Варвара Степановна хотела поправить руку, поудобней положить, и увидела выше кисти татуировку, приблизилась глазами, разобрала: «Нет в жизни счастья».
Перевела взгляд на спокойное курносое лицо паренька и усмехнулась: «Этакий пустобрех!»
Вагон утихомирился, заснул в одночасье, будто ни у кого ни забот сроду не было, ни переживаний. Вон за перегородкой мужики захрапели в три голоса — концерт устроили.
«А что, если попросить Варюху себе? — подумала Варвара Степановна.— Скоро на пенсию выйду, будем жить вдвоем с внучкой. Конечно, первое время ребенка от матери отрывать нельзя, пока сосунок, а отлучит от груди... Уж я Варюху Лидке не отдам!..»
Отодвинув занавеску, она посмотрела в окно, но ничего там не увидела — только летят по ночи редкие огоньки. И как хорошо, что ты не на улице среди этих сирот-огоньков, а в тепле среди людей и едешь не куда глаза глядят, а к сыну, к внучке.
— А я к внучке еду,— похвасталась она соседке. — В мою честь назвали Варварой.
Женщина не отозвалась. Может, не расслышала, а может, ничего особенного не увидела в том, что бабка едет к внучке, уложила мальчонку и принялась убаюкивать его, напевая что-то под нос.
Варвара Степановна раскинула матрас, достала из мешочка две простыни и наволочку, пахнущие мылом, постелила себе и легла не раздеваясь.