Петров, думая о ручке управления и секторе газа, резко взял ручку на себя и одновременно отжал сектор газа. Машина взревела и ринулась в вертикаль. Авиагоризонт начал вращать глазное яблоко, высовывая голубое, припадочное. Стрелки, словно продажные девки, начали податливо валиться навзничь. И лишь вольтметр непоколебимо стоял на 27-и вольтах. Про Петрова в отряде рассказывали разное. И что правнук Чкалова по материнской линии, и что готовится мстить за отца, навеки оставшегося в Афгане, и что в детстве мать- врачиха сделала ему операцию по удалению инстинкта самосохранения. Но все эти домыслы не объясняли главного - почему он пошел в спортивную авиацию, а не в военную, где и скорости выше, и возможностей убивать больше?
Перегрузка вдавила Петрова в кресло, где он покоился прочно, несмотря на положение вниз головой. Ощущение было хорошо знакомым и приятным, освоенным еще в далеком детстве, когда он в красном своем галстуке вращался на ВДНХ на аттракционе "Интерпрайз". И там, где другие дети и взрослые, в верхней точке, зажмуривали глаза и визжали, он хладнокровно совмещал воображаемый прицел с рестораном "Седьмое небо", жал на воображаемую гашетку и с упоением всаживал в опухоль на телебашне очередь из скорострельной пушки: "Та-та-та- та-та-та-та-та-та!!!"
Самолет, дошедший до верхней точки траектории, начал плавно валиться носом вниз, отчего скорость его начала возрастать еще больше. Кочегары стали с еще большим остервенением швырять уголь в топку. Стрелка манометра заплясала у красной риски. Машинист, не обращая внимания на разъедающий глаза пот, нервно метался взглядом между манометром, набегающими рельсами и скачущими вдоль состава косматыми всадниками. Казалось, пропеллер неистово разрубает молекулы кислорода пополам. В самом верху лобового стекла появилась узкая полоска земли, которая стала шириться, а потом и стремительно приближаться. Но ручка управления находилась в правильном положении, и самолет начало выносить на более пологое снижение. Приближался переход в "бочку"...
Инструктора относились к Петрову двойственно. С одной стороны, знали, что убъет без оглашения приговора. С другой, радовались тому, что сподобились лицезреть летный абсолют. Когда Петров, чеканя шаг и поскрипывая регланом, стальной пружиной подходил к своему 21-у номеру, смотрели на него с испуганным восхищением, перебирая в уме известные исторические примеры. Но подходящего не было. И хоть ближе всех к Петрову стояли камикадзе, но и они не дотягивали, поскольку Петрова в деле мщения интересовал не масштаб, а сам абстрактный принцип. Он в равной мере был готов обрушить гнев своей всесокрушающей машины с отпиленными шасси как на атомную электростанцию, так и на укусившую его собаку. Поэтому инструктора испытывали огромную радость и когда Петров взлетал, и когда садился. Причем его приземление было необычайно артистичным - на мгновение колесами земли, он вдруг напружинивался, отталкивался от ВПП и выполнял тройное сальто-морталле с пируэтом. И останавливался, словно прибитый гвоздями, и делал так называемый "комплимент" - крылья в стороны и вверх и белозубая улыбка на лице... Однако авиагоризонту было уже пора занимать исходное положение, но он все еще процентов на семьдесят был красно- коричневым и лишь на тридцать голубым. Петров недовольно посмотрел на другие приборы. Счетчик показывал, что электричества нагорело на пять тысяч рублей. "Бывало и хуже" - отметил про себя Петров. Но наконец-то полет стал горизонтальным. И в тот же миг ручка отклонилась от себя до нейтрального положения и рывком наклонилась вправо. Однако ожидаемого завинчивания в "бочку" не произошло! Самолет не слушался! Петров до отказа повалил штурвал вправо, затем влево. Полет был прямым. Внизу забегали, засуетились. Петров даже как-будто услышал их гаденькое подхихикивание. И тогда он втиснулся в промежуток между левой приборной панелью и штурвалом и начал изо всех сил гнуть его ногами. Железо не выдержало и переломилось у основания. Петров вернулся в кресло и закурил. Затем убрал комсомольский билет в неразрушаемый "Черный ящик" и тщательно побрился. И до упора нажал на газ, чтобы поскорее покончить с этим постыдным делом...
