неопределенной форме снижает недопонимание до минимума, и я решил именно так
разговаривать вплоть до полного овладения здешней грамматикой. После некоторых усилий
я вдолбил в учителя мысль о том, что любой мой жест надо не просто стараться понять, но
тут же пытаться переводить. Надо отдать справедливость моему наставнику: он не только
подбирал простые слова, но и пытался говорить медленно и с наилучшей дикцией. Впрочем,
с абстрактными понятиями обстояло куда сложнее, как и с произношением.
Тактика удержания моего пленника была простой, как табуретка. В первый же вечер я его
утомил до такой степени, что парень сначала заснул, сидя на лавке. Потом я его разбудил,
довел до лежанки, укрыл тем, чем местные пользовались вместо одеяла, и оставил в покое.
Разумеется, раздеванием-разуванием я не озаботился. Меры предотвращения побега
состояли в чурбачке с крайне неровным торцом, который я прислонил к двери. Любая
попытка приоткрыть дверь привела бы к падению чурбачка - остальное ясно. Еще один
шумосигнализатор (серая нитка, совершенно незаметная во тьме и предназначенная для
опрокидывания палочки, опирающейся на стенку) я устроил непосредственно у лежанки, где
мирно дрых мой уважаемый учитель. Третья мера была основана на мне самом - я приказал
себе отслеживать во сне любые подозрительные звуки. Уверенности не было, но подумалось,
что в свете новых возможностей организма это может сработать.
Проснулся я первым. Минут двадцать я потратил на то, чтобы составить план. В этот план
входило обзаведение книгой - хорошо бы букварь, но ожидать такого было чересчур
оптимистично. Кроме того, мне очень хотелось узнать подробнее о вооружении здешних
обитателей, в частности, о магии - если таковая в этом мире действует. С этой целью я
планировал до тонкостей разобраться - что же такое те безделушки, что я нашел на синем.
На это я отвел никак не меньше двух дней, что было абсолютно точным прогнозом.
Действительно, освоение соответствующих понятий заняло ничуть не меньше двух дней.
Много больше, если быть точным.
В число первоочередных задач я поставил также уяснение социальной структуры здешнего
общества.
К моему приятному удивлению, оказалось, что местные знакомы с понятием 'туалет типа
скворечник'. Мало того: это сооружение находилось на расстоянии более пятидесяти метров
от колодца. Кто же это внушил местным такое тонкое понимание правил санитарии?
После завтрака я затратил не более пяти минут на разъяснение старосте моего желания
заполучить книгу. Тот, правда, понял, что мне нужно, но, в свою очередь, дал ясно и
недвусмысленно понять, что грамотных в деревне нет. Он с таким жаром и столько раз это
повторял, что у меня зародилось сильнейшее подозрение, что в деревне всеобязательно
имеются грамотные, но власти этого очень не одобряют. С трудом мне удалось объяснить
старосте, что книга мне все равно нужна; он в ответ дал понять, что книгу можно
приобрести на рынке, да и много другое, если надо. А вот термин 'писчая бумага' я перевести
на местный не мог, как ни старался. Возможно, само слово 'писать' было абстракцией для
местных. Или это занятие также не пользовалось любовью властей.
Я счел, что потратить час-другой на изучение имен числительных и математики вообще -
дело нужное. К счастью, местные использовали десятеричную систему счисления. Система
записи чисел сильно смахивала на римскую. Поэтому я произвел сильнейшее впечатление на
моего визави, когда продемонстрировал навыки не только сложения и вычитания, но и
умножения двузначных чисел - все в уме. Было видно, что ему страшно хочется тут же
попросить меня учить этому дивному искусству - но боязно. Я сделал вид, что ничего не
заметил.
А вот дальше начались уроки по этикету. Как обратиться к кому. К крестьянину, понятно
'Эй, ты там!' или 'Послушай'. К купцу или ремесленнику - 'Уважаемый', но при этом
наставник ухитрялся голосом сдабривать формально-вежливое обращение хорошей дозой