Результаты первого заседания Временного совета стали известны жителям Эйн Камоним в несколько туманном виде. Представители деревни помнили процесс заседания лишь до того момента, когда инженер встал, положил перед собой часы и начал говорить. То, что случилось потом, начисто стерлось из их памяти. Однако после обеда в деревню прибыл грузовик «Тнувы», несмотря на то, что его не заказывали. Водитель привез сенсационное известие, которое оставило далеко в тени конфликт вокруг должности старосты. Он информировал о предстоящем прибытии Геулы — супруги политика, которая приедет во главе представительной делегации. Они приедут в деревню завтра утром, чтобы забрать с собой Амица Дольникера и его секретаря. Он, водитель, был послан самим директором «Тнувы» Шолтхаймом встречать машину с делегацией перед тоннелем у въезда в деревню, дабы они не заблудились.
— Господин, — обратился водитель к Дольникеру, закутанному в грубый шарф деревенской вязки, — вы вернетесь домой с большой помпой. Не удивляйтесь, что вас повезут в город с победным шествием…
— Чего? — поинтересовался Дольникер. — Как? Что это значит?
— Господин Дольникер, вы действительно ничего не знаете?
Из слов водителя перед Дольникером вырисовалась многокрасочная картина. Как выяснилось, в то утро, когда политик исчез с горизонта, начали распространяться слухи о причинах его ухода, и некоторые из них намекали на ведомственные злоупотребления в крупных масштабах. Однако когда Шолтхайм объяснил случившееся, это произвело огромное впечатление. Государственный деятель, чья карьера, как полагали, подходила к концу, сменил свой высокий пост на пребывание в заброшенной деревне, дабы осчастливить ее жителей своим богатым жизненным опытом. Это привлекло всеобщее внимание и вызвало бурю откликов. Даже журналисты газет враждебных партий — эти писаки — вынуждены были признать, что престарелый политик отрешился от сиюминутных проблем и наблюдает теперь всю эту муравьиную суету — погоню за славой и мамоной — с высоты своего нынешнего положения, высоко-высоко, наподобие звезды во Вселенной.
Газета партии, к которой принадлежал Дольникер, выжала из этого происшествия все, что можно, и назвала это метким словом «дольникеризм». Поучительный пример Дольникера повлиял в хорошем смысле и на других членов партийной верхушки. Некоторые высокопоставленные руководители после мучительных колебаний подали в отставку и переехали жить в пустыню, в духе подлинного дольникеризма отказавшись от удобств и почета, связанных с их высокими должностями.
— Секундочку, товарищи, — перебил Дольникер и с жадностью спросил: — Может, у вас завалялась пара газет, пишущих об этом происшествии?
Водитель извинился, что не привез с собой ни одной газеты. Он, видите ли, полагал, что господину Дольникеру все равно, что там о нем болтают в газетах, ибо он уже гораздо выше всего этого, ну как звезда на небосклоне. В соответствии с требованиями текущего момента Дольникер состроил мину китайского мудреца, но в глубине души послал ко всем чертям «этого нетактичного дурака». К тому же известие о близящемся избавлении вовсе не так уж радовало сердце нашего героя. В сущности, именно в последние дни Дольникер стал хорошо чувствовать себя среди жителей деревни. Его мучила загадка — каким образом, черт побери, нашла такая глупая птица, как голубь, точный адрес, да еще на таком расстоянии…
* * *
— Господин инженер, дорогой, — плакала маленькая блондинка, — не отнимайте у меня Зеева! Он уже вещи складывает…
Дольникер затоптался, ощутив неудобство:
— Что я могу сделать, сударыня? Ведь он — мой опекун.
— Но я так его люблю!
Раздражение политика на чересчур наивную девушку вспыхнуло снова. С чего она так втюрилась в этого пустопорожнего циника, который ни о чем не думает, кроме собирания вещей?
— Уважаемая девушка! Поверьте мне — характер Зеева совершенно не соответствует вашей личности как таковой.
— Но он же такой умный и красивый!
— И красивый?
— Очень. Очки и вообще…
— Послушайте, товарищи! — повысил голос политик. — Ваша проблема никогда не будет разрешена индивидуально путем легко проходящей чувственности, а лишь в общем порядке, в масштабах всей страны, когда будет законодательно гарантировано равноправие женщин.
