- Тетя, а вам он зубы не вырывал?
- Слава богу, нет, здоровы мои зубы.
- Это хорошо. И мои зубы дед не вырывал.
- А кто же тут еще живет?
- Дед Валя, баба Лида, мама, папа, я и Ира.
- Сестричка Ира?
- Ага, она еще говорит не по-нашему: бу-бу-бу, а-а-а...
- А бабушка твоя не работает, отдыхает?
- Не отдыхает, а кашляет: к-ха, к-ха...
Алена засмеялась, подхватила мальчика на руки, покружила.
- Какой ты хороший, Кирюша, - она чмокнула малы, - ша в щеку и поставила на ноги. - Славный мальчик. - И ей, как всегда, когда приходилось возиться вот так с детьми, стало грустно и обидно, что не родила она себе такого сыночка или дочку и что не останется после нее никого, кто бы продолжил цепочку их родословной. Ни братьев у нее не было, ни сестер. А мог же и у нее быть такой внучек, говорил бы вот так потешно, радовал бы ее.
- Иди, Кирюша, домой, а то вон уже баба Лида беспокоится, - заметила Алена в окне женщину.
- Ага, я пойду и скажу, что гуляю около дома, - охотно согласился он, толкнул спиной калитку и пошел.
"А что, был бы такой внук, может, и не один, - думала она по дороге в санаторий, - если бы после войны родила сына (почему-то верилось, что родился бы сын), ему было бы почти тридцать". Подумала про внуков, которые могли бы у нее быть, - и представился беленький рассудительный Кирюша. И фамилия их была бы Ровнягины. Если бы... Если б Ровнягина не убило на войне...
Могла бы Алена родить и позже, не от Павла Ровнягина. После войны, в конце сороковых, полюбила она женатого мужчину, отца двоих детей. Все в том человеке она нашла: и любовь, и ласку, и сочувствие, и жалость, которая не унижала, а придавала ей уверенности - есть кому пожалеть, а значит, помочь в жизни. Бросилась она в ту любовь, как в омут, - что будет, то будет. Ничего не могло ее удержать, ничего не боялась: ни сплетен, ни стыда, ни пересудов людских, ни суда общественности на профсоюзном собрании льнозавода. Любила она его до самозабвения, и он ее так же любил, и было им обоим хорошо и радостно от того, что легко досталось им счастье и что без раздумья бросились они навстречу друг другу. "Это мое счастье, пусть временное, пусть короткое будет, но оно мое", - думала она, заранее отбиваясь от людских нападок. Она понимала, что такое счастье не может быть постоянным, будничным, ведь счастье - это дар божий, взлет души, которого, бывает, ждут всю жизнь, счастливая развязка чего-то сложного, трудного.
Но чем дальше, тем все более неспокойно чувствовала себя Алена, все чаще задумывалась, что любовь и счастье крадет она у жены и детей любимого, делая их несчастными. Было уже такое, когда однажды нашла она на улице кошелек с деньгами. Казалось, нечаянная находка должна была обрадовать, а стало горько, противно, представились слезы того, кто потерял деньги: может, пожилая женщина несла пенсию, а может, ребенка послали в магазин или долг кому-нибудь отнести? Ребенка того теперь бьют, ругают родители... Алена не смогла и копейки взять из той находки, отнесла кошелек в милицию.
Сказала Алена любимому про свои горькие мысли и предложила расстаться. А он, ее любимый, готов был семью бросить и уехать с Аленой на край света.
В любой истории всегда найдутся свидетели: не люди, так земля расскажет. А украденную любовь от людей не спрячешь. Люди заметили и рассказали жене.
Жену любимого Алена знала, видела ее мельком, такая неприметная серенькая мышка, со смешными тоненькими косичками. Эти бесцветные косички и смешили Алену. И вот однажды вечером она пришла к Алене с двумя маленькими девочками. Словно прикрываясь ими, как щитом, она сначала впихнула в комнату дочек, а потом зашла сама. Сняла туфли и зачем-то стала вытирать босые ноги о половик. Две девочки - одной лет семь, другой меньше, похожие на мать, с такими же смешными косичками - громко поздоровались и стали посреди комнаты. А их мать подошла к Алене, как-то униженно протянула ей руку и стояла, растерянно теребя полу своего жакета и боясь поднять глаза на Алену.
- Простите, - наконец сказала она и запнулась, - простите, что мы пришли. Я бы не пришла, но вот дети... Что будет, если я одна с ними останусь, без мужа? Как мне тогда жить? - Ресницы ее заморгали, нос сморщился. - Как же я их прокормлю?
- Тетя Лена, - сказала старшая девочка и погладила ее руку, - не забирайте нашего папу. Он хороший, мы его любим. - И оглянулась на мать, ожидая, видимо, подсказки. - Не забирайте.
- Вот видите, дитя вас просит, - смелей заговорила женщина. - Ну зачем вам семейный? Вы же молодая, найдете холостого. Правда же?
