Татьяна (c легкой усмешкой). А не нужно никаких доказательств...
Максим (подхватывает). Все просто: в белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой...
Замолкает, глядя на Татьяну. Она едва сдерживается, чтобы не заплакать, вытирает ладонью набежавшие слезы, отворачивается, бросает в кусты окурок, уходит на веранду.
Пауза.
Максим рассматривает фотографию.
Максим (негромко, но так, чтобы она слышала). Никогда не делал надгробий...
Когда-то давно, еще в Академии, звали на лето подхалтурить, я даже согласился, но у них что-то там обломилось, вошли, как сейчас говорят, в чужую тему...
Татьяна (смотрит куда-то в пространство). У тебя был эскиз памятника Лермонтову, гипсовый бюстик: одна половина - гусарский поручик в мундире с аксельбантом, а вторая как будто расплавленная: выпуклый, вылезший из орбиты глаз, грудь клочьями, плечо вывернуто...
Максим. Не помню... Наверное, неудачная отливка... Брак.
Татьяна. А я очень хорошо помню. До сих пор...
Максим. Я тебя понял.
Татьяна. А насчет денег...
Максим (перебивает). Рано. Я не знаю ни размеров, ни материала...
Татьяна. Ну тогда, конечно... Но мы заплатим, мы обязательно заплатим! Мы найдем деньги.
Максим. Я не сомневаюсь.
Пауза.
Максим. Можешь забрать фотографию...
Татьяна. Оставь на перилах.
Максим кладет фотографию на перила, уходит.
Татьяна выходит на галерею, садится в кресло, откидывается на спинку.
Откуда-то с соседнего участка доносится песня "Биттлз" "Once there was a way to get back home..." Она слушает.
По ее щекам текут слезы. Она делает над собой видимое усилие, выбирается из кресла, идет на веранду, берет со стола зажигалку, встает на край дивана, поправляет фитиль лампадки, зажигает ее. Спускается на пол, встает на колени перед иконой, бьет поклоны, крупно размашисто крестится, шепчет чуть слышно:
"Господи, помилуй!.. Господи, помилуй!.. Господи, помилуй!..
Прими и упокой душу многострадального раба твоего Константина в царствии Твоем!.." Медленно разгорается пламя лампадки.
На галерею из сада неслышными шагами поднимается Андрей Николаевич. Увидев Татьяну, делает шаг назад, оступается, хватается за перила, те обламываются, и Андрей Николаевич с шумом падает в кусты перед галереей.
Татьяна вздрагивает, оборачивается и, никого не увидев, начинает медленно вставать с колен.
Татьяна (делает несколько осторожных шагов в сторону галереи). Кто здесь?
Андрей Николаевич (выбираясь из кустов). Не бойся, Таня, это я... Хотел проверить, крепко ли они держатся, дернул... В общем, перестарался... (Поднимает фотографию.) Татьяна (быстро идет к нему). Не ушибся?.. не поцарапался?.. голова не кружится?..
Андрей Николаевич (поднимается по ступенькам). Нет-нет, все в порядке. (Передает ей фотографию Кости.) Короткая пауза.
Андрей Николаевич. Похоронили?
Татьяна. Да.
Андрей Николаевич. Где?
Татьяна. В церковной ограде.
Андрей Николаевич. Он был посвящен?.. пострижен?
Татьяна. Нет... Он хотел, но не успел...
Андрей Николаевич. Н-да...
Татьяна. В конце концов какая разница?.. Он очень много сделал для церкви.
Пауза.
Андрей Николаевич проходит на веранду, видит разложенные на столе бумаги, останавливается, бегло просматривает, не трогая руками.
Андрей Николаевич. Я видел много смертей. В Курске при немцах, на фронте, в лагере... Там умирали больше от скверной пищи: острые отравления, прободные язвы... В нашей команде был врач-француз, он заставлял нас каждое утро выпивать по кружке воды - и мы все выжили.
Татьяна (стоя в дверях). Я хочу попросить тебя об одной вещи...
Андрей Николаевич (поворачивается к ней). Я слушаю.
Татьяна. Не давай Антону машину... Хотя бы некоторое время, хорошо?
Андрей Николаевич (настороженно). Почему?
Татьяна (нерешительно). Я боюсь. Эти его поездки в город, всегда внезапные, всегда срочные, эти возвращения под утро... Приезжает, глаза опухшие, мутные, блуждают, руки дрожат, язык еле ворочается...
Андрей Николаевич. Он работает в казино при гостинице...
Татьяна (не обращая внимания на его слова). Эти странные телефонные звонки...
Кстати, что у нас с телефоном?..
Андрей Николаевич. Счет не оплачен за Германию.