Да, кстати, парашют-то я совсем и забыл. Однако забыл про него и Петров. Точнее, он всегда воспринимал его не как средство экстренного спасения, а как удобную и мягкую подушку для сидения, поскольку, несмотря на молодость, страдал хроническим геморроем, доставшимся ему в наследство от отца-бухгалтера. Ведь именно слабый и студенистый, как внутренность улитки, циничный и беспринципный отец стал причиной его летно-комсомольской одержимости.
Минут через сорок близ подмосковного Красногорска прогремел страшный взрыв. Именно так об этом написали в газетах. Однако газетные шлюхи ради трех штук за полстранички существенно исказили реальность. Ведь к моменту падения самолета его баки были пусты. Так что взрываться было нечему.
Местные девки и молодые бабы порезали неиспользованный парашют на куски и сшили из них множество нарядных сарафанов, которые быстро разошлись на вещевом рынке в Лужниках. Однако смерть Петрова не была напрасной. Уходя, он забрал в небытие своего неродившегося сына-бухгалтера.
------------------------------------------------
Владимир ТУЧКОВ
ОРНИТОЛОГИЧЕСКИЙ ТЕТРАПТИХ
-------------------------- Птих первый
Где-то научилась каркать, отрастила перья, ноги тонкие, глаз недобрый. Ну и отвори ей окно птица не должна без неба! Птих второй
В ущелье такого бюста тепло и сыро, но не место для сокола! Хоть и ранен, здоровой ногой пинает громады. Что ему до удушливой этой ласки, вкусившему свободы птичьего рынка!
---------------------------------------------------- Воробьи исчезают бесследно. Ни могил, ни крестов Вячеслав Верховский ------------------------------------------------
Владимир Тучков
Под рокот прибоя
------------------------------------------------ --------------------------------------------------------
Трудно представить картину глупее и поэтичнее этой: небольшой остров, на котором стоит маяк и отсутствует какая бы то ни было растительность, кроме, конечно, как на лице смотрителя маяка, единолично представляющего в этом затерянном уголке земную цивилизацию. Человек этот уже немолод, он изрядно пожил и немало повидал на своем веку, что и привело его на этот пустынный брег, подальше от... Правда, окончательно порвать с жалкими людишками не удается и здесь. Два раза в год приходит навигационное судно и оставляет запас провианта, табак, топливо и питьевую воду.
Общественная функция смотрителя предельно проста и необременительна - вечером маяк следует зажигать. Утром тушить. Все остальное время принадлежит лишь ему и никому более. Им он волен распоряжаться по собственному усмотрению в зависимости, естественно, от Божьего промысла.
Понятно, что такая неограниченная физическая свобода и духовная независимость многим не по нраву. В результате наступил момент, когда подошедшее к острову судно с провиантом обнаружило картину массовой гибели кораблей, напоровшихся на скалы по причине незажженного маяка. Как выяснилось после вскрытия, смотритель был вероломно отравлен.
Береговое начальство похоронило его с почестями. И нашло нового человека, уставшего от женщин, славы и богатства. Однако. Чтобы печальная история его предшественника не повторилась, нового смотрителя доукомплектовали пробователем пищи. Дабы спокойное течение благородных мыслей уединившегося философа ничем не нарушалось, пробователем пищи был подобран немым и не способным передвигаться идиотом.
Однако через полгода снабженцы (среди которых. Несомненно, был и тайный злодей) обнаружили пробователя пищи отравленным, а смотрителя умершим от голода. И опять убытки, понесенные в результате массовой гибели кораблей, были чудовищными.
Опять похоронили с почестями и нашли еще одного дозревшего до способности к поиску умозрительной истины. Приняли на работу и десять пробователей-идиотов, чтобы каждый из них испытывал лишь одно наименование пищи, которая согласно калькуляции состояла из вяленого мяса, пищевого жира, макаронных изделий, муки, соли. Копченой рыбы, сушеных овощей, сыра, питьевого спирта и воды. Однако все это оказалось опять отравленным, и через полгода на материк вместо добрых новостей были доставлены одиннадцать цинковых гробов. Убытки компании, в очередной раз оплатившей более полусотни страховок, приблизилось к критической отметке.
Тогда было решено коренным образом изменить стратегию борьбы за нормальное функционирование злополучного маяка. Вместе с очередным мыслителем на остров было высажено стадо коров, чьим мясом и молоком он должен был питаться и утолять жажду. Однако через полгода ревизия обнаружила умерших от голода коров и смотрителя.
В следующий раз стадо было доукомплектовано полугодовым запасом сена. Однако сено оказалось отравленным, коровы и смотритель мертвыми...
