Наконец — и это самое вопиющее — самолеты НАТО использовали в Югославии начиненные слабо обогащенным ураном бомбы в восьми городах на юге Сербии, в том числе в Трешове, Буяновце, Вранье. Генерал ЮНА Слободан Пешкович сообщил на пресс-конференции в Белграде о расследовании фактов применения этого самого запрещенного оружия [1001]. Бомбы с урановыми сердечниками сбрасывали в Косово, где образовался широкий пояс отравления местности — от Печа до Призрена. Впрочем, в НАТО и не делали из этого тайны, уверенные в своей безнаказанности, и нынешний Генсек Альянса Робертсон открыто признал, что американские самолеты, действовавшие в Косово, сбрасывали бомбы с отработанным ураном «много раз».
И действительно, хотя такое же оружие уже применялось во время войны в Заливе, в Косово масштабы его применения поистине впечатляют: 40 тысяч боеголовок с обедненным ураном!
Никого на Западе, да и в России, данная информация особенно не интересовала до тех пор, пока не встал вопрос об опасности для здоровья и жизни военнослужащих КФОР — несмотря на уже имевшиеся сигналы о росте числа заболеваний лейкемией среди гражданского населения Ирака.
И это, как ничто другое, характеризует не просто систему, но также — и даже более всего — философию международных отношений, складывающихся в пост-ялтинском мире. Все табу, совместно установленные нациями как выстраданный итог Второй мировой войны, оказались отброшены и преодолены. Под знаком такого преодоления планета и вступает в ХХI век, что делает весьма убедительными самые мрачные прогнозы футурологов относительно его вероятного облика.
Всего в агрессии против Югославии активно участвовало 10 наиболее развитых стран [1002]; им было предоставлено 1100 самолетов, а также другое совершенное оружие. Авиация НАТО совершила 25 200 вылетов над территорией Югославии, сбросив 25 000 тонн взрывчатки [1003]. При этом, однако, несмотря на многократно превосходящую мощь, Альянсу не удалось уничтожить ЮНА и разрушить ПВО, что они стремились сделать в первые же часы войны, по аналогии с войной в Заливе. Однако югославское командование тоже учло опыт той войны и умелым маневрированием в горах, а также выдержкой, позволявшей избежать быстрого обнаружения ПВО, сумело предотвратить аналогичный иракскому их разгром. И если в той конкретной ситуации это не повлияло на развитие событий, то в будущем, где такие войны «Давида и Голиафа» могут стать довольно типичным явлением, опыт ЮНА, весьма вероятно, может быть востребован.
Технологическая мощь не была, однако, единственным инструментом западного альянса в Косово. В огромных масштабах и особо коварным образом здесь оказалось применено то самое «этническое оружие», о котором шла речь во II-й главе и которое уже было опробовано на постсоветском пространстве.
12 апреля СМИ сообщили, что США поставили управляемые ракеты для ОАК. Это — прямое военное сотрудничество с террористами и наркоторговцами, мотивируется же оно якобы устрашающими масштабами этнической катастрофы в Косово, откуда, действительно, нескончаемым потоком идут беженцы-косовары. Сообщают уже о полумиллионе, душераздирающие картины бредущих по дорогам стариков, женщин и множества детей [1004] заполняют телевизионные экраны; их сопровождают соответствующие комментарии и возбужденное общественное мнение. Как-то теряется из виду связь событий, а именно: то, что столь массовый исход из Косово начался после бомбардировок. Кроме того, позже из информированных источников станет известно, что параллельно с бомбардировками переодетыми боевиками ОАК проводились спецакции устрашения, призванные побудить людей к бегству.
