Создается впечатление, что в основе "Теогонии" находится версия восточного варианта о победах молодого поколения богов над старым, о совершенных злодеяниях, хитрости, коварстве и т.п. Родословная богов включает в себя повествование о трижды повторяющихся преступлениях богов-родителей по отношению к их детям и о последующем отмщении. В центре же повествования находится борьба богов второго (титанов) и третьего (олимпийцев) поколений, завершившаяся победой олимпийских богов во главе с Зевсом. Уран прятал родившихся от Геи детей в недрах Земли и "злодейством своим наслаждался" (Теог., 158). За зло, совершенное Ураном, воздает ему Крон (Теог., 170-173), который, однако, сам боится кары, предсказанной ему Ураном (Теог., 208-210). Пожирая собственных детей, он совершает очередное космическое злодейство (Теог., 470-473). Однако Крон - "злой нечестивец" был побежден хитростью и силой "сына родного" и извергнул назад своих детей - братьев и сестер Зевса.
Хотя основная линия родословной богов охватывает рождение трех поколений, в центре повествования находится Зевс. Он освобождает "братьев своих и сестер Уранидов", они же отдают ему "гром вместе с молнией". Результатом этого акта является правление Зевса: "людьми и богами он правит" (Теог., 501-515). Именно здесь, в цент
76
ре повествования о завоевании Зевсом верховной власти над "людьми и богами", помещается эпизод о сыновьях Иапета. Здесь и происходит включение антропогонии в теогонию: появление человека на "исторической арене" - деталь в борьбе Зевса за господство "над людьми и богами". Попытка Прометея обмануть Зевса - одна из форм борьбы титанов против Зевса-отца, в частности, в сфере его господства над людьми. Происходит это в Меконе (Мекона - область в северной части Пелопоннеса), где "боги с людьми препирались".
Прометей, принимая сторону людей, пытается обмануть Зевса. Обман заключается в неравном разделе туши быка, предназначенного для жертвоприношений богам. Зевс видел обман - лучшая часть туши была обернута шкурой и желудком, худшая же (кости) покрыта "ослепительным жиром". Как же поступает Зевс? Один из его первых актов после победы над Кроном следующий: извергнутый Кроном камень, проглоченный им по ошибке вместо Зевса, был поставлен Зевсом в Пифоне - "смертным на диво" (Теог., 497-500) как напоминание о могуществе и силе богов по отношению к смертным. Эти же цели подчинения смертных людей богам, с тем чтобы люди приносили им обильные жертвы, преследует "препирательство" богов и людей в Меконе. Прометей пытался помочь людям избежать подчинения богам, и прежде всего "отцу и бессмертных и смертных" Зевсу.
Зевс изображен в этом эпизоде жестоким, безжалостным богом. Он видит обман и насмехается над Прометеем. В его поведении превалируют эмоции (прежде всего гнев) (Теог., 533, 554, 558, 568). Почему же этот гнев распространяется не только на Прометея (непосредственного виновника обмана), но и на людей? Заключительные строки к эпизоду дают нам ответ: "Не обойдет, не обманет никто многомудрого Зевса!" (Теог., 613). Подчинение людей Зевсу превращается в одну из центральных сцен борьбы Зевса и богов-олимпийцев за "власть и почет". И хотя на алтарях "во славу бессмертным" сжигают с тех пор лишь "белые кости", да и Прометей, в конечном счете, был прощен, автором утверждается мысль о невозможности обмана Зевса и неизбежности его "тяжкого гнева" (Теог., 615).
В этом контексте Гесиод повествует о появлении человека. Боги создают одну половину рода человеческого - женщину. Женщин "губительный род" был создан на несчастье людям. Создание женщины - тоже обман: за "сверкающей внешностью" скрывается "зло вместо блага". Зевс представляет собой жестокое культовое божество, перед которым человек должен находиться в страхе и благоговении. Попытка обмануть Зевса привела к самому большому злу в жизни смертных - созданию женщины. Гесиод описывает родословную богов и лишь коротко останавливается на описании жизни людей
77
после сотворения женщины (Теог., 591-610). "Необходимым дополнением к рождению богов является появление на земле их человеческих почитателей. Версия истории, рассказанной в "Теогонии", объясняет происхождение по крайней мере одного из двух полов, в то время как постоянное присутствие другого и существование богов предполагается, более того, это является центральной мыслью поэмы" [1].
