теперь я согласно кивнул.
- Пути Господни неисповедимы... Во имя Отца, Сына и Святого Духа...
Церемония крещения растянулась на добрых полчаса. Я слушал Феофана - понимал и не очень, сосредотачивался и отвлекался, иногда в такт кивал, время от времени шморгал носом и поглядывал по сторонам. Словом, старался больше не прокалываться, вести себя как подобает "дурныку".
Похоже, дело шло к концу:
- Многие лета, многие лета,.. - протяжно пел поп, которому, похоже, я тоже порядком надоел.
Нарек он меня Андрием Найдой и повесил на шею медный крестик. Дал поцеловать большой серебряный крест.
- Ступай с Богом... А ты, Овсий, пригляди. Чует мое сердце, обузой тебе долго не будет...
Прежде чем мы отправились в "родные" Горбы, дед заглянул на кузню и в шинок.
Обратная дорога показалась длиннее. Может, потому, что вовсю палило солнце, а может, что шли медленно, вместе с односельчанами.
На меня по-прежнему внимания не обращали. Да и я особо к разговорам не прислушивался. Брел в самом конце процессии рядом с раскрасневшимся и тяжело дышащим после шинка Овсием, как раз за отставшими Наталкой и Петром.
- ...говорю, Стоцкий на тебя глаз положил! - повысил юноша голос.
- Остынь, Петре. Ему каждая третья припадает к сердцу! - отмахнулась девушка.
- К сердцу, не к сердцу, а ус ловко крутил...
- Лучше б помолчал!.. Сам-то, сам... как глазел на Улиту... Чуть шею не свернул... Разве что слюни не пускал... Как тот дурнык.
- Побойся Бога, Наталочко! Ты одна, звездочка, в сердце моем. А Улита, сама знаешь... Ведьма она. Ведьма! И краса ее колдовская... от черта.
- Тогда почему заглядываешься? Разве забыл, сколько душ загубила? В прошлом году Грыцько утопился... А до того... и вспоминать страшно... Так что смотри мне, пожалеешь...
- Ей Богу, Наталочко, не смотрел и смотреть не буду. А осенью пришлю сватов. Отец твой отдаст за меня?
Наталя залилась краской. Немного помолчала. Потом, раздраженно фыркнула:
- Отца боишься... А я? Обо мне забыл? Смотри, как бы я сама тебе гарбуза не подсунула...
Петро обиженно нахохлился. Наталка же, недовольно передернув плечами, пошла быстрее, догоняя оживленно беседовавшего с односельчанами отца.
Юноша, не желая размолвки, крикнул вслед:
- Сонечко, выходи вечером на вулыцю! Придешь?..
Девушка сделала вид, что не услышала.
Значит, в селе есть ведьма - и зовут ее Улита. Интересно взглянуть. Схожу-ка и я на эту "вулыцю".
Планы мои едва не нарушила нежданно-негаданно налетевшая вечерняя тучка. Немного погремела, просверкала молниями, брызнула слезой теплого дождя. Но гнавший ее ветерок быстро очистил небосклон. Будто и не было вовсе.
Смыв дорожную грязь и пот в бодрящей речной воде, наскоро перекусив куском "житнього хлиба з кысляком", поспешил к опушке прилегающего с одной стороны к Горбам леса. Здесь, на поляне, молодежь обычно жгла костры, собиралась на "вулыцю".