Иными словами, имеет место организованный сгон беженцев, подобный тому, что я уже наблюдала в Армении и Азербайджане, но гораздо более масштабный, к тому же и подстегнутый бомбардировками, — это вам не карабахская кустарщина! Разница, однако, лишь в масштабах, функция же такого сгона остается неизменной: он призван дать обоснование силовым акциям против его виновников, а тем паче виновников «геноцида». С «геноцидом» сегодня уже все ясно: если тогда кричали едва ли не о сотнях тысяч жертв, то год спустя немецкий журнал «Шпигель» сообщил, что поиски пресловутых массовых захоронений ни к чему не привели. Всего обнаружено 2500 неидентифицированных тел, и останки эти могут принадлежать кому угодно: и мирным жителям разных национальностей, и боевикам ОАК, и югославским солдатам, и сербским полицейским. Об этом сообщил «Шпигелю» испанский патологоанатом, занимавшийся расследованием по заданию Гаагского трибунала.
Одновременно в интервью «Би-би-си» циничные подробности о сыгравших столь роковую роль в событиях в селе Рачак сообщил Хашим Тачи: по его словам, боевики специально убили тогда четверых сербских полицейских, провоцируя проведение ответной операции. По его словам, ОАК пожертвовала жизнями мирных жителей, чтобы «переломить общественное мнение».
Все эти откровения, увы, не вызвали никакого негодования общественного мнения, в том числе и в России. Впрочем, уже в разгар событий она была настолько сломлена, настолько шла на поводу у разнузданной натовской пропаганды, что даже конвои МЧС с гуманитарной помощью стала направлять в основном в лагеря албанских беженцев. Сербам, черногорцам, цыганам, лояльным к Белграду албанцам, уходившим на север, из нее, по сути дела, не перепадало почти ничего.
На разных уровнях Россия уже привычно «пристраивалась» к Западу, даже не ища для себя самостоятельной роли. На свой лад это делал и «дикий» российский бизнес: 23 апреля газета «Известия» сообщила, что авиакомпания «Новосибирские авиалинии» [1005] и «Волга-Днепр» [1006] давно перевозят вооружение для НАТО. Их самолеты ИЛ-76 и АН-124 регулярно доставляли в Скопье [1007] боевые вертолеты, бронетехнику и продовольствие альянса, в основном из Германии. Скандал? Еще бы — коль скоро такие действия вопиюще расходились с официально декларируемой линией поведения России, следовало ожидать самой нелицеприятной реакции ее политического руководства. Никакой реакции, однако, не последовало, да и не могло последовать, так как действия «бизнесменов» лишь делали явным то партнерство России и НАТО в Косово, линия на которое за кулисами активно проводилась уже с 14 апреля 1999 года, когда президент Ельцин подписал указ о назначении В.С. Черномырдина своим спецпредставителем по урегулированию конфликта в Югославии.
Черномырдин сразу же заявил, что на этом посту он будет вести основной диалог не с Белградом, а с Вашингтоном и в первую очередь — «с руководством Демократической партии, которая готовится к президентским выборам 2000 года». В переводе на общепонятный русский язык это означало отказ даже от видимости конфронтации с НАТО по вопросу о Югославии и переход к прямому закулисному сговору, постепенно становящиеся известными детали которого даже и по нынешним, далеким от тени наивности и романтизма временам, заставляют поежиться от какого-то уж беспросветно черного цинизма российского спецпредставителя и самой его роли, о которой несколько ниже. С примаковской внешней политикой, делавшей хотя бы попытки самостоятельности, было покончено, а месяц спустя в отставку отправлен и сам Примаков. Наступила вторая фаза косовского кризиса, и на этом этапе главная задача НАТО, которую и решил для него Черномырдин, заключалась в том, чтобы избежать наземной операции. Альянс боялся ее, как огня.
Ведь по расчетам аналитиков НАТО президент СРЮ С.Милошевич должен был капитулировать через три дня после начала воздушных налетев. Однако обстрелы и бомбардировки югославских городов продолжались 78 дней, и было ясно, что дух нации не сломлен. Кроме того, стране, как уже говорилось, удалось сохранить свою армию и ее вооружения — как позже выяснилось, Уэсли Кларк завысил данные о потерях ЮНА в вооружениях в 16 раз. К тому же армию настолько же сильную в сухопутных операциях, насколько традиционно слаба в них армия американская, армию, имеющую за своими плечами бесценный опыт мощной партизанской борьбы против превосходящего по силе противника и к тому же защищающую не просто свою землю, но свою священную землю.