Конечно, идея создания человека (женщины) входит в контекст идей о почитании Зевса как верховного, наиболее могущественного бога. Овладению богатствами и почестями предшествовали "состязанье за власть и почет" и воцарение над богами Зевса, который и раздает им уделы, "какой для кого полагается" (Теог., 881-885). Возникает соблазн отнести "Теогонию" к роду гимнической поэзии, такой же, как вавилонская поэма "Энума Элиш". П. Уолкот пишет: "Теогония", подобно "Энума Элиш", посвящена подвигам царя богов, и она является таким же панегириком власти Зевса, как и поэма "Труды и дни" [2]. Но аналогия "Теогонии" с восточными теогоническими версиями далеко не достаточна. Наблюдаются большие различия между Зевсом и, скажем, Мардуком.
1 WakotP. Op.cit. P. 62.
2 Ibid. P. 37.
В "Теогонии" Гесиода, в отличие от "Энума Элиш", Земля с самого начала - "всеобщий приют безопасный", а Небо - "жилище богов всеблаженных". Мир у Гесиода не сотворен и не может быть сотворенным. Он сам зародился. Вернее, зародились четыре космических основания - Хаос, Земля, Тартар, Эрос. От них зарождается мир - с морем и реками, луной и солнцем, небом и звездами, и т.п. Они же находятся в основании мироздания. Мир как целое в его многообразии - вот точка отсчета в родословной богов. Зевс - "верховный бог", но он не является демиургом. Сотворение мира не есть результат победы богов-олимпийцев. Мардук же при помощи хитрости и силы завоевывает власть верховного божества. После этого, убив Тиамат (прародительницу богов), Мардук разрубает ее тело на две части и со-творяет из них небесный свод и землю. На небе бог создает луну и другие небесные светила, на земле животных и растения.
У Гесиода же боги-прародители не подлежат уничтожению, а превращаются в космические силы (стихии). Это относится не только к Хаосу, но и к Тартару, чье потомство представляет собой персонифицированные космические стихии. Эрос не порождает потомство, поскольку сам выступает динамической силой, лежащей в основе многочисленных порождений. Конечно, наиболее значительное генеалоги
78
ческое древо начато Геей, но, как уже отмечалось, олимпийцы - лишь одна из его ветвей. Многие ее порождения - не что иное, как персонификация столь привычных нам природных и социальных явлений.
Каково же сопряжение мифологического повествования о победе верховного божества Зевса, действительно имеющего восточные аналогии, с космогоническими и космологическими представлениями Гесиода? В основе их, как уже отмечалось, лежит утверждение о несотворенности Земли. Откровенно космогоническими силами выступают Хаос и Эрос. Можно ли их рассматривать как продукт рационалистических построений, отличающих "Теогонию" Гесиода от восточных теогонических мифов? Хаос часто рассматривают как абстрактное космогоническое представление. По мнению О. Гигона, представление о нем более глубокое, чем о Небе и Земле как о начале всего.
Небо и Земля - первые абстракции на пути поиска первоначала. В мифологическом мышлении греков Земля и Небо представлялись иногда как пещера, где плоская земля - дно, полукруглое небо - сводчатый потолок. "Гесиод исходит из картины мировой пещеры. Но он устраняет теперь небо и землю. Начало бесформенно, и чтобы постигнуть начала, нужно отказаться также и от этих двух имеющих форму вещей. Тогда остается лишь пространство между небом и землей. Это и есть Хаос" [1]. Начало представляется Гесиоду чем-то неопределенным и не имеющим никакого образа. Хаос - это абстрактное представление совершенно бесформенного. Еще дальше идет Г. Френкель, рассматривая Хаос как нечто, из чего выделяется Вселенная как сущее, как "источник и граница всех вещей" [2]. В то же время У. Хельшер считает Хаос неубедительным образом в космологии Гесиода. По его мнению, Хаос имеет твердое место в финикийской космогонии. Идея Хаоса, поясняет Хельшер, связана не только с Землей и Небом, но и с Эросом (и даже восходит к образу самооплодотворяющегося божества) [3]. Действительно, в космогонии Гесиода Хаос по сути является предтечей всего мира и богов. Однако эта роль частично переносится на Гею.
1 Gigon О. Der Ursprung dergriechischen Philosophic Basel; Stuttgart, 1968. S. 24.
2 Frankel H. Dichtung und Philosophic des friihen Griechentums. Munchen, 1976. S. 148.
3 См.: Holscher U. Anaximander und die Anfange der Philosophie. Hermes, 1953. Bd 81. H. 34.
79
Хаос чужд Олимпу как духовно, так и пространственно. Потомство его бесформенные и враждебные силы - контрастирует с потомством Геи. Боги ненавидят Хаос, недаром он является местом, где обречены жить титаны. Это, на наш взгляд, указывает на то, что порождения Хаоса интересуют Гесиода лишь как природные стихии, и не сами по себе, а как подчиненные богам-олимпийцам, и прежде всего Зевсу, так сказать, входящие в гармонично и разумно устроенный мир. Перевод Хаоса с языка мифа на язык категориального мышления у Гесиода не произошел: как мы видели, категория arche обладает лишь временным, но не субстанциональным значением. Гораздо в большей степени субстанциональное значение принадлежит Земле. Космологические представления Гесиода, напоминающие восточные мифы своей связью с описанием битв богов, строятся на ином основании - на признании центрального места Земли (на которой живут люди и боги) во Вселенной.