— Все надо мной смеются, — отчаянно рыдала девушка, трогая сердце престарелого политика, который почему-то никогда не мог устоять перед женскими слезами.
Искушенный политик подошел к девушке и погладил ее волосы цвета соломы:
— Ну ладно, девочка, — откашлялся он, — я, со своей стороны, готов остаться еще на несколько недель, но не более того…
Надежда, которую Дольникер под влиянием Дворы возлагал на секретаря, растаяла, как сон в летнюю ночь. В послеполуденный час Зеев появился в трактире и начал собирать вещи Дольникера. Сам политик сидел напротив, свернувшись в неодобрительном молчании…
— Я закончил, Дольникер, — заявил секретарь, закрыв чемоданы, и добавил многозначительно:
— Ваш плащ я оставил снаружи.
Дольникер не на шутку рассвирепел. Мало того, что этот пустомеля пытался запятнать его семейную честь перед всей деревней, так он еще начинает разводить хиханьки по поводу его теплых человеческих взаимоотношений с Малкой! Политик питал к этой доброй женщине самые светлые чувства, особенно после того, как в одну из встреч выяснилось, что она вяжет для него зеленый жилет. Малка сняла с политика мерку при свете луны, и ее прикосновения приятно щекотали его ребра…
При виде нагловатой улыбочки молодого упаковщика чемоданов Дольникер ощутил острое и непреодолимое желание ответить секретарю или по крайней мере рассердить его хорошенько:
— Послушайте, дружок, — сказал Дольникер мягко, — может, вы соизволите созвать на сегодняшний вечер внеочередное заседание Временного совета?
— Дольникер, ради Бога, — побледнел секретарь, — ведь завтра утром мы уезжаем!
— Я знаю. я хотел бы сегодня вечером.
* * *
На этот раз совет собрался в гораздо более скромных условиях по сравнению с прошлым разом и в чрезвычайно напряженной атмосфере. С председательского возвышения Дольникер сделал присутствующим два важных заявления: что он вынужден уехать завтра ввиду напряженной международной ситуации и что они, делегаты, должны простить ему, если на этот раз он не выступит со вступительной речью из-за нехватки времени и шаткого состояния здоровья. Оба предложения были «приняты делегатами с одобрением», как сказано в протоколе (Дольникер предупредил секретаря, чтобы тот вел протокол как протокол заседания Кнессета, в противном случае Дольникер примет по возвращении домой самые крутые дисциплинарные меры). К тому же он велел секретарю еще раз зачитать «манифест», что Зеев тут же и исполнил, но члены совета заявили в один голос, будто никогда ранее этого не слышали. Они покорились только тогда, когда им были предъявлены их подписи, да и то Гурвиц отказался, заявив, что всегда подписывается двумя магендавидами. А теперь мы воспроизведем протокол так, как он был записан секретарем.
Теперь, когда мы определили полномочия старосты и условия выборов по пунктам, приступим к выяснению деталей. У кого есть вопросы?
вета. Я давно хотел спросить, зачем нам староста?
Что это значит, товарищи?
Вот зачем староста? Что он будет делать?
Извините, господа, но кто-то ведь должен заботиться о взимании налогов на зарплату старосты?
Хорошая шутка, дружок, и со вкусом. Функции старосты — планирование с самого начала и контроль за взиманием можностям. У кого есть вопросы?
вета. Зачем нам бюджет?
нужно задавать так много вопросов. Вы что, товарищи, никогда не слышали о том, что в одной деревне нужно что-то строить из бюджета?
В какой деревне?
Понятно, что в Эйн Камоним.
Как может Эйн Камоним что-то строить? Люди строят дома, но Эйн Камоним — это всего лишь имя.
Имя муниципальное!
Попрошу не мешать, товарищи!
Да, господин инженер.
Я хорошо понимаю ваши намерения. И я тоже считаю, что давно пора построить в деревне за счет жителей.
де-факто, Ты можешь спокойно продолжать молиться у меня в парикмахерской.
совета. Ты не найдешь во всей деревне еще одного религиозного.
Безбожник!
Член совета Германович! Я попрошу соблюдать более пристойный тон!
