- Можно?
- Я же вам сказал, товарищ, войдите!
Вошедший, еле волоча ноги, приблизился к столу и примостился c краю в широком кожаном кресле. Блуждая заплаканными глазками и нервно перебирая пальцами брюки на коленях, словно играя на цимбалах, он принялся осматривать помещение.
Кабинет Ишаченко был обставлен c той милицейской роскошью, которая характерна для служебных аппартаментов присяжных поверенных в дореволюционной России. Напротив высокого окна c молочными стеклами стоял письменный стол c бронзовой чернильницей, штепсельной лампой и ворохом бумаг, исписанных корявым бисерным почерком. Справа от стола в большом алькове стоял невероятной величины несгораемый шкаф пантерного окраса, а по соседству - ореховый шкаф со стеклянными створками. Здесь же, на свободной части стены, висел плакат, изображавший чекиста c вытаращенными глазами и c уткнутым в зрителя коротким ногтистым пальцем. Внизу плаката шла краснобуквенная надпись:
ПОМНИ, ТОВАРИЩ,
КОНТРРЕВОЛЮЦИОННАЯ СВОЛОЧЬ
РАСКАЕТСЯ ТОЛЬКО ТОГДА,
КОГДА БУДЕТ УНИЧТОЖЕНА!
Рядом c дверью, будто часовой, застыл неуклюжий стояк вешалки. Серый в крапинку линолиум на полу был тщательно вымыт тетей Пашей - оперативной уборщицей немешаевского ОГПУ, но следы ног вошедшего посетителя портили ее трудоемкую работу.
- Какими судьбами, товарищ Суржанский?! - заменив, согласно инструкции, недовольство радушием, спросил старший следователь. - Да на вас лица нет! Что случилось?
Ираклий Давыдович легонько вздохнул, и запинаясь почти на каждом слове, пробормотал:
- Понимаете, товарищ Ишаченко, в среду утром... вы помните... тогда еще... снег шел... он был... а в четверг... днем... я был... в горкоме... его...
- Так. Дальше, - Ишаченко пошевелил усиками и, как мог, благожелательно улыбнулся.
- Я ехал в трамвае, зашел в продуктовую лавку, и, мне кажется, его уже там не было. Я думаю, этот казус как раз и произошел между трамваем и лавкой.
Брови Альберта Карловича тесно сжались.
- И вы в этом уверены?
- Нет, не совсем.
- Тогда давайте разбираться.
Капитан поерзал на стуле, потому что внутри засуетился охотник, достал из пачки c громкой надписью "Казбек" папиросу, сунул ее меж зубов, взял в загребистую лапу коробок спичек и инстинктивно его встряхнул. Убедившись по звонкому шороху, что спички на месте, он спокойно закурил. После пятой затяжки Альберт Карлович встал и, уперев в бока руки, прошелся по кабинету. Ираклий Давыдович, ощущая в себе нестерпимую тяжесть, растеряно следил за яловыми сапогами капитана: сапоги c противным шарканьем елозили по полу, окончательно сводя на нет оперативную уборку тети Паши.
- А что вы делали между трамваем и лавкой? - вдруг спросил следователь.
- Ехал.
- В трамвае?
- Нет.
- Как нет? Вы же говорили про трамвай.
- В трамвай, собственно говоря, мне попасть не удалось. Я на подножке стоял...
- Ах, вот как! А в лавке?
- А вот в лавке был.
- Что делали?
- Как всегда зашел, постоял в очереди и купил полкило "Краковской".
- Угу. Это очень важно. И что дальше?
Ираклий Давыдович насупился.
- Понимаете, в среду утром, вы помните, тогда еще снег шел...
- Да, я помню.
- ...он был. Так?
- Так. А в четверг днем вы были в горкоме. Так?
- Так, - обрадовался Ираклий Давыдович хорошей осведомленности следователя.
Альберт Карлович легко плюнул на кончик указательного пальца и, когда Суржанский открыл рот c целью говорить дальше, окурок c противным шипением погас.
- Я, как вы знаете, работаю в исполкоме, - продолжал Суржанский, обливаясь потом. - Но вот когда я пришел в горком, его уже, мне кажется, не было...
- А вы мне свидетельствовали, что в горкоме он был!
- Нет, это я сам был в горкоме...
- Вы не волнуйтесь, - ласково сказал капитан. - Потом вы ехали в трамвае, зашли в продуктовую лавку, постояли в очереди... полкило "Краковской"... Ну? Тогда был?
- Нет, не был.
- Ну знаете, товарищ Суржанский, - беспокойно произнес Ишаченко голосом одного из членов губревтрибунала. - "Был не был"... Он что, приятель ваш или кто?..
Ираклий Давыдович умоляюще посмотрел на того, кому он вверял свою судьбу.
Альберт Карлович поправил на себе гимнастерку.
- Приказываю: успокоиться, раз, все сначала и помедленнее, два, без повторов, три, изъясняться удовлетворительнее, четыре!
- А как же тогда сначала и без повторов?
- Без глупых вопросов, пять. Итак, я вас очень внимательно слушаю.
- Если говорить честно и откровенно... понимаете, в среду вечером...