Злобный и страшный Зевс космогонического повествования выступает совершенно другим в качестве верховного правителя. Повторяющийся мотив о преступлении родителя по отношению к детям с утверждением Зевса в качестве "царя и владыки" прерывается. Космогония отчетливо характеризует Зевсов порядок, космическое равновесие, мировую гармонию. Хотя родословной Зевса предшествуют рождение старших титанов, детей Ночи (рожденной Хаосом), детей Геи и Понта и ряд других охарактеризованных выше рождений, повествование соотносит с ними рождение космических сил с первых актов теогонии. Рождаются от Геи и Урана киклопы, и Гесиод сообщает, что они изготовили Зевсу молнию и дали гром (Теог., 141). О дочерях Океана сообщается: "Такой от Кронида им жребий достался" (Теог., 348). Стикс рождает живущих "при Зевсе" Нике, Силу и Мощь (Теог., 385-386) и первым приходит на Олимп, когда Зевс распределяет уделы и почет (Теог., 390-403). О рожденной Гекате сообщается, что такой удел даровал ей Зевс (Теог., 412-413). Сторукие призываются Зевсом на помощь, они же становятся стражами свергнутых титанов. Судьба рожденных до Зевса такова: или прямо говорится об их службе Зевсу, или они уничтожаются им, богами-олимпийцами или героями. Древнейшие богини становятся женами Зевса. Кульминация царствования Зевса - разделение им между богами "уделов и почестей" после победы над титанами (Теог., 343, 412-414, 418, 449, 488).
Интерес к Зевсову порядку говорит о том, что Гесиода интересует не прошлое, а настоящее. Это настоящее есть мир как целое. Гесиод, повествуя о родословной богов, стремится представить все окружающие явления. Когда он не в состоянии это сделать, он специально его оговаривает: сколько же есть на Земле потоков - "шумливых сынов Океана", назвать никому не под силу, название их знает лишь живущий поблизости. Старшая группа титанов персонифицирует природно-человеческий мир, явно конкретизируя присутствие человека в мире.
80
По нашему мнению, у Гесиода не теогония, переходящая в космогонию, служит ключом к настоящему, а настоящее как исходное целое служит созданию космогонии, ориентированной на это настоящее. Ряд теогоний, берущих начало не только от Земли, но и от Хаоса, соединяется в одно целое, и это целое существующий мир. На протяжении всей поэмы подразумевается присутствие человека. Даже последнее препятствие на пути Зевса к победе - чудовище Тифей - расценивается как возможный претендент на власть над богами и людьми. У Гесиода подчиняются Зевсу не боги, а целые области природы, каковыми являются родившиеся от Геи и Урана родоначальники основных сфер окружающего человека внешнего мира, как природного, так и социального (Теог., 133-137; 140). Формула "было, есть и будет" и формула космогонической соразмерности охватывают настоящее как упорядоченное целое. И эта упорядоченность восходит к Зевсу, она знаменует отношение человека к богам не как к объектам религиозного поклонения, а как к персонифицированным природным и социальным силам. В "Теогонии" Гесиода один и тот же мир берется в двух измерениях: мифологическом и космогоническом. Оба измерения содержат и соответствующие изображения Зевса - властного и злобного бога в первом случае и во втором - мудрого миро-устроителя. Человек присутствует в мире и в первом, и во втором измерениях. Гесиод, хотя и говорит о необходимости жертвоприношений богам, провозглашает идею природного и социального порядка, права и справедливости, благозакония. В полной мере понять значение этих идей в мировоззрении Гесиода позволяет анализ второй его поэмы.
"ТРУДЫ И ДНИ"
Поэма вырастает из размышлений Гесиода о своем конфликте с братом Персом, который благодаря неправедному суду "царей-дароядцев" забрал часть наследства Гесиода. Затронутым, однако, оказывается гораздо более широкий круг проблем, глубокому осмыслению которых способствует задевающая Гесиода совершенная лично над ним несправедливость. Интерес Гесиода к миру, к его проблемам отличается такой остротой, а отдельные замечания поэмы "Труды и дни" - таким знанием жизни и психологизмом, что эту поэму иначе и не назовешь, как энциклопедией человеческой жизни с ее простыми радостями, с заботами о семье и детях, с постоянной борьбой за хлеб насущный и справедливость, а самого Гесиода можно было бы считать
81
одним из первых гуманистов, провозгласивших высочайшую идею труда в его созидательной, преобразующей самого человека функции.
