Итак: озеро, размером в несколько акров, лежит к востоку от дома, за розовым садом. Посреди озера находится остров, посреди острова – сооружение под названием «Октагон», а посреди его крыши стоит достопочтенный Э. Б. Филмер, изображая фонтан на городской площади.
Налегая на весла посредством меня и управляя румпелем с помощью Дживса, мы подошли ближе. Сначала мы услышали крики, понемногу переходящие (если я ничего не путаю) в crescendo, потом в пределы видимости попал и сам Достоп. Э. Б. Казалось, он угнездился где-то на верхушках кустов. Я еще подумал, что даже министр Кабинета Его Величества мог бы сообразить укрыться под деревьями, а не торчать в такой ливень на открытом месте.
– Чуть правее, Дживс.
– Очень хорошо, сэр.
Я аккуратно пристал к берегу.
– Подожди меня здесь.
– Очень хорошо, сэр. Кстати сказать, сэр, – сегодня утром главный садовник сообщил мне, что недавно на этом острове свил гнездо один лебедь…
– Сейчас не время судачить на естественнонаучные темы, Дживс, – оборвал я – может быть, чересчур сурово, поскольку дождь припустил еще сильней, и многострадальные вустеровские штанины уже изрядно пропитались влагой.
– Очень хорошо, сэр.
Я двинулся вперед.
Идти было скользко – за первые же пару ярдов мои патентованные теннисные туфли «МЈртвая хватка» упали в цене на восемь шиллингов одиннадцать пенсов, – но я упорно двигался вперед, и наконец прорвался через кусты и вышел на проплешину перед этим самым Октагоном.
Я слышал, его соорудили на скорую руку еще в прошлом столетии. Тогдашний владелец усадьбы хотел, чтобы его дедушка мог в свое удовольствие упражняться на скрипке вне пределов слышимости обитателей дома. Зная кое-что о скрипачах, могу вообразить, что за жуткие звуки здесь в свое время раздавались; впрочем, и они вряд ли шли в сравнение с теми, что сейчас звучали с крыши. Достопочтенный, не отследив приближения спасательной партии, явно стремился донести свой голос через бескрайние водные просторы до м атерика – и хочу заметить, что попытки эти были не лишены шансов на успех. У него был такой визгливый кошачий тенор, что я серьезно опасался за свои барабанные перепонки.
Я подумал, что пока он не натрудил голосовые связки, было бы неплохо вклиниться с радостной вестью о том, что помощь близка.
– Эй! – крикнул я, дождавшись паузы.
Э.Б. вывесил голову за край крыши.
– Эй! – завопил он, вращая головой во все стороны – кроме нужной, естественно.
– Э-эй!
– Э-эй!
– Э-э-эй!
– Ох, – сказал он, заметив, наконец, меня.
– Ясное дело, – ответил я, как бы подводя итог беседе.
Боюсь, к этому моменту наш диалог еще нельзя было назвать осмысленным, хотя в дальнейшем, возможно, мы и договорились бы до чего-нибудь стоящего. Но когда я уже почти вспомнил подходящие слова, раздалось зловещее шипение, из кустов слева вдруг выскочило нечто крупное, белое и резвое – и я, соображая быстрей, чем когда-либо, взмыл как вспугнутый фазан и, влекомый любовью к жизни, полез на стену.
Что-то шлепнуло о стену дюймом ниже правой лодыжки, окончательно утвердив меня в правильности моего поступка. Тот парень, что сквозь альпийские снега и льды волок хоругвь с дурацким девизом «Все выше!» – вот кто был Бертраму примером для подражания.
– Берегитесь! – вскрикнул г-н министр.
Именно этим я, собственно, и занимался.
Создатель Октагона, должно быть, предвидел подобные кризисные ситуации – иначе откуда бы взялись такие удобные выемки в стене? Одним словом, вскоре я уже сидел на крыше рядом с Э. Б., разглядывая лебедя. Этот экземпляр, из числа самых крупных и склочных, каких мне только доводилось встречать, стоял внизу, изогнув шею водопроводным шлангом. Кусок кирпича, пущенный вдумчивой рукой, должен был угодить ему в точности по мидель-шпангоуту.
Я сделал бросок – один из удачнейших в своей жизни!
Дост. Э., похоже, не разделял моего ликования.
– Не задирайте его!
– Интересно, кто кого задирает? – осведомился я.
Лебедь выдвинул еще восемь футов шеи и воспроизвел нам звук, с которым струя воды вырывается из дырявого шланга. Дождь по-прежнему – как бы это сказать – клокотал неописуемой яростью. Я пожалел, что от возбуждения, характерного для забегов по отвесной стене, я выронил дождевик, предназначавшийся для собрата по насесту. У меня даже мелькнула мысль предложить ему свой, но голос разума взял верх.
– Близко он к вам подобрался? – полюбопытствовал я.
– Я был на волосок от серьезных проблем, – ответил мой компаньон, с нескрываемым отвращением глядя вниз. – Пришлось предпринять ряд телодвижений.
Филмер, человечек весьма расплывчатой комплекции, выглядел так, словно его заливали в одежду, и он не успел сказать официанту «стоп!». Вид его, как вы понимаете, будил во мне самые радостные эмоции.
– Не вижу причин для веселья, – недовольный взгляд Достопочтенного Э. переместился на меня.
– Прошу прощения.
– Я мог получить серьезные увечья! – не унимался он.
– Как вы смотрите на то, чтобы еще разок запустить в эту птицу кирпичом?
– Ни в коем случае! Это только разозлит его.
– А что бы, собственно, его и не позлить? Непохоже, чтобы это существо всем сердцем стремилось вникнуть в наши трудности.
Но Э. Б. уже перешел к другому аспекту.
– Не представляю себе, как могла уплыть моя лодка? Я надежнейшим образом привязал ее к ивовому пню.
– Феноменальная история, – поддакнул я.
– Я склоняюсь к мысли, что некий негодник сознательно отвязал ее.
– О, мне кажется, нет, вряд ли, скорей всего. Ведь вы бы их заметили!
– Вовсе нет, мистер Вустер, – эти кусты надежно укрывают от взглядов. А кроме того, необычайно теплый полдень навевал сонливость, и оказавшись на острове, я сразу же задремал.
На мой взгляд, предмет для размышлений он выбрал не самый подходящий, так что я счел за благо сменить тему.
– Довольно-таки сыровато, э?
– Для меня это, боюсь, уже не новость, – ответил Э.Ф. противным голосом. – Благодарю вас, однако, за ту чуткость, с которой вы сообщили мне об этом.