Ну, сколько, уважаемый читатель, ты уже насчитал? Пять смотрителей, говоришь, одиннадцать идиотов и два стада? Да ты, я смотрю, настроения себе не хочешь портить, бережешь свои нервы изо всех сил! Если бы ты знал, сколько за это время людей на кораблях разбившихся погибло! Такое ни одному Хичкоку в кошмарном сне не привидится...
Но компания в конце концов нашла верный выход из этого логического лабиринта. Взяв крупную ссуду в банке, который ничего не знал о ее финансовых крушениях, она насыпала на острове слой плодородной почвы и пробурила скважину с пресной водой. Были засеяны кормовые травы и злаки и выпущены на пастбище козы, овцы и коровы. Питание на острове стало полностью автономным, недоступным для происков отравителей.
Правда, очередной и на сей раз последний беглец от цивилизации со всем этим хозяйством уже не справлялся. Поэтому в его распоряжение были переданы землепашцы, пастухи, доярки, повара. И одна повариха охомутала смотрителя, женила его на себе. Пошли дети, открыли кузницу, аэропорт. Публичный дом, библиотеку, тюрьму... Начался такой бардак. Что благородный отшельник стал беспробудно пить. И теперь уже ни один береговой заводной человечек не позавидует ему и не вознамерится отравить.
Однако корабли по-прежнему продолжают биться о скалы, поскольку у смотрителя выросли такие прожженые дети. Что они отсудили у компании остров, снесли маяк и построили на его месте фешенебельный отель, куда заманивают киношников изо всех развитым стран мира, прельщая их возможностью съемок фильма о гибели "Титаника". Особо они напирают на то, что число дублей не ограничено.
------------------------------------------------
Дмитрий ТУМАНОВ
ЦАРЕВНА-ЛЯГУШКА
-----------------------------------------
Царскую дочку Ларису прямо в день ее совершеннолетия за праздничным столом, посреди очередной здравицы какая-то сволочь превратила в жабу. Лариса была красавица, вся страна гордилась ею, а жаба получилась отвратительная и, главное, огромных, чело веческих размеров, так что все уродство - бородавки, коготочки, выпученные красные глаза - все явилось, как под увеличительным стеклом. - За что?!! - орал царь и грозил небесам. А жаба сидела од на за столом (все бежали) смотрела в никуда и ловко языком сма хивала беспечно порхающих чешуйчатокрылых. На следующий день царь отменил амнистию и запил, что было для него вообще не характерно, а учитывая возраст - 62 года, просто опасно. "Тут невооруженным глазом, - сказал ведущий тера певт, рассматривая выпирающую из царского тела печенку, тогда как сестра царя и ейный муж держали тело за руки, не давая ему упасть. Царя привязали к постели и через три дня он более менее мог соображать (а пил он четыре недели) и даже пошел взглянуть на дочку. Жаба сидела в углу спальни и курлыкала. Она показалась менее отвратительной и он пролил слезу - одну единственную (в нем уже ничего не оставалось, организм исторг слез литра три, не меньше.) - Чем кормим? - спросил царь. - С мухами плохо, - сказал Веретенников, - другую пищу не признают-с. Похудели вот на полтора килограмма. И вот смотрите как лягнули-с! И, задрав штанину, он показал на голени синячище. - С мухами плохо! Идиоты! - и царь так тяжело вздохнул, что Лариса перестала курлыкать и уставилась в царя, облизываясь. - Отойдите, Ваше величество, прошептал князь Андрей Петро вич, от греха подальше. А на следующий день выписанный из Шотландии астролог Бил очень уверенно сказал, что жаба - это временно - пока кто-нибудь не полюбит ее и не женится. "Ищите зятька, - сказал Бил, - и бодрее, бодрее!" - Так кто же полюбит такое? - сказал царь. - Знаете, в наше время наживы и поголовной аморальности... Полюбят, вот увидите! Объявили конкурс женихов и тех оказалось 115 человек - все знали, что хотя невеста и жаба, и склонна к рукоприкладству, но она единственная наследница царя, а здоровье у царя неважнецкое и печень сильно увеличена. Конкурс выиграл Виталий Иванович Бортко - финансист двадцати трех