е-ф Я предлагаю построить контору для старосты. Залман с большим трудом обустраивает дела деревни у себя в тесной парикмахерской.
А я говорю, что мы построим колодец из бюджета, черт возьми!
Наконец-то оживление наступило, процесс пошел!
де-факто, Колодец ко всем чертям!
Член совета Хасидов, я вас предупреждаю! По моему скромному мнению, колодец может создать дополнительные возможности для ликвидации безработицы в деревне.
Ладно, не будем об этом.
Каково количество безработных в деревне?
совета. Ни одного.
Может, обсудить вопрос: как мы можем создать безработицу в Эйн Камоним?
Тишина! имею честь поставить этот вопрос на голосование. Кто за строительство конторы для старосты, прошу поднять руки. Что это такое, товарищи? Каждый делегат обязан иметь какое-нибудь мнение! Второе голосование! Господа, это провокация!
Господин председатель, прошу провести голосование Господа! Поднимите руки, кто против строительства колодца. А теперь — кто против конторы? За оба мероприятия подано одинаковое количество голосов.
Слышали. Но член совета Киш голосовал дважды.
Я хочу оставаться в хороших отношениях с обоими.
Господа, речь идет об интересах всей деревни!
Это интерес всей деревни, чтобы все оставались в хороших отношениях.
Короткий перерыв.
* * *
По просьбе председателя в перерыве Малка подала делегатам чай с печеньем. В зале установилась приятная атмосфера в связи с последней увлекательной дискуссией.
— Контора старосты обойдется дешево, — уговаривала делегатов госпожа Хасидов во время чаепития, — одна комната для Залмана и одна — для ожидающих приема. Ну, может, еще одна для тех, кого Залман не хотел бы заставлять ожидать.
Дольникер был поражен административной зрелостью женщины, тем не менее госпожа Хасидов доказала, что ее способности распространяются и на другие сферы. Она оттащила Офера (решающий голос) в темный угол зала и дружелюбно сказала:
— У меня, на счастье, есть пара черных брюк, которые нужно перелицевать и выгладить, потому что они слишком лоснятся внизу для старосты де-факто. Мы заплатим за работу сколько положено…
— Пожалуйста, госпожа Хасидов, — поклонился Офер, — я сделаю замечательные брюки для господина старосты.
После краткого перерыва Дольникер снова поставил вопрос об общественных предприятиях на голосование «против». На этот раз большинство проголосовали лишь против строительства конторы.
Офер, воришка! Ты же до перерыва голосовал против конторы!
Закажи и ты перелицовку брюк.
(Это замечание, намекающее на перелицовку, было вычеркнуто по указанию председателя из-за туманности содержания.)
Итак, совет решил в пользу конторы. А теперь перейдем к оставшемуся вопросу — взимание налогов. Неужели я все должен делать сам, товарищи? Я попрошу вас изыскать критерии, в соответствии с которыми мы будем облагать налогом жителей. Как насчет размера участка?
де-факто. Это неправильно, господин инженер. У меня — приличный кусок земли. Я предлагаю налог по количеству комнат в доме.
Как тебе не стыдно, Залман!
Господа, пожалуйста, без личных дискуссий!
Может, ввести налог по числу детей?
И этот тип надзирает за моей кухней!
Господа, господа! Я вынужден выразить решительный протест против этого эгоцентричного тона!
Слушай, Залман, это тебе говорят!
Я не тон.
Господа, я предлагаю в качестве основы для налога на роскошь сумму покупок в «Тнуве». Кресла? Собаки? Люстры?
де-факто. Это все у нас есть.
Господин инженер, разрешите мне заметить, что логика и нехватка времени требуют принципиально иного подхода.
Давай.
Господа! Чего ни у кого из вас?
Я помню, мы когда-то говорили, что у нас у всех маленькие шкафы.
Резолюция второго заседания Временного совета: С целью строительства конторы старосты ввести одноразовый налог в размере трех лир «Тнувы» на каждого жителя, в распоряжении которого имеется шкаф с тремя дверцами на момент подписания протокола. Офер Киш, член Временного совета, назначается ответственным за регистрацию лиц, обязанных платить налог. От имени Временного совета деревни Эйн Камоним:
Элипаз Германович, Хасидов, **, Офер Киш, Яаков Сфаради.