Все это прекрасно учитывали в НАТО, и Черномырдин оказал Альянсу бесценную услугу: использовав грязнейшие приемы [1008], он добился согласия Милошевича на введение в Косово сил международного контингента [1009], Всем была понятна фальшивость этой аббревиатуры: ведь хотя КФОР и именуют «силами ООН», из 37 тысяч военнослужащих контингента 30 тысяч — представители стран НАТО. Косово разделено на пять секторов американский, британский, немецкий, французский, итальянский. Российский численностью в 3,5 тысячи человек — своего сектора ответственности не получил. Да и само его присутствие здесь вовсе не предполагалось, а явилось лишь следствием знаменитого марш-броска роты из российского контингента АЙФОР в Боснии в Приштину 12 июня 1999 года, где она успела до подхода англичан занять аэропорт «Слатина».
Впрочем, этот бросок, с которым вначале столько надежд связали косовские сербы и который сам по себе мог показаться знаком пробуждения бывшей великой державы, в действительности обернулся лишь слабой судорогой и, по крупному счету, ничего не изменил. Россия не только не получила своего сектора, но ей и не позволили [1010] разместить своих солдат в местах компактного проживания сербов, чего желали бы и сами сербы. Напротив, русских солдат дополнительно унизили, намеренно послав их в населенный албанцами Ораховац, под которым они простояли год, так и не будучи допущены местными жителями к исполнению своих обязанностей. Не смогло их присутствие в крае ни предотвратить массовый исход почти 350 тысяч граждан неалбанской национальности, в основном сербов [1011]; ни спасти от разрушения бесценные памятники культуры — древние сербские храмы и монастыри, которых погибло 86; ни, наконец, защитить оставшихся сербов от насилия и расправ.
Как это ни парадоксально, но, по некоторым данным, с такой задачей лучше всех справляются немцы, чей сектор ответственности располагается в Призрене и его округе. С присущей им жесткостью они оборудовали на развалинах старой турецкой крепости снайперскую позицию, сразу дав понять всем, в том числе и албанцам, что дисциплина должна неукоснительно соблюдаться [1012].
Разумеется, не имеющие даже собственного сектора ответственности русские не могут позволить себе ничего подобного, и авторитет их в глазах местных сербов — как, впрочем, и вообще в Сербии — сильно пошатнулся.
В ноябре 1999 года по возвращении из Югославии комиссии Государственной Думы РФ по изучению и обобщению информации о преступлениях, совершаемых в ходе агрессии НАТО против Югославии, заместитель председателя комиссии Андрей Николаев сообщил, что в стране ежедневно погибает около 20 человек. «Международные войска под командованием американцев не могут и не хотят обеспечить безопасность сербов в Косово. Под покровительством ООН и КФОР в Косово продолжаются преступления против неалбанского населения убийства, похищения людей, захват собственности. Все это игнорируется западными средствами массовой информации…»
При этом военнослужащие стран Альянса, как правило, очень неохотно откликаются на просьбы сербов о помощи, так что ни о каком беспристрастном арбитраже не может быть и речи. Реально осуществляется настоящий оккупационный режим, цель которого — закрепить то, что было достигнуто беспощадными бомбардировками, способствовать реализации крупномасштабных стратегических целей, которые откровенно были обозначены еще в 1997 году в очередном ежегодном докладе ЦРУ. Уже тогда по настоянию главы военной разведки США генерала П. Хьюза в доклад был вставлен раздел о Косово: говорилось об угрозе конфликта, причем вина за его возникновение заведомо возлагалась на сербскую сторону. При этом вовсе и не скрывалось то, что речь идет об укреплении позиций НАТО на юге Европы, а также и то, что стимуляция конфликта в Косово [1013] произойдет и в случае установления прозападного правительства в Белграде. В соответствии с этим планом Македония и запылала в 2001 году.