лет, стройный брюнет, скромняга, несмотря на головокружительную карьеру в Центрсоюз банке. Свадьбу сделали приватную, так сказать в семейном кругу. Бортко сидел и дрожал, потому что полагал, что ночка ему предстоит ужасная и он не оправдает доверия. Вообще он как-то здорово сдал в последнее время, особенно, после того. как лицезрел невесту. Бортко сидел и пил рюмку за рюмкой, не слыша немногочисленные тосты, намекающие на близкую развязку. А когда к жениху подсел царь, Бортко уже лыка не вязал и улыбался чему-то своему, далекому-далекому. "Нализался, подлец", - прошептал царь. На следующее утро вся страна (растянувшаяся, кстати, аж на четыре часовых пояса) бросилась к газетным киоскам, включала радио и телевидение в ожидании экстренного сообщения. Но пресса молчала, а Бортко сидел сгорбившись перед царем, который с чувством говорил длинную ругательную речь. - ...Ты тварь, падло и шакал, - говорил царь, - ты пробрался в нашу семью, ты алкоголик, тебе не ведомы идеалы, тебе плевать на народ, ты лжепатриот, сука, козел и проститутка, у тебя липовый диплом и мы это докажем, наберись мужества, подонок и выполни взятые обязательства, вонючка... - и так далее и в таком духе. Наконец Бортко встал и пообещал, что сейчас же пойдет и трахнет жабу. - Постой, Виталий! - и царь налил зятю Тверского темного, с Богом, дружок, с Богом! Но в этот день и в эту ночь, и в последующие жаба осталась девственницей. Хотя Виталий Иванович до боли в висках убеждал себя, что это не жаба, а царская дочь-красавица и для вдохновения вглядывался в огромный портрет Ларисы - в купальнике на берегу Лазорного моря. - Настраиваешься, Дон Жуан? - это вошел царь с князем Трубецким и неким улыбчивым толстяком. - Вот привел тебе гипнотизера. Наш доморощенный Кашпировский! Располагайтесь, товарищ Георгий, и не будем вам мешать. - Я в тебя верю, сынок, - сказал князь Трубецкой. - Но если не сделаешь, задушу собственными руками! - Вот так-то жениться на царских дочерях, - усмехнулся товарищ Гергий и в каких-то пятнадцать минут убедил Виталия Ивановича, что жаба перед ним, это Лариса. И Бортко с помощью ветеринара лишил Ларису невинности. И тут же жаба превратилась в изумительную девушку, а Бортко в мерзкую жабу необъятных размеров, увидев которую Лариса возопила, а ветеринар и товарищ Георгий в ужасе убежали. Зато прибежал (сбив в дверях с ног ветеринара) царь и начал целовать Ларису, а та кричала и билась в его объятиях. А Бортко сидел на полу постели и из его красных глазищ текли слезы. - Что это? Что это за мерзость? - наконец обессиленно сказала Лариса. - Это не мерзость, - сказал царь, - это в некотором роде, так сказать... Тут Бортко так яростно подпрыгнул - головой достав до хрустальной люстры - и зашипел, высунув змеиный язык, что лариса потеряла сознание, а царь быстренько договорил: "Это твой муж, Виталий Иванович. Он спас тебя и страну от позора." Но лариса этого уже не слышала. Через четрыре дня царь зашел к Бортко. Тот сидел в огромной, специально сооруженной ванне и пил чай с ливерной колбасой. несмотря на то, что настроение у него было - можете себе представить! - аппетит был зверский - как наверное и полагается жабам. - Виталий Иванович! - позвал царь. - Послушайте меня! Бортко доглотил колбасу и обернулся на царя. - Виталий Иванович, дорогуша, сделаю вам райскую жизнь, я выловлю мух со всего Земного шара, я озолочу. я сделаю все, создам условия, чтобы вы продолжили докторскую диссертацию, я сделаю все... - Короче! - написал мелом на доске Бортко (так они общали буквы получались корявые, но различимые). - Виталий иванович, я поздравляю вас сердечно - парламент наградил вас золотой звездой Серп и Молот. - Короче! - раздраженно написал Бортко. - Я понимаю ваше состояние, - тут царь сделал паузу и громко и властно кончил, - подайте на развод! "Х... тебе, а не развод, старый мудак!" - быстро написал Бортко и с головой ушел под воду. - ну и черт с тобой! - пробормотал царь и ушел, хлопнув дверью.
