Татьяна (глядя на сына). Ты не забыл, ты забылся.
Антон (морщится). Ну, забылся... Какая разница?
Татьяна (с нажимом). Большая, я бы даже сказала: существенная...
Антон. Постараюсь не путать.
Татьяна. Да уж постарайся.
Пауза.
Татьяна. И дай мне слово, что ты никуда не поедешь!..
Антон (сквозь зубы). Из-за такой капли - какая чушь!
Татьяна (тихо, отчетливо). Когда один мой знакомый первый раз сел за руль, выпив перед этим бокал шампанского, - он продал машину... Он был великолепным водителем, гонщиком на авторалли. Но он знал, что стоит один раз переступить эту черту...
Антон. Скажи это Андрею Николаевичу...
Татьяна. Что?
Антон. Ах да, конечно!..
Татьяна. Да, представь себе! Хорошо, что у тебя еще хватает ума, чтобы это понимать!
Антон (смотрит на мать). Что... понимать?
Татьяна (выдерживает его взгляд). Крушинин - достаточно известная личность.
Антон (неопределенно). Ну, если так рассуждать...
Татьяна. Я, кажется, перестаю понимать, о чем мы спорим...
Антон (медленно, подбирая слова). Я бы сказал, но боюсь, что ты...
Татьяна. Что?
Антон. Обидишься...
Татьяна. Да что уж там, говори.
Антон (встает, подходит к застекленной стенке, смотрит в сад). Кроме того, я могу ошибиться...
Татьяна. Если ты ошибешься, я поправлю.
Антон (барабанит пальцами по стеклу). Говорят, можно бесконечно долго смотреть на три вещи: на огонь, на море и на то, как работают другие...
Татьяна. Тонкое замечание.
Антон (медленно, как бы рассуждая сам с собой). Хотелось бы мне знать, как долго можно притворяться, будто ты не замечаешь того, что происходит вокруг?..
Антон проходит в холл, снимает со стенки мачете, делает несколько резких сильных взмахов над бильярдным столом, возвращает мачете на место.
Антон. Контракты... Переговоры... Архивы... Кому все это нужно?
Татьяна молча смотрит на него.
Они встречаются глазами.
Антон (с усмешкой). Можно, разумеется, утешаться всем этим балаганом до бесконечности и при этом играть на бильярде, пить пиво, курить трубку, сидя на балконе и просматривая газеты с жирными шапками на трех европейских языках, уходить с собакой в лес и возвращаться с птичьей или звериной тушкой...
Татьяна. Да как у тебя язык поворачивается говорить такое... такую чушь!.. да ты в этом доме палец о палец... ты... ты мизинца его...
Антон выходит на веранду, морщится, делает примирительные, успокоительные жесты. Хочет пройти мимо матери и выйти на галерею.
Татьяна (встает, останавливает его). Кто научил тебя водить машину? А языки?..
Кто вечерами читал тебе в подлиннике Гофмана, Майн Рида, Жюль Верна?..
Антон (примирительно). Я не об этом, мама... Это все так, я очень благодарен, но это все другое, это было раньше, тогда...
Татьяна. Не понимаю...
Антон. Поверь, мама, мне очень не хотелось говорить все это, но мне кажется, что это понимают все: и ты, и тетя Шура, и прежде всего он сам... Конечно, тяжело признаваться себе в том, что твое время прошло, но что делать, если это действительно так?.. что?
Татьяна (тихо, почти шепотом, в ее голосе слышатся умоляющие нотки). Замолчи!..
Ты ничего не понимаешь, ничего!..
Антон (пожимает плечами). Да уж где нам, дуракам, чай пить...
Татьяна (холодно, в упор глядя на сына). Тебе до него как до звезды небесной, щенок!..
Тихая, напряженная пауза.
Антон (складывает руки на груди, стоит перед матерью, покачиваясь с носков на пятки). Я мог бы поймать тебя на слове...
Татьяна смотрит на него вопросительно, но с невольной опаской.
Антон (неторопливо продолжает). Сказать: от кого, мол, слышу... Или еще что-нибудь в этом роде...
Татьяна. Болтун. Болтун и трус... Все у него психопаты, дебилы... А Андрей в шестнадцать лет на фронт ушел. Подделал документы и ушел...
Антон. Сравнила...
Татьяна. Ты хочешь сказать: времена другие?..