Алена молчала, ей было жаль не девочек, не женщину, она жалела себя, потому что сразу поняла, что ее украденное счастье и любовь кончились и никогда она больше с любимым не встретится. Никогда.
А женщина все говорила, все упрашивала отстать от ее мужа, обещала даже дать отступного и кошелек достала. Она была неприятна Алене униженно-жалобным видом.
Ничего не пообещала ей Алена, промолчала, стараясь не встречаться глазами ни с женщиной, ни с ее дочками. А та догадалась, почувствовала мысли соперницы, поверила, что цель прихода достигнута, поблагодарила так же униженно и, взяв за руки девочек, поспешно вышла, громко говоря с ними. Дверь за ними скрипнула, заныла, словно всхлипнул ребенок, стукнула и отрубила и их разговор, и их самих.
Упала тогда Алена на подушку, хотела заголосить, да все в душе будто окаменело - ни слез, ни слов, один стон.
И все. После того вечера ни разу не встретилась она с любимым, как он ни упрашивал, хоть оба мучились от разрыва. В конце концов он забрал семью и уехал из этих мест. А не так давно услыхала Алена, что умер ее любимый лет пять назад, дочки его замуж вышли и жена, та жалкая серая мышка, нашла себе неплохого человека...
Алена оглянулась на дом зубного врача и увидела Кирилла - он снова вышел за калитку, и присев на корточки, что-то делал или, может, наблюдал за пчелами на цветке.
"Глупая я, глупая, - подумалось горько, - могла же иметь ребенка от любимого человека. И чего испугалась?"
Могла иметь ребенка и еще от одного человека, того, первого, да бог миловал, не дал. Будь он проклят, тот первый.
- Будь он миллион раз проклят, будь проклят и он, и его род! Чтоб он в могиле оживал и снова подыхал, гад! - не заметила, как вырвались у нее слова проклятия.
"Что же это за жизнь, до крови бьюсь о воспоминания, спотыкаюсь о них, словно об острые камни босыми ногами. И никогда ничего не забудется". С такими мыслями и болью в сердце вошла Алена в свою комнату, вспугнув не ожидавших ее Валерию и Цезика.
После тихого часа Зимин пригласил Алену покататься на лодке, которую он уже заказал и оплатил. Алена с радостью согласилась, весело поинтересовалась, умеет ли он плавать, - на случай, если лодка перевернется.
- Я Днепр переплываю, - похвалилась.
- А я был чемпионом по плаванию... в своем дворе, - засмеялся он.
Зимин сел на банку, как называют моряки скамейку, всунул весла в уключины, посадил Алену на корму и оттолкнулся от берега. Озеро было тихое, в черной воде отражалось небо с редкими белыми, как клочки ваты, облаками. Дна не было видно, и это пугало, словно плыли над пропастью. На берегу маленькой заводи собрались рыбаки. Рыба клевала, то один, то другой выхватывал какую-то небольшую рыбку, и она трепетала, билась в воздухе. Алена каждый раз мысленно желала, чтобы та рыбка сорвалась с крючка в воду.
Аркадий Кондратьевич греб не спеша, говорил мало, казалось, был занят только греблей. Молчала и Алена, она сняла плащ, закатала рукава платья, чтобы загорали руки.
Когда отплыли от заводи, показался красивый дом с красным петухом на крыше.
- Это зубной врач такой дом построил. Правда, красивый? - сказала Алена.
- Вот и я мечтаю о таком доме... и чтоб вокруг усадьбы березы росли.
- А зачем березы? - не поняла Алена.
- А для красоты. Вот пойду на пенсию и куплю себе дом в деревне.
- Возле нашего поселка в деревнях много хат пустует. Покупайте. Сказала это и подумала, поймет ли он ее намек: купи дом, и будем жить рядом.
Он понял.
- Неплохо было бы, Алена, виделись бы часто.
Она заглянула ему в глаза, он не отвел взгляда, и некоторое время они не отрывали глаз друг от друга, словно старались отгадать, в самом ли деле хотят того, о чем говорят.
- А что, возьму и куплю около вашего поселка, - сказал он, подняв из воды весла. Звонко и весело капала с них вода. Лодка некоторое время шла по инерции. - И посажу березы.
Алена опустила руки в воду, словно собиралась притормозить ход лодки. Глянула на Зимина внимательно, надеясь снова встретиться взглядами, но он задумчиво смотрел куда-то вдаль. Впервые ей захотелось рассмотреть не таясь, что в нем ее привлекает. Своеобразная мужественная внешность: вдохновенный взгляд, высокий лоб, густая седина, которая, однако, его совсем не старит. И еще он притягивал к себе открытостью натуры, искренностью. В первый же день, когда Алена познакомилась с Зиминым, она почувствовала, что с ним должно быть легко и просто. Ей и было с ним именно так.
- Алена, - сказал вдруг он, все еще не опуская весла в воду, - у вас в жизни, видимо, было какое-то горе. В войну, наверное?