Иными словами, дело было вовсе не в Милошевиче и его «авторитаризме»; что же до Софии, то ей, в случае попыток сопротивления, были обещаны аналогичные события на юге и востоке Болгарии, при усилении давления Турции на Грецию и Кипр. Иными словами, демонстрировался системный подход, которого никак не освоит Россия, и моделировался вариант создания «мусульманского пояса» от Сараево до Стамбула, что должно повлечь за собой немалые изменения на политической карте Юго-Восточной Европы. Разумеется, в зависимости от конкретных обстоятельств, возможны варианты, но основной стратегический вектор вряд ли претерпит существенные изменения в обозримом будущем.
После войны 1999 года НАТО уже располагает на юге Балкан отличным плацдармом, где стянут сильный военный кулак и откуда Альянс может легко контролировать все коммуникации, в том числе и нефтяные, в этом регионе. Сегодня практически весь нефтетранзит в Югославию доступен контролю НАТО, что резко повышает возможности давления Альянса на Белград. Кроме того — и это уже прямой ущерб России — война остановила несколько проектов трансбалканских нефте- и газопроводов, что не только ослабило ее политическое и экономическое присутствие в регионе, но и причинило реальные убытки, которые эксперты оценивают примерно в 900 млн долларов в год.
Наконец, в немалой степени интерес американцев к Косово и к своему присутствию здесь обусловлен ресурсными возможностями края, в частности, залежами редкоземельных элементов. И еще весной 1998 года сборник Всемирного банка, посвященный развивающимся рынкам, опубликовал доклад-проект «Экономическая активность и демократическое развитие в Косово», в котором о Косово говорилось без всяких упоминаний о Сербии, то есть как о фактически независимой от Сербии территории.
Именно такое фактическое отделение и начало осуществляться в условиях присутствия вооруженных сил НАТО, чьи интересы ревностно на протяжении года обеспечивал уполномоченный представитель НАТО, француз Бернар Кушнер.
Своим произвольным решением он заменил здесь югославский динар немецкой маркой, ввел личные документы особого, отличного от СРЮ образца. Министр информации Югославии Горан Матич заявил, что Кушнер сотрудничает с французской разведкой, чем занимался еще и в бытность свою сотрудником организации «Врачи без границ». Однако на сегодняшний день Косово покинули и «Врачи без границ» в знак протеста против этнических чисток неалбанского населения края. Да и по данным проведенного в октябре 1999 года американцами социологического опроса четверо из пяти косоваров отрицательно относятся к ОАК, покровительство которой стало основной функцией КФОР. При этом разоружения ОАК, как то предусматривалось соответствующей резолюцией СБ, не только не произошло, но, напротив, она оказалась легализованной под именем «Корпус защиты края», тем самым присовокупив к своим полулегальным возможностям насилия всю совокупность тех легальных возможностей, которые дает полиция.
Ничего хорошего не обещает и развитие политической ситуации, несмотря на победу на выборах Демократической лиги Косово, руководимой Ибрагимом Руговой. Вице-президент ДЛК Коле Бериша призывает побыстрее признать полную независимость Косово. Сербам, если они «признают сложившиеся реалии и порвут с Белградом», обещают спокойную жизнь, но вряд ли кто-либо готов поверить в это — тем более с учетом того, что отнюдь не исключается победа Демократической партии Косово [1014], возглавляемой Хашимом Тачи, на следующих выборах. Даже Бернар Кушнер год назад признал, что попытка реализовать в Косово идею многоэтничности — его «самая большая неудача».
Моральную ценность признания подобных «ошибок», за которые сотни тысяч людей заплатили разрушением своих судеб, изгнанничеством, а то и жизнями своими или своих близких, обсуждать не стоит. Однако законно возникает вопрос: надо ли российским войскам не только присутствовать — да еще в унизительной форме — при этом, но еще в какой-то мере неизбежно и соучаствовать в историческом преступлении, таская каштаны из огня для Соединенных Штатов?
