Наша гимназия больше не называется гимназией, она теперь сто девяностая единая трудовая школа.
Собственно, ничего не изменилось, все осталось, как было, но на здании у дверей повесили доску с числом "190" и в учительской перестал появляться батюшка – преподаватель закона божьего. И еще вскоре отменили буквы ять, и с точкой, фиту и твердый знак.
Особенно нас всех обрадовала отмена ятя и фиты.
И еще у нас вместо директора Владимира Кирилловича появился заведующий школой Александр Августович. Директора мы видели не часто. Он больше сидел у себя в кабинете и вызывал нас к себе, а заведующий все время сновал по школе и появлялся во всех классах. С ним было как-то проще.
Мы учились писать, решали задачи о поезде, шедшем из города А в город Б, узнавали о том, что есть юг, север, восток, запад, что цветок состоит из лепестков, венчика, тычинок и пестика, пели хором на уроке пения "Аи на горе мы пиво варили", приседали на уроках физкультуры и учили наизусть стихотворение Лермонтова "Белеет парус".
Рядом с нашим классом помещался первый класс, в котором учился стройный и, как мне казалось, очень красивый мальчик – Женя Россельс. Этот Женя был главнокомандующий первого класса. Он предводительствовал в войнах, которые первый класс вел с соседними.
Как происходили эти войны? Мальчики первого класса с дикими криками врывались на перемене в соседний класс, выбрасывали всех, кто находился в это время в классе, занимали все парты, водружали на шкафу свое знамя, на котором был нарисован череп, и никого не впускали в класс до звонка, из;вещавшего о конце перемены. Бывали жаркие драки. Многие ходили в синяках и царапинах. В боях особенно отличался лихой драчун, умевший точно рассчитать свой удар, мальчик Сережа Соболев. Он первым кидался на "врага", бесстрашно скакал через парты и не боялся испачкать свой костюм мелом и даже чернилами.
Во время одного такого боя, когда воины Россельса ворвались в наш класс, я остался сидеть на своей парте. На меня накинулся Сережа Соболев. Я встал и поднял вверх руки.
– Я сдаюсь! – сказал я. – Я хочу воевать вместе с вами, под командованием Жени Россельса.
Соболев подозвал Женю, и Женя сказал:
– Хорошо, мы берем тебя в свою армию, но ты будешь воевать с нами против своего класса.
– Согласен! – ответил я, счастливый оттого, что со мной говорит сам Россельс.
Прозвучал звонок. Россельсовцы убежали из класса, а я стоял за своей партой и сиял от радости.
– Предатель! – сказал Ермоша Штейдинг. – Продал нас за улыбку Россельса. Наплевал на честь класса, трус и подлюга! После уроков на площадке за школой будем тебя судить. Попробуй не прийти.
В класс вошла Елизавета Петровна. Была письменная работа по арифметике. У меня в глазах мелькали какие-то цифры, плюсы и минусы, но я ничего не соображал. Я не решил ни одной задачи. Я думал – зачем я сдался? Зачем я обещал Россельсу перейти к ним? Неужели меня так пленили прилизанный Женькин пробор и его сладенькая улыбка? Или я это сделал, потому что старший класс сильнее? Или еще почему?
И еще я думал, что скажет мой отец, узнав, что его сын предатель? Мой папа врач, но он был на фронте, и он не перенесет, что его сын предал своих товарищей. А узнает он обязательно. Папа почему-то всегда все узнает.
Кончился последний урок, но все мальчики задержались в классе.
– Пошли? – сказал Штейдинг.
– Я никуда не убегаю, – сказал я.
Штейдинг и Светлов взяли меня под руки, и все пошли на площадку старого разрушенного дома за школой. Там все мальчики встали вокруг меня.
В центр круга вышел Леня Селиванов и сказал:
– Володька – предатель. Это уже все знают, и доказывать тут нечего. Предлагаю объявить ему бойкот.
Ни мы, ни девчонки не должны с ним разговаривать целый месяц. Не отвечать на его вопросы, не заговаривать с ним, не здороваться, не прощаться. Он – не наш. Ясно?
– Ясно! – закричали все.
– А теперь дадим ему последнее слово.
– Говори, предатель! – сказал Юра Чиркин.
Что я мог сказать?
– Я виноват, – сказал я. – Я не знаю, почему я это сделал… Мне хотелось подружиться с Россельсом…
– Подлиза! – крикнул Женя Данюшевокий.
– Я не подлиза, но так уж получилось, – сказал я. – Мне обидно, что я так поступил. Но я не предатель. Я даю честное слово, что я не предатель. Хотите – бейте меня, но не объявляйте мне бойкот. Я не могу потерять своих товарищей даже на месяц.
Встаньте все в очередь, и пусть каждый меня ударит.
Хотите – в нос, хотите – в зубы, хотите – куда хотите. Я заслужил. А я докажу, что я не предатель и никогда ни на секунду не изменю вам!
– Примем его предложение? – спросил Селиванов. – Тогда становитесь в очередь.
Первым встал в очередь Штейдинг. Он. был самым сильным. Подойдя ко мне, он сказал:
– Сам предложил. Твоя идея. – И, размахнувшись, так дал мне по носу, что я до сих пор удивляюсь, как он не свернул мне его набок. Впрочем, если приглядеться внимательней, то можно заметить, что он у меня смотрит немного в сторону.
Третьим был самый маленький в классе Лева Каценеленбоген. Ему трудно было бить меня по лицу, и он стукнул меня ногой в живот. Это было очень больно и унизительно.
И тогда Леня Селиванов сказал:
– Хватит с него, ребята. Он уже получил.
– А как же мы? – спросил Олег Яковлев. – Мы же все еще не ударяли. Изменил он всем, а били только трое…
– Но трое били за всех. Видите же, он еле стоит, – сказал Леня. – Все. Ты получил то, что заслужил.
А теперь – дай руку.
И все пожали мне руку.
Как я был счастлив! Как важно и как дорого было для меня это рукопожатие.
Больше я никогда не изменял своим товарищам.
Это был для меня урок на всю жизнь.