Гесиода волнует проблема справедливости среди людей, он не устает повторять, обращаясь к Персу: "Слушайся голоса правды и думать забудь о насилье". Постоянно призывает он его к труду: "Усердно работай", чтобы "голод тебя ненавидел" (Труды, 298-299). Гесиод предлагает также целый календарь сельскохозяйственных работ, который отражает мировоззрение и психологию древнего грека, что позволяет реконструировать духовный контекст древнегреческой литературы и философии. Но наиболее важны даваемые Гесиодом обоснования труда и справедливости. Так как авторство Гесиода установлено, то мы можем развернуть систему используемых им обоснований в концептуальное целое.
Перейдем к рассмотрению одного из центральных понятий поэмы - труда (aergon). Труд, согласно Гесиоду, формирует добродетель (arete). При этом надо помнить, что речь идет не о труде вообще. Такого абстрактного термина у Гесиода нет. Aerga - "труды" (множественное число), т.е. хлопотные труды сельского жителя. Напомним, что полис начинался как сельское поселение, где "хора" (земельная часть) - обязательная часть полиса [1]. Каждодневная работа на пашне, в саду и т.д. - вот о каких трудах идет речь. И когда Гесиод обращается к брату Персу с увещеваниями трудиться, он ведет речь не о значении труда как такового. Речь идет о трудах поселенца полиса (прото-полиса), и не "человека вообще", а хозяина oikos, почти все производящего самостоятельно. Этот труд внутри поселения рядом с другими людьми делает человека добродетельным, приносит ему "добродетель и славу" (arete и kudes). Лучшим среди поселян является тот, кто мирно трудится на своем участке, он достоин уважения и справедливо пользуется им.
1 Античная Греция. Т. 1. Становление и развитие полиса. М, 1983. С. 252.
И все же рассуждения Гесиода обладают большей обобщающей силой. Такой мирно работающий человек участвует в состязании: "сосед соревнует соседу". Гесиод переносит обсуждение вопроса в мифологически-космологический план:
Знай же, что две существуют различных Эриды на свете,
А не одна лишь всего. С одобреньем отнесся б разумный
К первой. Другая достойна упреков. И духом различны:
Эта - свирепые войны и злую вражду вызывает...
Первая раньше второй рождена многосумрачной ночью;
Между корнями земли поместил ее кормчий всевышний,
82
Зевс, в эфире живущий, и более сделал полезной:
Эта способна понудить к труду и ленивого даже...
(Труды, 11-20)
Труд - та общая сфера, где проявляется достоинство человека, - его arete. У Гомера боги неравно распределяют arete: одному посылают они воинские доблести, другому - мудрость в совете, и т.д. Гесиод же обращается ко всем в равной мере. Труд человека рассматривается вместе с его результатами. Подчеркивается и субъективная сторона труда ("не ленись"), и объективная (необходимость обращения к богам). Обе эти стороны берутся как одно целое. Человек относится здесь к земле как к естественному условию своего труда, и так же естественно он осознает себя существом общественным. Человек, живущий в поселении и разделяющий труды своих соседей, должен, по мысли Гесиода, подчиняться законам (в данном случае речь идет об установлениях, которые исходят от басилеев), иначе невозможно обеспечить "жизнь сообща".
Каким путем, однако, aerga (труды) сообщают человеку "добродетель", которая традиционно считалась даром богов? Этот вопрос обширен, и практически весь анализ поэмы "Труды и дни" и должен дать на него ответ. Ведь Гесиод не только воспевает достигаемые самим человеком добродетели, но и сами эти добродетели у него не военные, в отличие от гомеровских, а мирные [1]. Труд очерчивает ту сферу, внутри которой протекает самостоятельная работа человека, где человек сам координирует свои труды и дни. Осмысление последовательности этого выливается у Гесиода в земледельческий календарь. Этот календарь не только содержит перечень природных явлений и соответствующих им работ, а представляет собой также набор "уловок": как определить наиболее благоприятное для тех или иных занятий время, как по тем или иным природным признакам распознать благоволение богов и т.п. И все же боги у Гесиода не отделяют человека от природы, а включают его в природное целое. Порядок в мире поддерживается богами, а такая сфера, как aerga, от которой зависят не только благополучие, но и сама жизнь человека, представляет важнейшую сферу отношений с богами.
Человек действует у Гесиода с богами, несмотря на богов, без богов [2]. И все же в земледельческом труде ничего нельзя добиться без благосклонности богов. Боги и у Гесиода - покровители человека,
83