Ответить на него нелегко, и еще труднее не поддаться первому естественному импульсу, который требует: лучше уйти, чем так присутствовать. Еще недавно противники ухода говорили, что это было бы слишком простое решение; ибо как бы ни была убога форма пребывания российского контингента на Балканах, не следует забывать, что они здесь в какой-то мере тормозят возможную экспансию НАТО на остальную часть Югославии, что предполагалось планом, отвергнутым Милошевичем в Рамбуйе. Сегодня, когда многое тайное становится явным, винить Милошевича может лишь совершенно неосведомленный человек. Ведь год спустя главные игроки с удовольствием сообщают, как здорово они осуществили задуманный сценарий. Так, «Санди телеграф» публикует интервью с пресс-секретарем госдепартамента США Джеймсом Рубином, в котором тот открыто заявляет, что США сделали все, чтобы переговоры в Рамбуйе не увенчались успехом. «Публично мы заявляли, что хотим заключения договора, однако нашей целью было, чтоб сербы отклонили проект договора, а албанцы его подписали», — признал он. А из публикации лондонской «Индепендент» мы узнали детали того плана, обманным путем, как утверждают сербы, предложенного им на подписание взамен согласованного. Оказывается, от югославских представителей требовали разрешить войскам НАТО свободно передвигаться по всей территории страны, размещаться в любой точке Югославии, используя при этом любые технические средства и оборудование. «Фактически это было требование о полной оккупации страны», — делает вывод «Индепендент».
То, что такой оккупации всей страны пока не произошло, сербы, несомненно, могут считать своей горькой, но победой, плодом своей воли к сопротивлению. А с русскими, несмотря на все разочарования последнего времени, они все же связывали некоторые надежды на то, что худшего и не произойдет, — предлагая, в целях недопущения этого, оптимизировать российское присутствие на Балканах. В частности, Белград, как сообщили мне хорошо информированные члены делегации Госдумы, ранней весной 2000 года посетившие Косово, уже не раз предлагал Москве передислоцировать свой контингент из непосредственно Косово в прилегающие к нему районы Сербии. Россия, таким образом, выводила бы свои войска из-под унизительного для них контроля НАТО, получала бы независимую военную базу на Балканах, а Югославия — определенную гарантию от агрессии блока, который вряд ли пойдет на прямое военное соприкосновение с русскими.
Если такая перспектива рассматривается российским руководством, то тогда игра стоила свеч, и ради нее можно было претерпеть год унижений. Но если и дальше будет изображаться «встреча на Эльбе», то тогда, безусловно, войска лучше вывести, ибо сохраненное лицо — это тоже стратегическая ценность. Однако сохранить его мудрено, на второстепенных ролях присутствуя при том, как создается новый тип организации пространства Хартленда, напрямую затрагивающий интересы России.
А политические перемены, совершившиеся осенью 2000 года в самой Сербии, вообще изменили всю картину. Подробный анализ событий белградской «бархатной революции» 2000 года выходит за пределы темы данной книги, но и сегодня уже более чем достаточно данных, подтверждающих ее сущностное сходство с аналогичными «революциями» 1989 года. В частности, по горячему следу событий сенсационные подробности поведал «Шпигель». По его словам, именно «массивная политическая и материальная поддержка из Берлина, как, впрочем, и из других столиц Запада, способствовала тому, что оппозиционные группы и партии превратились в силу, которая сумела вынудить Милошевича к сдаче и возглавить власть» [1015].
Как сообщил журнал, еще 17 декабря 1999 года глава германской дипломатии Йошка Фишер и госсекретарь США Мадлен Олбрайт собрали в одном из помещений отеля «Интерконти» на берлинской Будапестерштрассе наиболее видных представителей югославской оппозиции. Присутствовали, в частности, лидер Демократической партии Зоран Джинджич [1016] и глава Сербского движения обновления Вук Драшкович, автор «Ножа». Последнему, ввиду его непредсказуемости, члены конспиративного собрания отказали в поддержке, а выбор их пал на не слишком известного Воислава Коштуницу.
Вскоре через некое бюро в Будапеште в Югославию было негласно переведено 30 млн долларов, в основном из США, на предвыборное оснащение оппозиции оргтехникой, телефонами и т. д. «Сотни активистов были подготовлены к этой работе за границей», — отмечает «Шпигель».
