Моя беседа с дворецким зря не прошла. Степан "определил" с максимальными удобствами. Пусть и не в господском доме, зато без соседей и в комнате с "настоящей" кроватью. Больше того - свел в кухню, где нас сытно "нагодувалы".
Спал я крепко и на этот раз без сновидений. Кошмары по убиенным накануне мазурикам не мучили. Впрочем, как и вещие сны. Может, тому способствовала погода. С вечера начался нудный, моросящий дождь и шел всю ночь. Буянивший днем ветер понемногу стих и проснулся вновь только под утро вместе со мной. Сразу нахмурил лоб, раздул щеки и погнал висящие над головой тучи прочь, на восток. В просветы между облаками то и дело проглядывало солнышко. И хотя по-прежнему было прохладно и сыро - на душе сразу посветлело.
В канцелярию к Чуйкевичу я так и не попал.
Запыхавшийся слуга передал приказ Кочубея немедленно явиться к нему.
Сегодня гордость Степана, белые мраморные ступени, потеряли свой лоск, пестрели множеством грязных отпечатков. Добавились еще и мои.
Ступая вслед за дворецким, удивленно поглядывал по сторонам. Казалось, что перешагнул не порог, а столетие. Светлые комнаты с высокими потолками, ковры, деревянная, украшенная резьбой мебель. Мягкие, обтянутые бархатом кресла и диванчики, серебро подсвечников, бронза и фарфор статуэток, хрусталь графинов и бокалов. На стенах - дорогое оружие, гобелены, картины.
Как отличался дворец генерального судьи от убогой хибары Овсия! Бездонная, непреодолимая пропасть!
В кабинет Василия Леонтьевича Степан сунуться не посмел. Видать, хозяин не в духе. Кочубей, одетый в бархатный с золотым шитьем халат сидел за столом из красного дерева, на котором в живописном беспорядке разбросаны бумаги. Задумчиво крутил в руке гусиное перо.
Немолодой, нездоровый, грузный человек. Хотя, возможно, его внешность обманчива. Глаза живые, движения энергичны. Гладко выбрит. Усы и волосы, обильно посеребренные сединой, аккуратно причесаны.
За спиной Кочубея, буравя меня взглядом, замерла, словно готовая к прыжку пантера, его жена Любка. Внешне она, несомненно, походила на младшую сестру Параску. Вот только черты лица резче, жестче. Уж ее бы я ни за что не рискнул назвать тетушкой.
- Как спалось тебе у нас, голубе? Мухи не кусали? Накормить случайно на забыли?
Начало не особо ласковое. Я пока не мог понять, откуда ветер дует.
- Благодарю пане Васылю. Все хорошо...
- Смотри, хорошо смотри, Любка! - Кочубей испытующе глянул на жену. - Иван пишет, что вы с Параской его знаете... Чей-то он там крестник... что ли...
- Хоть убей, Васылю, не припомню...
"А придется! - подумал я, начиная внушение. - Ну, давай же, "вспоминай", упрямая баба, "родственничка". Крестную Степаниду помнишь? Нет? Да! Да! Так вот - я ее внучек. И сомневаться не смей! Не смей ? говорю!"
- Подожди! Кажется он... Точно, он! Степаниды, крестной, внук. Смотри, какой вырос... изменился, враз не признаешь.
- Не ошибаешься? Уверена? Это крайне важно...
- Да он это! Он... Пойду я... Не могу больше. Что-то голова разболелась... Звенит, словно тот медный казан, времени-то, сколько прошло... Разве всех упомнишь...
Массируя рукой затылок, Любка вышла из комнаты, оставив нас с Кочубеем наедине.
Похоже, Василий Леонтьевич немного успокоился.
Но уже следующий вопрос показал, насколько глубоко я ошибался, и сразу поставил меня в тупик:
- На Сечи значит был? Хорошо... Так под чьим началом?
Как не хотелось, но пришлось пошарить в мозгах и генерального судьи. Убедить в несуществующем. Теперь уже он держался за голову.
- Знаю! Славный был атаман! Рано голову сложил... Хорошо. Добро... Скажи-ка мне, Андрию, как на духу, случайно не ты побил ватагу Крывого Пивня?..
Я постарался изобразить недоумение.
- ... в Будыщанских ярах...
Его глаза вновь подозрительно сощурены. Молчание затянулось. Я чувствовал, что лгать не стоит, да и с телепатией боялся переборщить.