------------------------------------------------
Дмитрий ТУМАНОВ
Вечно живой
------------------------------------------------------------------- ------------------------------------------------------------------- Лобов умирал. Он сказал: "Сегодня точно умру". - Точно? - переспросила бабушка, оттопыривая ухо прямо в пересохший лобовский рот. - Я сказал, - сказал Лобов. - Роооооодимый, - завыла бабушка, качаясь на стуле, как метроном. - Мама! - строго сказала жена Лобова. - Прошу меня кремировать, - сказал Лобов и рукой за чуб приподнял над подушкой голову и обвел присутствующих затухающим взглядом. - Не волнуйся, - сказал брат Лобова. В этот день Лобов не умер. Не умер он и следующим днем. Зато еще через день умерла бабушка. Лобов был настолько слаб, что еле вполз за поминальный стол. Все вспомнили, что последними словами бабушки были "Роня еще жив?" "Жив" - ответил ей брат Лобова. А через полчаса бабушки не стало. Лобов выпил несколько рюмок, съел тарелку столичного салата и два бутерброда с икрой. Потом он встал с рюмкой и все подумали что Лобов хочет сказать тост (к тому времени поминки плавно перешли в какой-то очень веселый праздник). Но Лобов сказал: "прошу меня кремировать, Я завтра наверное умру". И когда все начали отмахиваться, добавил: "А может быть и сегодня". И вылил всю рюмку в рот. Лобов не умер ни в этот день, ни в следующий, и продолжал жить всю неделю. Зато умер брат Лобова. Хотя практически он не пил, вскрытие показало, что брат алкоголик и у него цирроз печени. Лобов не провожал брата в последний путь. Он слабо махал с кровати стихающей в коридоре процессии. На поминках Лобова посадили в кресло и подперли его спину тремя подушками. Хотя Лобову было препаршиво, он стал тамадой. Он вспомнил несколько забавных эпизодов из детства брата и сказал, что вскрытый алкоголизм вне всякого сомнения имеет явно политический подтекст, то есть это ответ на несовершенство государственного строя России. В это время Марий Петрович вдруг захохотал, но был заглушен бурными апплодисментами. - Потом дядя Мартын сказал, что покойный до самого конца живо интересовался здоровьем Лобова и по просьбе Лобова за день до смерти съездил в крематорий и узнал расписание. - А вы в-в-в-в-все ца-ц-ц-ц-ацкаетесь со своими Матросовыми и К-к-карбышевами! А вот где настоящие б-б-будничные герои! - так закончил Мартын (он заикался с войны) и вылил в себя стакан перцовки. - Я требую слова! - закричал Лобов. Но в это время все громко соглашались с дядей Мартыном, что настоящие герои незаметны в жизни, и расслышали Лобова, только когда он повторил это раза три-четыре. Лобов встал. И жена его сказала: "Сейчас опять свою песню о кремации?" Лобов обиделся и упал в кресло и больше во все поминки так ничего и не сказал. На следующий день он вызвал Мартына и сказал: "Мартын, ты вчера говорил о расписании в крематории". - Ну вот, - сказал Лобов, - ты знаешь, что жить мне осталось... - Не беспокойся, - сказал Мартын, - к-к-к-к-кремируем по первому разряду. - А расписание? - сказал Лобов. - П-п-п-ри чем тут расписание! - воскликнул Мартын, - я и без расписания знаю - работает ежедневно б-б-без обеденного перерыва. - Спасибо, - сказал Лобов. - Не за что, - сказал Мартын (мысленно добавляя "вот когда кремируем, тогда и будешь говорить спасибо") и пошел опохмеляться к уже накрытому остатками поминок столу. Позвали и Лобова, но тот замотал головой. Мартын умер в тот же день. Никто так и не заметил, как это произошло. Он сидел за столом, стал не очень разговорчив - как и обычно бывает с пьяными людьми. А потом вдруг оказалось, что он мертв. Так что неизвестно, сколько труп Мартына сидел с живыми людьми. Только в десятом часу вечера выходящего из-за стола Люсевского повело, он задел Мартына - тот грохнулся со стула и оказалось , что Мартын совсем холодный. Хоронили его всем заводом. Завод дал гудок во весь город. И в ответ загудели машины и затренькали трамваи. Мартына в городе очень любили. Поминки были в ресторане Таджикистан. Лобова доставили доставили туда на таксо, завернутого в одеяло. Он был в испарине и чем-то - больше всего взглядом - похож на Ивана Грозного, только что прибившего своего сына. Он мало ел и только пил. Когда жена Лобова танцевала с каким-то таджиком, Лобов попытался выпелениться из одеяла и бить, бить таджика. Но когда жена после танца плюхнулась потная рядом с Лобовым, тот только и сказал "бббубппроссссовркрии" (во всяком случае такой набор звуков жена услышала). - Слышали уже. Кремируем. Обязательно, - сказала жена и начала интенсивно жевать. Через два дня жена не вернулась с работы. Лобов позвонил в милицию. В милиции его попросили собраться с силами и мужаться - потому что жена его трагически погибла, спасая большую сумму денег от грабителей. - Ничего не понимаю! - закричал Лобов. - Каких грабителей? Она же ткачиха! И остался Лобов один. Правда приходили, навещали пионеры-тимуровцы. Однажды они не пришли. Лобов встал, вышел из квартиры и позвонил соседям. - Марк Абрамыч, у меня просьба, - сказал он. - Ну? - грубо сказал Марк Абрамыч. - Я, как вы знаете, остался один. - Не знаю, - сказал Марк Абрамыч, - соболезную. - Так вот. Я должен на днях умереть. - Прекрасно, - сказал Марк Абрамыч. - Проследите, чтобы кремировали. - Ничего не хочу слышать! - закричал Марк Абрамович, затыкая пальцами уши и ногой захлопывая перед Лобовым дверь. А Лобов почувствовал вдруг страшный голод и пошел рыться в холодильнике. ------------------------------------------------
---------------------------------------------------------------
- ЮБИЛЕЙ
--------------------------------------------------------------------------
В этом году исполняется 160 лет со дня написания Николаем Васильевичем Гоголем повести "Нос". К сожалению, мы не могли как следует отметить ни столетие, ни стопятидесмятилетие этой даты, поскольку в то время нашего журнала не было и в помине... До двухсотлетия еще нужно дотянуть. Поэтому отмечаем то, что можем: стошестидесятилетие этого замечательного явления русской культуры. "Нос" можно перечитывать хоть каждый день. Причем начинать можно с любого места. Откроем книгу наугад и насладимся любимыми строками - "Коллежский асессор Ковалев проснулся довольно рано и сделал губами: "брр..." Правильно сказал как-то главный редактор нашего журнала Игорь иртеньев на очередной редакционной летучке по поводу того, что никто на нее не явился: "Все мы вышли из гоголевского "Носа". Г.Попов
Где-то в эти же дни отечественная литература отмечает еще две даты, обе юбилейные и обе связаны с литературным произведением, которое мы в отличие от гоголевского "Носа", имеем возможность привести полностью.
Илья Бутман Страж
В первый день работы вахтера Гунькова начальник сказал ему: - Следи за тем, чтобы с фабрики не выносили продукцию. Вахтер всю смену добросовестно осматривал портфели покидающих предприятие рабочих, но в них ничего не было. - А что наша фабрика производит? - поинтересовался Гуньков на следующий день. - Портфели, - ответил ему начальник.
Знаете ли вы Гунькова? - Конечно! - отзовется из степей калмык. - Это ему сказал начальник: "Следи за тем, чтобы с фабрики не выносили продукцию", - припомнит, оторвавшись от сала, украинец. - И он, - воскликнет якут, взяв за рога оленя, добросовестно осматривал портфели, покидающих предприятие рабочих. - Но в них ничего не было! - хлопнет себя по ляжке веселый адыгеец. - А на следующий день... - ухмыльнутся сдержанные прибалты. - ... он поинтересовался: "А что наша фабрика производит?" расплывется в хитрой улыбке татарин. - Портфели, - ответит ему начальник!!! - закричат, хохоча, русские, белорусы, казахи, грузины, узбеки, чуваши, карелы, комчадалы, чукчи и прочие и прочие народы и народности. Почему мы вспомнили о Гунькове? Да потому что, во-первых, в этом году отмечаем 1000-ую публикацию известной миниатюры "Страж", а, во-вторых, пятьдесят лет с начала творческой деятельности автора этой миниатюры. Родителю бдительного Гунькова - Илье Бутману хочется пожелать многого, но, справедливости ради, отметим, что и без наших пожеланий он находится в отменном здравии, полон творческих и прочих сил, очередной раз удачно женился и готов осчастливить нас новыми Гуньковыми. Чего мы и ждем с нетерпением. А пока вновь и вновь насладимся знаменитой миниатюрой, столь славно обошедшей триумфальным парадом страны ближнего, среднего и дальнего зарубежья. А.Мурай
Илья Бутман
Страж
В первый день работы вахтера Гунькова начальник сказал ему: - Следи за тем, чтобы с фабрики не выносили продукцию. Вахтер всю смену добросовестно осматривал портфели покидающих предприятие рабочих, но в них ничего не было. - А что наша фабрика производит? - поинтересовался гуньков на следующий день. - Портфели, - ответил ему начальник. ----------------------------------------------------------------