Кроме того, около 45 млн марок примерно в 40 городов, местную власть в которых представляла оппозиция, было переведено по каналам партнерских связей между городами Югославии и западных стран. В сентябре 1999 года по инициативе координатора уже упоминавшегося Пакта стабильности для Юго-Восточной Европы немца Бодо Хомбаха в венгерском городе Сегеде была устроена встреча с десятками югославских мэров, придерживающихся западной [1017] ориентации.
«Партнерские связи, — подчеркивает «Шпигель», — были на самом деле только трюком, чтобы прикрыть факты того, что Германия, как и другие государства, напрямую поддерживает оппозицию в Югославии». При этом немецкие деньги на сумму почти в 17 млн марок, предоставленных якобы по линии партнерских связей между городами Югославии и Германии [1018], в действительности были взяты из фонда германского МИДа, предназначенного для Пакта стабильности.
Широко, но «очень и очень тайно», как признался Бодо Хомбах, оказывалась поддержка и оппозиционным югославским СМИ. Газеты снабжались бумагой, некоторые небольшие издания получили даже печатную технику, а местные радио- и телестанции — современные передатчики и бесплатный доступ к западным информационным агенствам. Журналисты для инструктажа приглашались на специальные курсы в Германию. И даже плакатики «Лопнул!», наводнившие Белград, печатались на немецкие марки.
Официально помощь СМИ оказывалась через «Немецкую волну», Баварское радио и второй канал немецкого телевидения. Деньги же большей части выделяло Ведомство печати и информации правительства ФРГ в Берлине [1019].
Йошка Фишер, продолжает «Шпигель», оправдывает подобное вмешательство Запада во внутренние дела другого государства тем, что дело «могло кончиться куда большей кровью». Но это, вправе мы сделать вывод, означает открытую замену принципов международного права критериями целесообразности, в свой черед тождественной конкретным политическим интересам узкого круга государств — круга, в который Россия явно не входит и в обозримом будущем не войдет. А потому вопрос о смысле пребывания ее воинского контингента на Балканах обретает новую остроту.
Политические перемены в Белграде, восхождение радикального западника Джинджича, выдача Милошевича Гаагскому трибуналу означают, что к концу ХХ началу ХХI века в Сербии возобладала исторически не самая сильная здесь, в отличие от Хорватии, прозападная ориентация. В огромной мере это стало следствием линии поведения, которой придерживалась Россия на протяжении всех десяти лет развития тяжелейшего балканского кризиса, хотя, разумеется, были причины и внутреннего порядка. В любом случае, та часть сербского общества, которая веровала, что «Бог на небе, а Россия на земле», сегодня деморализована, отодвинута на второй план и, конечно, в значительной мере утратила свои надежды на Россию. И как бы ни было горько сознавать это, в обозримой исторической перспективе последняя уже не сумеет восстановить тот потенциал своего влияния на Балканах, который был создан для нее минувшими поколениями. А потому роль российских военных здесь чем дальше, тем больше будет становиться вспомогательной и унизительной; и даже само их присутствие в такой роли будет работать на дальнейшее падение авторитета России, являясь наглядной иллюстрацией краха второй сверхдержавы мира.
Краха, подчеркиваемого еще и нищетой российского военного быта, столь разительной на фоне обустроенности других контингентов КФОР. И не стоит при этом ссылаться на то, что и Красная армия в 1944–1945 годах не поражала таким комфортом для своих воинов, как армии союзников, — особенно США. Тогда это была армия окруженных всеобщим восхищением победителей, чем все сказано. Сегодня — армия «побежденной страны», к тому же побежденной без боя, и ее бедность воспринимается не как свидетельство высокого жертвенного духа, но как еще одно очевидное, даже для обыденного сознания, доказательство исторического падения России.