- Я, пане Васылю.
- С теми двумя сопливыми хлопцами?
Я молча кивнул.
- Значит четверых вместе с Пивнем насмерть, а пятому по локоть руку?
- И откуда только вы все знаете? Неужели мои слуги проболтались?
- Чин у меня такой... Должен все знать, - потеребив правый ус, Кочубей все же раскрыл источник информации. - Нет, не они! Тот, что без руки умирал в Будыщах. Попу перед смертью покаялся... Вот только не верю я! Не верю, и все тут! Чтобы ты один против всех... Да еще и Пивня... Хоть и кривой был, но рубака еще тот... В жизни не поверю!
Задумавшись, Кочубей прикрыл глаза и стал покусывать кончик пера. Потом, приняв решение, резко бросил его на стол.
- Пошли! Болтать языком все горазды... Посмотрим на тебя в деле. Степан! Степан! А ну, крикни Мацюру, Шмеля да... да Смолия. Пусть сабли возьмут. И ты, голубе, бери свою сабельку да и выходи... во двор.
Одно дело разогнать ватагу неумелых мужиков, а совсем другое "бытыся з вправнымы козакамы". Но делать нечего. Как говорит Жаклин: "Назвался груздем - полезай в кузов".
С любовью посмотрел на арабский клинок: не подведет! На моей стороне быстрота реакции, сила, оружие, опыт поколений и... телепатия. У них же - всего лишь численное превосходство.
Но, как оказалось, и это немало...
В парке уже собрался народ. Похоже, новости здесь разлетаются мгновенно. Слуги, охрана, канцеляристы, словно заранее знали о предстоящей потехе. Соблюдая кастовость, негромко переговариваясь, толпились в стороне и, похоже, делали ставки. Рядом с Кочубеем стояли Любка, Мотря и ее зеленоглазая подруга Настя.
Рассматривая противников, я скинул тесноватую куртку и, немного подумав, рубаху. Вспотею, налипнет пыль, ... а стирать кому? Наверное, за меня из всех присутствующих переживали только братья Кумедни да еще побледневшая и глубоко дышавшая Настена...
Двое из трех соперников мне знакомы - вчерашние сторожа у ворот. Старший, которого звали Мацюрой, явно не испытывал восторга от предстоящей баталии. Бывалый вояка прекрасно понимал, что с оружием шутки плохи. Тот, кого звали Шмелем, крупный и сильный, казалось, был не слишком поворотлив. Из расстегнутой рубахи выглядывала густо заросшая черными волосами грудь, на которой, как и у меня, висел медный крестик. Единственный, кто радовался предстоящему поединку, так это завистливый Смолий. Юнцу не терпелось свести счеты с заносчивым незнакомцем: "случайно" рубануть саблей, пустить кровушку.
- Начинайте, только бережно! Смотрите, хлопцы, не порубайте мне гостя. Я хочу только посмотреть... до первой крови - и сразу отходите. Слышите?
- Слышим, пане! - за всех ответил Смолий. - Мы осто... ро...жненько... совсем...
В этот момент раздался стук копыт и скрип колес. Во двор въехала карета пани Мирославы Дольской. Слуга помог ей выйти. Поздоровавшись, она встала рядом с Кочубеем.
- Начинайте!
Затягивать поединок я не собирался. Отбил пробный выпад Шмеля, крутнулся, нырнул под руку Мацюры и, уклонившись, от зазубренной "шабли" Смолия, сильно ударил его ногой в солнечное сплетение. Вновь парировал удар Шмеля, едва не прозевал выпад Мацюры - "шабля" просвистела над ухом. Ударил по ней сверху арабским клинком. И вновь металл, взвизгнув, рассыпался мелкими осколками. Один из них вонзился в бедро противника. Охнув, он присел. На шароварах расползалось темное пятно крови. Растерявшегося Шмеля чуть отвлек ложным выпадом, и ударил ногой в коленную чашечку. Тем и закончил представление, длившееся не более десяти секунд.
Зрители оцепенели в шоке, пытаясь понять, "переварить" увиденное. Я же подошел к лежащему на земле Смолию, испугавшись, что ненароком убил парня. Но, слава Богу, тот дышал и постепенно приходил в себя.
- Андрию,.. - не то простонал, не то прошептал Кочубей. - Ты же мог их поубивать... Зачем?