Инспектор поморщился.
- Вам угодно продолжать спектакль? Ну что ж, я вам отвечу: для того, чтобы увлечь на опасный путь мятежей и бунтов незрелые души. - Он снова заглянул в листок. - На путь нелегальной борьбы с государственной властью. Вы сами, уважаемый, вступили на этот путь лет эдак семь назад. Как говорится, из молодых, да ранний...
- Вы, однако, имеете обширную информацию, - заметил Крыленко.
Инспектор не обиделся.
- Все части единого государственного механизма связаны между собой, господин Крыленко. Это естественно, так что ваша ирония бьет мимо цели. Когда между ними нет согласия, государство начинает хромать. А Российская империя, слава богу, прочно стоит на ногах.
"Куда уж прочнее..." - подумал Крыленко.
Ему вспомнились многолюдные митинги в университетских аудиториях, где две, а то и три тысячи студентов с восторгом слушали его зажигательные революционные речи. Вспомнились цехи петербургского Металлического завода на Выборгской стороне, куда рабочие проводили его, двадцатилетнего посланца большевиков, агитатора-пропагандиста, сначала тайнов чужой шапке, нахлобученной по самую переносицу, с чужим пропуском-жестянкой, которую надо было ловко положить на определенное место, - а потом, в октябре пятого года, уже и открыто. И там: на Металлическом, и Александровском вагонном, и на Невском судостроительном, и на Других заводах - всюду ждали его рабочие, которые не всегда знали толком, что и как надо делать, но зато опреде^ ленно знали, сколь ненавистен им этот прогнивший режим.
"Да, прочна империя, ничего не скажешь", - снова подумал Крыленко и, сам того не желая, улыбнулся.
- Позвольте полюбопытствовать, - сухо промолвил инспектор, - чем именно мне удалось рассмешить вас?
Велико было искушение сказать правду этому самодовольному жандарму, нацепившему на себя мундир просветителя. Но надо было сдержаться. Работа в школе была его важным партийным постом. Что верно, то верно: он старался прививать своим ученикам передовые идеи, он готовил их к предстоящим боям против душителей свободы. А в условиях жестокой реакции бывает ли что важнее для революционера, чем раскрывать людям глаза, пробуждать в них ненависть к рабству?
- Вам показалось, господин инспектор. Мне совсем не смешно.
- Вот и я тоже думаю, - согласился инспектор, - что смешного в вашем положении маловато. Если завтра ведомство народного просвещения укажет вам на дверь, какую работу вы найдете? С вашей-то биографией... - Листок из кожаной папки снова оказался в инспекторских руках. - Аресты, аресты, аресты...
Сколько раз, почтеннейший, вы уже побывали за решеткой?
Крыленко решительно отрезал:
- Не считал...
- Напрасно. По моим подсчетам пять или шесть.
Но, может быть, вы насчитаете больше... В батюшку пошли, Василия Абрамыча. Хотите, как и он, скитаться по ссылкам?
- Каждый выбирает свой путь, господин инспектор, - сказал Крыленко.
- Да, вы правы. - Инспектор встал. - Я доложу кому следует... О решении вы будете уведомлены.
ЧЕРЕЗ ГРАНИЦУ
Вечер выдался душным. Даже в июле здесь редко бывает такая жара. Закрыть окно невозможно: комната превратится в парилку. Открыть - на свет настольной лампы слетятся полчища комаров.
Лежа на диване и глядя в мерцающий крупными звездами оконный квадрат, он шепотом, словно боясь вспугнуть тишину, бормотал любимые стихи. Он знал их множество, они всегда были с ним, оттого никогда не страшило его одиночество и никогда не испытывал он тоски или скуки.
За окном послышался шорох. Хрустнула ветка. Потом еще одна.
Крыленко приподнялся на локте.
- Пан Микслай, вы здесь? - донесся прерывистый шепот.
Антек... Это был один из его верных друзей. Помощник!
- Пан Миколай...
- Да, да, я сейчас... - чуть слышно отозвался Крыленко. Мягко ступая по скрипучим половицам, он подошел к окну, спросил, перегнувшись через подоконник: - Что-нибудь случилось?
- Вас ждут...
Это стало привычным. Часто посреди ночи раздавался стук в его окно: граница была в дзух шагах, через нее в обе стороны шли люди.
Одни-"туда", на чужбину, где, недосягаемый для "родных" полицейских, работал большевистский штаб. Там ждали известий о положении дома, там встречали людей, которым з России грозила тюрьма.
Другие - "сюда", в Россию, для связи с подпольем, для того, чтобы передать инструкции, доставить литературу.
- Вас ждут, пан Миколай...
Крыленко перемахнул через подоконник.
- Ты проверил, хвоста кет?
- Проверил, будьте спокойны, - прошептал Антек.
Они прошли чужими дворами на соседнюю улицу.
Затем Антек направился прямо домой, а Крыленко еще немного покружил, до боли напрягая зрение и слух.
Издалека доносилась музыка: в парке военный оркестр наигрывал вальсы. На центральных улицах толчея, а здесь ни души: только черная стена могучих деревьев да немые, словно застывшие во мраке, дома.
Знакомая калитка на Окоповой улице предусмотрительно открыта. Дракон, добродушный пес неизвестной породы, подбежал, виляя хвостом, ткнулся мордой в колени, проводил до крыльца.
В крохотную прихожую выходили две двери. Крыленко потянул на себя ту, что правее, и сразу зажмурился от яркого света.
На диване сидела женщина. Мягкие каштановые волосы, прикрывавшие высокий лоб, придавали округлому нежному лицу черты женственности и очарования.
- Здравствуйте, товарищ Абрам... - Она легко поднялась с дивана, протянула руку, приветливо улыбнулась.
"Абрам" - это была самая распространенная его партийная кличка. Так звали его деда, крестьянина со Смоленщины. Под именем деда он и был известен петербургским рабочим. Под ним же - партийному штабу.
- Здравствуйте, товарищ...
- Инесса... - чуть слышно подсказала гостья.
Это имя было ему известно: лектор партийной школы в Лонжюмо, опытный подпольщик, неутомимый пропагандист Инесса Федоровна Арманд.
- Добро пожаловать, товарищ Инесса, - радостно сказал Крыленко.
Инесса приложила палец к губам.