Нельзя не учитывать также нового резкого обострения ситуации как в самом Косово, так и на отдельных территориях Сербии, где албанцы составляют примерно до 80 % населения. По данным российской разведки, здесь действует так называемая армия освобождения Прешево, Медвеже, Буяноваца [1020] численностью до 2 тысяч бойцов из бывшей АОК, а также различного сорта добровольцев. Они получают поддержку из Приштины, и уже в январе 2001 года в косовских СМИ прозвучал призыв к мобилизации в АОПМБ. И, независимо от того, как станут развиваться события дальше — будет ли вновь запущен сценарий обострения либо, как то посулили Джинджичу в начале февраля в Вашингтоне, активность боевиков будет приторможена, ясно, что решение будет приниматься без какого бы то ни было участия России. Ее же контингент в любом случае станет обслуживать процесс создания такой конфигурации государств-пробок, которую сочтут наиболее выгодной для себя победители в «холодной войне».
Самым весомым, в долгосрочном плане, итогом военной операции НАТО в Косово как раз и можно считать нащупанный и опробованный Альянсом здесь способ организации таких «пробок», с тем, чтобы не позволить хаосу междоусобиц стать неуправляемым и одновременно обеспечить полную их зависимость от проводящего свою генеральную стратегическую линию Альянса.
Пакт стабильности для стран Юго-Восточной Европы был первым опытом такого рода и, как видим, оказался достаточно эффективным инструментом «корректировки», в нужном направлении, также и внутриполитических процессов в той или иной стране. А потому ему, вполне вероятно, суждено стать прецедентом.
Уже в июне 1999 года Клинтон предложил использовать балканскую «модель умиротворения» в сходных ситуациях в любой точке мира. Заявление живо комментировалось тогда в «горячих точках» на постсоветском пространстве — в Ереване и Баку, Тирасполе и Кишиневе, Сухуми и Тбилиси. И поскольку тогда, как говорится, пушки еще не успели остыть, понималось оно, по большей части, буквально. Однако, сделанное почти год спустя предложение Йошки Фишера создать также и Пакт стабильности для Кавказа вносит необходимые коррективы в это слишком прямолинейное понимание.
А также — связует Балканы, Черное море и Кавказ в ту системную целостность, которую когда-то так хорошо умела учитывать Россия и которую она упорно отказывалась замечать в последнее десятилетие ХХ века. Действия ее армии в Чечне, будучи изъяты из этой целостности, обрели фрагментарный, «неэшелонированный» характер. Но можно ли выиграть битву за Кавказ [1021], проиграв ее на Черном море, на Балканах и в Карпатах? В 2001-й год, а стало быть, в новый век и в новое тысячелетие Россия вступила, так и не найдя внятного ответа на этот вопрос.
Глава V
Чеченский узел
Предуготовление к войне
Уже само имя этой земли отзывается бездонной древностью и бесчисленными священными преданиями, будоражащими воображение. Ряд исследователей полагает, что оно происхождения не локального и восходит к незапамятным временам, когда в разных, географически весьма удаленных друг от друга регионах планеты так именовали священную для той или иной цивилизации гору [1022]. Эзотерические теории даже утверждают, что когда-то, в легендарной Арктиде, так называлась великая Полярная Гора, источник и хранительница всех духовных знаний человечества. Но не будем уходить так далеко в глубины времени, ибо разве для того, чтобы почувствовать, что такое Кавказ, не довольно сказания о прикованном к скале Прометее? Кавказ испытывает силу духа и человека, и народа — таким он вошел в русскую литературу, да и в ткань множества семейных хроник, образующих фундамент любой национальной истории. Разными гранями оборачивался он и в этих хрониках, и в самой этой истории.
Но есть в его пространстве область, одно упоминание которой высекает искры, которая вот уже почти два века служит олицетворением непокоя, буйства, свирепого насилия и отчаянной отваги — олицетворением войны как словно бы постоянного и естественного состояния человеческого бытия. Речь, разумеется, о Чечне; и сегодня, когда я пишу последнюю главу книги, конец этой войны так же далек и неясен, как и тогда, когда я приступала к работе над ней. Более того, он стал более размытым, нежели тогда, когда Российская армия, как нож в масло, вроде бы и не встречая сопротивления, двинулась по надтеречной равнине, а затем, перейдя Терек, — к собственно Ичкерии, всегда и бывшей оплотом непокорства, сопротивления, бунта.